О специфике русскоязычного «Твиттера» рассказывает Вера Зверева, старший научный сотрудник Института всеобщей истории РАН.
– Как Вы оцениваете влияние «Твиттера» на социальную жизнь?
– «Твиттер» усилил те сдвиги, которые произошли в культуре с появлением блогинга и социальных сетей. Во-первых, связи в обществе стали гораздо более интенсивными, а мир, вовлеченный в сетевую коммуникацию, – более проницаемым и интегрированным.
Прежняя социальная иерархия, хотя и сохраняется в офлайне, в виртуальном пространстве трансформировалась благодаря иному режиму доступа к людям, имеющим аккаунты в сетях. Иначе говоря, дистанция по отношению к каждому человеку вне зависимости от его статуса разительно сокращается. Это имеет большие последствия для современной политики, потому что в виртуальном пространстве вы в одном шаге от твиттерянина Дмитрия Медведева, в двух шагах от твиттерян-президентов других стран. «Твиттер» сокращает ту дистанцию, которая в социальных сетях и так была уже достаточно мала. Во-вторых, «Твиттер» – это другая скорость: все процессы обращения информации в обществе протекают значительно быстрее. Такого рода ускорение отсекает часть длинных разговоров, длинных мыслей, длинных форм коммуникации и выводит на первый план непосредственность, одномоментность, живую связь, возможность актуального свидетельства.
В 2000-х годах в российской культуре наблюдался быстрый подъем сетевой журналистики, но твиттер-журналистика еще более стремительна. Интернет вышел за пределы офиса и дома, поскольку персональные коммуникационные устройства и разнообразные гаджеты в сочетании с «Твиттером» дают возможность находиться онлайн везде. Становясь неожиданно для самих себя свидетелями того или иного события, люди фиксируют то, что происходит вокруг, делая акцент скорее на событийной стороне процесса, чем на аналитической. Твиттер-журналистика отличается от классической, где требуется не только проверить информацию, найти очевидцев события или экспертов в проблеме, но и проанализировать материал, представить аудитории контекст события или проблемы, причинно-следственные связи, следствия и т.п. Такого рода журналистика важна для старых или гибридных медиа и возможна в средствах интернет-коммуникации, которые поддерживают большие тексты (как в блогах). В «Твиттере» же происходит переориентация с развернутого письма-процесса на создание потока информационных сообщений, две трети которых занимают ссылки, цитаты, взаимные переключения информационных потоков. Это совершенно другой тип производства и освоения информации – не медленное чтение, не чтение цельного текста. Формула «ниасилил… многа букфф» становится правилом, а сами тексты переориентируются на стремительность их создания и восприятия, краткость (а отсюда – и на меньшую сложность) и актуальность.
– Имеется ли специфика у российского политического процесса, когда он выходит в онлайн?
– Выход политиков в онлайн – это, конечно, не только российский феномен. Многие политики и государственные чиновники в других странах регистрируются в социальных сетях и в «Твиттере» и имеют свой голос в Интернете.
У российского «Твиттера» есть свои культурные особенности, поскольку в каждой стране существуют свои задачи, которые ставятся перед медиа и которые связаны с локальными социальными и политическими контекстами. Пользователи Рунета создали оригинальное сообщество и культуру. Это проявилось в большой интегрированности пользователей, в интенсивности общения, склонности к коллективным формам поведения. Культура Рунета построена на тесном социальном взаимодействии, когда количество шагов до пользователя меньше пресловутых шести из теории рукопожатий. Анализ показывает, что в российской блогосфере каждого пользователя отделяют от другого три-четыре шага.
Специфика Рунета состоит и в большой политической вовлеченности юзеров. Самая явная дополнительная задача, которая была возложена на Интернет, – решение вопроса об отсутствии неподконтрольного государству медиапространства. Если в России 2000-х годов старые медиа не обеспечивали нормальной коммуникации с политиками, администрацией и чиновниками, то новые медиа берут на себя эту роль. В этом смысле Рунет имеет ярко выраженную компенсаторную природу – на него возлагаются дополнительные задачи, не решенные в обществе. Интернет, как неподцензурное и неогосударствленное пространство, рассматривается как территория, на которую не распространяются запреты российской офлайновой культуры и которая позволяет выстроить более эффективную систему гражданского взаимодействия, нежели в офлайне.
Но эта черта рождает и специфическую двусмысленность. Когда перед нами в онлайне предстает твиттерянин-президент, мы спрашиваем: кто говорит в этом блоге? Частное лицо или президент? Человек ли сообщает: «Я вчера был в Большом театре» или чиновник высшего ранга? Восприятие слов от этого сильно зависит. К кому мы обращаемся, когда пишем в «Твиттере»? Кто наш собеседник?
Можно привести много примеров того, как разнообразные вопросы сегодня решаются с помощью прямо го обращения в «Твиттере» к высокопоставленным чиновникам. С одной стороны, это свидетельствует о возросшем статусе данного средства коммуникации. Но одновременно это означает, что подобные вопросы не решаются обычным путем, то есть офлайновые институты не работают.
Можно порадоваться тому, что кто-то получает помощь, обращаясь к президенту в «Твиттере», но все не могут обратиться со своими проблемами таким способом – абсурдно было бы предполагать подобное. Недавно Дмитрий Медведев встречался с топ-блогерами, после чего в «Живом журнале» развернулась дискуссия о том, возможна ли прямая «сетевая» демократия в России, если президент так активно следит за тем, что происходит в Рунете. Часть юзеров воодушевилась следующей идеей: нужно собрать блогеров, которые станут приносить президенту список актуальных вопросов, а тот будет с ними разбираться. Демократия в действии? Нет, конечно, это утопия. Можно сказать, что на Рунет возлагаются надежды, связанные с его компенсаторной функцией и указывающие на проблемы, которые не решаются обычными способами.
