Елена Костюкович – переводчица книг недавно умершего итальянского писателя Умберто Эко. Благодаря ей в Италии продаются книги Бориса Акунина и Людмилы Улицкой. Она автор романа «Цвингер», а ее книгу «Еда. Итальянское счастье» перевели более чем на 20 языков. Скоро выйдет еще одна книга Костюкович – на этот раз об итальянских городах. После встречи с читателями в книжном магазине «Подписные издания» Елена рассказала, как итальянцы оплакивали Эко, что еще из современной итальянской литературы стоит почитать и почему русские всегда были и будут близки итальянцам. А также поделилась забавной историей про итальянца, попавшего в плен к русским солдатам в конце Второй мировой.
Как народ и интеллигенция отреагировали на смерть «любимого итальянца»
Мне кажется, что Эко для своей нации функционально был тем, кем Лев Толстой был для России в 1910 году и Эмиль Золя для французов в конце XIX века. То есть очень представительным с точки зрения морали человеком. Толстой выступал с манифестом «Не могу молчать», Золя – с «Я обвиняю». Такие демонстрации позиции в последнее время были присущи и Эко. Для нации он был – не хочется, конечно, всё это обеднять глуповатой формулировкой, но – был совестью. В сознании среднего итальянца, я думаю, это одна из основных его характеристик. И когда он ушел, многие были очень растеряны: что же теперь будет?
Эко писал все эти бестселлерские книги: как нон-фикшн, так и фикшн, романы, исследования. Но это нужно только интеллигентам. Это все-таки для тех, кто «умеет» читать. Поэтому я думаю, что нация ждала от Умберто Эко моральных ориентиров и очень гордилась, что есть человек, которому делегирована деятельность по их формированию. А интеллектуалы ждали от него, наоборот, большей иронии, вызовов, издевки, юмора – всего того, чего стало не хватать в его последних книгах.
Нация ждала от Умберто Эко моральных ориентиров и очень гордилась, что есть человек, которому делегирована деятельность по их формированию
Мне кажется, что большинство интеллектуалов приняло как само собой разумеющееся то, что человек умирает, уходит после такого романа («Нулевой номер» был негативно встречен публикой и критикой – прим. «Бумаги»), оборванного, даже абортированного. А средний человек в миланском метро сидел и плакал о том, что не стало этого веселого розового толстого, которого мы всегда так любили. Я была на миланской площади, когда в городе сменилась власть: переизбрали мэра с берлускониевского на антиберлускониевского. И когда собравшимся людям сказали, что сейчас выйдет самый любимый итальянец и будет с ними говорить, все, не дожидаясь, стали кричать: «Умберто! Умберто!».
Почему сложное переводить труднее, чем простое
Для меня в переводе его художественных и научных текстов не было никакой разницы за исключением одного момента. Чем линейнее, проще, чем меньше стилизации в тексте, тем труднее был для меня перевод. Это затруднение связано вот с чем: русский язык не очень любит средний стиль. Для него характерны пики смыслов и выразительности. То есть что-то звучит очень ругательно, что-то – очень высокопарно. Мы играем на стилистических регистрах и окрасках. У нас герой всегда имеет какой-нибудь характер.
Чем линейнее, проще, чем меньше стилизации в тексте, тем труднее был для меня перевод
Виктор Голышев, один из лучших русских переводчиков века, сказал на эту тему следующее: сложнее всего переводить такие вещи, как «он пришел», «он сел», «он взял стакан и стал из него пить». Вот это самое трудное. Когда же фраза стилистически окрашена, ты уже знаешь, что найдется один из шести-семи вариантов, который больше понравится по звучанию.
Мне было проще переводить, скажем, «Имя розы», чем сборник «Полный назад». Он занимал больше времени, требовал больше редактуры. А во время редактуры ты неожиданно решаешь: нет, это написано слишком юмористично, ты переводил и вложил больше юмора, чем у автора. И начинаешь всё перепаивать, и вот ты уже перечесал всю книгу, а редактор звонит и говорит: «Послушай, но раньше же было лучше». Боже мой! И всё опять по новой. В конце концов это должно быть не кокетливо, не пошло и не излишне красочно, а функционально и со смыслом, который прочитает любой читатель, даже простой.
Каких современных итальянских писателей стоит почитать
В Италии сейчас нет никакого особенного расцвета литературы, который бы не заметили издатели. Должна сказать, что русские издатели сейчас работают в высшей степени квалифицированно. В отличие от того, что я видела 30 лет назад, когда начинала свою литературную работу как агент и консультант, русские издатели сейчас знают всё. И поскольку они знают всё, они более-менее всё и переводят. Даже нишевые вещи. Другое дело, что нет гениев. Сейчас литература течет тихонечко, как маленькая, наполовину пересохшая река.
Я назову две книги, которые только что вышли и которые мне хотелось бы отрекламировать. Одна из них – это книга Альберто Тозо Феи «Венецианские тайны». Это нишевая и нехудожественная книга, и от нее повышается интерес к Венеции, мне кажется. И другая книга, на грани художественной, – это Анджело Мария Рипеллино «Магическая Прага». Очень трудная книга: трудно написанная, трудно переведенная, но очень ценная и богатая. Обе эти работы – не путеводители, они предназначены просто для чтения. И обе эти книги были замечены и переведены.
Почему за границей не читают Улицкую, но читают Лимонова
Трагедия нашего труда заключается в том, что, хотя пытаемся переводить, промоутировать и рассказывать, мы бессильны, потому что читатель сейчас интересуется очень модными, постоянно звучащими книгами. Вот скандинавы неожиданно входят в моду, и у нас все кассы завалены кипами книжек. К моему сожалению, Италия каждый раз громоздит у касс эти кипы, и каждый раз это модные авторы, и это никогда не русские.
