Неожиданный ракурс. Жан Луи Родольф Агассис

26.04.2023
697

Статья посвящается 200-летию со дня рождения профессора Гарвардского университета Луи Агассиса (28 мая 1807 года — 14 декабря 1873 года), выдающегося зоолога, палеонтолога и гляциолога, заложившего основы гляциологической теории и теории ледниковых эпох. Текст повествует о его биографии и вкладе в развитие естествознания США и Европы ХIХ века

Евгений Подольский,
Institute of Low Temperature Science, Hokkaido University

В то время вера в ледяной покров, достигавший Европы,
считалась непозволительной ересью…
П. А. Кропоткин, 1902

Введение

Рис. 1. Портрет Луи Агассиса работы А. Сонреля (литография); из коллекции Университета Невшателя (1845 г.)

Рис. 1. Портрет Луи Агассиса работы А. Сонреля (литография); из коллекции Университета Невшателя (1845 г.)

Луи Агассис — один из величайших ученых своего времени и основоположник современной научной традиции Америки. Великолепный зоолог, геолог и гляциолог — основал Музей сравнительной анатомии при Гарвардском университете и Национальную академию наук США (рис. 1). Агассис привлек внимание ученых к проблеме существования ледниковых эпох, издал первую книгу о ледниках, организовал первую гляциологическую станцию и поставил первые систематические и экспериментальные наблюдения за ледниками. Его исследования начались на долинном Унтераарском леднике в Швейцарии в 1840–1845 гг., и их результаты были опубликованы вместе с первой крупномасштабной топографической картой ледника [3, 13].

В своем выступлении 24 июля 1837 года Луи Агассис, известный к тому времени ихтиолог, представил работу, посвященную не ископаемым рыбам, как ожидали все присутствующие, а проблеме изборожденных скал и отшлифованных валунов. Агассис утверждал, что единственным объяснением их происхождения может быть прошлое глобальное оледенение Земли. Это вызвало дискуссию — одну из самых горячих в истории геологии, не утихавшую еще более четверти века и окончившуюся полным принятием ледниковой теории даже самыми ярыми ее противниками. Хотя концепция ледниковых эпох и не начинается с Агассиса, его труд «The Discourse of Neuchâtel», привлек к ней внимание [10], за что Агассиса и стали называть «отцом гляциологии» [11, 13].

Теория ледниковых эпох вызвала целую лавину новых гипотез и вопросов. В их числе — связанные с предполагаемыми огромными размерами оледенений компенсирующее уменьшение уровня Мирового океана, изменение береговой линии, изостатический подъем тектонических плит, наличие полужидкой мантии и целой серии оледенений, а не единичного события, влияние ледников на траекторию вращения Земли вокруг Солнца и вулканизма на оледенение и климат, распространение животных и растений и множество других. В 1881 году Ч. Дарвин назвал предположение Агассиса о полном покрытии льдом Северной Европы самым революционным заявлением в геологии за 50 лет.

Учителями Агассиса были самые знаменитые люди Европы XIX века — естествоиспытатель Александр фон Гумбольдт, основатель палеонтологии и теории катастроф Жорж Кювье, выдающийся представитель немецкого идеализма и натурфилософии Фридрих Шеллинг. В возрасте 29 лет Л. Агассис был избран членом Академии наук Франции и Лондонского королевского общества. Позднее он станет членом практически всех основных научных сообществ Европы и Америки и первым ученым США мирового масштаба. В 1869 году он был избран членом-корреспондентом Императорской Санкт-Петербургской Академии наук [15]. В 1915 году его имя войдет в список самых выдающихся людей Америки. В честь Луи Агассиса названы одно из крупнейших ледниковых озер в США1, две вершины в Калифорнии и Аризоне, ледниковый купол в Канаде, несколько видов животных, а также кратер на Марсе и мыс на Луне. В 2005 году Европейским геофизическим союзом основана медаль в честь Л. Агассиса за вклад в изучение криосферы Земли и Солнечной системы.

Первые шаги

Как бы ни были возвышены и привлекательны естественные
науки, они не гарантируют ничего определенного в будущем.
Разумеется, они могут стать твоим золотым мостом и позволят
воспарить высоко, но, мой дорогой Икар, небольшое несчастье,
неожиданная потеря популярности или, возможно, какая-либо
революция, роковая для твоей философии, сокрушат тебя с небес,
и ты обнаружишь себя дрожащим над последними крохами хлеба.
Из письма, адресованного Луи Агассису его отцом, 1828 [6]2

Жан Луи Родольф Агассис родился 28 мая 1807 года в местечке Мотье в Швейцарии в семье пастыря (священниками были его предки на протяжении шести поколений). Отец надеялся, что сын будет фермером, бухгалтером или в крайнем случае врачом. Но с самого детства Агассис стал проявлять интерес к природе: он собрал множество рыб в пруду во дворе дома, где жила семья, знал название каждой рыбы и мог определить любую птицу по ее пению, а его комната была похожа на зоологический музей. Когда пришло время выбора профессии, семья убедила отца Агассиса разрешить мальчику учиться, и Агассис оказался в Медицинской школе Цюриха. Из-за отсутствия денег на книги большую часть времени он посвящал сбору и анализу образцов. Агассис был постоянно окружен животными, о поведении которых знал больше, чем можно было почерпнуть из литературы. Однажды джентльмен, подвозивший Агассиса в карете, был настолько впечатлен знаниями и амбициями Луи, что написал письмо его родителям с предложением о протекции и оплате образования их сына, но получил отказ [6, 11, 14].

