Шарль Морис Талейран одна из наиболее ярких и, как многие считают, одиозных фигур мирового политического ареопага. Он не имеет равных по степени политического долголетия. Для нас единицей устойчивости стал «один Микоян», проколебавшийся вместе с линией партии «от Ильича до Ильича без инфаркта и паралича» (его единственный капитал). Что тогда сказать о Талейране, сколотившем огромное состояние, находясь у власти в эпоху по глубине перемен вполне соответствующую российскому историческому периоду «от Николая II до Путина»? И вместе с тем Талейран очень современен. Особенно в нынешний период, когда думская, а следом за ней президентская избирательная кампания, всколыхнув политическую элиту, вновь поставила вопросы власти и коррупции, государственных и личных интересов.
Александр Евлахов
«Бойтесь первого движения души, потому что оно, обыкновенно, самое благородное». «Язык дан человеку для того, чтобы скрывать свои мысли». Шарль Талейран
В России в плане имиджа Талейрану повезло меньше всего. Объективных исследований его деятельности (кроме книг Е.Тарле и Ю.Борисова) за почти двести лет у нас так и не появилось. Зато по количеству обвинений в беспринципности, корыстолюбии, аморальности поставлен почти абсолютный рекорд.
Служил всем
Едва ли не самое «страшное» обвинение в адрес Талейрана – это то, что тот служил всем властям. Сам он никогда и не отрицал этого: «Я ничуть не упрекаю себя в том, что служил всем режимам, потому что я остановился на идее служить Франции, в каком бы положении она ни была». Это – одна сторона медали. Есть и другая: Талейран приспосабливал каждый режим к собственным интересам, и когда он переставал им соответствовать – порывал с ним.
Будучи выходцем из аристократического, но обедневшего рода, он еще в юном возрасте провозгласил для себя принцип «не быть бедным». Предопределенная Талейрану родителями духовная карьера, судя по всему, вызывала у него отвращение, которое он компенсировал светскими развлечениями, женщинами, а поскольку и то, и другое требовало немалых денег – игрой на бирже и в карты. В принципе никакая революция ему была не нужна. Он и без нее стремился ни в чем себе не отказывать и по этому поводу сказал, «кто не жил до 1789 года, тот не знает всей сладости жизни». Однако он хотел стабильных доходов, которые могла дать только серьезная должность. Поэтому когда фаворитка короля, госпожа Дюбарри, однажды его спросила: «Отчего вы так грустны? Неужели у вас нет романтического приключения?» Талейран посетовал: «…Ах, мадам, Париж – это такой город, где гораздо легче найти себе женщину, чем хорошее аббатство!» Вскоре после этого он быстро пошел в гору, стал своим при дворе и буквально накануне революции приказом короля был назначен епископом Отенской епархии. Это был уже прямой трамплин в кардиналы. В советской номенклатуре его статус примерно соответствовал секретарю обкома по идеологии, которого вот-вот выдвинут в ЦК на Старую площадь. Он вполне состоялся бы и при «прежнем режиме». Однако раньше других осознал, что этот режим обречен. Не хуже понимал и другое: буржуазные реформы лучше всего провести руками самого правительства, не выпуская власть. О том же самом двести лет спустя напишет и небезызвестный Гавриил Попов. В обоих случаях власть оказалась к такому рецепту не готовой.
Взятие Бастилии летом и парижское восстание осенью 1789 г. окончательно определили выбор Талейрана. Он всегда заранее предвидел, у кого в руках окажется власть и финансовые ресурсы. И всегда (а не только при игре в карты) делал верную ставку. Поэтому, когда уже обреченный королевский двор предложил ему взятку в обмен на лояльность, он от нее отказался: «В кассе общественного мнения я найду гораздо больше того, чем вы мне предлагаете». И Талейран нашел это большее, объявив себя другом народа, защитником угнетенных и борцом с привилегиями. Он становится членом Национального учредительного собрания, заседая в котором в качестве епископа Отенского, вносит предложение – передать в казну церковные земли. Получалось так, что церковь как бы сама в лице Талейрана брала на себя революционную инициативу. Этот блестящий ход сразу приносит ему известность в стане революции и ненависть у духовенства.
