Нам часто кажется: жизнь и даже историю можно в любой момент начать «с чистой страницы». Иллюзия! Многие наши актуальные проблемы уходят корнями в далёкое прошлое. Более того, мы — мы сами — являемся продуктом многовековой истории.
Александр АЛЕКСЕЕВ
Об этом необходимо помнить, касаясь непростых отношений России с Украиной и Белоруссией. Помнить и учитывать, что процесс формирования современных наций зависел, во-первых, от близости или удалённости старых цивилизаций, а во-вторых, от хода государственного строительства. Чтобы оформиться в нацию, населению (даже этнически однородному) надо было долгое время жить под единой властью.
В разных государствах закреплялись старые различия в образе жизни, языке, культуре и возникали новые черты. Например, правящее сословие в Западной Руси сложилось гораздо раньше, чем в Московии, и на совершенно иной основе. Западнорусским землям, имевшим тесные исторические связи не только со славянскими соседями, но и с Грецией, было намного проще заимствовать греческую и латинскую культуру. Да и деятельность Ивана Фёдорова можно правильно понять только на фоне общей картины славянского книгопечатания. Но особенно ярко и выпукло различия проявились в религиозной сфере. На восточнорусских территориях монголы, сами недавние мусульмане, не покушались на монопольное положение православия. В Польско-Литовском же государстве православной церкви пришлось вступить в жёсткую конкуренцию с католицизмом и протестантизмом. Это породило новые — неведомые на Востоке — явления: церковные братства и церковную унию.
Предваряя вывод, можно сказать, что сила и власть сосредоточились в Восточной Руси, но культура и знания — в Западной.
ЗАПАДНОРУССКИЕ ТЕРРИТОРИИ И ШЛЯХЕТСКИЕ ВОЛЬНОСТИ
В многотомной «Истории России», написанной в XIX веке замечательным русским историком С. М. Соловьёвым, западнорусским землям уделено очень много места. А вот вышедшую несколько лет назад книгу о Западной Руси её автор А. М. Буровский вполне обоснованно озаглавил «Россия, которой не было». И действительно, после описания монголо-татарского нашествия центральные области Киевской Руси исчезают со страниц российских учебников, чтобы спустя несколько веков появиться вновь уже в качестве периферии Московского царства.
На то, чтобы центр и окраина поменялись местами, ушло почти полтысячелетия. К началу XVI века Москва сумела прибрать к рукам только Новгородскую землю. Собственно Киевская Русь, то есть нынешняя Украина с прилегающими районами Курской, Орловской, Тульской и Калужской земель, а также Белоруссия со Смоленской землёй оставались в составе Великого княжества Литовского, Русского, Жемайтского и иных и связанного с ним личной унией Польского королевства,откуда всё больше проникают польские обычаи.
В Польше главенствующую роль играла шляхта. Многочисленная (почти десятая часть населения) и своевольная, она третировала городских купцов и мещан, а крестьян свела на положение хлопов (рабов, холопов). Все шляхтичи считались равными, однако принятие реальных решений держали в своих руках крупные магнаты.
Мелкая шляхта, по характеристике историка XIX века Н. И. Костомарова, «ничем не отличалась от хлопов, даже по одежде и наружному виду… Разница была та, что у шляхтича при боке висела постоянно сабля (karabela). По старым шляхетским понятиям для человека благородного происхождения предосудительно было заниматься ремеслом, промыслом или торговлей; но шляхтич не стыдился лакействовать, продавать свою совесть, нищенствовать, а при случае грабить и воровать. Гордый своим званием, он смотрел свысока на всякого не принадлежащего к шляхетству».
Собрания шляхты по воеводствам — сеймики — играли ключевую роль в управлении. Без их согласия король не мог издавать законы, вводить новые налоги, начинать войну. Послы сеймиков (так назывались их делегаты) составляли нижнюю палату вального, то есть общего, сейма — Посольскую избу.