Агассис оказался в одной из лучших школ Европы — в Гейдельбергском университете, где заинтересовался молодой наукой — палеонтологией [11]. Здесь он познакомился с А. Брауном и Карлом Шимпером (Karl Friedrich Schimper), которые стали его верными друзьями. Вместе они будут увлечены естествознанием, в том числе ботаникой, получившей мощнейший импульс развития благодаря философским воззрениям Гёте. Чтение трудов немецкого ученого и философа Лоренца Окена еще больше вдохновило Луи в выборе профессии — он решил посвятить свою жизнь изучению естественных наук. По Окену, всё, что можно найти в низших животных, есть и в человеке, поэтому человека можно рассматривать как финальное воплощение эволюции живой материи (рис. 2) [11].

Рис. 2. История развития животного мира; иллюстрация из книги Л. Агассиса «Principles of Zoology» (1848)

Как вспоминали друзья, Агассис знал всё [11]. 20-летний Луи владел немецким, французским, английским и итальянским языками, писал на латыни и прекрасно фехтовал [6, 11, 14]. Позднее Агассис перешел в открывшийся в Мюнхене университет и очень надеялся, что ему удастся прославиться, и родные наконец согласятся с его выбором. Отец же постоянно пытался убедить сына в обратном: «Пусть науки станут твоим воздушным шаром, что подготовит тебя к путешествию через высшие сферы, но пусть медицина и хирургия станут твоими запасными парашютами» [6].

Весной 1829 года, в возрасте 23 лет, Агассис стал доктором философии, спустя год — доктором медицины и автором монографии по ихтиологии, прославившей его в научных кругах Европы. Этот труд Агассис писал, когда ему был 21 год втайне от родителей с целью доказать им свою предрасположенность к науке. Книга, изданная на латыни, была описанием многочисленных видов рыб, привезенных из большой экспедиции по Бразилии. Агассис посвятил издание Ж. Кювье, от которого вскоре получил самые благоприятные отзывы. Приобретенная известность открыла ему доступ ко всем экспонатам главных музеев Европы. После издания следующего своего труда по ископаемым рыбам («Recherches sur les Poissons Fossiles») он стал одним из ведущих ученых того времени.

Рис. 3. Развитие эмбриона черепахи; иллюстрация из книги Л. Агассиса «Contributions to the Natural History of the United State», т. 2 (1857), рисунок А. Сонреля

В Мюнхене Агассис увлекся эмбриологией и проводил наблюдения под руководством одного из основателей этой дисциплины — И. Доллингера. Еженедельно он ходил на рыбный рынок, чтобы найти незнакомые для него виды рыб. Одновременно с учебой Агассис писал книгу, работая с несколькими художниками, которых он нанимал для рисования эскизов с образцов (рис. 3). Его женой в 1833 году стала рисовавшая для него девушка Сесиль. Ее руке принадлежат лучшие иллюстрации, опубликованные в работах Агассиса. По воспоминаниям Д. Динкеля, художника, проработавшего с Агассисом 16 лет, Луи никогда не терял времени на пустые беседы и всегда собирал вокруг себя талантливых и умных собеседников. Его большая комната была переполнена образцами и книгами настолько, что посетителю негде было даже присесть, а стены были изрисованы диаграммами, карикатурами и рисунками скелетов [6, 11]. Однажды вся «Маленькая академия» (как себя называли Агассис и его друзья) пыталась попасть в знаменитую экспедицию Гумбольдта на Урал, Кавказ и побережье Каспия, но, к сожалению, состав участников к тому моменту был уже утвержден. Луи буквально мерещились большие экспедиции, в которые он страстно желал попасть, о чем писал даже Ж. Кювье, акцентируя внимание на том, что он готов к этому интеллектуально и физически.

Во время учебы в Университете Мюнхена ежедневное расписание Луи выглядело примерно следующим образом: подъем в 5:30; с 6 до 7 утра — математика, геометрия и тригонометрия (столь ранние занятия зачастую начинались с попытки разбудить профессора), с 7 до 8 часов — завтрак, причем, по воспоминаниям друзей Агассиса, его стиль ведения домашнего хозяйства был довольно специфичен: кофейник использовался утром и вечером для своего исконного предназначения, а днем же работал аппаратом по вывариванию скелетов различных существ. После такого утреннего кофе в 8 часов начинались занятия по клинической медицине. С 10 до 12 часов проходили лекции по физике или же истории амфибий. С 12 до 13 часов занятия посвящались различным разделам физиологии. В час дня Луи и его товарищи отправлялись дешево обедать, после чего к 14 часам шли на лекции по химии. В 15 часов начиналась энтомология, в 16 часов — натурфилософия, читаемая частично Ф. Шеллингом. Об этих публичных занятиях А. Браун напишет: «Человеку вряд ли суждено за жизнь дважды услышать столь потрясающие лекции по философии». После этого студенты отправлялись домой и проводили время, читая лекции друг другу. Агассис, например, учил друзей основам французского языка или истории рыб, кто-то читал естественную историю, анатомию или морфологию растений [6].

