Междисциплинарная наука становится главным драйвером перемен в образовании и исследовательской среде. Университеты создают гибридные программы, учёные выходят за пределы привычных дисциплин, а корпоративные центры интегрируют фундаментальные открытия в реальные продукты. В нашем обзоре — пять фактов о том, как новые формы научной работы преодолевают барьеры, создают неожиданные коллаборации и открывают возможности для молодых исследователей.

1. Революция междисциплинарности в современном университете

Дисциплинарные стены трещат, уступая место новым гибридным маршрутам для исследователя. Междисциплинарность в высшем образовании превращается в стратегию развития, востребованную рынком и самой логикой научного прогресса. Сегодня классические факультеты биологии, истории или математики всё чаще переплетаются с big data, вычислительной лингвистикой, цифровыми гуманитарными науками и биоэтикой, а интегрированные траектории становятся реальностью для тысяч студентов.

Примером может служить быстро растущий сектор data-аналитики, генеративного ИИ и биотехнологий, где научные решения невозможно получить без командной работы программистов, медиков и инженеров. Показательно, что в США число выпускников интердисциплинарных магистерских программ за пять лет выросло почти на 11 тысяч, причём наиболее активно — в аналитических и цифровых областях.

Есть и статистически подтверждённые педагогические эффекты. Метанализ 37 исследований (более 4500 студентов) показал: интердисциплинарные методы обучения существенно усиливают критическое мышление. Причём вклад сохраняется даже при коррекции на исходные академические показатели и мотивацию учащихся. Сбалансированное сочетание глубокой специализации и интегративных форматов обучения увеличивает не только креативность, но и оригинальность мышления, помогает преодолевать ригидность познавательных стратегий и развивать комплексный анализ.
 

«У нас в России распространен инбридинг: профессор работает в том же университете, который он когда-то окончил, — и потому принадлежность к университету играет очень большую роль. Но если у человека высокая академическая мобильность и он несколько раз в жизни менял университет, то его принадлежность к дисциплине выходит на первый план, потому что если он хороший специалист в области экономики, то он может работать в разных университетах, оставаясь экономистом. Но если он плохой экономист, то его принадлежность к университету ставится под вопрос, потому что рано или поздно его из этого университета выгонят».

Такой «академический инбридинг» приводит к замыканию на внутриигровых правилах, что снижает интеллектуальный обмен между разными школами и направлениями. Университету предстоит стать площадкой институциональных экспериментов, где формируются новые прикладные траектории — от когнитивных наук до цифровой археологии.

Однако внедрение междисциплинарных практик требует не только гибких учебных планов, но и системной административной поддержки, пересмотра оценочных стандартов и налаживания межфакультетского взаимодействия. Лидеры университетов и индустрий признают за такими подходами будущее: исследователь, способный работать «на стыке», будет не просто востребован, а фактически незаменим для решения сложных задач современности.

Если интересны не только цифры — рекомендуем посмотреть нашу лекцию о междисциплинарности в университете от кандидата филологических наук Андрея Щербенока.

2. Выход в междисциплинарность сопряжён с рисками

Кандидат философских наук Иван Болдырев рассматривает феномен междисциплинарности как один из ключевых вызовов для современной науки. Выход за пределы собственной области — шаг всегда рискованный, но необходимый: новые идеи чаще всего рождаются там, где пересекаются разные языки и исследовательские практики.

Междисциплинарность связана не только с перспективой открытий, но и с трудностями — разрушением привычных догм и сопротивлением научного сообщества. Попытка работать в «чужом поле» нередко встречает недоверие или отчуждённость.

«Нарушать эти границы безумно интересно, но больно и страшно, потому что новое сообщество может твою работу не признать и вообще счесть тебя шарлатаном. Боль, страх — аффекты, которые постоянно преследуют нарушителей дисциплинарных границ, это расплата за интерес».

Эти противоречия отмечают и современные аналитики. Смешение подходов разных наук создаёт социальные и профессиональные риски, но при этом становится источником развития. Согласно опросам, 43% экспертов ожидают качественный рост междисциплинарной культуры только к 2030 году, а 39% считают дефицит таких практик одним из главных барьеров для российской науки.

Несмотря на сложности, именно на пересечении дисциплин появляются наиболее перспективные направления — когнитивные науки, нейроэкономика, синтетическая биология. Для работы здесь необходимы навыки «перевода» между областями, гибкость мышления и готовность принимать ошибки как часть процесса.

Таким образом, проблема междисциплинарности связана не только с организационными ограничениями, но и с когнитивными барьерами. Однако именно этот путь делает науку динамичной и способной отвечать на вызовы времени.

Если хотите глубже погрузится в тему — читайте и смотрите наш большой материал о междисциплинарности с Иваном Болдыревом.

3. Art&Science: где искусство становится лабораторией

Art&Science — направление, где художники и учёные объединяют усилия, создавая проекты на стыке искусства, биологии, робототехники и цифровых технологий. Темы охватывают эксперименты с живыми организмами, биоинженерию и работу с большими данными. Произведения здесь часто становятся частью научной инфраструктуры.

Теоретик искусства Дмитрий Булатов отмечает, что темпы технологического прогресса опережают культурное осмысление.
 

«Мы живем в условиях избыточности технологического прогресса, который культура не успевает «адаптировать» к человеку. С точки зрения обывателя, наука и технологии несут системную новизну, которая совершенно несовместима с реалиями вчерашнего дня. Люди очень мало знают о науке и технологиях и тех возможностях, которые они открывают. Это непонимание зачастую рождает пессимистические, катастрофические представления о научном прогрессе. И единственная возможность восстановить чувство причастности к стремительно уходящим в отрыв технологиям — развивать воображение, моделируя эти технологии в виде художественных образов».

