Такой заголовок открывал выпуск “России” №9 (171) за 2-8 марта 1994 года. И хотя основные публикации номера касались вопроса об амнистии лефортовских “сидельцев”, Международный женский день в нем тоже не был обойден вниманием, приурочив к этой дате интервью с Людмилой Александровной Руцкой.
Жила-была вторая леди
Людмила Александровна жена Александра Руцкого, бывшая вторая леди страны. У нее тоже непростая судьба. У мужа в биографии была война, плен. А ей нужно было вырастить двоих детей. Сейчас сыновья взрослые, студенты: один – медик, другой – в финансовой академии. А Людмила Руцкая – коммерческий директор Дома моды Валентина Юдашкина. Разговор проходил у нее дома, в кабинете главы семейства, но сам Руцкой кабинет обжить не успел, потому что на новую квартиру семья переехала после октябрьских событий. Интересно, что в том же доме живут генерал Стерлигов и Николай Рыжков. Материал планировался к 8 Марта. К моменту выхода этого номера Александр Руцкой, как и другие участники октябрьских событий, из Лефортова отпущен был домой и даже успел сменить дверной замок. Поскольку разговор шел о материях не политических – сиюминутных, а, можно сказать, о вечных – семья, дети, отношения мужчины и женщины, то мы решили в нем ничего не менять. Единственное – последний вопрос поставили на первое место. Может быть, именно так Людмила Руцкая встретила своего мужа.
– Придет время, и Александр Владимирович вернется домой. Чем вы его встретите, приготовите какое-нибудь его любимое блюдо ?
– Не думаю, чтобы мне позвонили и сказали: «Встречай!» Скорее всего, это будет неожиданно. Кстати, Александр Владимирович всегда возвращался из командировок без предупреждения, никогда не присылал телеграмм. Накрою, конечно, стол, там обязательно будут соленья, квашеная капуста. Ему их сейчас не хватает.
– Людмила Александровна, извините, вопрос не праздничный. Говорят, будто вы собираетесь разводиться с Александром Владимировичем. Это слухи или правда?
– Это чушь. Наоборот, у нас в этом году 20-летие совместной жизни.
– Как вы думаете, 20 – ю годовщину вам удастся встретить вместе или врозь: вам – дома, ему – в Лефортове?
– Надеюсь, вместе.
– Кроме надежды, под этим есть что – то более существенное?
-Практически ничего, я уже никому и ничему не верю. Правда, надеюсь, что здравый смысл победит. Сейчас люди начинают расставлять точки над i : кто прав, а кто нет.
– В вашей совместной жизни вам довелось часто и подолгу ждать: муж был то на войне, то в плену, сейчас – в Лефортове. Это тяжелое чувство, как вы с ним справляетесь?
– Ожидание – мое постоянное состояние, он же военный, и к тому же летчик. То в первую смену полеты, то во вторую, и все время ждешь. Так было все годы до переезда в Москву. В 1985 году вместе со своим полком (это около 300 человек) он уехал в Афганистан. В соседние полки приходило много похоронок, а в наш, где я осталась, не пришло, слава Богу, ни одной. Поэтому ожидание не было окрашено в черный цвет. За все время пребывания в Афганистане только один летчик из полка пропал без вести. Я не держала мысли, что может произойти худшее. Раз в неделю приходили письма, это тоже поддерживало, тем более что про войну муж особо не рассказывал, наказы детям давал. У меня много друзей, они поддерживают, предлагают помощь, в эти трудные дни тоже. Я езжу к ним или они к нам, собираемся, разговариваем. Я не чувствую себя одинокой.
-После октябрьской трагедии отношение коллег, знакомых к вам не изменилось?
– Кто с нами дружил прежде, практически все остались, никто не отвернулся. Кто поддерживал отношения в силу служебных или других соображений, тех не вижу. Среди высшего круга у меня нет друзей. Оттуда, слава Богу, не беспокоят. Поддерживаю отношения с Раисой Хасановной Хасбулатовой, нас сблизила общая беда.
– С кем – то «наверху» у вас остались контакты?
– Никаких. Из тех, кто раньше входил в этот круг, я встречаюсь с женами Хасбулатова, Баранникова, Дунаева.
– В 1991 году ничто не предвещало неприязненных отношений между первым и вторым лицами в России. Вы официально считались «второй леди» страны, видимо, были приемы, неформальные встречи в узком кругу. И тогда вам новых друзей не удалось завести?