Закончив университет, Агассис возвращается домой в маленький городок Невшатель. Он вернулся одетый как немецкий студент, курящий трубку, с томами Гёте и Шиллера в багаже, двумя научными степенями, километрами дорог, пройденных пешком по Южной Германии, Австрии и основным маршрутам Альп, знанием всех экспонатов, хранившихся в музеях Мюнхена, Штутгарта, Тюбингена, Эрлангена, Вюрцбурга, Карлсруэ и Франкфурта, но с мрачными мыслями о будущих перспективах. «Я совершенно не вижу своей дороги в мире, — пишет он, — за исключением работы врача, но надеюсь, что мои теоретические знания и навыки наблюдателя пронесут меня через тяжелые испытания, с которыми мне вот-вот предстоит встретиться» [6].

Почти год Агассис провел дома, занимаясь врачебной практикой и ихтиологией, пока в сентябре 1831 года не уехал в Париж на средства своего дяди и старого друга отца. Здесь он начинает работать с Ж. Кювье, который доверил ему всю свою коллекцию экспонатов Национального музея естественной истории Парижа. Агассис настолько понравился барону, что стал получать от него регулярные приглашения на вечера, устраивавшиеся в его доме, где собирались самые оригинальные мыслители того времени. Кювье учил его, как нужно восстанавливать фрагментарные останки по принципу соотношения частей тела. Агассис тогда работал по 15 часов в день. Кювье был доволен его энтузиазмом, но предупреждал: «Будь аккуратен и помни, что работа убивает» [6, 14].

К этому периоду относится забавный сон, упоминаемый Агассисом в своем труде по ископаемым рыбам. (Он был настолько поглощен работой, что видел рыб даже во сне.) Однажды он долго не мог выявить и четко определить морфологические черты плохо сохранившегося образца. И вдруг, уже после того как проблема была забыта, он проснулся с уверенностью, что все неясные детали встали на свои места. Только вот детали эти он не мог вспомнить еще на протяжении нескольких ночей, пока не оставил бумагу и карандаш у изголовья кровати. Наутро следующего дня он проснулся с рисунком, сделанным в полудрёме в полной темноте, который не оставлял никаких сомнений по поводу классификации (рис. 4).

Рис. 4. Ископаемая рыба (Cyclopoma spinosum) из книги Л. Агассиса «Recherches sur les Poissons Fossiles» (1833–43)

Живя в Париже, Агассис еле-еле сводил концы с концами, а из-за отсутствия приличной одежды часто оставался дома [6]. В какой-то момент он даже готов был оставить город и работу, но неожиданно получил денежную поддержку от государственного советника и естествоиспытателя Александра фон Гумбольдта, благодаря чему смог закончить работу и вернуться в родной Невшатель, где получил профессорство. Вскоре Агассис посетил Нормандию и впервые в возрасте 25 лет увидел море, обитателям которого посвятил столько времени и сил.

Появление молодого профессора неожиданно сделает маленький Невшатель с шеститысячным населением центром научной деятельности. Здесь начался новый этап жизни Агассиса — раскрылся его талант учителя. Агассис владел редким даром объяснять достижения науки простым и доступным языком. Его лекции проходили очень демократично, часто на свежем воздухе — Агассис был убежден, что физическая география гораздо лучше усваивается на природе, чем за учебниками и картами [6]. «Study nature, not books», — говорил он. На молодого профессора посыпались предложения из разных университетов Европы (первое он получил из Гейдельбергского университета).

Несмотря на ухудшившееся зрение — результат долгих часов работы за микроскопом — он продолжает описание образцов, используя лишь пальцы, а иногда и кончик языка для нахождения мельчайших деталей. Спустя несколько месяцев зрение восстановилось, а Агассис убедился в том, что может работать даже в таком состоянии [6].

Хотя Агассису шел всего 26-й год, интерес европейских и американских ученых к его работе был огромен, о чем свидетельствует корреспонденция. В феврале 1834 года Агассис получил первую награду от Лондонского геологического общества. Вскоре после этого в книге, посвященной ископаемым рыбам, Агассис сделает одно из главных научных обобщений — на примере рыбы покажет, как фазы эмбрионального развития повторяют сукцессию вида в истории Земли [6]. Во вступлении он кратко опишет свою работу: «Мне удалось выявить законы становления и органического развития рыб на продолжении всех геологических эпох» («Recherches sur les Poissons Fossiles»). Это не противоречило его несогласию с теорией Дарвина. Для Агассиса эволюция означала развитие божественного начала, выраженного в структуре, а не переход одной структуры в другую. По его мнению, новые виды появлялись благодаря высшей воле, а не по материальным причинам, и изучение естественной истории — это анализ мыслей Бога [7].

Агассис всегда работал над несколькими проектами: например, одновременно в поле его зрения были история пресноводных рыб Европы, ископаемые рыбы, перевод научных монографий, компилирование сборника по зоологической номенклатуре, организация издательского дома с передовыми технологиями печати, разработка нового метода воссоздания формы моллюсков. Отец осуждал его за эту манию галопом нестись в будущее, как и А. фон Гумбольдт, предупреждавший, что если Агассис будет брать на себя слишком многое, «тогда к моменту публикации уже я стану ископаемым и явлюсь пред тобой как призрак…» [6, 11].

После получения еще одной награды Лондонского геологического общества, летом 1836 года, в жизни Л. Агассиса начинается новый этап.