При этом государственное устройство Польши основывалось не на «демократии большинства» (хотя бы и шляхетского), а на политическом равенстве шляхты. Любое постановление общего сейма требовало одобрения всех, без исключения, сеймиков. Если хотя бы один отказывался его признать, обсуждение начиналось заново. К XVII веку сложился даже институт «свободного вето» [«liberum veto»]. Сказав «nе pozwalam!» [«не дозволяю!»], любой шляхтич мог прекратить обсуждение вопроса и вообще остановить работу сейма.
После смерти в 1572 году Сигизмунда II Августа шляхта фактически монополизировала процедуру избрания короля. Для этого на сейм, проводившийся в поле под Варшавой, съезжались вооружённые шляхтичи и послы важнейших городов. Король считался избранным лишь при полном единогласии. Из десяти проводившихся в разное время такого рода сеймов шесть закончились мирно. При избрании четырёх королей договориться не удавалось, и шляхетские избиратели, разделившись на партии (конфедерации), отстаивали своих кандидатов с оружием в руках. Иногда конфедерации составлялись не для выборов, а для поддержки действующего короля или против него (они, кстати, были эффективнее сеймов, поскольку вопросы на них решали большинством голосов).
Отношение самих поляков к своим формам гражданского общества выразилось в известной поговорке «nierzadem Polska stoi» — «Польша держится на несогласиях».
В Великом княжестве Литовском великие князья довольно рано попали в зависимость от панов радных — удельных князей, заседавших в Раде — королевском Совете. Княжьи служилые люди, владельцы вотчин и поместий — бояре, земяне (род землевладельцев), дворяне и слуги — большой роли не играли. Но после унии с Польшей земян и бояр причисляют к шляхетскому сословию и наделяют гражданскими вольностями. Отныне литовско-русский шляхтич мог проживать где угодно и посещать любую страну. Без суда его нельзя было казнить, заключить в тюрьму или конфисковать имущество. Уже в 1447 году эти вольности распространяются и на шляхту, принадлежавшую к православию.
Долгое время уния Литвы с Польшей носила так называемый личный характер: каждого великого князя литовского должны были выбрать и польским королём. Правда, на практике такое случалось не всегда. При Сигизмунде II Августе (великий князь Литовский и король Польши с 1530 года) принимается решение образовать из Короны (Польши) и Княжества (Литвы) нечто более или менее целостное. В 1560-х годах права литовско-русской шляхты подтягиваются к польскому уровню: она получает гарантию неприкосновенности земельных владений, местное самоуправление и право избирать депутатов на общий сейм. В этом православную шляхту уравнивают с католиками. Без согласия сейма запрещалось собирать войско и вводить налоги.
Напомним: Жемайтия (северо-западная часть нынешней Литовской Республики) окончательно вошла в состав государства Гсдиминовичей и приняла христианство лишь в XV— XVI веках.
А завершает этот процесс сейм 1569 года в Люблине: на нём Корона и Княжество объединяются и отныне именуются «Речь Посполита» (в буквальном переводе на польский язык с латинского: «res риЬИсит» — «общее дело»). Появилось государство с единым сеймом и с монархом, совмещающим титул короля польского и великого князя литовского.
ЦЕРКОВНЫЕ ПРОБЛЕМЫ
В жизни огромного большинства русских людей центральное место занимала в то время православная церковь. Как и Русские земли, она оставалась разъединённой. После Флорентийской унии митрополит Киевский и всея Руси Григорий отдался под власть патриарха Константинопольского, а церковь Великого княжества Московского обрела автокефалию. Западные митрополиты по-прежнему именовались «Киевские и всея Руси», хотя жили обычно в Новогрудке, неподалёку от Гродно. Восточные митрополиты назывались «Московские и всея Руси». Когда же в Москве в январе 1589 года учредили патриаршество, это наименование сохранили и патриархи.
Положение православной церкви на Востоке и на Западе отличалось коренным образом.
Государственная власть Московской державы полностью контролировала церковь. Разногласия между царём и патриархом иногда возникали, но в принципе зазор между властью и церковью был микроскопическим. Миряне мало влияли на церковные дела.