Работа в нескольких комитетах, блестящие речи с трибуны – все это способствует его стремительному взлету. Талейрана избирают председателем Учредительного собрания. Епископская мантия, которой он так тяготился, становится ему ненужной. И он от нее освобождается примерно так, как в 1990 г. российские реформаторы от партбилетов. В годовщину взятия Бастилии именно Талейрану доверяют открыть праздник и обратиться к нации. Это был его «звездный час». Он был как Ленин на броневике и Ельцин на танке одновременно. Правда, сам Талейран почему-то с большей теплотой вспоминал события вечера того же дня: крупный выигрыш в игорном доме, встречу и обед с очередной подругой – графиней Лаваль, а затем возвращение в игорный дом и еще больший выигрыш.
Вскоре после этого Талейран выполняет первую дипломатическую миссию – добиться нейтралитета Англии в предстоящей войне Франции с ее европейскими противниками. И хотя «туманный альбион» встречает революционного посланца очень холодно, вступление Англии в войну удалось отсрочить на год. Возвращение Талейрана во Францию обернулось для него неприятностями. Монархия пала, и новые революционеры, пришедшие к власти, стали припоминать о его прежних доверительных отношениях со свергнутым монархом. Его объявляют вне закона и лишают гражданства. Маховик террора неизбежно обернулся бы для Талейрана гильотиной. Буквально чудом ему удается выехать из страны. Он едет в Соединенные Штаты Америки, где занимается торговлей землей. К счастью, ненадолго. На смену революционерам-якобинцам к власти в Париже приходят термидорианцы, образовавшие Директорию. Во Франции наступают новые времена, и Талейран, возвратившись, принимает решение предложить свои услуги новой власти.
Главная фигура среди директоров – Баррас прекрасно понимал, что Талейран способен на все, что он может и предать, но вместе с тем сознавал, что сопоставимого с ним кандидата он нигде не найдет. И потому долго колебался. Все решила Жермена де Сталь, писательница, содержавшая модный литературный салон и бывшая одно время любовницей Талейрана. Она восемь раз осаждала Барраса и наконец поставила точку в его колебаниях. В июле 1779 г. назначенный министром иностранных дел Талейран воскликнет: «Место за нами! Нужно себе составить на нем громадное состояние».
Он много брал
Вторым по тяжести обвинением Талейрана является его продажность. Об этом писал и его самый глубокий из русских исследователей академик Евгений Тарле. Но он не дожил до нашей эпохи перемен. Мы были ее свидетелями и хорошо знаем, что коррупция – ее непременный спутник. Революция – это всегда «десять тысяч вакансий» и смена элит. На место доживающих у руля под девизом «хоть бы успеть!» приходят восклицающие: «теперь это все наше!». Так было и при Талейране.
Незадолго до взятия Бастилии на вопрос: «Как вы решились взять на себя управление королевскими финансами, когда вы и личные дела совсем расстроили?» генеральный контролер Колонн (аналог нашего председателя Счетной палаты) не без юмора ответил: «Поэтому-то я и взялся заведовать королевскими финансами, что мои личные пришли в упадок».
После революции с ее идеализмом и террором к власти пришли адвокаты – прагматики – те, кто традиционно пользуется ее плодами. Такая эпоха порождает принцип «глупо не взять». Ее возможностями и воспользовался Талейран. Его иногда сравнивают с отечественным коррупционером сподвижником Петра I Александром Меншиковым, медалью с профилем которого отечественные острословы предложили награждать наиболее отличившихся на этом поприще. Это не корректное сравнение. Никто никогда не доказал, что Талейран взял хотя бы что-то из «бюджетных денег». Никто не привел ни одного примера, чтобы хоть одна взятка была получена им в ущерб страны. Да, будучи министром иностранных дел, он брал деньги с тех, кто так или иначе зависел от Франции или нуждался в ней. Он брал с тех, кто просил его о личных услугах.