Теория ледниковых эпох

Your ice frightens me…
No more ice…
Из письма А. фон Гумбольдта Л. Агассису, 1837 [6]

Хотя само слово «ледник», возможно, появилось в литературе уже в 1507 году, изучение ледников вряд ли началось раньше 1707 года [9]. В 1787 году швейцарский священник Б. Ф. Кун предположил, что эрратические валуны — свидетельство оледенения. Также в конце XVIII века идею о движении ледников высказал альпийский гид Девилль, а в 1815 году — охотник Ж.-П. Пероден. В 1824 году Е. Эсмарк описал свидетельства прошлого распространения ледников в Норвегии, а в 1826 году П. Добсон, производитель хлопка из Коннектикута, высказал предположение о происхождении валунов, что те были некогда принесены ледником. Таких примеров можно назвать еще много, но все эти передовые идеи развивались независимо, пока Пероден не поделился своими догадками с Игнацом Венецом (Ignaz Venetz), проектировщиком дорог и мостов, и Жаном де Шарпантье (Jean de Charpentier) — директором соляных шахт [2, 8, 9, 10, 13]. В 1834 году Шарпантье по дороге в Люцерн, где он собирался сделать доклад о ледниках, услышал от дровосека из Майрингена, что гранитные камни у обочины принесены ледником [8, 10]. Иными словами, происхождение валунов было очевидным для местного населения, в отличие от ученых. Интересно, что и первая статья о возможном влиянии вариаций земной орбиты на оледенения была написана в 1864 году не ученым, а сторожем Университета Глазго Джеймсом Кроллом (James Croll) [8].

Рис. 5. Ледник Церматт в швейцарских Альпах; иллюстрация из книги Л. Агассиса «Etudes sur les Glaciers» (1840); литография Ж. Беттаниер. © Музей естественной истории, г. Невшатель

Шарпантье датирует рождение ледниковой теории публикацией в 1837 году оды К. Шимпера, друга Агассиса, где и появится термин «ледниковая эпоха» (немEiszeit) [8, 9]. Следует отметить, что еще в 1832 году Р. Бернарди опубликовал статью о возможном расширении полярной шапки до самой Германии [10]. И даже у И. В. фон Гёте были записи 1829 года о том, что эрратические валуны в Германии имеют ледниковое происхождение [9]. Тем не менее до Агассиса эта идея оставалась без внимания.

Отправившись в 1836 году к Шарпантье, работавшему в Шамони и долине Роны, Агассис рассчитывал отдохнуть от своей основной деятельности и опровергнуть несостоятельные на его взгляд предположения о теории движения ледников, а в результате сам же стал главным основоположником и защитником ледниковой теории. Его предположения о распространении льда вследствие изменения температуры земного шара до самого Каспия и Средиземноморья противоречили тогда не только общепринятым научным взглядам, но и религиозным догмам. В 1839 году Агассис писал: «Развитие этих огромных ледниковых щитов должно было привести к разрушению всей органической жизни на поверхности. Земли Европы, прежде покрытые тропической растительностью и населенные стадами слонов, гиппопотамов и гигантских плотоядных, оказались погребены под разросшимся льдом, покрывающим равнины, озера, моря и горные плато. …Осталось лишь молчание смерти… источники пересохли, реки застыли, и лучи солнца, поднимающегося над замерзшими берегами… встречали лишь только шепот северных ветров и рокот трещин, открывающихся посреди поверхности гигантского океана льда» [10].

Рис. 6. Ледник Церматт в швейцарских Альпах; иллюстрация из книги Л. Агассиса «Etudes sur les Glaciers» (1840); литография Ж. Беттаниер. © Музей естественной истории, г. Невшатель

Красноречие и смелые утверждения помогли Агассису привлечь внимание широкой аудитории и к ледниковой теории и стать главным ее проповедником. Но прошло немало времени, пока эту теорию приняло научное сообщество. Ситуация изменилась, когда участники первой научной экспедиции в Гренландию (1853–1855 гг.) под руководством Илайши Кента Кейна (Elisha Kent Kane) рассказали о полном покровном оледенении острова — «ice-ocean of boundless dimensions» [2, 13]. Последней, но абсолютно безуспешной попыткой опровергнуть ледниковую теорию стала работа Г. Хоуорфа (1905 г.), изложенная на тысяче страниц [10].

Происхождение огромного количества эрратических валунов, используемых для создания мостовых в Германии, Польше и России, давно привлекало внимание. Еще Страбон размышлял над этой проблемой, относя валуны к остаткам камней, разбросанных Зевсом и Гераклом. Позднее ссылались на кометы, лунные вулканы и другие планеты или считали это делом рук Самсона, Голиафа, великанов, гномов и даже Робин Гуда [9]. Французский натуралист Жан-Андре Делюк (Jean-André Deluc) полагал, что камни выстреливались сжатым воздухом, наполняющем каверны [8, 9], a знаменитый Чарлз Лайель рассматривал землетрясения как возможную причину их появления. Среди объяснений встречаются и резкое изменение скорости вращения Земли, обрушение гор или волн [9].