– С самого начала отношения с этими людьми почему – то не сложились. Если и бывали приемы, кстати, редко, то они не объединяли, не сближали. Это чисто формальные, протокольные мероприятия. В неофициальной обстановке мы не встречались. Единственный раз собрались в сентябре 91-го года, когда Александру Владимировичу было присвоено генеральское звание.
– Вы часто видите мужа?
– Раз в месяц по полтора часа. На свидания ходим втроем – с сыновьями.
– Каково состояние Александра Владимировича?
– Было уже четыре свидания, и с каждым разом его состояние мне все больше нравится. Он похудел, занимается собой: физкультурой, пресс качает, много читает. Поначалу у него было взвинченное состояние, сейчас озлобленность немножко прошла. Но он считал, да и сейчас считает, что находится там несправедливо.
– О чем вы разговариваете?
– В основном на семейные темы. У меня к детям есть маленькие претензии, и я немножко жалуюсь. Рассказываю, как дома.
– С сыновьями он строг?
– Еще бы! –
-Что он просит принести?
-В Лефортове вывешен список, сколько и чего разрешено. Передачи разрешены дважды в месяц. Одна передача – не более 10 килограммов, не считая сигарет: их количество не ограничивается. Александр Владимирович просит сырокопченую колбасу, сало, чеснок, фрукты, овощи – все разрешено только в сыром виде. Соленья – нельзя. «Заказ» передается через адвоката.
– Как к вам относятся сотрудники изолятора?
– Плохого ничего не могу сказать. Отношение очень внимательное. В прокуратуре, надо сказать, тоже.
-Какие книги просит принести Александр Владимирович?
– Книги помогает подбирать его советник Андрей Федоров. Литература серьезная: общеполитическая, философская. Передали уже около 40 книг и еще брошюры, газеты, ксероксы статей.
– Как вы относитесь к Ельцину – не как к политику, а как к человеку?
– С самого начала, когда отношения еще можно было назвать нормальными, прошло много праздников: дни рождения, 8 Марта, Новый год. Чета Ельциных меня не поздравила ни разу. Хасбулатовы, напротив, поздравляли всегда. Поэтому могу ответить, что никак не отношусь.
– Говорите ли вы с мужем на политические темы?
– Практически нет. Он всегда приходил домой очень поздно, в последнее время особенно. Разговоры были в основном вокруг семейных вопросов, все – таки сыновья еще не совсем взрослые. Я ему советов не давала.
– Давать советы и иметь свое мнение вещи разные …
. – Мое мнение оставалось при мне, да и он к нему не очень – то прислушивался. Иногда мнения совпадали, иногда – нет, что поделать. Если мне что – то не нравится, я не могу поддакивать, тем более что по гороскопу я – Стрелец, а он – Дева.
Беседу вел Андрей ЖДАНКИН
Погорячились?
Bсе недоумевают: как так помощники Президента ведут с председателем Думы и генеральным прокурором душеспасительные беседы о необходимости корректировки решения по поводу амнистии, а «сиденты» тем временем уже разбежались по домам!
Наиболее дотошные наблюдатели идут дальше, задаваясь вопросом: ну разве не было ясно, что президентская инициатива относительно амнистирования одних заключенных при обсуждении в парламенте приведет к желанию включить туда и других? Вопросы – резонные, хотя возникают они под влиянием событий и фактов, находящихся, что называется, на поверхности. Однако, как заметил еще четыре столетия назад Мишель Монтень: нельзя судить об истинной природе вещей и событий лишь на основании того, что нам о них известно.
Что же в таком случае не известно? Видимо, все остальное. И прежде всего выводы, к которым пришла следственная группа на основе изучения обстоятельств сентябрьско-октябрьских событий. Ведь это нам по телевидению в который уже раз прокручивают одни и те же кадры, запечатлевшие, как бывший вице- президент призывает штурмовать мэрию и «Останкино», а глава законодательной власти – Кремль. Но есть ведь и другие видеодокументы.Так что вполне может быть: в доведении дела до суда не заинтересована прежде всего президентская сторона.