Он брал взятки с Испании и Португалии, с Турции и Персии, с Соединенных Штатов, с колоний и метрополий. Еще при его жизни дотошные счетоводы подсчитали и опубликовали, что за 1797–1799 гг. Талейран получил тринадцать с половиной миллионов франков золотом. Впрочем, брал он только за то, что действительно мог сделать. Он исповедовал этику: получил – выполнил; не смог выполнить – возврати. За проект восстановления независимости Польши он получил от польских магнатов четыре миллиона флоринов золотом. Но политическая ситуация изменилась, проект провалился и четыре миллиона были возвращены им взяткодателям.
Служа Директории, Талейран раньше других предугадал ее закат, увидел, что на смену «адвокатам» и «ораторам» идут «силовики». И вновь сделал беспроигрышную ставку на самого перспективного из них – Наполеона, с которым жизнь соединила его на десять лет. Он и здесь не проиграл. Именно на Талейрана Бонапарт в день переворота 18 брюмера (9 сентября 1799 г.) возложил деликатную миссию побудить директора Барраса подать в отставку. А для того, чтобы тот не слишком упорствовал, передал через Талейрана определенную сумму. Впрочем, она не потребовалась; искусный дипломат уговорил Барраса покинуть пост «на благо отечества». Деньги же достались Талейрану на его благо. Как впрочем и уже привычный для него пост министра иностранных дел, на который его назначил Наполеон.
Наполеон тоже сделал верную ставку: Талейран проявил свои выдающиеся дипломатические способности при подписании в 1801 г. договора с Австрией, в 1802 г. – с Англией, во время трудных переговоров с Россией.
При Наполеоне колоссально возросли и официальные доходы Талейрана, который, кроме министра иностранных дел, последовательно стал великим камергером, вице-электором, владетельным князем и герцогом Беневентским. За все эти должности он получал более 650 тысяч франков в год (средняя семья в эти годы редко имела более 1,5–2 тысяч франков в год).
Однажды Наполеон поинтересовался у министра иностранных дел, как тому удалось разбогатеть. «Государь, – ответил ему Талейран, – средство было очень простое: я купил бумаги государственной ренты накануне 18 брюмера и продал их на другой день». Так он напомнил Наполеону о том, что сразу после переворота, сделавшего его самодержцем, ценные бумаги рекордно подскочили в цене, и избежал ненужных ему дополнительных расспросов.
В действительности Талейран просто отчетливо сознавал, что меняются режимы и их вожди, приходят и уходят Бурбоны, Дантоны, Робеспьеры, Директории и Бонапарты. Но земли, недвижимость и франки (если они в золотой чеканке) остаются.
Шарль и Александр
В числе грехов, в которых обвиняют Талейрана, есть еще один: его называют платным агентом России. Для подтверждения этого приводится его переписка с Александром I, реестр полученных от России сумм, говорится о скептическом и даже презрительном отношении русского самодержца к французскому дипломату. Делается и многое другое. Принято утверждать, что степень беспринципности Талейрана была столь велика, что говорить о каком-либо мировоззрении применительно к нему просто не приходится. Это, конечно, не так. Даже один из крупнейших критиков Талейрана Е.Тарле отмечает два его устойчивых воззрения. Во-первых, осознание абсолютной невозможности сохранить или реставрировать старый дворянско-монархический строй. Во-вторых, понимание полной абсурдности идеи создать всемирную империю путем завоевательных войн. Он сознавал, что попытка реализовать эту идею обернется катастрофой для Франции и поэтому изменил Наполеону.
Впрочем, это не помешало последнему незадолго перед смертью сказать, что Талейран был «самым умным из всех министров, которые у него когда-либо были».
Внезапное прошение Талейрана об отставке Наполеону последовало в августе 1807 года сразу за Тильзитским миром и сопровождалось фразой «Я не хочу быть палачом Европы».
Когда Талейран встретился в Эрфурте с русским императором Александром I в сентябре 1808 года, он не был уже прежним должностным лицом и формально не имел никаких обязанностей перед властью.
