Что произошло с российским обществом за 25 лет без СССР? Социолог, главный редактор журнала «Искусство кино» Даниил Дондурей – о протофеодальных моделях, свободном рынке, атомном проекте, смысловых ловушках и катастрофах идеологии.
– Если вспоминать о событиях августовских дней 91-го года из оптики воображаемого документального фильма, который показывает большие народные массы, как бы вы это описали? Как это выглядит социологически и статистически?
– Как известно, в дни путча на все митинги в Москве – на все! – пришел один миллион человек. Остальные девять (или, без детей, семь миллионов) что-то слышали. Они ходили на работу. Они смотрели «Лебединое озеро» по телевизору, видели эту пресс-конференцию ГКЧП. Им что-то говорили, и т. д. и т. п. Но и более ничего. То есть всегда в России все делает очень небольшое число людей. За всю ее историю никогда ничего серьезного не совершали большие группы, никакую Октябрьскую революцию не совершали. 30 человек приехали в пломбированном вагоне, как говорят, и перевернули страну, дали ей другую идеологию, другую государственную модель, другую экономику, другую политическую и все другие системы.
Это всегда противостояние маленьких элит, так было и в 91-м. В связи с Ельциным выходили перед этим до 500 тысяч на Манежную площадь, когда избирали Ельцина, но это была другая история, связанная с Россией. Она не была связана с оружием, с войсками, с путчем, с революцией, впоследствии с распадом страны, с новыми экономическими видами порядков. Итак, это не очень большие группы населения. Это, конечно же, элиты. Это касается и знаменитых событий на Пресне вокруг Белого дома, и всех этих митингов, и противостояний. Это касается и противостояний 1991 года и 1993 года.
– Можно ли считать, что нулевые и десятые годы наследуют девяностым, и если да, то каким образом?
– Современный гигантский страх, содержательный, смысловой, связан с тем, что та модель, которая существовала между 1993-м и примерно 2012 годом, исчерпана. И поэтому здесь выбор – или Россия разворачивается опять в протофеодальные варианты, связанные с тем, что рынком управляет государство, государство управляет судами, государство решает, какая степень свободы должна быть у человека, государство не поддастся мировым тенденциям с глобализмом этим дурацким, чуждым нам, потому что теряются наши национальные интересы, наш суверенитет. Это культурные программы. И эта опасность была заложена в августе 1991 года – опасность надежды на то, что Россия европейская страна, абсолютно европейская. И с той или иной степенью отставаний, вариантов, моделей пройдет такой же путь, как какая-нибудь маленькая европейская страна, извините, Болгария, или Сербия, или Македония и т. д. Понятно, что она этот путь не пройдет. Этот путь проходить, по крайней мере в нынешнем ее состоянии, она отказывается.
Очень важно учитывать двойственный код российской культуры. Он связан и с тем, что президент нашей страны, лидер, за которого от 53 до 86 процентов, говорит, что гордится знакомством с Ельциным, и одновременно он говорит, или за 10 минут до этого, или за 10 лет до этого, что величайшая геополитическая катастрофа – распад СССР. Или то, что 90-е годы (и это крупнейшая идеологическая модель Кремля) были лихие, то есть отвратительные, бандитские. Все отвратительные – и олигархи, и Ельцин, и власть, и просто все. Это сегодня. Поэтому настоящее, на мой взгляд, представляет собой даже не идеологическую, а культурологическую ловушку, связанную с тем, что никто не будет признавать двух вещей. Первое: ни одна из 14 республик не высказалась против Ельцина в том смысле, что “нет, мы останемся в общей стране”. Такого не было. Я имею в виду не только соглашение с Белоруссией и Украиной, а вообще – Таджикистан, Узбекистан, еще какие-то страны сказали, армяне, например: «Мы так едины, мы так долго шли столетиями. Мы так хотим быть вместе. У вас еще нефть, газ, электричество и т. д.?» Никто! Можно себе представить, что примерно столько же людей, сколько в России, потому что в СССР было 290 млн. 145 – почти половина – Россия. 140 млн – другие страны, включая Украину, Грузию, Молдавию и т. д. Никто. Ни одна. Это запрещено обсуждать. Это первая ловушка.
Вторая ловушка, более мощная, связана с тем, что не разрешено обсуждать, это не принято и неинтеллигентно, и даже элита это не обсуждает, что рынок, рыночные отношения, которые начались с января 1992 года, спасли феодальный тип сознания, протокоммунистический. Поскольку они смогли дать такой объем свободы. Это же не власть дала, это рынок дал и свобода. Они дали такую возможность жить лучше, по крайней мере, 15 лет, впервые за 1000 лет. Я имею в виду народ, большинство страны; независимо от того, что последние 2 года стало больше бедных, за чертой бедности. Но люди не понимают (и не должны понимать), что эти отвратительные Гайдар с Ельциным и примкнувший к ним Чубайс совершили такие трансформации, при которых 21 млн квадратных километров за три месяца был наполнен едой, впервые с 1929 года. Никто же тогда не знал возможностей рынка и его результатов.
