Под таким броским заголовком вышел номер газеты за 31 августа 1991 года. Открыв его тридцать лет спустя, я подумал, а точны ли мы были тогда, сочиняя главный заголовок? Но перечитав всю газету понял заложенный в нем смысл. Это, конечно же поиск ответов на вопросы: кто и где был вчера? Что говорил и делал? И, конечно, как сделать так, чтобы ничего подобного вчерашнему с нами впредь не происходило?.. Впрочем, начнем мы не с поиска столь важных ответов, а с рассказа о том, как в ночь на 22 августа в редакцию нашей “России” пришел Мстислав Ростропович, прилетевший в Москву, чтобы защищать Белый дом.
Главное соло Ростроповича
Татьяна ВОЛОШИНА
Мстислав Ростропович прилетел в Москву 20 августа, когда Белый дом был готов уже к самому непоправимому. «Это мой дом,-сказал музыкант людям, державшим оборону. -И я пришел умереть за него.» Мстислав Леопольдович не покидал своего «поста» двое суток, и одно только присутствие великого музыканта здесь, его бесстрашие, почти «наплевательство» на «всякие там хунты» помогало людям стоять, как помогала им его музыка.
Ночью 22 августа Ростропович пришел и в нашу редакцию. Юра Иванов, «вооруженная охрана» музыканта, периодически дергал его за рукав: «Идемте, идемте, хватит разгуливать». Но Ростропович не слушался: «Привет, ребята! Чего это вы не спите?» Наверное, это уже легенда. Про то, как Юра Иванов после нескольких бессонных ночей вдруг прикорнул неожиданно на плече Ростроповича. Тот бережно, будто виолончель, держал все это время его автомат. -А когда я проснулся, -рассказывает Юра,-он мне сказал, что если вдруг теперь заснет, то он тоже доверит мне свою виолончель. Трудно расшифровывать кассету с записью нашей беседы. За диким хохотом невозможно разобрать слов. Ростропович в ночи – это феерическое сочетание юмора и тончайшей иронии. Это великая сила духа и… Это история.
–Возвращаюсь я как- то вместе с Александром Твардовским из Парижа. В самолете сели рядом, разговорились «Я Твардовский, писатель А вы кто-журналист?» спрашивает он. Оскорбляет так сразу.
«Нет, -говорю,- музыкант.» Ну дальше беседуем.
«Как ты думаешь,- спрашивает, -много ли честных людей в России?» Я замялся, боюсь не попасть: «Не знаю. Наверное…»
А он, меня не слушая, отвечает: «Честных много. А вот порядочных почти нет».
«Как же так?» – не понял я.
«А так. Ты сейчас рассказал мне антисоветский анекдот. Я пошел и донес. Честно? Честно. Но ведь непорядочно!»
А вот люди, которые здесь, не только честные, но и порядочные. Мы попросили великого музыканта рассказать о его ночной встрече с Б.Ельциным.
-Мы знали друг друга довольно давно,- ответил Ростропович.- Но встретились по-настоящему в первый раз только здесь. Встреча была короткой, потому что я сам ушел. Он посадил меня за стол, а я сказал ему: «Я просто пришел обнять и поцеловать вас. Я охранял вас 23 часа. А теперь я уйду, потому что я знаю, сколько вам надо работать, и над чем вы сейчас работаете». Мы с ним расцеловались и… вот, собственно, все.
-Когда вы приедете в Москву с концертами? -спросили мы.
Моя концертная программа расписана до 1995 года,-ответил Ростропович,-а в Москве я собираюсь выступать осенью 1993 года. Мстислав Леопольдович пригласил нас к себе на концерты.
И написал на визитках: «Прошу пропустить..» -Никогда не раздавал столько автографов на русском языке, как за эти две ночи,-сказал на прощание Ростропович. Но гораздо сильнее, на наш взгляд, другая его фраза: «Я никогда не гордился еще так своей Родиной.»
—
—
—
Из рабочих записей журнала Управления правительственной связи КГБ СССР
19 августа 1991 года 15 часов 14 минут. Команда Беды. Выключить телефонные аппараты, СК, ССК во всех точках у т. Ельцина.
15 часов 29 минут. Телефонные аппараты в Кремле, на Красной Пресне, в квартире, в резиденции, на даче выключены. Доложено т. Беде.
22 часа 02 минуты. Поступил заказ из Вашингтона на связь Буша с Горбачевым. Доложено т. Волкову.
22 часа 17 минут. От т. Волкова: предлагается соединение с исполняющим обязанности т. Янаевым.
22 часа 21 минута. Американская сторона от разговора с Янаевым отказалась. Нужен только Горбачев. Доложено т. Волкову.
20 августа 1991 года. От Нилова Б.А. («Форос»)
1.В работе только один СК (один телефонный канал спецкоммутатора) в административно-служебном корпусе у т.Глущенко
2. Работает внутренняя АТС без выхода в город.
3. Работает Центральное телевидение (выключалось 18, 19.08).
4. Выключена спутниковая станция.
5. Станция в Бельбеке находится в ждущем отказалась.
20 августа 1991 года
13 часов 42 минуты. Поступил заказ из Вашингтона по каналу на связь Буша с т. Ельциным…
Доложено т. Волкову.
14 часов 07 минут. От т. Волкова: соединение не производить.
14 часов 17 минут. Вашингтону повторно объяснено, что разыскиваем телефонный aппарат Ельцина и его самого.