Положение же в православной церкви, сложившееся в Великом княжестве Литовском, определяли несколько относительно самостоятельных сил. Первая из них — господствующая католическая церковь, её влияние после Люблинской унии ещё больше усиливается. В страну хлынули иезуиты, а католики-поляки приобретают в Литовско-Русских землях имения, участвуют в сеймиках, занимают государственные должности.
На состояние же православной церкви влияли как великокняжеская (королевская) власть, так и православные иерархи, но влияли также и массы верующих мирян, и, наконец, патроны. (Патроном — покровителем храма либо монастыря считался тот, на чьей земле они находились. Им мог быть король, паи или городское общество.) Об отношениях между патроном, приходским священником, прихожанами и епископом можно, например, судить по постановлениям православного собора, состоявшегося в Вильно (Вильнюс) в 1509 году. Так, собор требовал ставить на церковные должности по избранию только «владык (епископов) и панов греческого закона». А священника, служившего без благословения архиерея, по воле одного пана, следовало лишать сана. Патрону же предписывалось не отнимать у священника церкви без ведома архиерея, а архиерею — не назначать нового священника, пока не исследована вина предыдущего.
Много было и других церковных неурядиц. Нередко православные епархии отдавались в управление мирянам, а то и епископам-католикам. Овдовевшие священнослужители, вопреки правилу, женились вторично (и даже в третий раз), не отказываясь от сана. Даже Киевский митрополит Онисифор Петрович, прозванный Девоча (Девочка), был женат дважды. Православные епископы, несмотря на монашеский обет, жили с жёнами, как паны, в замках, пользовались епархиями как собственными вотчинами…
В Галицкой земле, входившей в состав Короны, то есть Польши, православное епископство было ликвидировано и надзор за галицкими «схизматиками» (православными) некоторое время осуществляли католические архиереи. Позже Галицкне земли вошли в состав Киевской митрополии. И в 1509 году право назначать справцу (управляющего] король передал львовско>гу католическому архиепископу. Галичане этому воспротивились и выбрали своего справцу — православного.
В ходе тридцатилетней борьбы между католиками и православными победу одержал православный Макарий Тучапский, который сперва был утверждён справцей, а в октябре 1539 года рукоположен в Киеве в епископы митрополии Галицкой, а также Львовского и Каменец-Подольского. Макарий восстановил в своей епархии клирос — совещательный орган, состоявший из львовских священников. Однако злоупотреблений эта мера не устранила.
Спустя почти полвека православные галицкие дворяне, приехавшие в Варшаву на заседание сейма, жаловались Киевскому митрополиту Онисифору Девочке «на великие несправедливости» — закрытие церквей, насильственное «выволакивание» попов, запрещение мирским людям молиться. «Мало этого: рубят кресты святые, захватывают колокола в замок…»
ПРАВОСЛАВНАЯ РЕФОРМАЦИЯ
Православные миряне не ограничивались жалобами на творившиеся безобразия. Законы Великого княжества Литовского позволяли им отстаивать свои права, а навыки самоуправления поддерживались благодаря Магдебургскому праву, которым короли наделили многие западнорусские города. В таких городах при королевском градоначальнике — войте — создавались магистраты из двух коллегий: Рады — для управления текущими делами и Лавы—для судопроизводства. Судебные приговоры войт выносилпосле совещания с лавниками. Первый состав лавников горожане выбирали пожизненно, а затем по мере их выбытия Лава сама подбирала новых членов.
Рада заботилась о городском имуществе, о вдовах и сиротах, надзирала за пекарями и шинкарями, за верностью мер и весов, наказывала перекупщиков, следила за добронравием горожан. Состоятельные горожане контролировали деятельность Рады: радцы отчитывались перед ними, и без одобрения горожан постановления Рады были недействительны. Но часто Рада выкупала у короля должность войта со всеми его правами. В этом случае она сама выбирала из своей среды бурмистров, сама себя пополняла и сама же назначала лавников (иначе говоря — судей). У остальных горожан не оставалось права даже представлять кандидатов. В этих условиях защищать интересы православных горожан стали братства.