Я привожу всегда пример. Мои родители жили в городе Пенза. И на 1 мая я к ним поехал, на праздничные дни. И я – 25 лет это помню! – пошел в магазин что-то родителям покупать, в Пензе. И там какая-то бабушка устраивала скандал молодому мальчику-продавцу, в продуктовом. Она говорит: «А что же ты мне, дорогой, подсовываешь это польское масло?» Хотя рядом было и вологодское. Он говорит: «А что? Хорошее масло, польское. Они сельскохозяйственные, не хуже вологодского». – «Как, милок! Ты же видишь, рядом австралийское, экологически чистое!» 60 с чем-то лет она стояла в очереди просто за выброшенным маслом, за маргарином, писала на руке… Я помню, писал на руке номера очередей. И она через 4 месяца, прошло ровно 4 месяца, уже знает эти слова – экологически чистое, сынок. Вот в этих двух фразах бабушки полная революция, настоящая. И она ненавидит тех людей, кто это привез, до сих пор.
то гигантское достижение современной идеологической доктрины, что около половины населения страны всех возрастов, включая 13-летних, 17-летних, ненавидят буржуазные отношения, частную собственность. Считают, что кормить должно государство, что государство было бы лучшим хозяйственником, что госмонополии лучше, чем какие-то подлецы-олигархи. Я как социолог скажу, что если 1 января 1992 года у вас было 7,5 миллиона автомашин, то сегодня, граждане РФ, у вас без 20 копеек 45 миллионов! 38 миллионов вам не Кремль подарил. Это возможности новой жизни. Новый средний класс имеет по две машины в каких-то семьях. Девочки, сидящие в «мерседесах». Да, много людей переехали в Москву, в большие города. Да, миллион проблем. Но вместо 240 тысяч зарубежных паспортов – 19 миллионов. Это больше в десятки раз. Вы даже это не рефлексируете, поскольку у вас другой возраст, вы, мои дети или мои внуки. А я сдавал специальные экзамены в комиссии при райкоме партии, чтобы получить выездную визу. Я ехал в Болгарию и должен был подробно перечислить (не помню, в каком году – в 1981-м или в 1979-м, что-то такое) всех членов Политбюро Трудовой партии Монголии. Я должен был их всех знать. А вы сегодня имеете многократные Шенгенские визы.
Поэтому задача была, чтобы это забыли: этого не было. Как будто мы шли, шли, а потом пришел хороший властитель, и люди стали хорошо жить. Он поднял цены на нефть. Он стал заботиться о народе. И гигантское достижение Берии и секретных российских служб, я имею в виду атомный проект, позволяет это делать. Не говорится, что это гигантское достижение секретных служб и Берии, когда они частично выкрали, договорились, пересоздали и т. д. все ядерные секреты. А американская элита на это пошла, чтобы не развязалась война, чтобы была альтернатива. Но сегодня именно статус второй по ядерному потенциалу страны мира позволяет так оценивать события 1991 года. Если бы не было атомно-водородного оружия, ракетных систем, глобалистских этих гигантских космических, противоракетных и прочих проектов, то, может быть, это были в каком-то смысле другие модели, другие отношения. А сегодня это так.
Поэтому культурная программа нынешняя, особенно после культурной перезагрузки 2012 года, отказывает. Никто даже не говорит о том, что многие современные идеологические программы полностью противоречат действующей Конституции РФ. Потому что там нет государственной идеологии, в этой Конституции. Потому что там рынок вовсе не исчадие ада, как у большинства российских граждан. Поэтому я не жду каких-то торжеств на тему 91-го года. Скажу еще более резко: я думаю, что события 7 ноября 2017 года будут отмечаться в 10-50 раз более значимо, ярко, концептуально. Будет пересмотр многих идеологем за этот год, и они не будут отторгаться. Через год Великий октябрьский переворот отторгаться не будет. С критикой, так-сяк, “не нужно противопоставлять красных и белых, это драма всего нашего народа”, “люди хотели как лучше”, “либеральная интеллигенция, пришедшая после февраля, не смогла справиться, совершила много ошибок, кто-то должен был показать настоящую силу и власть, дать замечательные лозунги, остановить войну” и т. д. Все это будет. Но о том, что это огромный человеконенавистнический режим, cказано не будет.
Пройдет какое-то количество российских ипостасей, через 50 лет, и будут вспоминать – слушайте, кажется, 19 февраля 1861 года было отменено крепостное право? А! Чудесное событие! Слушайте, а что это мы как-то не заметили? У нас до этого были рабы? Да, были крепостные, рабы практически. Подождите, у нас же сколько-то праздников, а почему нет праздника свободы – отмены крепостного права? Ну, как-то не успели, видимо, не так было важно, проскочили. Вот был один фильм недавно про такого человека, как Хрущев. А Хрущев, извините, 11 лет был лидером страны, провел ХХ съезд, освободился от сталинизма, чего только не сделал. Ну и что? Ну, был и был. А был потом еще и Андропов. Ну и что? Какая разница! Так что дело не в персоналиях, а дело в культурных предписаниях. Российские культурные предписания не хотели, чтобы тот тип страны, который имел шанс развиваться после 21 августа 1991 года, здесь победил. Ему и не дают победить.
Источник: Радио «Свобода»