Здесь ситуация из серии, когда хорошего варианта нет, а имеющиеся, что называется, оба хуже. И судебный процесс, когда подсудимый берет на себя роль обвинителя, и амнистия – помилование, за которой неизбежно последует стремление проигравших в октябре прошлого года к реваншу, любые дискуссии на тему конституционности и юридической обоснованности освобождения «Лефортовских узников» – бесплодны. Решение Думы об амнистии – из области политики, а не права, и в этом смысле абсолютно «симметрично» президентскому Указу № 1400, блокаде и расстрелу Белого Дома. Нельзя заснуть, игнорируя закон, а проснуться в роли его защитника. Как оказалось, десятилетия истории переписать легче, чем несколько ее месяцев- «свежий труп в шкафу пахнет сильнее». После коррекции курса экономических реформ и почти полного заимствования программы оппозиции, осуждавшей шоковую терапию и призывавшей к постепенному восстановлению Союза, сентябрьско-октябрьские события стали еще более сюрреалистичными. – Ситуация до боли напоминает старый анекдот, когда участника штурма Зимнего спрашивают: «Ну что, дедушка, горячее было время?» И получают в ответ: «Да , погорячились немного».
Александр ЕВЛАХОВ
Как вытащить доллар из кармана, где и рубль не ночевал …
Доллар подобен трепетной птице, пугающейся любого шума, будь то Послание Президента или давно ожидаемые решения Правительства о кредитах селу. За два «черных» дня рубль упал на 72 пункта.
Курс доллара не имеет ни малейшего отношения к тому, как идут дела в экономике России. Когда падение производства достигло максимальных величин – стоял как вкопанный. Когда же – если верить статистике – темпы падения должны были замедлиться, доллар стремительно пошел вверх.
Курс доллара давным-давно стал способом выяснения отношений между «субъектами российской хозяйственной жизни», схлестнувшимися за раздел бывшей «общенародной собственности».
Основными «субъектами» нынче стали окончательно победившие на правительственном уровне представители эффективно работающих на экспорт отраслей нефтяной, газовой, автомобилестроительной (с оговорками) и некоторых других. Борьбой за нефть и газ, за стабильные источники богатства, а не какими – то там подъемами или спадами производства объясняются скачки доллара. Гайдар, Федоров и прочие «реформаторы», пропустив вперед Черномырдина, проиграли главное-нефть и газ. Видимо, следующим требованием Правительства будет требование «не мешать».
Пока же в глубинах Правительства зреет законопроект победы над инфляцией с помощью «сдерживания» роста заработной платы. То есть опять за счет нас, простых граждан. В то время как нефтяные миллиарды будут оседать на чьих – то счетах в западных банках, нам предельный уровень заработной платы определен аж в 118 тысяч рублей. Все, что свыше, будет безжалостно срезаться с помощью налогов и штрафов.
На грустные размышления наводит и та легкость, с которой Правительство капитулировало практически перед всеми просителями триллионных льгот и кредитов. Не за горами, видимо, установление фиксированного курса доллара, закрытие валютных бирж, возвращение доллара туда, где он был у нас всегда, – на черный рынок.
И тогда уже никто никому ни в чем не сможет помешать.
Юрий КОЗЛОВ
Горячо-холодно
Алексей ФРОЛОВ
Не кажется ли вам, что последние события напоминают небрежно отрепетированный спектакль?
Дума принимает неординарное решение об амнистии. Следующим утром Президент, зачитывая депутатам основные положения своего Послания, вроде бы ни словом не упоминает об этом громком событии. Все в растерянности, а Президент молчит … Куда здесь бедному обывателю податься? Что думать? Кому верить?
Обыватель, конечно, по укоренившейся привычке бдит, выбирая из тощего информационного потока все возможное, и толкует события по-своему.
К примеру, в президентском Послании (во всяком случае в его изустной интерпретации) ни разу не упомянуто имя Гайдара. Вывод: реформы имени Егора Тимуровича близки к завершению … В том же Послании звучат тревожные ноты о разгуле преступности и намерение в ближайшее время сотворить сильное государство. Что это может означать, если не осторожное признание необходимости введения чрезвычайного положения в стране? А ноль эмоций по поводу злополучной амнистии – это как понять? Как деликатность Президента (мнение Павла Бунича) или как реакцию на незначительность факта (это уже Петр Филиппов) на фоне грандиозных задач, заявленных в Послании?
Нет, тут какая – то другая собака зарыта.
Рассуждая таким волнующим образом, обыватель – сам принадлежу к этому роду- племени! – старается теперь опереться уже не на принципы детской игры «горячо – холодно», а, как правило, берет отправной точкой очевидный, общеизвестный факт, и тут возможны открытия.
Вот два высказывания по горячим следам. Оба- из стана демократов. По мнению коллег Сергея Шахрая, амнистия соответствует стратегическим интересам Президента. Мнение руководства РДДР: ликвидация комиссии по расследованию событий в октябре свидетельствует – истина не нужна.