Полировка и изборождение скал, разнос угловатых валунов и отложения неслоистых, хаотических наносов были замечены еще в конце XVIII века [2]. Их генезис объясняли не только воздействием колес карет, но и подкованных каблуков ботинок [9]. Уже тогда Орас Бенедикт де Соссюр пытался связать эти явления в Альпах с распространением валунов в Германии. В 1779 году он предположил, что причиной всего был всемирный потоп, разнесший валуны по Земле [12]. Некоторые ученые даже пытались рассчитать глубину и скорости потоков во время этого катаклизма, вызванного, по их мнению, внезапным поднятием Альп. По расчетам, например, Леопольда фон Буха, глубина и скорость воды достигали 1520 м и 5931 м/с соответственно [2, 9]. Необходимое количество воды находили в кометах, обрушавшихся на Землю.

Рис. 7. Ледник Церматт в Швейцарских Альпах; иллюстрации из книги Л. Агассиса «Études sur les Glaciers» (1840); литографии Ж. Беттанье. © Музей естественной истории, г. Невшатель

Теория потопа хорошо согласовывалась с Библией, в связи с чем и имела большой успех. Сегодня память о ней сохранилась в слове «дилювий» (от лат. diluvium — потоп, наводнение). Действительно, в то время не было известно столь свирепой силы, которая могла бы перенести валуны через Балтийское море или равнины Швейцарии. Кроме того, в Северной Америке и Альпах часто случались прорывы ледниковых озер, что также приводило к мысли о потопах. В 1836 году «потопомания» достигла своего апогея благодаря Нильсу Габриэлю Сефстрёму (Nils Gabriel Sefström), написавшему, что Скандинавское нагорье могло быть источником наводнения [2]. К этому моменту даже чернозёмы степной России относили (Х. Квален) к результатам действия этого катаклизма, как и остатки арктических растений, якобы вымытых в более низкие широты. Кроме того, предполагалось, что и вся жизнь была стерта с лица Земли. Это, в свою очередь, привело к появлению теории о начале новой постдилювиальной эпохи развития жизни на планете [9].

Эта гипотеза продержалась довольно долго, вплоть до 1830–40-х годов, пока Ч. Лайель вместе с Ч. Дарвином не усовершенствовали ее, разработав новую теорию о «плавающих льдинах», разносивших валуны. Основанием для нее послужили результаты наблюдений Дарвина во время его знаменитого путешествия на «Бигле» у берегов Чили, когда он заметил, что айсберги иногда содержат каменные включения3.

Рис. 8. Слева: отель «Невшатель» на Унтераарском леднике; литография Ж. Беттанье (1841). Справа: интерьер отеля «Невшатель»: Л. Агассис и его ассистент, картина Ж. Борхардта (холст, масло, 1842). © Музей естественной истории, г. Невшатель

Самыми ярыми противниками идеи «плавающих льдин» стали Шарпантье и Агассис. Агассис провел девять летних сезонов в Швейцарских Альпах (1837–1845 гг.), исследуя движение ледников, их внутреннее строение и находя новые подтверждения былых оледенений. За это время он и его помощники посетили практически все главные хребты и ледники Швейцарии (рис. 5–7), иногда даже не подозревая, что покоряют вершины [8, 11]. Главные наблюдения были сделаны на Унтераарском леднике, где в 1840 году под огромным камнем срединной морены была сооружена наблюдательная станция, названная «Hôtel des Neuchâtelois» (рис. 8), которая вскоре получила известность среди ученых и путешественников. До отеля на леднике стояла хижина натуралиста Ф. И. Хуги, сделавшего в 1830 году первые наблюдения за скоростью движения льда (рис. 9) [13]. Здесь Агассис проводил детальные измерения скорости движения, заливал краску в скважины для определения темпов фильтрации [2], забирался в ледниковые колодцы (где однажды чуть не утонул) [8, 14], бурил ледник для измерения толщины и глубинных скоростей движения и т. д. [1, 14].

Рис. 9. Переход ледника Ф. И. Хуги и его компаньонами в 1830 году (акварель М. Дистели). © Музей естественной истории, г. Невшатель

Даже в Шотландии во время своего путешествия в 1840 году Агассис нашел следы оледенений, о чем сделал позднее доклад в Глазго, который был раскритикован Ч. Лайелем. Базируясь на большом количестве собранных материалов, Агассис в 1840 году опубликовал свою эпохальную работу «Études sur les Glaciers», а в 1847 году всемирно известную монографию «Système Glaciaire» [3]. Агассис сделал точные измерения, но придавал слишком большое космологическое значение своим открытиям, называя ледники «божьим плугом» и рассматривая оледенения как свидетельства божественного вмешательства. Лидирующие ученые того времени стали оппонентами его теории оледенений [8, 9].

В это время Агассис переживал раскол в личной жизни: его жене стал невыносим провинциальный город, большое количество людей в доме и малое участие мужа в семейных делах и расходах. Весной 1845 года она с двумя детьми уехала в Карлсруэ. Кроме того, Агассис оказался не только в оппозиции к элите европейской науки, рассорился со многими коллегами и друзьями, но и накопил долги, из-за чего был вынужден закрыть издательство. Спасение пришло вместе с письмом Гумбольдта, который сообщал, что король Пруссии Фридрих Вильгельм IV дарует Агассису грант на изучение Нового Света. 19 сентября 1846 года 38-летний Агассис надолго покинул Европу.