Он начинает с вопроса: «Государь, для чего вы сюда приехали? Вы должны спасти Европу, а вы в этом успеете, только если будете сопротивляться Наполеону. Французский народ – цивилизован, французский же государь – не цивилизован; русский государь – цивилизован, а русский народ – не цивилизован; следовательно русский государь должен быть союзником французского народа».
После этой встречи конспиративные контакты Талейрана с советником русского посольства в Париже графом Нессельроде приобретают регулярный характер. Все, о чем на этих встречах сообщает Талейран, посылается в Петербург в зашифрованном виде, где источник информации фигурирует как «мой друг», «мой кузен Анри» и даже «Анна Ивановна». Информация оплачивалась в зависимости от ее ценности. Скажем, детали нового брака Наполеона обошлись российской казне в 3000 франков. А вот за сведения о французской армии и аргументацию неминуемого разрыва Наполеона с Россией Нессельроде запрашивает в «центре» для «Анны Ивановны» 40 тысяч франков.
О характере этих отношений Наполеон, судя по всему, так ничего и не узнал. Более того в ходе похода на Москву появились слухи о предстоящем возвращении Талейрана в кресло министра иностранных дел. После победы России над Францией именно Талейран становится главным партнером Александра I. Логика поведения русского императора в то время напрочь отрицает отношение к Талейрану как к «призираемому им интригану». После Торжественного въезда в Париж Александра I Талейран оказывается первым, кому он наносит визит, а через некоторое время и вовсе поселяется в его дворце.
Нет сомнения в том, что идея реставрации Бурбонов, приведения к власти Людовика XVIII в качестве «легитимного монарха» принадлежит именно Талейрану. Этой идеей он заразил царя-победителя и с его помощью ее осуществил.
Он очень умело использовал свою близость с Александром I для поднятия собственного рейтинга. Ему удалось убедить политическую элиту Франции, что именно он, Талейран, является гарантом спокойствия, спасения Парижа от разграбления русскими казаками. В общем, не удивительно, что когда французский сенат под контролем Александра I сформировал временное правительство, его возглавил Талейран.
После воцарения на престоле Людовик XVIII сделал то же, что Директория в 1797 г. и Бонапарт в 1799 г. Несмотря на все роялистские карикатуры в прессе, изображавшие измены Талейрана, начиная с католической церкви, он назначил Талейрана министром иностранных дел. В общем, Талейран достиг своей цели. Он избавил Францию и Европу от Наполеона и с этого момента Александр I в качестве прямого союзника был ему уже не нужен. Возглавив в 1814 г. на Венском конгрессе делегацию и умело сыграв на противоречиях России, Англии, Австрии и Пруссии, он добился главного – предотвратил расчленение своей страны. И кроме того подписал «Секретный трактат об оборонительном союзе между Австрией, Великобританией и Францией». Здесь он явно переиграл Александра-победителя, и, конечно, о прежних отношениях речи уже быть не могло.
Уйдя в отставку в 1815 году вследствие интриг, Талейран получил придворное звание великого камергера с жалованием в 100 тысяч франков золотом в год и право жить, «где заблагорассудится» и заниматься, «чем хочется».
Так он и поступил, поселившись в своем роскошном замке Валансе. Он начинает писать свои мемуары, потихоньку приторговывая унесенными из министерства иностранных дел документами. И, наконец, окончательно определяет свою политическую позицию, перейдя в лагерь либералов и став там одним из лидеров. Он произносит в палате пэров речь в защиту свободы печати, основывает либерально-оппозиционную газету «Le National». С конца 20-х годов XIX века Талейран начинает сближаться с представителем младшей ветви Бурбонов – герцогом Луи Филиппом Орлеанским и его сестрой Аделаидой. В общем, он как и всегда, оказался готов к очередной революции 1830 г., означавшей победу буржуазии над аристократией. Это он, князь Талейран, привел Луи Филиппа после нее на престол.