Первоначально они представляли профессиональные объединения купцов, ювелиров, скорняков, кузнецов и т.д. Каждое братство, созданное в форме церковного прихода, имело собственный храм или хотя бы придел (часть храма с дополнительным алтарём). Корни западнорусских братств можно усмотреть в братчинах, существовавших ещё до монгольского нашествия в Новгороде, Пскове, Полоцке, в средневековых европейских цехах и даже в античных объединениях ремесленников и купцов, устраивавших совместные пиры и приносивших жертвы богу-покровителю.
Члены братств — братчики — регулярно проводили собрания, переизбирали старшин, платили членские взносы, заботились о своём храме, организовывали престольные праздники, похороны, заупокойные и заздравные литургии, вели поминальные книги. Некоторые обзавелись госпиталями и богадельнями. В бурном XVI веке роль братств расширяется: они берут на себя функции, ранее им не свойственные.
В Европе в это время полным ходом идёт Реформация — широкое движение, придавшее религиозную окраску стремлению наций и более мелких общин самим определять свою судьбу. Не обошло оно стороной и Польско-Литовское государство. В протестантство перешли могущественный Николай Чёрный Радзивилл (на его двоюродной сестре Барбаре был женат Сигизмунд II Август), Воловичи, Глебовичи, Сапеги, Огиньские, Ходкевичи, Вишневецкие и другие известные фамилии. Многие католические монахи и монахини покидали монастыри. Даже киевский епископ Николай Пац перешёл в протестантство и женился. Протестантская проповедь добросовестного исполнения долга особенно хорошо ложилась на национальный характер жителей Белой Руси. В Новогрудском воеводстве из 600 семей православной шляхты более 580 стали протестантами.
Самым прямым образом Реформация повлияла па православное население. Нет, братчики не уверовали в учения Лютера или Кальвина. Однако в вопросах внутри-церковной жизни они действовали не менее решительно, чем самые непримиримые пуритане. Правда, их протест, в силу различия условий, принимал иные формы.
В Европе тысячу лет монопольное положение занимала римско-католическая церковь. Именно это не устраивало протестантов. Католическая иерархия во главе с Папой Римским стала главным объектом их нападок. В Польско-Литовском государстве православная церковь, хотя и ущемляемая, оставалась самостоятельной. Константинопольский патриарх ни в коей мере не являлся аналогом Папы: он находился далеко, сам зависел от присылаемой «милостыни» и во внутрицерковной борьбе в Западной Руси чаще держал сторону братств. Поэтому братствам не требовалось избавляться от попов: они могли подбирать их по своему вкусу.
Признавая каноническую власть Константинополя, братства активно использовали авторитет других восточных патриархов. Константинопольский патриарх Иеремия, посещая Великое княжество .литовское в 1588—1589 годах, благословил новое братство в Вильне при церкви Святой Троицы, предоставив ему и львовскому Успенскому братству независимость от епископского суда. Патриарх подтвердил прежние права Успенского братства и дал новые: печатать не только церковные книги, но и учебники, удалять священника, замеченного в неблагонравном поведении, а львовскому епископу приказал угверж-дать безоговорочно избранного братством священника: «Не смей ничего говорить против львовского братства, на котором Бог почивает и славится, и если услышим, что ты возбраняешь дела благие, то будешь отлучён, а потом и другому церковному наказанию подвергнешься».
БРЕСТСКАЯ УНИЯ
Низложив дважды женатого митрополита Онисифора Девочку, Иеремия по рекомендации мирян поставил на его место Михаила Рагозу, человека благочестивого и доброго. Он привлекал братства к обсуждению и решению церковных дел и даже дал им право участвовать в соборах. Так из скромных профессионально-религиозных союзов братства превратились в важнейшую опору православной церкви.
В братства записывались люди разных занятий и сословий, включая шляхту и духовенство, не только местные жители, но и иногородние.
