Отрывок из книги Юргена Хабермаса «Новая структурная трансформация публичной сферы»

Совместно с издательством «Новое литературное обозрение» публикуем отрывок из книги Юргена Хабермаса «Новая структурная трансформация публичной сферы» о том, как изменяется публичная сфера под воздействием цифровых медиа и социальных сетей — и что это означает для демократии.

После первого эволюционного перехода от устной традиции к письменной в период раннего Нового времени, с появлением механического печатного станка алфавитные знаки отделились от рукописного пергамента; подобным же образом, благодаря электронным цифровым технологиям, вот уже несколько десятилетий как символы двоичного кодирования вытеснили бумажные носители. Благодаря этим новейшим, столь же влиятельным инновациям, коммуникационные потоки нашего словоохотливого вида Homo sapiens с неслыханной скоростью распространились, активизировались и соединились, охватив сетью весь земной шар, а ретроспективно — и все эпохи мировой истории. С этим глобальным растворением границ в пространстве и времени потоки сообщений участились и одновременно, в соответствии с их задачами и содержанием, дифференцировались и умножились, а также, преодолев культурные и классовые границы, универсализировались. Новаторская идея, положившая начало этой третьей революции в коммуникационных технологиях, состояла в создании всемирной сети компьютеров, с помощью которой любой человек из любого места теперь мог общаться с любым человеком в любой точке на земле. Сначала новой технологией пользовались ученые, но в 1991 году Национальный научный фонд США принял решение дать доступ к этому изобретению частным пользователям, что подразумевало и коммерческое его использование. Это стало решающим шагом к созданию два года спустя World Wide Web — Всемирной паутины и обеспечило техническую основу для логического завершения развития коммуникационных технологий, которые в ходе человеческой истории постепенно преодолели первоначальное ограничение языковой коммуникации разговорами между присутствующими людьми и устным общением на расстоянии слышимости. Для многих сфер жизнедеятельности эта инновация несомненно открывает новые перспективы.

Но в демократической публичной сфере центробежное стирание границ ускоренной в одночасье коммуникации с любым количеством участников на любом расстоянии создает неоднозначное внутреннее напряжение; поскольку эта сфера, вращаясь вокруг дееспособных государственных учреждений, пока ограничена территориями национальных государств. Стирание границ и ускорение возможностей коммуникации, а также расширение круга публично обсуждаемых событий, несомненно, выгодны и для политических обывателей. Мир стал доступен на домашнем экране. В содержании печатной продукции, радио- и телепрограмм, когда их получают на смартфон, ничего не меняется. И когда фильмы производятся для потоковых сервисов, таких как Netflix, это может привести к интересным изменениям в эстетике восприятия; но изменение восприятия и прискорбное обеднение кинематографа уже давно подготовлены конкуренцией со стороны телевидения. С другой стороны, новая технология, обладая очевидными преимуществами, оказывает и весьма неоднозначное и, возможно, разрушительное воздействие на политическую публичную сферу в национальном масштабе. Это зависит от того, как потребители новых медиа пользуются предоставленными им безграничными возможностями подключений, то есть «платформ» для установления связей с любыми адресатами.

Этот платформенный характер медиаструктуры публичной сферы и есть собственно то, что является новым в новых медиа. Потому что, с одной стороны, они избавляются от посредничества журналистов, играющих роль модераторов, а равно и от необходимости формировать повестку, чем занимались старые СМИ; с этой точки зрения новые медиа не являются «медиа» в прежнем смысле. Они радикально меняют модель коммуникации, которая до недавних пор преобладала в публичной сфере. В сущности, они дают возможность всем потенциальным пользователям стать независимыми и равноправными авторами. «Новые» медиа отличаются от традиционных тем, что технология, которую применяют цифровые компании, открывает перед потенциальными пользователями неограниченные возможности цифровых соцсетей как чистого листа для публикации их собственного коммуникативного контента. В отличие от классических служб новостей или редакций в печатных СМИ, на радио или телевидении, они не несут ответственности за собственные «передачи», то есть за коммуникативный контент, который традиционно создают профессионалы и фильтруют в редакциях. Они не производят, не редактируют и не отбирают, но, устанавливая новые связи в качестве «безответственных» посредников в глобальной сети, инициируя и активизируя дискурсы с непредсказуемым содержанием при случайном умножении и форсировании неожиданных контактов, они глубоко меняют характер публичной коммуникации.