И опять после пятнадцати лет бездействия он оказался востребованным. Его назначают послом в Лондон, что было чрезвычайно важно в условиях, когда после революции Франция оказалась в изоляции. Как пишет Тарле, в это время именно Талейран «фактически заправлял французской внешней политикой… а не парижские министры, которых он невсегда удостаивал даже деловой переписки, и, к величайшему их разочарованию, сносился прямо с королем Луи Филиппом или сестрой короля Аделаидой». Такое положение и абсолютная поддержка короля выдвинули Талейрана на первое место среди дипломатов европейских стран. Это длилось четыре года, пока в 1834 г. король не принял прошение старого дипломата об отставке.
Подводя итоги
В оставшиеся четыре года Талейран ведет тихую и спокойную жизнь. Его стремление к богатству было сполна удовлетворено. Честолюбие его не мучило. Был ли он в ладах со своей совестью? Сказать трудно. Но, несмотря на жестокую эпоху, в которую ему пришлось жить, на его руках не было большой крови.
Талейран прожил бурную жизнь. У него была масса романов и увлечений. И, наверное, если бы в его пятитомные мемуары вошел список, подобный составленному Пушкиным, великий русский поэт оказался бы посрамлен.
Иногда женщины становились для Талейрана средством для получения заветной должности и как следствие, желаемой суммы, и все же в отличие от власти, которую он действительно всегда конвертировал в деньги, женщины для него были вполне автономным жизненным моментом. Более того, если бы Талейран подобно Казанове, кроме женщин не увлекался ничем иным, то неизвестно, о каком «вечном любовнике» и «злодее сердцееде» пел бы сегодня популярный певец Валерий Леонтьев.
Несмотря на то, что он с детства хромал и носил специальную обувь, многие женщины отмечали неотразимость Талейрана. Оставленные им они сетовали на то, что с любым новым мужчиной им скучно, а заменить Талейрана невозможно никем. А он тем временем пускался в новые авантюры, пока одна из таковых не закончилась его женитьбой на некой госпоже Гран. Вначале, еще во времена Директории, Талейран освободил ее из-под ареста, объяснив властям, что она не могла совершить государственной измены: «Примите во внимание, что она глупа до самой крайней степени и не в состоянии ничего понимать». Потом поселил в собственном доме. По прямому указанию Наполеона, до которого дошло, что жены послов отказываются посещать балы в доме Талейрана, где их принимает сожительница, вступил в брак. О красоте и глупости госпожи Талейран рассказывали анекдоты, говорили, что такой брак лишь компрометирует главного дипломата Франции. Талейран реагировал на это философски, замечая, что «глупая жена не может компрометировать умного мужа; компрометировать может только такая, которую считают умной». Не исключено, правда, что рассказы о глупости красавицы Талейран – преувеличение. Во всяком случае она очень быстро научилась у мужа, как брать взятки, и с удовольствием это делала, пока супруги не стали жить раздельно. Произошло это уже в 1814 году после того, как Талейран приблизил и поселил у себя в доме жену племянника, двадцатидвухлетнюю Доротею Дино – дочь герцога Петра Бирона Курляндского. Она стала хозяйкой его дома и была последней любимой женщиной Талейрана. Ей он завещал и публикацию через 50 лет своих мемуаров. В последней их части, составленной незадолго до смерти, Талейран напишет: «Я всегда был человеком, наиболее в моральном отношении дискредитированным, какой только существовал в Европе за последующие сорок лет. Однако я всегда был либо всемогущим у власти, либо накануне возвращения к власти… Я ни счастлив, ни несчастлив… Я посадил деревья, я выстроил дом, я наделал много и еще других глупостей. Не пора ли кончить?»
Законных детей у него не было. Внебрачный сын, известный нам художник Эжен Делакруа с отцом общался мало и свое родство старался скрывать.
Так Талейран и ушел из жизни в великолепном замке, превосходившем роскошью многие дворцы монархов, прощенный католической церковью и перед смертью удостоившийся визита самого короля, рядом с самым близким для него человеком – герцогиней Дино.
Впрочем, Франция настолько привыкла к тому, что Талейран – это ее неотъемлемый атрибут, что его смерть вызвала скорее недоумение. «Неужели князь Талейран умер? Любопытно знать, зачем это ему теперь понадобилось?»