Новый Свет

Our systems are what they are not because Aristotle, Linnaeus, Cuvier, or all the men
who ever studied Nature, have so thought and so expressed their thought,
but because God so thought and so expressed his thought
in material forms when he laid the plan of Creation,
and when man himself existed only in the intellectual conception of his Maker.

L. Agassiz, 1868 [5]

Рис. 10. Лекция Л. Агассиса. Из коллекции библиотеки Эрнста Майра, Музей сравнительной анатомии при Гарвардском университете. © President and Fellows of Harvard College

Рис. 10. Лекция Л. Агассиса. Из коллекции библиотеки Эрнста Майра, Музей сравнительной анатомии при Гарвардском университете. © President and Fellows of Harvard College

В Европу Агассис вернулся лишь 13 лет спустя на короткие летние каникулы в обществе новой жены. Кипящая жизнь Америки захлестнула Агассиса. Здесь он нашел новую жизнь, деньги, славу и гражданство. Его популярность росла с каждым днем, и на лекции по истории развития мира приходили тысячи людей. Эти лекции позволили ему расплатиться с европейскими долгами. Содержание лекций перепечатывалось даже в газетах и брошюрах (рис. 10). Помимо поездок по стране с выступлениями, Агассис начал собирать образцы и искать следы оледенений. Он разослал письма всем охотникам Мичигана с просьбой присылать ему любые интересные зоологические образцы. Вскоре это разрослось до государственных и даже мировых масштабов. 25 сентября 1847 года Л. Агассису предложили профессорство в Гарварде, где он стал первым и единственным в то время европейским ученым и организовал музей. Его собственный дом также превратился в нечто среднее между музеем, аквариумом, зоопарком и ботаническим садом. А забавные случаи, подобные тому, что медведь Агассиса забрался в винный погреб и охмелевшим шатался по дому, становились городскими сплетнями. Спустя некоторое время Агассис стал руководителем первой в своей жизни экспедиции на самое крупное в системе Великих озер оз. Верхнее.

Постепенно Л. Агассис приобрел огромный авторитет и занимался многими вопросами: заказывал оборудование, образцы, способствовал продвижению публикаций и молодых ученых, помогал американским библиотекам приобретать новейшие издания и т. д. В 1850 году он женился на 27-летней Элизабет Кари, а в 1851 году провел экспедицию по р. Миссисипи и изучал коралловые рифы у берегов Флориды.

Агассису постоянно приходили многочисленные приглашения из Европы, в том числе предложение занять пост директора Музея естественной истории в Париже. Согласно распоряжению императора Наполеона III, эта должность оставалась открытой для Агассиса в течение двух лет. Кроме того, Агассис мог получить в этом случае пожизненный пост сенатора, дом и профессорство, но он отказался, поскольку уже слишком многое связывало его с Соединенными Штатами.

Огромное количество собранных материалов позволило Агассису начать писать фундаментальный четырехтомный труд по зоологии США «Contributions to the Natural History of the United States» (рис. 11) [4], а впоследствии он организовал крупнейший в мире Музей сравнительной анатомии при Гарвардском университете, который оставался его детищем до конца дней. На основание музея только от частных лиц поступило около 120 тыс. долларов (при годовой зарплате профессора Гарварда в 2 тыс. долларов). Такого огромного количества образцов не получал еще ни один университет мира. Только за первый год коллекция пополнилась 91 тыс. образцов (11 тыс. из них были новыми видами). «Это градиозный результат, … если сравнивать с тем, что меньше века назад Линнею было известно всего 8 000 животных со всего мира»4, — писал Агассис [11]. В музее накапливались такие уникальные коллекции, что ради них стали приезжать даже ученые из Европы. В 1860 году двери музея были открыты и для простых посетителей.Рис. 11.Медуза Stomolophus meleagris (слева) и сифонофора Physalia arethusa (справа); иллюстрации из книги Л. Агассиса «Contributions to the Natural History of the United State», т. 3 (1860) и т. 4 (1862),рисунки А. Агассиса и А. Сонреля

В 1859 году Ч. Дарвин опубликовал свой главный труд «Происхождение видов путем естественного отбора, или сохранение благоприятствуемых пород в борьбе за жизнь». Всё научное сообщество США ожидало комментариев Агассиса, который организует серию популярных лекций, направленных против учения Дарвина. Выступления Агассиса имели такой успех, что печатались регулярно в «Atlantic Monthly», а статьи на самые разные темы, с обязательным упоминанием участия высшего разума, заполонили журналы США. Искреннее желание Агассиса спасти общество от пагубного влияния дарвиновской теории эволюции пагубно отразилось на интеллектуальной жизни Америки и проявляется по сей день в многочисленных распрях между креационистами и учеными.