Однако большинство архиереев были крайне недовольны ростом влияния мирян. Ещё куда ни шло советоваться со шляхтичами, но выпрашивать разрешения у скорняков и седельников…
Епископы пришли к выводу, что для греческого начальства они всего лишь овцы, которых стригут, но не кормят, и что гораздо правильнее поставлены дела у католиков, чьи епископы заседают в Сенате. И такого рода настроения подтолкнули нескольких православных епископов обратиться к королю с жалобами на восточных патриархов. «Видя, как они там живут на своих патриаршествах, как один за другим подкупаются, и, сюда к нам приезжая, только поборы с нас берут», православные архиереи выражали желание под верным ручательством короля «приступить к соединению веры и пастыря единого, главного, которому самим Искупителем мы вверены, святейшего Папу Римского пастырем своим признать».
На соборе в Бресте (конец 1596 года) шли длительные переговоры о гарантиях прав и гарантиях на имущество. И наконец, большинство православных епископов Киевской митрополии приняли так называемую Брестскую унию. Они согласились присоединиться к римско-католической церкви, однако при условии: обрядность сохраняется прежней. Но тут же произошёл раскол. Другие православные епископы под охраной вооружённой стражи, предоставленной им православным князем Константином Острожским, провели свой собор, который решительно отверг союз с Римом. В итоге львовская и перемышльская епархии остались вне унии.
При короле Владиславе IV (1632—1648) сейм провозгласил, как бы теперь мы сказали, свободу вероисповедания — равенство между православными и католиками, признал восстановление православной иерархии, гарантировал противникам Брестской унии свободу исповедания и сохранение за ними церквей. Так к католической, православной и нескольким протестантским церквам Речи Посполитой добавилась церковь униатская, то есть принявшая Брестскую унию. Московское же царство в этой ситуации ещё более укрепило репутацию последнего оплота православия.
Католичество и протестантство остались преимущественно панскими, шляхетскими религиями, а православие и униатство — хлопскими, мужицкими. Православные
вельможи предпочитали сразу перейти в католичество, нежели связываться с унией. Так, например, поступили сыновья князя Константина Острожского.
Тем не менее униатская церковь, опиравшаяся на монашеский орден базилиан, выжила, обзавелась квалифицированным духовенством и даже собственным мучеником. Им стал полоцкий архиепископ Иосафат Кунцевич, убитый в 1623 году в Витебске. (Базилиане — общее название нескольких католических монашеских орденов византийского обряда, следующих в жизни уставу, который приписывается Святому Василию Великому.)
РУССКОЕ КНИГОПЕЧАТАНИЕ
Острый конфликт между католиками и протестантами, разгоревшийся в Европе в XV—XVII веках, обернулся ростом религиозного скептицизма. Просвещение начинает отходить от религии. Однако на Руси образованность по-прежнему остаётся делом церкви и, более того, тесно связана с межконфессиональной борьбой. Хорошим примером служит книгопечатание.
В славянских странах, принявших христианство от Византии, богослужение велось на одном и том же языке — церковнославянском, не совпадавшем полностью ни с одним из живых славянских языков. Первые славянские книги издал в Кракове в 1491 году немец Швайпольт Фиоль. Среди них — пособие по ведению церковной службы «Октоих». Более полный «Октоих» и ещё несколько богослужебных книг вскоре издаются в Цетинье, столице Зеты (нынешней Черногории). Но в 1496 году турки окончательно захватили Зету, и цетиньский печатный двор прекратил существование.
А в двадцатые годы XVI века купец Божидар Вукович из черногорской Подгорицы наладил в Венеции издание на церковнославянском «душеполезных книг». Однако наибольший след в русском книгопечатании оставил уроженец Полоцка Франциск Скорина, «в лекарских науках доктор», обучавшийся в Краковском университете. В 1517 году в чешской Праге «он тиснул русскими словами… словенским языком Псалтырю» (ветхозаветные псалмы). За три года Скорина издал 19 книг Библии, «на руский язык ново выложенных», то есть переведённых на разговорный язык Западной Руси. Затем он перенёс типографию в Вильну, а позже попытался организовать издание Библии в Москве. Но отпечатанный там тираж был признан «люторским» и сожжён.