16 часов 55 минут. Повторный заказ из Вашингтона на т. Ельцина. Доложено т. Волкову.
13 часов 44 минуты. От МПТС-1 т. Салеховой.
Г-н Миттеран из Парижа хотел бы переговорить с т. Горбачевым. Доложено т. Волкову.
14 часов 07 минут. От т. Волкова: предложить соединить с Янаевым. Передано т. Салеховой.
14 часов 40 минут. От т. Салеховой. Миттеран сам вышел на телефонистку АМТС и поинтересовался, есть ли у нее какие-либо сведения о Горбачеве. Получив отрицательный ответ, отбился. Доложено т. Волкову.
18 августа 1991 года 17 часов 55 минут. По команде товарища Беды (передал Подгорнов) каналы связи на Ялту и Форос из Киева, Симферополя и Севастополя перевести на ручное обслуживание.
20 часов 00 минут. Все каналы связи переведены на ручное обслуживание.
(Материал предоставлен КГБ СССР внеочередному Съезду народных депутатов СССР)
—
—
Гидаспов: «Вы мне орден должны дать»
Лариса Усова
19 августа в столовой Смольного подавали котлеты под названием «Праздничные». Праздник, увы, не состоялся: посетители роскошного «смольнинского» буфета лишились не только привилегированных обедов, но и кабинетов. 23 августа начальник Ленинградского ГУВД Крамарев приказал опечатать архив Смольного, здание, которое покинули представители КПСС, взято под охрану.
Разыскать секретаря обкома Бориса Гидаспова не представило труда-набираю его домашний телефон и слышу любезный голос Бориса Вениаминовича:
-Законны ли действия против нас? Абсолютно нет,- отвечает он на мой вопрос. Совесть у людей есть? Извините за подробность, девушки там колготки оставили, косметику в тумбочках. Или вот теперь бомбу кто-нибудь в Смольный подложит, а потом все на обком свалят. Я уже написал открытое письмо прокурору Ленинграда Веревкину с требованием восстановить законность и справедливость (эту депешу своего бывшего идеологического руководителя ЛенТАСС впервые положил под сукно-Л.У.). Мы им не мальчики мы- будем протестовать, обращаться в суд и арбитраж, заставим работать прокурора… Ни на секунду не сомневаюсь что временная приостановка работы партии не будет длительной.
-Вы вошли в комиссию по чрезвычайному положению, выполнив распоряжение ГКЧП, то есть по сути поддержали военный переворот. У Вас нет чувства вины, раскаяния за то, что оказались заодно с заговорщиками?
-Кончайте вы этот разговор пользу бедных. У меня есть город, который надо кормить. Вы вот в булочную ходите, а если хлеба не будет, что скажете -власть виновата! Вот я и старался наладить хозяйство. Нy а то, что мы вместе с Собчаком добились того, чтобы войска не были введены в город- не победа? Вы мне еще орден Должны за это дать…
Когда человеку уже нечего терять, он перестает притворяться. В. этом разговоре Борис Вениаминович предстал в своем истинном свете. Однако Гидаспов, в отличие от своего аппарата, оказался в наилучшем положении: он как- никак еще народный депутат СССР, а это и должность, и зарплата. Также ему и другим товарищам из Смольного гуманные городские власти намерены выплатить прожиточный минимум за август – размере пособия по безработице.
Прошло уже больше недели…
Еще какое-то время мы будем вести свое жизнеисчисление от 19 августа. Еще какое-то время нам позволено говорить возвышенно. И я хочу успеть сказать, что только сейчас до конца поняла вас, ветераны последней Отечественной: самые трудные и жестокие годы войны вы называли лучшими в своей жизни. И нам судьба неожиданно подбросила упоение боя и недолгий восторг победы.
Когда-нибудь у нашей «России» будет больше одной комнаты на всех, замечательная полиграфическая база и солидный тираж. Но никогда она не будет так близка к читателям, как в те три дня и ночи, когда ее экстренные выпуски выносили прямо к защитникам Белого дома: хотя дай Бог, чтобы такое не вернулось.
Было всегда немного жаль ветеранов, которые рассказывали вежливой аудитории, как брал когда-то «высоту». Такое рассказать нельзя. Нет таких слов. Можно только пережить. Ребята из редакции, наверное, не будут рассказывать, что чувствовали они, когда нас, женщин, вечером 20-го попросили покинуть здание, а им выдали противогазы.
Что слава? Особенно после. У нас все было вовремя.
«Россия»- вот уж не гадали-была самая оперативная. Сюда звонили, чтобы узнать последние сводки. У нас выстраивалась очереди представителей западных телекомпаний: еще бы единственная газета, которая выходила внутри Белого дома. И как бы ни было тяжело, это были наши лучшие «звездные» часы.
Мы решили не таить обид на наше родное Российское телевидение, которое не приглашало нас на прямые эфиры до переворота, не пригласило и после, когда на встрече с Александром Яковлевым представители газет попутно давали телезрителям обзор своей трехдневной деятельности недельной деятельности. Мы не в претензии, что о нас и не вспомнили коллеги из тоже запрещенных газет, которым мы круглые сутки по телефаксу передавали все пятьдесят экстренных выпусков «России». Мы не претендуем на то, что именно наши листовки поддерживали боевой дух защитников Белого дома и именно наш корреспондент первым задал преступной хунте каверзный вопрос. И вообще мы решили слово «герой» с местоимением первого лица не употреблять.