Справка STRF.ru: Твиттер. Рекорды По состоянию на 1 января 2011 года «Твиттер» насчитывал более 200 миллионов пользователей. Половина из них проявляет активность хотя бы раз в месяц. 50 миллионов – пользуются «Твиттером» ежедневно. 55% пользуются «Твиттером» на мобильных гаджетах. За месяц сайт twitter.com получает около 400 миллионов уникальных посещений. Настоящий триумф «Твиттера» произошел в 2007 году на фестивале South by Southwest. В ходе мероприятия использование сервиса увеличилась с 20 тысяч до 60 тысяч твитов за день. По состоянию на июнь 2010 года отправлялось около 65 миллионов твитов в день, что эквивалентно примерно 750 твитам в секунду. «Твиттер» идет на рекорды во время выдающихся событий. Например, 14 июня 2010 года во время чемпионата мира по футболу фанаты писали 2940 твитов в секунду в течение матча Япония–Камерун. Это достижение было побито 17 июня 2010 года, в финале НБА, когда после победы «Лос-Анджелес Лейкерс» за секунду размещалось 3085 твитов. Когда умер американский певец Майкл Джексон, обновление статусов пользователей со словами «Майкл Джексон» давало 100 000 твитов в час. Журнал New Scientist сравнивал технологии Web 2.0 с привычными средствами информации, и микроблог победил как средство для планирования усилий при спасательных операциях. Так, Красный Крест в Америке уже использует «Твиттер» для обмена ежеминутной информацией о локальных происшествиях, связанных с деятельностью организации
– Есть ли еще какие-то особенности российского «Твиттера» и Рунета в целом?
– Рунет – это пространство активного творчества. Например, сетература (сетевая литература) в России вышла за пределы онлайна и стала важным социальным явлением.
В Рунете есть много специфических черт, связанных с приоритетными стилями коммуникации. Например – в соответствии с тем, что антрополог Нэнси Рис писала о «русских разговорах» в перестроечные времена, – в блогах и «Твиттере» очень распространены публичные сетования, которые не требуют практического ответа, «как решить этот вопрос», а предполагают ответное сочувствие. Так, в «Твиттере» помимо общих ссылок на актуальные события и медиаматериалы постоянно встречаются печальные записи: «Куда же мы все катимся?», «Почему у нас опять плохая погода?» или даже «Я снова ем, что же делать?!»
В Рунете очень много речевой агрессии, сложилась своеобразная культура онлайнового стеба и троллинга, символического уничтожения или высмеивания собеседника. Она специфична, как кажется, даже несмотря на привычную и распространенную жесткость интернет-общения. Скажем, два первых русские хэштэга в «Твиттере» – это знаменитый казус «#дождя» и выведения в топ русского мата. Они были связаны с высмеиванием нерусскоязычных юзеров и намеренной дистанцированностью «понимающих» (то есть русскоязычных) твиттерян от остальных групп.
С точки зрения специфики использования «Твиттера» интересен и недавний случай хэштега «#спасибопутинузаэто». Здесь трудно разделить тех, кто принимал участие в этом твиттерском флешмобе, на юзеров, смеющихся над властью и симпатизирующих ей (в этом мобе приняли участие и оппозиционеры, и пользователи, высказывающиеся «ради прикола», и, например, члены движения «Наши»). Перед нами собрался на несколько мгновений некий смутный «ком» высказываний – мотивированный и внутренним недовольством пользователей, и игровым посылом, и привычкой к иносказанию, – который возможен в условиях общей нерасчлененности твиттер-речи, но связан с конкретным политическим контекстом.
– Какие есть интересные разработки в области интернет-технологий и онлайн-коммуникации?
– В настоящее время идет интенсивная борьба за бренд web 3.0 – популярный уже в силу успешности «вебдванольного» Интернета. Будет ли это семантический веб или культура, основанная на рекомендательном сервисе? В этих спорах о реализуемых и пока невоплощенных технологиях постепенно выстраивается область будущего Интернета.
Интересны разработки в области augmented reality (расширенной реальности): это технология, благодаря которой Интернет выходит за пространство компьютера в сферу повседневной жизни. Вещи в реальном пространстве получают информационную разметку, и благодаря специальным устройствам, например очкам, вы можете считывать информацию, вписанную в предметы окружающего мира. Скажем, вы идете по улице и не знаете, куда свернуть. С помощью этого прибора вы смотрите на асфальт перекрестка, где прописана карта. Подобным образом можно получить информацию о любом окружающем предмете, получившем такой код. Мир, в котором Википедия и поисковый сервис сопровождают нас везде, увеличивает возможность более легкого создания социальных связей. Не исключаю, что будет вероятна и такая справка: «Только что пользователь N заинтересовался тем же предметом, что и вы. Сейчас он находится на соседней улице. Хотите пообщаться?». Социальная сеть выстраивается не по принципу институтов или землячеств, а по принципу интереса и моментальной доступности.
Конечно, такого рода технологии – а уже есть центры, которые занимаются архитектурой и дизайном подобных городских пространств – рождают большое количество новых вопросов. Готовы ли мы к такой интеграции повседневности с информационными потоками? Кто будет владеть информацией? Какое количество рекламного контента будет в этой разметке города? Что будет, если все выйдет из строя? Настанет ли ситуация, когда человек станет отказываться от новых форм коммуникации? Когда будет преодолен порог возможности человека насыщения информацией? Казалось, мы уже достигли его, но новые технологии все время отодвигают эту границу.
Источник: журнал NewScientist.ru