Если в Европе книгопечатанием занялись частные предприниматели, то в Московии оно начиналось как «государево дело». Первую типографию завёл в своём доме знаменитый поп Сильвестр, советник юного Ивана Грозного. Здесь были напечатаны «Четвероевангелие», «Псалтырь», «Триодь постная» (молитвы от начала подготовки к Великому посту до Пасхи) и «Триодь цветная» (от Пасхи до второго воскресения после Троицы). Когда в 1560 году Сильвестр попал в опалу, его типография то ли пришла в упадок, то ли подверглась разгрому.
Однако новым делом увлёкся и молодой царь. По его указанию митрополит Макарий поручил устройство новой печатни Ивану Фёдорову и Петру Тимофееву по прозванию Мстиславец (Пётр был родом из города Мстиславца в Великом княжестве Литовском, в современной Белоруссии). Об Иване Фёдорове известно мало, но есть предположение, что он учился в Краковском университете: сохранилась запись, что в 1532 году степени бакалавра удостоен некто «Johannes Theodori Moscus».
В письме, написанном по-латыни, Иван называет себя «типографом греческим и славянским», то есть греческий язык он тоже знал. В типографии на Никольской улице Москвы в 1563—1565 годах Иван Фёдоров и Пётр Мстиславец напечатали «Апостол» и «Часовник». Митрополит Макарий к тому времени умер. В типографии же случился пожар (возможно, то был поджог), и печатники спешно покинули Московское государство.
Иван Фёдоров впоследствии писал: «Из-за многих начальников, священноначальников и учителей, которые нас по причине зависти в многих ересях обвиняли, желая благо во зло превратить и Божье дело окончательно погубить, как это свойственно злонравным и невежественным и несведущим в науках людям, которые в искусстве грамматики не умудрены и духовного разума лишены… Ненависть нас и прогнала с земли и с родины».
Напомню: именно в это время Иван Грозный учреждает опричнину — террористический аппарат для уничтожения подлинных и мнимых противников царских зверств.
После бегства Ивана Фёдорова и Петра Мстиславца Никифор Тарасиев и Андроник Невежа Тимофеев издали в Москве «Псалтырь». Её-то и объявили первым печатным изданием (видимо, любое упоминание о беглецах и их работах попало под запрет). На том книгопечатание и остановилось, а печатный двор на Никольской уничтожили. При царской резиденции в Александровской слободе Невежа Тимофеев издал в 1577 году единственную книгу — «Псалтырь».
В Великом княжестве Литовском Ивана Фёдорова и Петра Мстиславца радушно принял ревнитель православия, великий гетман Литовский Григорий Ходкевич. В своём имении Заблудове (в нынешней Польше) он устроил типографию, где московские эмигранты отпечатали «Учительное евангелие» — сборник бесед и поучений с толкованием евангельских текстов.
В Несвиже (на территории нынешней Белоруссии) протестантские проповедники Сымон Будный и Лаврен Крышковский устроили в 1562 году типографию, воспользовавшись привезённым из Вильны шрифтом Франциска Скорины. Изданный ими «Катехизис» предназначался простым людям, чтобы они слова Божий «сами учили и деток своих научали». Позже в замке белорусского магната Яна Кишки Сымон Будный издаёт несколько книг, среди них — «Новый Завет» с комментариями и даже переведённый с французского языка памфлет о событиях Варфоломеевской ночи.
В 1569 году типография в Заблудове закрылась и Ивану Фёдорову пришлось перебраться в Острог. Там под покровительством князя Константина Острожского кружок учёных людей готовил, говоря современным языком, академическое издание Библии. Дело было весьма и весьма трудным.
Единственный список Геннадиевской Библии, присланный из Москвы, оказался испорченным. Острожский выписывал из дальних стран списки недостающих библейских книг и отдельных фрагментов на еврейском и греческом языках. Некоторых книг так и не достали, пришлось переводить с латыни. И всё же в 1580 — 1581 годах Острожская Библия появилась.