Провал переворота совпал с подписной кампанией. События дали газетам «хлеб», но обострили и конкуренцию. Теперь едва ли не все газеты левые. Уже раздаются голоса, чтобы вернули умеренно оппозиционную правую печать. Хотя бы для поддержания полемики. Так или иначе победа на баррикадах не принесет газетам легкой жизни. «России» тоже. Но подписную кампанию мы будем вести по законам мирного времени и снисхождения в связи с «боевыми» заслугами» не просим.
Ирина РАЗГОНОВА
—
—
—-
Переворот закончился. Забудьте.
Юрий Белявский
Сейчас, когда я пишу эти строки, меня более всего интересует дальнейшая судьба нашей «непобедимой и легендарной», осыпанной нынче миллионом благодарностей за то, что она не раздавила гусеницами своих танков тысячи и тысячи собственных сограждан.
Да, в этот раз армия здорово подвела практических исполнителей и идейных вдохновителей неудавшейся комреставрации, фактически просаботировав исполнение уже отданного ей приказа. А ведь именно к ней, как к последней надежде, уже давно исступленно взывали все эти псевдонародные витии в парламентах, «истинно русские» писатели со страниц правоверных газет, «круги патриотически настроенной общественности» на своих истерических сходках. Взвинчивая, подгоняя, провоцируя, они достаточно точно знали, к кому в данной ситуации следует взывать. Неужто ошиблись в выборе адресата? Думаю, что нет.
Пожалуй, нет сегодня в нашей стране более или менее организованной социальной общности, до такой степени ущемленной всеми событиями предшествующих шести перестроечных лет, чем Советская Армия. Политика экономического развала и порожденная ею инфляция привели значительную часть офицерского состава, лишенного даже теоретической возможности иметь приработок на стороне, на грань нищеты. Резко сократившееся жилищное строительство оставило офицерство, и раньше-то ютившееся по съемным углам в глухих гарнизонах, буквально без крыши над головой. И наконец гласность, хоть и урезанная, но все-таки позволившая народу узнать правду о многих тайных «дурных» болезнях армейского организма, развеяла последние остатки романтического ореола, исконно окружавшего военный мундир в глазах российского общества.
Разве всего этого недостаточно для того, чтобы сотни тысяч молодых, здоровых и честолюбивых мужчин, одетых в мундиры с погонами, испытали чувство тяжелой обиды, требующей выхода и ответа? Это по поводу офицерства. У генералитета были свои поводы для негодования. Постоянные разговоры о необходимости сокращения и профессионализации армии подвергали сомнению само его существование в прежнем качестве. Сравнительно небольшой профессиональной армии просто не понадобится такое количество и такое качество людей в штанах с широкими лампасами. Вывод наших оккупационных войск из бывших соцстран заставил многих из высших военных чинов лишиться мягких перин и добрых харчей, а вместо этого заставил вновь познакомиться с сомнительными прелестями жизни на полуголодной и неустроенной родимой стороне. (Думаю, что глухой генеральский ропот по поводу потери стратегических позиций в Европе, во многом вызван потерей комфортабельных квартир и высококалорийного питания в благоустроенных и уютных восточноевропейских странах). Недавняя робкая и неудавшаяся попытка замахнуться на привилегии армейской элиты давала основания предположить, что неотобранное сегодня вполне могут отобрать завтра.
Вполне реальный призрак департизации, оставлявший без работы целую армию в армии – профессиональных политработников, последних тоже никак не вдохновлял. Ну и наконец длительная, хотя и безрезультатная трескотня в связи с конверсией ВПК, с которым генералитет связан намертво, оптимизма во взглядах на собственную карьерную будущность не порождала. В общем, к моменту начала государственного переворота армия пребывала, мягко говоря, в состоянии серьезного раздражения. И все-таки, несмотря ни на что, путч она, по существу, не поддержала.
Так в чем же дело? Неужели у генералов и их подчиненных недостаточно профессиональных знаний для выполнения небольшой и вполне элементарной операции по штурму отдельно стоящего здания в центре города? Помилуй Бог, Прагу в 68-ом заняли с ходу, кабульский дворец Амина вскрыли, как консервную банку, а тут так сплоховали. Да нет, конечно. Судя по появляющимся сейчас сведениям, и спланирована военная операция была вполне грамотно, да и сил, чтобы закончить eе минут за тридцать-сорок, вполне хватило бы. Военные просто не стали ее проводить.
Почему? Потому что русские не захотели стрелять в русских? Увы, но богатейшая наша история дает массу противоположных примеров. Нет-нет, я вовсе не собираюсь умалять высокий героизм трех мальчиков, ценой собственных жизней остановивших бронетанковую колонну. Я восхищен душевным порывом десятков тысяч безоружных людей, ставших на пути броневого потока. Не вызывает у меня сомнений и огромный авторитет Бориса Ельцина, превратившегося за эти три дня в символ несгибаемого российского мужества. Да и наличия благородства в солдатских и офицерских сердцах, а здравого смысла в генеральских головах отрицать не приходится. Слава Богу, есть тому доказательства.
Но только ли в этом причина того, что военные действия с самого начала велись как бы нехотя и спустя рукава? Вялотекущая операция никогда не становится успешной, и военные знают это лучше, чем кто- либо другой. Думаю, что главным фактором стал синдром «брошенной армии и брошенного генерала». Переворот этот изначально военным не был. Унылая восьмерка политических заговорщиков состояла из людей, уже столько раз втравливавших армию в кровавую чехарду своих идиотских авантюр, а потом сваливавших на нее же ответственность и ненависть народа, что на этот раз армия им просто не поверила. И уж, конечно, не личная преданность военных форосскому узнику породила их медлительность и нерешительность. Да, всем нам очень крепко повезло, что среди восьми этих кислых физиономий не оказалось ни одной, которая хотя бы с виду внушала доверие.
