В январе исполнилось 309 лет российской печати. Отравной точкой в этом вопросе уже два десятка лет принято считать выход не ленинской «Правды» в мае 1912 года, а петровских «Ведомостей» в январе 1703 года.

Александр Евлахов

Некоторые историки с этим, правда, спорят. Они считают, что первой российской газетой были «Куранты», которые начали выходить с 1621 года.
Конечно, «стали выходить» – это сказано чересчур сильно. Потому как кроме царя, для которого «Куранты» делались дьяками из Посольского приказа, их вообще никто не видел. Да и помещались там только сообщения разных заграничных агентов. В общем была это не газета, а скорее, отчет службы внешней разведки. Что там они насообщали за десять лет, мы не знаем. Но царь был недоволен. И, может быть, даже велел кому-нибудь из посольских отрубить голову. Во всяком случае, с 1631 года царь приказал выписывать иностранные газеты и на их основе опять же только для него делать, говоря современным языком, «дайджест».
В общем, в XVII веке с российской журналистикой было как бы не очень.
А в других странах это дело уже шло полным ходом. В Венеции, к примеру даже в XVI веке выходил листок новостей, за который всякий, кто хотел их узнать, платил мелкую монету – gazzetta. Что и дало в дальнейшем название важнейших из СМИ. А в Голландии с 1623 года стала издаваться газета «Амстердамские куранты», сообщавшая политические и торговые известия. Причем в отличие от московских «Курантов», не только главе государства.
И когда Петр I, став царем, прибыл в Голландию учиться корабельному делу, он эту газету увидел и быстро сообразил, что к чему. Понял, что «посольские» со своими «Курантами» в прессе вообще ничего не понимают. И вряд ли поймут, даже если им обстричь бороды. А потому решил, как обычно, заняться делом сам. Вернувшись в Россию, он учредил газету «Ведомости», которая и вышла 309 лет назад.
Наверное, царь думал, что если может править страной, воевать и плотничать, то и с издательским целом как-нибудь разберется. Во всяком случае, надеялся, что 1000 экземпляров газеты раскупят с ходу. Тем более, что он, говоря по-нашему, сильно сдемпинговал. В то время как голландские и французские газеты обходились читателю в 18 рублей, «Ведомости» он велел продавать по 2 копейки. Но даже по этой цене газета не расходилась. Может, царя подвел маркетинг, а может, он возомнил, что правит самой читающей нацией.
А это было не так. Андрей Тимофеевич Болотов, во времена Елизаветы оказавшийся в Кенигсберге, с удивлением обнаружил, что там, оказывается, можно покупать любые книги. И в то время, как его сослуживцы из канцелярии военного губернатора предпочитали общество дам, не отягощенных высокой нравственностью, он эти книги читал. И сам написал книгу «Жизнь и приключения Андрея Болотова, описанные самим им для своих потомков», дожившую до наших дней. Впоследствии Болотов стал издателем «Сельского жителя» и «Экономического магазина» (что не мешало ему быть отъявленным сатрапом-крепостником). Но это было много позже. А во времена, о которых идет речь, подданных Петра, я думаю, пугало уже название газеты. В действительности она называлась не «Ведомости», как для краткости упоминают историки, а «Ведомости о военных и иных делах, достойных знания и памяти, случившихся в Московском государстве и иных окрестных странах». Видя, что его издательский проект трещит по всем швам, Петр сильно рассердился. Он построил город на Неве и перенес туда столицу. И много еще чего сделал. Даже газету в 1725 году переименовал в «Российские ведомости». Но это тоже не помогло. В 1728 году после смерти Петра газета вовсе перестала выходить. О неудаче затеи свидетельствует опись 1752 года, из которой видно, что только на складах синодальной конторы скопился почти годовой тираж «Ведомостей» -11000 экземпляров газеты разного формата и разных годов выпуска. Что с ними делать, не знал никто. Потом кто-то предприимчивый предложил: часть тиража употребить на обертку, а остальное продать на бумажные мельницы. В общем, первый блин, которому исполняется 310 лет, вышел комом. Несмотря на прорубленное окно в Европу, за французскими, голландскими и прочими медиа-поездами нам было уже не угнаться. Потому что, хотя мы и долго запрягали, быстро все равно не поехали. Впрочем, американцы запрягали еще дольше. У них первый номер газеты вышел в Бостоне на два года позже нас – в апреле 1704 года. Но поехали они много быстрее. В конце XIX века в России было всего 296 газет (примерно как в Голландии), а в Соединенных Штатах  около 20 тысяч изданий.
В Америке Томас Джефферсон еще в 1793 году заявил, что если бы ему пришлось выбирать между правительством без газет и газетами без правительства, то он выбрал бы последнее. А у нас власть такой потусторонний подход не признавала и для основания любой газеты требовала Высочайшего разрешения. И над каждым редактором ставила цензора, который до публикации любой статьи должен был направлять ее на ознакомление в то ведомство, которого она касалась. Было правилом, чтобы о качестве обуви судил сапожник, а о достоинствах блюд – повар. Под влиянием этих цензурных условий сложилась главная особенность российской журналистики: преобладание «толстых» журналов над газетами. Всякие писатели быстро сообразили, что в области наук и искусств существуют большие свободы, чем в сфере политики. И стали в толстых журналах обсуждать общественные вопросы в форме литературной критики. Достоевский разные крамольные мысли так и назвал «Дневник писателя». И цензоры это пропустили. В общем, в том, что в СССР издавалось мало периодических изданий, большевики ни при чем. Они только «расширили» и «углубили» все то, чем пользовался царский режим. Зато, когда началась перестройка и СССР проиграл «холодную войну», то наши СМИ стали развиваться еще быстрее, чем когда-то в Америке.
И теперь ежегодно в России учреждается и прекращает существование примерно такое же количество изданий, как в США.
А российское телевидение (говорю это с полным основанием), в так называемые «лихие девяностые» было даже интереснее чем во многих других странах. Так что с Днем российской печати вас, дорогие читатели, а также наши коллеги журналисты и издатели!