Сразу после этого Иван Фёдоров поселился во Львове, где устроил собственную типографию. Но, вероятно, издательское дело не было прибыльным: деньги на него Иван добывал литьём пушек, и всё равно пришлось залезть в долги. Умер он в предместье Львова 5 (15) декабря 1583 года, его похоронили в львовском Свято-Онуфриевском монастыре. Успенское братство взяло на себя содержание его типографии.
Пётр Мстиславец, разойдясь с Иваном Фёдоровым, перебрался в Вильно. Там он устроил типографию на паях, в том числе и с купцами Мамоничами. Спустя несколько лет между учредителями пошли нелады на денежной почве, и в марте 1576 года Виленский городской суд отдал нераспроданный тираж изданий Мамоничам, а типографское оборудование и шрифты — Мстиславцу. Тем не менее Мамоничи продолжили издательскую деятельность, обеспечивая учебной литературой православные учебные заведения в Великом княжестве Литовском, Польше и Московской Руси. Печатались у Мамоничей и официальные издания на русском (старобелорусском) языке — «Трибунал жителям Великого княжества Литовского» и «Статут Великого княжества Литовского».
ПРОСВЕЩЕНИЕ
В Польше образование стояло относительно хорошо: грамоту знали около 12 процентов мужского населения (среди шляхты — намного больше). Правда, уровень преподавания в школах оставался невысоким, да и Ягеллонский университет в Кракове (Краковская академия) уступал западноевропейским. «Правовед, — пишет Н. И. Костомаров, — зазубривал кое-что из римских законов и ничего не знал о польском праве; богослов не читал Священного Писания, а долбил только «Liber sententiarum» Петра Ломбардского; медик учился по Галену, незнакомый с новым ходом науки и не изучая вовсе человеческого тела».
Однако подданные польско-литовских королей, в отличие от московитов, могли свободно ездить учиться за границу и активно этим правом пользовались. В Великом княжестве Литовском вклад в просвещение вносили все конфессии. Иезуиты заводили бесплатные школы. Их коллегия в Вильно, получившая статус академии, стала образцом и для православных учебных заведений. В 1586 году академия уже насчитывала до 700 учеников. При протестантских кирхах на протяжении неполных десяти лет (в середине XVI века) открылись сотни школ, тысячи молодых людей смогли получить как минимум начальное образование. В протестантских типографиях издавали не только религиозную литературу, но и книги по истории, географии, математике, философии, поэтические и прозаические произведения разных авторов, переводы с иностранных языков.
Православные тоже не сидели сложа руки. Так, владимиро-волынский епископ Феодосии Лазовский выделил доходы с местечка Олераны и ещё одиннадцати селений на содержание соборной церкви и на учреждение при ней богадельни и школы с двумя учителями-бакалаврами: один должен был учить ребят славянскому языку, другой — греческому.
Важную роль играли православные вельможи. Бежавший из Московской Руси князь Андрей Михайлович Курбский употребил на защиту православия все силы и средства, сам занимался переводами, выучив на старости лет латынь. Князь Константин Острожский открыл в Остроге высшую школу. То же самое сделал князь Юрий Слуцкий — при их школах находились и типографии. И, конечно, большой вклад в культурное развитие Западной Руси внесли православные братства.
Подобно протестантам, братчики изучали Библию и другие священные книги, стремясь самостоятельно разобраться в богословских тонкостях. В настоятели церквей и монастырей подыскивали людей учительных, знающих слово Божие. На рубеже XVI—XVII веков около двадцати братств имели школы. Учителей старались подбирать православных, но если таких не находилось, брали и иноверцев. Помимо древнегреческого и церковнославянского языков, преподавали латинский и польский, а также семь свободных искусств на западноевропейский манер.
Из братских школ вышло немало видных деятелей просвещения — богословы, переводчики и исправители книг, составители первых школьных учебников. Типографии при Львовском, Виленском, Могилёвском, Луцком и других братствах издавали не только богослужебные и святоотеческие книги, но и учебные. Книги братской печати расходились и за пределами Польско-Литовского государства — в Московской Руси, Валахии, Молдавии.
Как видим, культура и знания сосредоточились в Западной Руси. Но сила и власть концентрировались в Восточной.
Источник: История.Ру