Итак, путч закончился провалом, но все причины, которые позволяли его практическим исполнителям и духовным инспираторам рассчитывать на поддержку армии, остаются. Более того, сейчас, когда Союз близок к окончательному развалу, республики, обретшие долгожданную независимость, станут предпринимать все возможное, чтобы растащить Вооруженные Силы по своим суверенным казармам, недовольство и раздражение военных будут усиливаться с каждым днем.
Думаю, что первым и самым неотложным договором между республиками, возможно, даже опережающим экономические и политические договоренности, должен стать договор военный. Абсолютно четкий и расставляющий точки над всеми буквами, как и положено в тех случаях, когда речь идет о военных делах. Уверен, что проведение военной реформы следует начинать не в ближайшие дни, а в ближайшие часы. Армия должна стать сугубо профессиональной и небольшой. Ровно такой, которую страна будет в состоянии прокормить. Причем прокормить хорошо и достойно. Не унижая ее нищетой и отсутствием крыши над головой.
Надеюсь, что расхожая формулировка: «Народ, не желающий кормить свою армию, вынужден будет кормить чужую» сегодня неактуальна. Но то, что народ, не способный достойно содержать свои Вооруженные Силы, однажды может оказаться под гусеницами их танков, у меня лично сомнений не вызывает. В эти три августовских дня мы пережили переворот неудачный. Не дай Бог, нам дожить до более успешного.
«Россия» №34 от 31 августа 1991 года
Люди с серыми лицами
Дожили! В нашем политическом словаре появились понятия «государственный переворот», «путч», а за решеткой сидят свои, не привозные, не киношные путчисты, заговорщики. Размышлять об этом приходится, как о жгучей рeальности. К тому же много уже было сказано на эту тему, трудно даже несказанное найти. Впрочем, выход в том, чтобы поспорить.
Борис КУДАШКИН
Хочу не согласиться с мэром Москвы Г.Поповым, который заявил в своем выступлении, что путч был подготовлен основательно. Российское «тяп-ляп отмечает, на мой взгляд, и это зловещее «изделие» «лучших. людей» КПСС. Если бы не было этого «тяп-ляп», во-первых, спасители Отечества» не стали бы обращаться к тому, что всегда вело как минимум к конфузам, а чаще всего к браку в. работе-не приурочили бы путч19-го к знаменательной дате, 20 августа- подписанию Союзного договора. Вновь порочный административно-командный принцип помешал достижению успеха- теперь уже в кровавом деле Шаблонный и бесплодный рычаг Системы на сей раз спас демократию.
Путч был подготовлен, слава богу скверно, потому что его организаторы в последний момент не посмотрели на себя непредвзято. Если бы они сделали это, то увидели бы мятые, жеваные, серые лица советских номенклатурных размеров, которые способны лишь на возбуждение общественной энергии- немедленно бежать на площадь перед Белым Домом, грудью встать против танков и БТРов- не дать вновь воцарится людям с такими лицами.
Это не мелочь, если ее заметил острый кинематографический взгляд Элема Климова: серые жеваные костюмы, серые лица – на очень короткое время. уверен, что это (перевод:- эти антилюди могут привести к мировой трагедии. Их не примут ни рабочие, ни крестьяне, ни интеллигенция. (НГ, 24 августа). Помню, лет девять назад в первые месяцы после смерти Брежнева моя собеседница, радостная, показала мне портрет одного из новых политиков и воскликнула: «Смотри! У него глаза другие! Не такие, как y окружения усопшего». Постепенно мы научились по облику, походке, манере говорить различать прежних и новых.
И вoт пресс-конференция «спасителей» из ГКЧП… Звонит по телефону коллега: «Слушай, да это же ТЕ!».. Вразбивку так не воспринимались, а вместе воспринимаются. И врут также грубо, не заботясь о правдоподобии: «Президент болен…» (Этот-то полнощекий эдоровячок?) -Мы с моим другом Михаилом Сергеевичем еще поработаем вместе». Что, сам ему сказал об этом?
Толпы людей: москвичей, иногородних, представителей других республик, которых объединили баррикады, уличные заслоны. Хунта посулила им кусок повкуснее из каких-то только ей, видимо, ведомых запасников (припрятанного?) продовольствия. Решила: наголодались люди, теперь глотку свободы предпочтут кусок мяса. Нет, предпочли глоток свободы. И ради этого яростно бросались под танки и БТРы.
Хунта- члены КПСС руководящего калибра не нашли повода для того, чтобы ужаснуться тем пустым декларативным оборотам своих первых документов, которые навязли в зубах в период брежневщины: «Ответственность: за судьбу Родины», «преисполнены решимости принять самые серьезные меры», «нашей великой Родины», «чтобы затем решительно двинуться вперед», «нынешнее и грядущее поколения граждан нашей великой державы», «осознать свой долг перед Родиной» и т.п.
В сравнении с «мировыми стандартами» путч получился сравнительно мягким. Но вовсе не потому, что его руководящая «восьмерка» оказалась жалостливее, чем сама думала о себе. Ее намерения и «гуманизм» характеризует оригинальный «средневековый» заказ изготовить 250 тысяч aрестантских наручников- об этом широко сообщалось в печати. Путч получился сравнительно мягким оттого, что перестройка шесть лет внушала тем, кому не положено было рассуждать- воинам, милиционерам: надо думать, слепое исполнительство-беда.