Агассис сыграл также негативную роль в отношениях между белой и черной расами. Сразу по приезде в США, он резко высказался по поводу отсутствия общего предка между этими расами, заявив, что «черные» в принципе, не могут быть потомками детей Ноя, а являются неким деградировавшим видом. Разумеется, он недооценивал значение подобных слов для плантаторов и работорговцев, которым такое «научное обоснование» было только на руку. Тем не менее заслуги его неоспоримы. Лидерские и организаторские способности Агассиса и настоящий талант привлекать огромные средства (только для музея Агассис собрал полмиллиона долларов) заложили основу Гарварда как одного из лучших университетов мира. При этом любопытно, что известный афоризм — «Я не могу себе позволить такую роскошь тратить мое время на то, чтобы делать деньги» — принадлежит именно Агасиссу. 3 марта 1863 года президент А. Линкольн подписал акт о создании Национальной академии наук США. Основателями Академии стали А. Д. Баше, Ч. Г. Дэвис, Л. Агассис и Г. Уилсон (рис. 12). Агассис был назначен Секретарем по международным делам Академии.Рис. 12. Картина Альберта Хертера (1924), посвященная основанию Национальной академии наук США. Слева направо: Бенжамин Пирс, Александр Даллас Баше, Джозеф Генри, Луи Агассис, президент Авраам Линкольн, сенатор Генри Вильсон, адмирал Чарльз Генри Дэвис и Бенжамин А. Голд; из коллекции Национальной академии наук США

В том же году Агассис решил доказать несостоятельность дарвиновской теории, используя ресурсы музея, в котором намеревался собрать рыб изо всех речных систем мира, хотя в музей и так продолжали поступать самые разные коллекции, например купленные в Европе или полученные в дар от императора Бразилии. Даже военный министр США Э. М. Стэнтон, имевший в годы Гражданской войны проблемы и посерьезнее, помогал Агассису5.

Агассис считал, что очень ценными для науки должны были стать исследования бассейна Амазонки. Н. Тайер, один из богатейших бизнесменов Бостона, предложил Агассису полностью финансируемую экспедицию в Бразилию. Таким образом автор книги «Brazilian Fishes», ставшей началом его научной карьеры, сам оказался в Бразилии. 1 апреля 1865 года экспедиция на корабле «Colorado», предоставленном в полное распоряжение Агассиса, покинула Нью-Йорк и вернулась в США только 6 августа 1866 года. Даже император Бразилии провел несколько дней на судне. Агассис и его ассистенты собрали более 80 тыс. образцов.

Меньше чем через неделю после возвращения из этой экспедиции Агассис сделал доклад о следах оледенения в тропиках на ежегодном собрании Академии наук: он утверждал, что огромные территории в Бразилии, также как и в Европе, одновременно были покрыты льдом. По его мнению, вся флора и фауна после этого была создана заново и, соответственно, не имела никакого генетического родства с древними животными и растениями.

Такое заявление вызвало недовольство ученых в Англии и Америке, поскольку до Агассиса Г. В. Бэйтс и А. Р. Уэллас, как и Гумбольдт, не один год вели наблюдения в долине Амазонки и не обнаружили никаких следов оледенений. Тем не менее Агассис оказался прав, но только ошибся в датировках: древнее оледенение действительно было в некоторых частях Бразилии за 230 миллионов лет до плейстоцена [10].

В 1868 году началась следующая экспедиция, возглавляемая Агассисом, в сопровождении конгрессменов и бизнесменов в район Скалистых гор, где они также обнаружат следы оледенений. Агассис принимал участие в создании Корнелловского университета, но вскоре больше чем на год оказался парализован после внутримозгового кровоизлияния. Только в ноябре 1870 года он вернулся к своим занятиям и сразу увлекся новым проектом, предложенным Б. Пирсом, который предоставлял Агассису новый пароход «Hassler» для исследования морской жизни на Атлантическом побережье Южной Америки, с проходом через Магелланов пролив и вдоль Тихоокеанского берега и Центральной Америки с окончанием маршрута в Сан-Франциско. Кроме того, Пирс уведомлял его о том, что оборудование, с помощью которого Агассис изучал побережье Флориды, было усовершенствовано, и для изучения стали доступны глубины, ранее немыслимые. 4 декабря 1871 года «Hassler» покинул Нью-Йорк. Во время путешествия Агассис стал пересматривать свое отношение к теории Дарвина и планировал сравнить генетическое родство видов больших и малых глубин, но из-за многочисленных поломок оборудования этим планам не суждено было сбыться.

Агассис обнаружил огромное количество следов оледенения в Магеллановом проливе и на побережье Тихого океана. Собранного им материала хватило бы на монографию, сравнимую с «Études sur les Glaciers», но он не стал ничего публиковать. Агассис посетил также Галапагосские острова, но не изменил своего мнения в пользу теории Дарвина. В Гарвард он вернулся только в октябре 1872 года и уже в декабре приступил к новому проекту создания летней школы для преподавателей естественной истории. Прочитав такую новость в «New York Times», преуспевающий коммерсант и землевладелец Д. Андерсон предложил ему помощь и подарил для школы остров Пеникиз (Penikese) в штате Массачусетс.

После осуществления этого проекта Агассис занимался разрастающимся музеем, читал лекции и писал критические статьи о теории Дарвина. 14 декабря 1873 года Агассис скончался после повторного кровоизлияния в мозг.

Рис. 13. Срединная морена Унтераарского ледника, фото © Музей естественной истории, г. Невшатель

Рис. 13. Срединная морена Унтераарского ледника, фото © Музей естественной истории, г. Невшатель

На похоронах Агассиса выступали вице-президент США Г. Вильсон и президент Гарварда Ч. В. Элион. Спустя несколько месяцев сын Агассиса Александр привез c Унтераарского ледника моренный камень весом 1100 кг для надгробия, символизирующего жизнь, посвященную природе (рис. 13). Сосны, специально доставленные из Швейцарских Альп, и по сей день затеняют могилу Агассиса.