Никогда не рискнул бы объединить эти две точки зрения, если бы не откровенная подсказка коллег Сергея Шахрая по ПРЕС. Они публично заявили, что «амнистию и так бы приняли, но усилиями нашей фракции далось разменять» ее на отмену комиссии по расследованию».
Получается, что ПРЕС, будучи осведомленной о стратегических планах Президента, «разменяв» амнистию, способствовала сокрытию истины об октябрьских событиях в Москве. К слову скажем, как бы ни были благородны здесь их цели – не плодить конфронтацию дальше, добиться согласия в обществе – и цели по большому счету вряд ли оправдывают средства.
Впрочем, не о ПРЕС сейчас речь. Когда Президент выступил с законодательной инициативой об амнистии по случаю принятия новой Конституции, определенно имелось в виду, что освобождению подлежат только те, кто отбывает наказание за незначительные общеуголовные преступления. И трудно сегодня поверить, что президентское окружение было столь наивно и не могло предвидеть всех последствий этого шага. Разве не ясно, что гуманная по своей сути инициатива будет не просто расширена Думой, а всерьез перенацелена, наполнена политическим содержанием? В воздухе – вспомните! – буквально носились идеи пересмотра вины арестованных участников и организаторов октябрьских событий. Предвыборные программы левых движений не скрывали намерений в случае победы добраться до истинных виновников кровавого октября. И когда демократы упустили на выборах свой шанс, стало очевидно: серьезной разборки не избежать. Никакие ссылки на то, что это обязанность третьей, судебной власти (не в свое дело не лезьте!), не могли помешать намерению вновь избранных депутатов расследовать причины общенациональной трагедии.
Может, тогда и родилась идея упредить депутатское разбирательство, занять Думу амнистией. Расчет был прост и, как известно, он вполне оправдался. Коль скоро в число амнистируемых попали политические, как – то совершенно естественно отпала необходимость в работе депутатской комиссии по расследованию событий 21 сентября- 4 октября 1993 года. Что после серии дискуссий и было зафиксировано пакетом постановлений Думы, принятых 23 февраля.
Ну а то, что все сказанное небездоказательно, подтверждает хотя бы уже упомянутое авторитетное мнение шахраевских коллег. Теперь определить бы, в чем суть этих президентских стратегических интересов. И это, наверное, не будет трудно, если обратиться к заключительной части президентского Послания, которое звучало по телевидению утром 24 февраля.
Даже по стилистике, по заряду взволнованности эта часть отличалась от всего прежде сказанного. Можно было предположить, что ее написали только – только, под впечатлением думского решения.
Вот небольшой, но доказательный фрагмент:
«Только в общем деле мы сможем преодолеть взаимную подозрительность и вернуть доверие друг к другу. Только общим делом мы сможем навсегда отвести от России угрозу противоборства и прийти к прочному гражданскому согласию. Только в общем деле мы сможем прорвать черную пелену неуверенности, восстановить душевное равновесие и обрести себя в новых условиях. Граждане России ждут от нас сотрудничества. И, уверен, они нас поддержат …»
Интересно прокомментировал этот президентский пассаж один знакомый депутат. По его мнению, здесь содержится завуалированное одобрение последнего решения Думы. Президент как бы дает понять, что для создания атмосферы согласия без взаимного прощения не обойтись. (А ему, надо думать, не состояться как отцу нации.) При этом наверняка хорошо понимает, что Хасбулатов и Руцкой страшнее для его президентского будущего в Лефортове, чем на воле. В тюрьме они – мученики. На воле прощеные граждане из бывших. Если даже они попытаются вернуться на какие то политические высоты. их съест конкуренция или остановит новая, более профессиональная, более интеллектуальная и амбициозная оппозиция. Да и амнистированный – это вам не реабилитированный …
Словом, особо не рискуя, Президент приобретает соответствующий имидж, и, наверное, в этом смысле амнистия отвечает его стратегическим интересам. К этому примыкает еще одно весьма существенное обстоятельство. Останься «мятежники» в Лефортове, не коснись их ветры освобождения, никогда не истребить бы желания досужих, а особенно облеченных правом лиц, докопаться до истоков октябрьских событий. Наверное, далеко не все там безоблачно и гладко, коль скоро генеральный прокурор Алексей Казанник словно бы только ждал удобного случая, чтобы сбросить с себя бремя тяжких вериг …
—