Многое указывает на то, что путч- тайное дитя верхушки КПСС. Мало сказать, что вся его руководящая «восьмерка» высокопоставленные члены КПСС. ГЯнаев и О.Бакланов недавние секретари ЦК КПСС, почти все остальные- члены ЦК. На Форосе, образно говоря, выкручивали руки секретари ЦК «Генеральному Президенту» секретарь ЦК КПСС О.Шенин, сановник партаппарата В.Болдин. Через путч наконец стали особенно ясно просматриваться лицо и сущность этой организации, теперь уже разгаданной. Верно говорил в своем выступлении на нынешней сессии Верховного Совета СССР Президент Кыргызстана А. Акаев (да и другие до него): КПСС- это не общественное движение и не партия. Это надгосударственная организация типа Ордена, которая помогала узкой олигархической группе властителей и первых по праву силы и корпоративной приверженности их приспешников властвовать, эксплуатируя оформленные основоположниками марксизма под идеалы вековые народные чаяния о лучшей доле. Они долго оставались идейно-политическим капиталом.
Но сколько же можно! Не кормящий, схематический социализм дал суррогат равенства, равенства в нищете и прозябании. Потому что путь в достаток идет через предпринимательство, востребованность талантов. Это люди поняли, и даже неудачи перестройки не заставили их последовать путчистской подсказке: назад, к спасительной казарме. Оскудение КПСС проявилось в том, что даже на роль «спасителей» она не сумела выдвинуть никого, кроме деятелей со знаком «минус». Понадобилось вступить в соперничество за президентское кресло в России- у КПСС и РКП не нашлось никого лучше отбракованного экс- предсовмина Николая Рыжкова. Попытка КПСС силового pешения в споре с оппонентами была вероятна. Но теплилась надежда: одумаются на Старой площади. И путч произошел.
Можно и нужно, на мой взгляд, говорить о большевизме как недуге, как чем-то таком, что вторглось в физиологию советских коммунистов. И теперь правильный образ действий заключается в следовании рецепту великого русского писателя А.П.Чехова, который призывал по капле выдавливать из себя раба. Теперь честным советским людям надо по капле выдавливать из себя большевика. О том, насколько это трудный и мучительный процесс, свидетельствует пример Президента СССР Михаила Горбачева. Еще и после освобождения из форосского плена убежденный сторонник обновления КПСС, уверенный в том, что в усовершенствованном виде она еще способна послужить на благо людям, он на встрече с депутатами российского парламента буквально держал за руку Б.Ельцина, который подписывал Указ о приостановлении деятельности компартии Российской Федерации, заклинал: не де- лайте поспешных шагов. А уже на второй день после этого через печать вывел собственной рукой: «В этой обстановке ЦК КПСС должен принять трудное, но честное решение о самороспуске… Не считаю для себя возможным дальнейшее выполнение функций Генерального секретаря ЦК КПСС и слагаю соответствующие полномочия». Прибыв из краткого заточения на Форосе, Горбачев- жертва своих кадровых ошибок -тут же совершил новые: приставил к руководству МВД и Министерством обороны СССР бывшего партаппаратчика КПСС В.Трушина и сторонника ГКЧП генерала М.Моисеева. Почему? Потому, очевидно, что продолжал срабатывать условный рефлекс партфункционера КПСС, десятилетиями обращавшегося за «надежными, проверенными» кадрами к партноменклатуре.
Через призму путча стали предельно ясны на практике все те изъяны и пороки строя, о которых говорили, писали диссиденты. Прежде всего качество «человеческого материала» страны так называемого «реального социализма». Да, до 50 и больше тысяч москвичей вышли, чтобы защитить Белый дом. Отвага и смелость их гласно получили оценку и признание. Но ведь это капля на девятимиллионный город..
Выходит, миллионам взрослых людей было безразлично, чем там окончится танковая атака на российский парламент? Коммунистическая партия неплохо постаралась в своем стремлении сформировать послушный указаниям свыше, покорный народ, если только 50 тысяч москвичей вместо хотя бы двух миллионов кинулись защищать законность и демократию. Если в верхнем эшелоне власти сосредоточивалась в основном людская «малоценка», пекущаяся о теплом месте, флюгерообразная.
Не наводят ли на размышление в этой связи две публикации в «Известиях»? Одна-за 23 августа. В ней приводится стенограмма заседания Кабинета министров В.Павлова накануне создания ГКЧП, из которого видно, что почти все (за исключением двух) министры сказали «да» хунте. Другая -за 24 августа, и в ней почти все министры доказывают, что не поддерживали ГКЧП. Еще бы: уплывают кресла!
Впрочем, не таков ли и Президент СССР, воспитанник КПСС М. Горбачев? Подвергавший Ельцина жесткому политическому прессингу во времена своего властного возвышения над ним, он сегодня готов подписать все Указы российского Президента, а также свой Указ о присвоении Ельцину звания Героя Советского Союза. Наше общество хлебом не корми- дай только вволю поанализировать итоги чего-нибудь, будь то Съезд народных депутатов или государственный переворот. Этим, судя по тому, что вы читаете сейчас, болеем и мы- еженедельник «Россия». Так или иначе, на сегодня всеми газетами наанализировано столько, впору подумать, будто путч- благо. Тем не менее я бы из этого аналитического потока выхватил и выделил еще одну проблему, обнаженную янаевской чрезвычайщиной: проблему «шпаны».