Традиционные медиа устанавливают линейную и одностороннюю связь между производителем и потенциальными потребителями медиаконтента; обе стороны сталкиваются друг с другом в разных ролях, а именно: как публично идентифицируемые или известные продюсеры, редакторы и авторы, ответственные за свои выпуски, с одной стороны, и как анонимная аудитория читателей, слушателей или зрителей, с друой стороны. Платформы же, напротив, создают универсальную коммуникативную связь, открытую для сетевого общения и спонтанного обмена возможным контентом между потенциально большим количеством пользователей. Эти пользователи не отличаются друг от друга ролями внутри самого носителя информации; скорее они сталкиваются друг с другом как в целом равные и самостоятельные участники коммуникативного обмена на спонтанно выбранные темы. Децентрализованная связь между этими медиапользователями, в отличие от асимметричных отношений между вещателями и потребителями программ телерадиовещания, по сути взаимная, но в плане содержания нерегулируемая из-за отсутствия профессиональных шлюзов. Эгалитарный и нерегулируемый характер отношений между участниками и равное право пользователей вносить собственную спонтанную лепту формируют модель коммуникации, которая, как предполагалось изначально, должна была отличать новые медиа. Сегодня это великое обещание эмансипации, по крайней мере частично, заглушается гулким шумом в самовоспроизводящихся и фрагментированных эхо-камерах .

…

Влияние, которое оказало появление Интернета и особенно социальных сетей на формирование общественного мнения и политической воли в публичной сфере, нелегко описать на основе эмпирических данных. Однако результаты лонгитюдного исследования медиапотребления в ФРГ за период с 1960 по 2020 год, выполненного ARD/ZDF, позволяют сделать некоторые предварительные выводы об изменениях в медиа предложении и медиапотреблении. Предложение значительно расширилось вначале в результате появления частных телеканалов, а затем прежде всего благодаря разнообразным онлайн-опциям. Это касается не только национальных медиа; Интернет делает доступным также и большое количество «иностранной» прессы, радио- и телепрограмм. В любой точке мира желающие могли следить за штурмом Капитолия в прямом эфире CNN. И, соответственно, времени на ежедневное потребление медиа уделяется намного больше. Количество времени, затрачиваемого на СМИ, резко увеличилось с 2000 года и достигло пика в 2005 году; с тех пор оно стабилизировалось на уровне насыщения и составляет поразительные 8 часов в день. При этом доля различных СМИ менялась на протяжении десятилетий. С 1970 года использование телевидения, нового для того времени средства массовой информации, обогнало традиционные ежедневные газеты и радио. Но даже после того, как с 2000 года конкуренция со стороны онлайн-платформ стала явно заметной, телевидение и радио по-прежнему претендуют на наибольший охват аудитории. Интерес к книгам, при всех колебаниях, тоже оставался довольно устойчивым в период с 1980 по 2015 годы. В нашем контексте следует подчеркнуть, что, напротив, востребованность ежедневных газет с момента появления телевидения постоянно снижалась — с 64% в 1964 году до 33% в 2015 году. Спад после появления новых медиа проявляется в резком сокращении доли охвата населения печатными газетами и журналами — с 60% в 2005 году до 22% в 2020 году. И эта тенденция продолжается ускоренными темпами, так, в 2005 году в возрастной группе от 14 до 29 лет печатные газеты и журналы читали 40%, а в 2020 году — только 6%. При этом снизилась интенсивность чтения: если в 1980 году чтение ежедневных газет в среднем занимало 38 минут (а журналов 11 минут), то в 2015 году — 23 минуты (и 11 минут для журналов), а в 2020 году — 15 минут (для газет и журналов вместе взятых). Конечно, потребление газет тоже переместилось в Интернет; но помимо того, что чтение печатных и цифровых текстов, предположительно, не требует прежнего интенсивного внимания и аналитического осмысления от читателя, все же альтернативные информационные услуги в Интернете (например подкасты или новостные порталы) не могут полностью компенсировать спад в чтении ежедневных газет. На это указывает среднее ежедневное время, затрачиваемое населением на чтение цифровых текстов, — всего 18 минут, из которых 6 минут приходятся на газеты и журналы.

ИСТОЧНИК: Постнаука https://postnauka.org/chapters/157412