Мы живем в примитивной экономике, которая не требует высокого качества человеческого капитала. Это противоречие было уже в СССР, где вузы выпускали большое количество высокообразованных людей. Но лишь малая их часть была вовлечена в научные разработки и причастна к появлению каких-то прорывных технологий. А в постсоветской России эта ситуация стала совсем вопиющей. И мало того, что ходит масса умных, с хорошим образованием, которых некуда девать. Иных новоиспеченных экономистов, финансистов, юристов просто нельзя брать на работу. Потому что, помимо «образовательного перепроизводства», мы сплошь и рядом сталкиваемся еще и с некачественным производством. Достаточно упомянуть астрономическое количество дипломов, выданных после заочной формы обучения.  Неудивительно, что многие задаются вопросом: так ли уж хорошо высшее образование в принципе?

Но, во-первых, надо помнить, что на протяжении последних 150 лет Россия регулярно поставляла миру высококачественный человеческий капитал, здесь образованный. И, может быть, не следует ограничиваться исключительно потребностями своей страны и своей экономики.

А во-вторых, университеты, вузы, вообще говоря, производят три продукта: человеческий капитал; набор профессий, которыми живут нация, страна и, как выясняется, весь мир; наконец – поведенческие ценности.

Главным продуктом высшего образования за прошедшие четверть века стал средний класс. Ведь принадлежность к нему – во многом вопрос самоидентификации. Люди, которые причисляют себя к среднему классу, знают, что фитнес – это полезно, а денатурат пить нельзя. Они знают, какие бывают депозиты и вообще инструменты для сбережения, и иногда даже могут отвечать за свои финансы. У них принципиально иное отношение к качеству жизни, и, таким образом, они кардинально меняют характер спроса в стране.

Парадокс! Массовое распространение университетов дало отрицательный результат с точки зрения экономического предложения и положительный – с точки зрения предложения социального. Но оно в конечном счете, уже через спрос, тоже отражается на экономике.

Кстати, мы в этом плане очень похожи на Южную Корею. Там тоже явно нет потребности в таком количестве специалистов, сколько сейчас выпускается. Но зато они переделали сознание нации, которая до недавнего времени была по большей части крестьянской.

Однако корейцы знают, чего хотят добиться от образования. У нас же такого понимания нет. Возьмем историю с мировыми рейтингами вузов. Вроде бы хорошая идея – продемонстрировать нашу глобальную конкурентоспособность в этой сфере.

Например, экономический факультет МГУ по базовым позициям мирового рейтинга QS 2016 разделяет национальное лидерство с Высшей школой экономики. При этом ВШЭ, скажем, опережает по количеству публикаций, а мы – по устройству выпускников и академической репутации. И это не мешает министерству сокращать нам количество бюджетных мест.

Дескать, вы – экономисты, а потому вполне можете заменить бюджетника на контрактника. Но эта логика глубоко ошибочная, потому что тогда мы не сможем произвести хорошего специалиста мирового уровня.

Россия – страна с латиноамериканскими социальными разрывами. А бюджетное место позволяет их преодолевать хотя бы в образовании. Оставляет шанс одаренному молодому человеку из глубинки и малообеспеченной семьи, набрав необходимые баллы по ЕГЭ, попасть к нам и стать звездой. Такой, которая будет востребована не только у нас, но и в Принстоне или Стэнфорде, как это нередко случалось с выпускниками экономического факультета МГУ.

Министерство же действует по принципу «всем сестрам по серьгам» – чтобы губернаторы не сильно обижались и не думали, что только у них университеты закрывают, сливают или лишают госфинансирования.

Хотя даже на уровне квот видно, насколько отличаются общефедеральные и региональные подходы к ценности образования. Когда попытались привести набор на те или иные специальности в соответствие с запросами с мест, выяснилось, что мы должны выпустить всего 200 «бюджетных» философов. Потому что никакой регион не говорит, что ему нужны философы.

Точно так же никакой департамент экономики – и не только областной – никогда не оплатит обучение молодых людей на структурных лингвистов. Они не упоминаются в раскладках по спросу со стороны кадровых служб предприятий и фирм. А ведь структурные лингвисты из МГУ стали гордостью многих новых компаний, созданных в 90-е.

Возможность обучать самым разным профессиям вне зависимости от их видимой прикладной ценности – пожалуй, лучший показатель позиционирования страны на мировом рынке образования, ее конкурентная особенность. И, чтобы сохранить ее и одновременно удовлетворить текущие потребности работодателей, достаточно ввести ранжирование дипломов и вузов. Когда будет видно, что этот человек получил образование мирового уровня. Этот – национального. А этот – подучился и расширил кругозор.

Если такое различие четко формализовать и сделать видимым, не потребуется и вузы закрывать в массовом порядке. Достаточно отменить заочную форму обучения как торговлю за небольшие деньги дипломами, которые ничем формально не отличаются от обычных – при колоссальной фактической разнице. И с 2017 года это, скорее всего, будет сделано.

На смену должны прийти дистантные курсы ведущих университетов, и хотя делать их очень непросто, делать нужно. Иначе мы опять построим закрытую элитарную систему, заведомо лишая ребят из небогатых семей, живущих на периферии, возможности повысить свой образовательный уровень.

Конечно, какие-то проблемы, связанные с доступностью и эффективностью образования, решаются с помощью ЕГЭ. А какие-то, наоборот, создаются. Я никогда не думал, что появятся два типа абитуриентов. Одни знают, что такое бином Ньютона, но не знают, кто такой сэр Исаак Ньютон. А другие знают, кто такой Ньютон, но не знают, что такое бином. Потому что в старших классах каждый школьник теперь решает так: «Я сдаю вот этот ЕГЭ, остальные предметы побоку». И в итоге он лишается ориентации в пространстве. Владеет формулами, но не чувствует, что идет с ними носом в стену, либо видит этот мир, но не знает, как его выразить, как обустроить.

Широта кругозора теряется. И, как следствие, мы получаем людей, не способных и не готовых применять полученные знания для своего дела, а не чужого. В лучшем случае они будут выбирать между крупной и средней компанией, между тем работодателем, который больше платит, и тем, который дает больше свободы. А в предприниматели кто пойдет? Не в те, что у метро торгуют, а в те, что действительно создают инновационную экономику?

Даниил Александрович Гранин лет 7-8 назад сказал мне замечательную фразу: «Саша, в России можно сделать очень многое, если не спрашивать разрешения».

Вот, пожалуй, главная прикладная задача национальной системы образования – «производить» умных и знающих людей, которые не будут спрашивать разрешения.

Источник: ОБРАЗОВАНИЕ. РФ