Мудрый А.Н.Яковлев, выдавливавший по капле, но так и не выдавивший из себя до конца партократа КПСС, очень метко предостерегал и вызволенного из плена Президента СССР, и мужественное российское руководство во главе с Ельциным против «шпаны», которая облепит «штурвальную рубку» и докажет свою «преданность» и «благонадежность», но более того, свои «революционные заслуги» в отражении танковой атаки на Белый дом. Кого только сегодня не помечает та или иная степень такого приспособленчества! Это и некоторые российские депутаты, которые, оказывается, на местах в тот же час хунту публично назвали хунтой! Это и активный, еще не старый и, может быть, поэтому не ясный Председатель Совета Союза Верховного Совета ССР Иван Лаптев. В своих ответах корреспонденту «Известий» он из неблагоприятной цифири и фактуры с изумительным aпnаратным мастерством выплавляет свой бесспорный «антипутчизм».
За две, ночи реально рисковавшие защитники Белого дома переломили гибельную ситуацию в свою пользу и только тогда, на третий день (цитирую): «Мы вдвоем с Нишановым отправились на Центральное телевидение и записали текст принятого постановления. Напомню главное в этом документе: все решения ГКЧП и Янаева признавались недействительными с момента их издания». Героизм Лаптева с Нишановым, как следует из нескольких строк выше, заключался в том, что Лукьянов им дозволил провести лишь закрытое СОВЕЩАНИЕ (выделено Лаптевым), а руководимый ими Президиум нарушил установку, провел заседание. И наконец высказался не по-лукьяновски, Не напоминает ли это гоголевское о Бобчинском и Добчинском: «Э-э-э-э», сказали мы с Петром Ивановичем?
Не о том ли свидетельствует запоздалое мельтешение в прессе и на телевидении председателя и членов Комитета конституционного надзора СССР, как-де они «бросали вызов» янаевской хунте. «Известия», «Комсомолка» печатают «пояснения» членов этого комитета, как они, в сущности, лишь не говорили «да хунте, но предпочли ясному и мужественному «антиконституционный переворот» такого рода витиеватую «дерзость»: «Члены Комитета конституционного надзора СССР считают своим долгом заявить, что подобные меры могут быть юридически оправданы (все- таки могут быть оправданы! Б.К) лишь при условии строжайшего соблюдения требований Конституции других законов СССР.» Была литправка? А где немедленный протест против этого?
Дистанцируются теперь от хунты даже Всесоюзный совет ветеранов войны, труда и Вооруженных Сил, Советский комитет ветеранов войны, рукоплескавшие ГКЧП.
Говорят: не было бы счастья, да несчастье помогло. Все мы увидели, как поражение путча словно освободило пространство, прежде занимаемое силами прошлого, и на этом пространстве инициативное российское руководство сумело воплотить в практику все то, что безуспешно пыталось реализовать «мирным» путем. Значителен перечень свершенного. Видимо, все это громадье стоило победного митинга у балкона Белого дома и праздничного салюта вечером 23 августа. Но, думается, напрасно не придается значения по крайней мере двум благоразумным советам, прозвучавшим после провала государственного переворота. Первый не следует предаваться затяжной эйфории. Режим складывался, рос и матерел семь с лишним десятилетий, угнездился в сознании не только его функционеров, но и люмпенизированного «хомо- советикус».
Каким ожесточенным и фанатичным воинством видятся сотни тысяч оставшихся за опечатанными дверьми зданий горкомов и райкомов партaппаратчиков и прочей жрущей бесталанной аппаратной тли, не располагающей товаром собственного интеллекта для благополучной жизни в обществе свободного предпринимательства! Каким резервом им видится растленная тоталитаризмом масса живущей мелким воровством у государства оголи из торговли, общепита, челяди «хитрых» зазаборных номенклатурных дач и т.п.
Второй благоразумный совет -умерить азарт возмездия, пыл стихийных «корректоров» Истории? Присоединяемся в этой связи к Позиции советника российского Президента С. Станкевича: «В этом то и смысл нашего возрождения, что все должно опираться на здравый смысл, высокую нравственность и – безусловно закон».
…Сегодня все мы, россияне, находимся как бы на одном из «пиков» горной системы Истории. Рушатся тоталитаризм, империя, насильственно насажденные Идолы. На новом витке осуществляется возврат к пути развития, исключающим насилие над естеством, в лоно цивилизованных государств. Жаль только, что все это мы ясно увидели не при свете праздничного фейерверка первых побед истинной перестройки, а в свете танковых прожекторов и пунктиров трассирующих пуль путчистов.
Полковник запаса Николай ПРОСЕЛКОВ: “Нет ничего опаснее тупых исполнителей”
Военная форма полковника запаса Николая Проселкова на четвертый день после начала путча еще была в пятнах крови, а руки хранили следы самозатягивающихся американских наручников.
Он был арестован 19 августа и освобожден накануне нашей встречи. Причина- «народный полковник» является председателем радикального демократического движения «Свобода», активным деятелем Демократической партии.
– За мной пришли в 10.20, – рассказал полковник. Сослались на проверку паспортного режима. На отказ открыть дверь стали ее ломать, В квартиру вломились четыре сотрудника КГБ. Самый «храбрый» из них пытался угрожать пистолетом, который еле держал в трясущихся руках. Я давно готовился к такому повороту событий, но не собирался покорно сдаваться, как приучили народ в 37-м году. Был полностью уверен в своей правоте и встретил преступников с топором. Хотя народ был и трусливый, но в конце концов надели наручники и отвезли в расположение бригады ВДВ близ Москвы, на Медвежьих озерах, которой командует полковник Сергей Усачев.