P.S. После смерти Луи Агассиса руководству Гарварда пришлось нанять трех профессоров, чтобы справиться с тем, что Агассис делал один для университета и музея [8].

Благодарности:
Автор благодарит Х. Блаттера (ETH, Zürich), А. Ф. Глазовского (Институт географии РАН), Д. Л. Мусолина (Киотский университет) и А. А. Екайкина (ААНИИ) за предоставленные материалы и помощь, а также Министерство образования, культуры, спорта, науки и техники правительства Японии, Музей естественной истории г. Невшателя, Национальную академию наук США и Гарвардский университет.

Литература:
1. Гляциологический словарь. Под ред. В. М. Котлякова. Л., ГИМИЗ, 1984, 528 с.
2. Кропоткин П. Исследование о ледниковом периоде. Зап. Императорского Русского географического общества по общей географiи, т. 1, вып. 1. СПб., 1876, 717 с.
3. Agassiz L. Système Glaciaire ou Recherche sur les Glaciers, leur Mécanisme, leur Ancienne Extension et le Rôle qu’ils ont joué dans l’Histoire de la Terre. Première Partie: Nouvelles études et Expériences sur les Glaciers Actuels: leur Structure, leur Progression et leur Action Physique sur le sol. Paris, V. Masson; Leipzig, L. Voss, 1847, 347 p.
4. Agassiz L. Contributions to the Natural History of the United States. 4 vols. Boston, Little, Brown and Co.; London, Truebner & Co, 1857–1862.
5. Agassiz L. Methods of Study in Natural History. Boston, J. R. Osgood and company, 1868, 319 p.
6. Agassiz L., Agassiz E. Louis Agassiz: His Life and Correspondence, 2 vols. Boston, Houghton, Mifflin and Co, 1885.
7. Agassiz L., Gould A.A. Principles of Zoology: Touching the Structure, Development, Distribution and Natural Arrangement of the Races of Animals, Living and Extinct. Pt. 1. Comparative Physiology. Boston, Gould, Kendall and Lincoln, 1848, 216 p.
8. Bryson B. A Short History of Nearly Everything. New York, Broadway books, 2004, 545 p.
9. Charlesworth J.K. The Quaternary Era: with Special Reference to Its Glaciation, 2 vols. London, Edward Arnold, 1957, 1700 p.
10. Imbrie J., Imbrie K.P. Ice Ages: Solving the Mystery. Cambridge, Harvard University Press, 1986, 224 p.
11. Lurie E. Louis Agassiz: a Life in Science. Chicago, University of Chicago Press, 1960, 449 p.
12. Saussure H.B. Voyage dans les Alpes, t. I. Neuchâtel, De l’origine des cailloux roules, 1779, 144 p.
13. Steiner D., Zumbühl H.J., Bauder A. Two Alpine glaciers over the last two centuries: a scientific view based on pictorial sources. — The Darkening Peaks: Glacial Retreat, Science, and Society. Berkeley, Los Angeles and London, University of California Press, 2007, p. 83–99.
14. Tiner J.H. The Ghost Lake — The True Story of Louis Agassiz. Grand Rapids, Michigan Baker Book House, 1983, 118 p..
15. Статья о Луи Агассисе в Википедии: по-русски и по-английски.


1 Имеется в виду несуществующее сегодня озеро гляциального происхождения, названное в честь Л. Агассиса в 1879 году, после того как он предположил ледниковый генезис озера. Этот водный объект являлся крупнейшим замкнутым водоемом мира, по площади превышавшем Каспийское море. Нынешним остатком озера считается озеро Виннипег, Канада. Катастрофический прорыв озера через Гудзонов пролив в море Лабрадор около 12 900 лет назад вызвал аномально быстрое (10 лет) похолодание климата Северной Атлантики (на 5°С в Англии), известное как Ранний Дриас (Younger Dryas). Огромное количество пресной воды нарушило термохалинную циркуляцию Атлантического океана, что заблокировало перенос тепла течением из низких широт. Сегодня подобного скачкообразного процесса опасаются в связи с глобальным потеплением, опресняющем воды Северной Атлантики [W. Broecker (2006). Was the Younger Dryas triggered by a flood? // Science. V. 312. P. 1146–1148].

2 Здесь и далее перевод автора.

3 Более подробно эта часть истории совершенно замечательно описана П. А. Кропоткиным в труде [2], написанном во время его заключения в Петропавловской крепости, а также Дж. Чарльзуорфом в книге [9].

4 Сегодня науке известно уже почти 2 млн видов живых организмов.

5 Из письма Агассиса министру: «Поскольку сейчас довольно прохладно, … позвольте напомнить, что Вы обещали тела нескольких индейцев. Нужно всего лишь послать их в коробках… Если же погода не очень холодная, … попросите хирурга ввести им через сонную артерию раствор арсената натрия. Мне хотелось бы получить одного-двух красивых парней полностью, а также две или три головы…» [L. Agassiz to Edwin M. Stanton [a letter] January, 20, 1865, Edwin M. Stanton Papers, Manuscripts Division, Library of Congress].

ИСТОЧНИК: Элементы https://elementy.ru/nauchno-populyarnaya_biblioteka/izbrannoe/430574/Neozhidannyy_rakurs_Zhan_Lui_Rodolf_Agassis









Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *