В понедельник, 12 октября, в Ельцин Центре состоялась панельная дискуссия «Что важнее, стабильность или демократия?», основным спикером которой стал Тобиас Привителли — заместитель посла Швейцарии в РФ. Дипломат на прекрасном русском языке рассказал о предмете обсуждения и привёл массу примеров из истории своей страны.
Демократизация как нестабильный процесс
— Как правило, люди желают жить в стабильной стране, — отметил господин Привителли, — и в данном контексте стабильность — положительное понятие. Впрочем, у стабильности есть неуклюжий родственник — стагнация: система не обновляется, происходит застой, появляется мало новых технологий.
В международной дипломатии вместе со словом «стабильность» используется ещё один близкий по значению термин: resilience, устойчивость. Согласно определению ООН, устойчивой является система, способная противостоять кризисам, которая не рушится при их возникновении.
— В формулировках ООН подчёркивается, что государство должно быть resilient — устойчивым, упругим, — сказал дипломат.
Но какие страны являются стабильными? На первый взгляд, демократии вряд ли можно отнести к их числу: в них часто меняются правительства, проходят акции протеста, а политики могут отправиться в тюрьму даже за незначительные злоупотребления. Однако согласно всемирному индексу стабильности, из 20 государств, находящихся в верхних строчках рейтинга, 19 являются демократическими. К примеру, Швейцария в этом рейтинге находится на 11-м месте, а в индексе мирных стран она занимает 6-ю строчку.
— Чем прочнее демократические институты, тем стабильнее государство, — подытожил вступительную часть дискуссии Тобиас Привителли. — А вот демократизация — это сложный и нестабильный процесс.
Далее заместитель посла перешёл к рассказу о долгом пути становления демократии в Швейцарии.
От Наполеона к референдумам
Швейцарская конфедерация была основана в XII веке как военный блок нескольких кантонов. В 1799 году страну заняли войска Наполеона. Император Франции, с одной стороны, создал первую конституцию Швейцарии, в которой ввёл понятие прав человека, а с другой — централизовал государство, что было встречено швейцарцами отрицательно. И по окончании наполеоновских войн перед национальной элитой встал вопрос о будущем страны.
— Швейцария на тот момент находилась на грани гражданской войны, — сказал Тобиас Привителли. — Даже появление в повестке Венского конгресса 1815 года «швейцарского вопроса» свидетельствует о том, что в государстве были большие проблемы. Либеральное движение боялось, что вернутся аристократические консервативные порядки. А католические круги этого, пожалуй, и хотели.
Посол отметил, что в XIX веке страна была развита очень неравномерно, и была одной из самых бедных и нестабильных в Европе. Швейцарцы часто нанимались воевать в армии других стран, чтобы заработать на жизнь. Не было и равенства территорий: только 13 кантонов имели права голоса (всего в стране 26 кантонов — ред.), а остальные не обладали политическими правами, и по сути являлись внутренними колониями.
Среди кантонов выделялись городские — преимущественно протестантские и либеральные, с множеством образованных людей, — и консервативные католические. В 1847 году противостояние между ними всё же вылилось в гражданскую войну, которая длилась месяц и привела к гибели 100 человек. По итогам этого кризиса победили либеральные силы — они и создали современную Швейцарскую Конфедерацию в 1848 году. Они удерживали власть в своих руках и были единственной руководящей партией почти полвека, и только в 1891 году позволили представителям консервативных католических кругов войти в правительство.
— История Швейцарии XIX и XX века — процесс интеграции различных сил. Сначала интегрировали католиков, затем — крестьянское движение, и наконец в 1945 году — социал-демократов. Сейчас правительство состоит из четырех главных партий, но главный инструмент принятия решений — это всенародный референдум, — подытожил швейцарский посланник.
От базового дохода до военного бюджета
Политическое устройство Швейцарии уникально: примерно 4–5 раз в год в стране происходят всенародные референдумы, на каждый из которых выносится от трех до пяти вопросов. Вопросы касаются как уровня Конфедерации, так и уровня кантона или муниципалитетов.
Чтобы вынести вопрос на референдум, необходимо собрать 50 тысяч подписей в его поддержку. А затем перед референдумом проходит длительная фаза публичных дебатов с широким и свободным обсуждением. Поэтому, уверен заместитель посла, на всенародном голосовании принимается очень мало импульсивных и эмоциональных решений, хотя перечень вопросов, которые могут быть вынесены на голосование, чрезвычайно широк.
Так, в 1989 году на референдум было вынесено предложение распустить армию. В обществе была большая эйфория после падения Берлинской стены и окончания холодной войны, однако «за» проголосовали только 36 процентов. Кстати, не так давно швейцарские военные вынесли на референдум вопрос о выделении средств на закупку новых истребителей — и заручились поддержкой 51 процента проголосовавших.
Среди свежих примеров разумного поведения швейцарцев на референдумах: не прошедшее предложение левых кругов о введении безусловного базового дохода для всех граждан страны в размере около 2000 долларов в месяц. «Его поддержали 25 или 27 процентов — люди понимают, что предложение слишком радикальное, оно приведёт к огромной нагрузке на бюджеты, и вся система в Швейцарии может рухнуть», — сказал дипломат.
Тобиас Привителли также отметил, что за каждым вопросом, вынесенным на референдум, стоит огромная работа — от появления инициативной группы до воплощения решения в жизнь (если оно прошло фильтр всенародного голосования) в среднем проходит пять лет. «Представляете, как чувствуют себя люди, предложение которых не прошло?»
Максим Путинцев
Российский ответ на швейцарский опыт
По окончании своего выступления заместитель швейцарского посла ответил на вопросы из зала. А о специфике в восприятии стабильности и демократии россиянами высказались Максим Путинцев, главный редактор радиостанции «Эхо Москвы» в Екатеринбурге, и Павел Рубцов — журналист и ведущий программ.
Максим Путинцев, комментируя выступление посла, отметил парадоксы, существующие в российском восприятии дилеммы «стабильность и демократия». Согласно опросу Левада-Центра, проведённому в 2015 году, 61 процент россиян считали, что ради порядка можно пожертвовать правами и свободами. При этом 42 процента считали, что порядок без демократии невозможен.
— У нас в стране становление демократии идёт, только идёт по синусоиде: мы то находим путь, то откатываемся назад. Но ценности и свободы — это то, что для России неизбежно, и я согласен с теми, кто говорит, что наша страна — часть Европы. Рано или поздно, если не будет серьёзных катаклизмов, мы эти ценности впитаем. Они станут частью нашей идентичности, и у нас появится нормальная демократия, а не «суверенная» и прочие эвфемизмы, — сказал эксперт.
В свою очередь, Павел Рубцов задался вопросом: а действительно ли в России происходит демократизация?
— Демократия — это институализированная нестабильность, но без этой нестабильности стабильности не будет, — отметил журналист. — Вопрос в том, хотим ли мы этой институализации нестабильности? Ведь наша нестабильность гораздо более размашистая, чем швейцарская. У Швейцарии удивительный опыт — она никогда не была централизованным государством под властью одного суверена, а значит, людям исторически необходимо было договариваться и приходить к консенсусу, и делать это самостоятельно.
ФОТО: ЛЮБОВЬ КАБАЛИНОВА
Источник:https://yeltsin.ru