-И какими же оказались диктаторские застенки?
-Условия были довольно сносными, но беспокоила изоляция от внешнего мира. Вначале давали только смотреть телевизор. Но на второй день дали радиоприемник, и тогда многое стало яснее.
-Как к вам отнеслись военные?
– О прибытии в расположение части полковника в наручниках на следующий день знали все-от командира до солдата. И мы ощущали искреннее сочувствие. Все, с кем удалось поговорить, кроме замполита заверили, что ни в коем случае не будут стрелять в народ, выполнять преступные приказы, пусть даже придется нарушить Устав.
-Освободиться вам удалось довольно скоро…
-Решающую роль в этом, естественно, сыграло развитие событий на воле. Да и сами многочисленные стражи все больше убеждались в бессмысленности своих обязанностей. Энтузиастов грязных дел остается все меньше. Даже непродолжительное пребывание под арестом еще раз убедило меня: нет ничего опаснее воспитанных системой тупых исполнителей, способных бездумно выстрелить в народ, нажать на пусковую кнопку… Такие исполнители не должны оставаться на своих местах. Это сегодня невозможно, поскольку каждый становится либо гражданином, либо преступником.
Когда готовился этот материал, нам позвонила жена майора Александра Луганского из Одессы. Перед путчем майор поместил честную заметку в местной газете «Знамя коммунизма». И 21 августа получил за это пять суток apеста. По приказу усердного командующего Одесским военным округом. А семья офицера, проявившего элементарную порядочность, осталась без средств к существованию.
Подготовил Александр Мельников
—
«Не надо открывать «охоту на ведьм».
Ирина Разгонова
Сто против одного можно было предсказать, что Президент скажет эти слова сразу же в быстром интервью у трапа самолета, вызволившего его из Фороса. Думаю, у очень многих тогда вырвался вздох облегчения. И это были не рядовые коммунисты. Им еще на пике путча сказали с трибуны митинга: рядовой за генерала не отвечает.
Вздох облегчения пронесся, я полагаю, над Арбатской, Лубянской и Старой площадями. Трудно сказать, что вложил тогда в свои слова Горбачев, но метафоричность образа давала возможность различных трактовок, в том числе и такой: за вычетом откровенных заговорщиков это останется внутренним делом руководства. Те, кто хотел услышать это так, услышали так. Иначе, наверное, Моисеев не принял бы с такой готовностью здесь же, на аэродроме, маршальский жезл, выпавший из язовской руки. Не сияли бы так за плечом Президента Александр Бессмертных и Юрий Голик.
Через сутки выяснилось, что охранную грамоту «ведьмы» может получить далеко не каждый, и «охота» все же началась. Опечатана Старая площадь, ждет перемен Лубянка, состоялись громкие отставки. Горбачев вынес сор из избы, которую, по всей видимости, уже не хочет считать своей. Я лично тоже против «охоты за ведьмами», но давайте договоримся о терминах: кого считать «ведьмой» и что называть «охотой»? Светлое чувство победы демократии мне омрачает человек с мандатом, опечатывающий все подозрительные помещения, сверх отмеченных особыми указами. Мне неловко выслушивать по редакционному телефону сводки поведения состава областей и сельсоветов в период с 19 по 21 августа. Мне до слез жаль разбитого гранитного постамента, Феликса Эдмундовича. Это как раз тот случай, когда мир насилья нужно было разрушить, пощадив основание.
Правда, я не присоединяюсь и к тем, кто рассматривает смещение Дзержинского с одноименной площади исключительно как акт вандализма. Французы, помнится, в знак победы над тиранией растащили по камешку Бастилию. А по трезвому размышлению, это до сих пор мor бы быть неплохой туристический объект. Памятники бывшим вождям, конечно, историческая память. Но я бы предпочла, чтобы таким воспоминаниям можно было предаваться в специальных местах, так сказать, по желанию, а не принудительно-на центральных площадях.
Впрочем, памятникам легче. С пьедестала не так высоко падать, как из министерского кресла. Даже если падаешь не на тюремные нары, а в дачный шезлонг отставки.
Не так давно Александр Бессмертных выражал обиду корреспонденту «Комсомольской правды», что его, министра иностранных дел СССР, Горбачев снял без предварительного разговора с неясной формулировкой: «за пассивность».
В факте опалы Александру Александровичу померещился 37-й год. Он же отказался войти в состав заговорщиков и, как мог, им не содействовал.
Александр Александрович, вы ведь все поняли, не настолько вы наивны. Вы же говорите, что у вас «все похолодело», когда вы не получили вразумительного ответа о здоровье Президента. Но разве дипломатический фрак не есть мундир солдата? Ведь вместо поиска формулировок посольских депеш можно было посредством любой западной телекомпании выразить миру озабоченность судьбой Президента великой державы.
Вы скажете, я рассуждаю как дилетант, далекий от тонкостей дипломатической службы. Но из таких дилетантов состоит страна. Мы люди, у нас есть слабости, недостатки, и мужество не всех нас посещает в трудные минуты. Но тех, кому мы доверяем свою судьбу, мы хотели бы видеть безупречными. Политику можно простить неудачные ходы, неловкие высказывания, но никогда – трусость, малодушие и даже расчетливость.