В рамках Art&Science появляются не только привычные картины и скульптуры, но и так называемые semi-living — полуживые произведения. Они требуют ухода, могут расти и изменяться, превращая выставку в гибрид музея и лаборатории. Такие работы существуют как неодушевлённые символы и одновременно как реальные процессы, стирая границы между моделью и живым организмом.

Для подобных экспонатов необходима особая инфраструктура: системы поддержки жизни объектов и специалисты, которые помогают посетителям разобраться в их устройстве. Музей будущего становится площадкой для медиации — кураторы используют видео, интерактивные панели и демонстрации, давая зрителям время понять внутреннюю механику экспонатов.

Art&Science объединяет историю искусства с биотехнологиями, инженерными разработками и даже экосистемами. Традиционный музейный опыт здесь постепенно уступает место изменяющимся интерактивным экспозициям. Молодые художники работают на пересечении технологий и смыслов, вовлекая зрителей не только как наблюдателей, но и как участников научного процесса.

Читайте больше о направлении Art&Science от теоретика искусства и художника Дмитрия Булатова в нашем лонгриде о связи искусства и науки.

4. Изоляция и сложности с финансированием в новых науках

Какие трудности ждут учёных, работающих в междисциплинарных или только зарождающихся областях? Прежде всего — ощущение одиночества. Узкая специализация на стыке дисциплин нередко отдаляет исследователя от коллег, мешает общению и делает признание в академическом сообществе особенно непростым. Найти единомышленников, готовых понять специфику работы «вне канона», удаётся далеко не всегда.

«Люди, которые работают в новой области, рискуют оказаться в изоляции. Часто кажется, что если взять интересные идеи из нескольких областей и скрестить их, то результат перевернет наше понимание об устройстве мира или поможет создать прорывную технологию. На старте подобные проекты очень горячие. Но в процессе может возникнуть множество непредвиденных трудностей, которые растянут исследования на долгие годы; область будет постепенно изолироваться, а интерес к ней — постепенно угасать. Ученые будут уходить в более перспективные направления, так как их усилия будут казаться бесплодными. Нужно быть готовым к подобному варианту развития событий».

Не менее острая проблема — финансирование. Получить грант на проекты «между» дисциплинами сложнее, чем в устоявшихся областях: нет привычных критериев для оценки, а коллеги нередко относятся к таким исследованиям настороженно. По данным последних лет, лишь около 15–20% междисциплинарных инициатив получают устойчивую поддержку на раннем этапе, тогда как классические проекты финансируются примерно вдвое чаще.

К этому добавляются организационные трудности. Маленькие команды требуют от учёных универсальности, а взаимодействие разных дисциплин упирается в отсутствие общей терминологии и единой системы публикаций. В итоге результаты трудно проверять и признавать на международном уровне.

Ситуацию осложняют и приоритеты госфинансирования. В 2025 году общий объём поддержки науки в России вырос на 14%, но львиная доля средств ушла на фундаментальные исследования и «прорывные» технологии. Междисциплинарные проекты остались на периферии крупных программ.

Тем не менее многие исследователи уверены: именно такие направления открывают уникальные возможности для новых идей. Там, где удаётся наладить горизонтальные связи и преодолеть барьеры, появляются результаты, которые иначе было бы невозможно получить.

Чтобы узнать больше о рисках, с которыми сталкиваются учёные, занимающиеся «новыми» науками, читайте наше интервью с кандидатом физико-математических наук Дмитрием Коротеевым.

5. Новые возможности для молодых исследователей

Современный образ учёного всё меньше напоминает отстранённого теоретика, работающего в одиночку. В науку приходит больше молодых специалистов: в 2023 году 43% российских исследователей были моложе 39 лет, а только за год в организации науки влились свыше 15 тысяч выпускников вузов. Более половины из них выбрали бизнес-сектор, где компании вместе с университетами строят совместные R&D-центры. Здесь соединяются научные идеи, рыночные задачи и цифровые технологии.

Научная карьера становится гибкой. Исследователь не только проводит эксперименты, но и преподаёт, участвует в проектной деятельности, работает с продуктовыми командами. Более 92% инновационно активных предприятий в высокотехнологичных отраслях инвестируют в собственные или партнёрские исследования, создавая новые продукты и рынки. Чтобы оставаться конкурентоспособным, химик должен разбираться в автоматизации и экономике, социолог — в больших данных и ИИ, а биолог — в нанотехнологиях и материаловедении.

Корпоративная наука ускоряет перевод открытий в промышленность. На платформах СИБУРа, Росатома или Сбера молодые специалисты получают возможность быстро расти и работать не только с публикациями, но и с реальными продуктами.

Растёт и интерес к региональной науке: университеты и предприятия открывают совместные лаборатории, а государственные программы — от «Десятилетия науки и технологий» до грантовых конкурсов — вовлекают студентов и помогают молодым учёным строить карьеру.

«Средний возраст наших научных сотрудников — 34 года, 54% из них женщины: 64% — в прикладной науке и 52% — в инновациях. Так что работа в корпоративной науке даёт молодым возможность строить карьеру в крупнейших российских компаниях. Многие ребята, которые приходят сегодня в корпоративную науку на начальные позиции, быстро растут в должности и зарплате».

Современный исследователь — это участник мультидисциплинарных команд, связующее звено между университетом и бизнесом, цифровыми платформами и прикладными задачами. Карьера в науке всё чаще оказывается реальной возможностью для молодых специалистов.

ИСТОЧНИК: Постнаука https://postnauka.org/lists/157778