Вот скандинавы неожиданно входят в моду, и у нас все кассы завалены кипами книжек
Россия сейчас не в моде. Она была популярна во время перестройки, но сейчас из нее вышла. Я сделала антологию русских рассказов («Современные русские рассказы, выбранные Еленой Костюкович» – прим. «Бумаги»), но это было 30 лет назад. Другую мне сделать не дали: сказали – не продастся. Вообще, рассказы не продаются. Чудовищные сложности по продвижению Улицкой в Италии; у нее нет проблем с продвижением только во Франции, в Германии и Венгрии. И в этих странах, где она постоянно получает премии, ее популярность связана с отличными переводчиками, а во Франции еще и с очень сильным издательством. В других же странах – сколько ни устраивай фестивалей, сколько ни привози писателя – это всё, к сожалению, расшибается о стенку: читатель не покупает и всё.
Вот сейчас пришла мода на Лимонова. И что хорошего? Я, например, совсем не рада. А случилось это только потому, что французский писатель Каррер написал о нем биографию. Вышла книга о Лимонове – и всем тут же понадобился сам Лимонов. Люди не всегда до конца понимают, что они покупают.
Зачем путешествовать по маленьким итальянским городам
Италия – страна городов: их там десятки, сотни, тысячи, и каждый из них уникален. И от этого турист попросту дуреет. Когда он наконец осмотрел Флоренцию, Венецию и Рим и высказал свое великое мнение о том, какой город ему больше нравится, мне сразу становится смешно. Люди не могут потратить много времени на то, чтобы рассмотреть город во всех подробностях. Лучше бы они сказали: я люблю и Рим, и Флоренцию, и Венецию. И я бы еще прибавила Милан – это великий город искусства, о чем мало кто знает.
Италия – страна городов: их там десятки, сотни, тысячи, и каждый из них уникален. И от этого турист попросту дуреет
Но, помимо этих городов, хотя бы вокруг Милана есть еще Бергамо, Брешиа, Лоди, Тортона, Новара. Это только крупные города. А сколько всяких деревушек. А в каждой деревушке стоит что-нибудь неслыханное, громадное и разрисованное в IX веке. И у людей, мне кажется, возникает перенасыщение этой информацией и недонасыщение одновременно. Моя цель – сделать книжку, которая бы в правильных пропорциях заполнила брешь, чтобы информации было не слишком много, не слишком мало, чтобы все понимали, как и где можно углубиться. Моя книжка должна рассказать туристу, оказавшемуся в каком-то итальянском городе, что в нем главное, какие его исторические особенности, к чему он ближе в плане колорита, почему ему покровительствует именно этот святой.
Надеюсь, что мне удастся это увязать, достаточно много выкинув. Я объездила всё, что могла, и с большим интересом работаю над этим проектом. Думаю, это будет одна центральная и несколько периферийных книжек. Для начала – центральная, про то, как организован средний город и что делать, если вы не сразу нашли рыночную площадь. Это книга не про конкретные города, но на примере реальных: почему Бергамо враждует с Брешией, почему враждуют Флоренция и Пиза и какое место в этом занимает Сиена. А потом уже будет книжка о монашеских орденах, книжка о готике и романтике, книжка о 20-летнем фашистском периоде и о следе, который он оставил в культуре Италии. И так далее.
Почему итальянцы и русские «обречены жить в паре»
Они изначально очень любят нас, а мы – их. И эту любовь никому не разрушить. Всегда будет обмен, всегда будут поездки, всегда будут смешанные браки, всегда русские девушки будут, поверьте, не цинично, а с большим уважением восприниматься итальянскими мужчинами. Русские девушки почти всегда с высшим образованием, они грамотные, подготовленные, достаточно внимательные. Это хорошие жены, а не обязательно просто девушки, что прогуляться вечером. Продолжится обмен, основанный на том, что Италия продает красоту во всех смыслах: от туфель до походов на верхотуру Сиенского собора.
Они изначально очень любят нас, а мы – их. И эту любовь никому не разрушить
Я думаю, что Италия и Россия просто обречены на то, чтобы жить в паре. Они очень хорошо друг друга дополняют. С итальянцами у России поссориться не получится никогда. Даже когда была война, это не получалось. Мне рассказывала моя тетушка Елена Ржевская, которая участвовала в поиске и опознании трупа Гитлера, рассказывала мне, что они как-то поймали итальянца, а он кричит: я итальянец, io sono comunista, и сразу поет Una Furtiva Lagrima. Нашего офицера, рассказывает тетушка, песня не убедила. Он показывает итальянцу на портрет Карла Маркса и говорит: «Кто это?» – «Верди!».
У итальянцев не было репутации страшных врагов, их старались щадить. А эти истории про то, как они удирали к крестьянам! В фильме «Подсолнухи» с Софи Лорен рассказывается, как после Второй мировой войны итальянец убежал и прижился у русской крестьянки где-то на Дону и даже не хотел возвращаться обратно к своей Софи Лорен.
Сама по себе приязнь итальянцев к русским и наоборот – глубокая, разветвленная – такова, что ничего с ней сделать невозможно. Из них невозможно сделать врагов, и они из русских врагов не делают. Особенно смешно, что, когда я училась в университете, из меня готовили военного переводчика (как и из всех, кто знал языки), и от меня требовалось говорить, что это мои вероятные противники. И я про первого же итальянца, которого в своей жизни увидела, его звали Энцо, говорю: как, это мой вероятный противник? Какой же он противник, посмотрите, это же воплощение симпатии, здравого смысла и желания подружиться.
Источник: Интернет-газета «Бумага»