Чаппекведикский мост не дал добраться Эдварду Кеннеди до Белого дома. Он не спас во время аварии свою секретаршу. Может быть, объективно не мог спасти, но для избирателей осталось главным- не спас. И поэтому никогда не станет президентом. Это не жестокость толпы, а условия профессиональной пригодности политика. Безупречность. И готовность быть убитым заговорщиками ли, безумцем ли. Политик имеет право на пакость только до какого- то предела.И в этом, если хотите, основа стабильности общества, незыблемости его государственных нравственных основ.
Нелепо спрашивать директора булочной, почему он не выразил однозначной реакции к перевороту и не вывесил над прилавком плакат: «Хунта не пройдет!». У него другая профессия. Но если ты министр, редактор газеты, писатель – будь добр, соответствуй. Уголовный кодекс пре предусматривает наказание за государственную измену. За государственную несостоятельность суд по кодексу чести.
Таких «ведьм» у нас нашлось предостаточно. Их не надо сжигать на костре и пытать «испанскими сапогами». Но их хотелось бы назвать поименно. Это наше право знать, кому мы не должны подавать руки.
“Россия” №34 от 31 августа 1991 года
Руслан ХАСБУЛАТОВ: «Я боюсь коммунизма со знаком минус»
После того, как многие государственные и политические структуры скомпрометировали себя во время переворота, не исключена возможность возникновения «коммунизма со знаком минус». К волне возмущения могут присоединиться провокаторы и начать погромы партийных и исполнительных комитетов. Намерено ли правительство России предпринять какие- ибо меры, чтобы этот процесс остался в рамках законности, не стал неуправляемым?
-Все наши действия направлены на сохранение порядка. Мы вовсе не хотим погромов зданий или преследования должностных лиц. Ясно, что к тем правительственным, государственным, партийным структурам, которые поддерживали ГКЧП, должны быть приняты какие-то меры. Но только в рамках закона.
Я думаю, раз уж мы говорим о законности, необходимо -принять закон о невозможности тайного осведомительства государственными служащими. Я говорил уже об этом месяцев пять или шесть назад. На мой взгляд, отсутствие у нас такого закона-одна из причин и нынешнего заговора, Подобные запреты существуют во всем цивилизованном мире.
-Что вы думаете о роли компартии при подготовке к заговору?
-Собственно говоря, все нити тянутся в конечном счете к Политбюро. С первого дня заговора у меня было смутное ощущение, что без влияния ЦК не обошлось.
-Руслан Имранович, подписали ли вы заявление российских парламентариев о выходе из партии от 22 августа?
-Нет, заявление это я не подписывал, хотя из партии вышел тоже 22-го. Мне кажется, что и мне, и руководителям другим такого же уровня мало просто подписать и отослать, поэтому я просил руководителя Российского телевидения Олега Попцова прислать журналистов и сделать публичное заявление.
-Исключаете ли вы причастность Президента к заговору?
– Полностью. Эта байка, по- моему, пошла гулять с легкой руки Невзорова. Я присутствовал на встрече двух Президентов – достаточно было посмотреть на Горбачева, послушать его, почувствовать психологическое состояние, чтобы считать эту мысль абсурдной. На мой взгляд, заслуживает внимания другое. Не вели ли в последний год люди, которые руководили страной, дело к ухудшению экономики намеренно? Среди заговорщиков были ведь не только военные, но и лица, связанные с экономической политикой, Павлов в первую очередь. Это были ключевые лица, субъективные действия которых могли вывести любую отрасль, любую структуру из нормального режима.
-Какое впечатление оставили у вас пресс-конференция Президента СССР и встреча его с депутатами российского парламента?
– Я думаю, что более полно отвечу на вторую часть вопроса. В Верховном Совете РСФСР собрались люди довольно мятежные. Я, честно говоря, не знаю, кто бы еще, кроме Бориса Николаевича, смог бы нашим парламентом управлять. На встрече у депутатов ощущалось даже не повышенное чувство собственного достоинства, а какой-то яростный настрой. Возможно, отправляясь на эту встречу, Михаил Сергеевич рассчитывал на понимание его переживаний, на теплый прием. Но не получилось. А за что мы боролись? За Закон, за то, чтобы вернуть Президента. Плохой он или хороший, нравится или не нравится- к нему надо относиться корректно, выслушать, по крайней мере. Хотя бы потому, что он остается главой государства. Я отношусь к Горбачеву критически, и переворот мнения о нем в лучшую сторону не изменил, но, сидя в президиуме, я в буквальном смысле слова краснел за выпады некоторых наших парламентариев.
– Какой вам видится дальнейшая политическая судьба Президента?
– Я бы не хотел делать прогнозы. Все-таки у меня слишком высокий пост, чтобы строить какие-то предположения, которые потом могут быть восприняты как недостаточно проверенная информация.
– И последний вопрос. Выработался ли за эти три дня иммунитет против подобных заговоров?
-Нет. Такой переворот можно считать своего рода репетицией. Конечно, если не будут учтены все настроения, царящие сегодня в обществе, если мы все-таки не приостановим сползания к кризису, если всего этого не сделать, сохранится питательная среда для всяких заговоров, в какой бы форме они ни проявлялись Я думаю, что Президент, наученный горьким опытом, не может этого не понимать и просто не может не пойти на более решительные меры в сфере экономических преобразований. Пожалуй, сейчас это самое основное требование.
Беседу вела Елена МОСКАЛЕВА