Дэвид Отор (David Autor) из Массачусетского технологического института много лет занимается явлением автоматизации производства и в своих работах оценивает эффекты от этого процесса.
В недавнем эссе Отор подводит промежуточные итоги своих многолетних исследований, а также усилий других ученых в изучении этого явления. Автор указывает на то, что конкуренцию за рабочие места машины пока уверенно выигрывают в сегменте средних по сложности задач — тех, где используется рутинный труд, содержание которого состоит из хорошо известных алгоритмов. Они легко поддаются кодификации, и поэтому автоматы, обладая высокой скоростью выполнения таких алгоритмов, получают преимущество перед людьми в осуществлении рутинных операций, одерживая верх в конкуренции.
В результате профессии банковских служащих, выполняющих рутинные задачи, такие как выдача наличных или помощь в оплате коммунальных услуг, менеджеров по продажам, а также самых разных посредников, помогающих распространять товары и услуги, уже довольно продолжительное время переживают не лучшие времена. Наличные выдают банкоматы, коммунальные услуги оплачиваются через онлайн-банкинг, а товары выбираются и оплачиваются через сайты, после чего доставляются потребителям.
В гораздо лучшем положении находятся те, чьи обязанности не так просто кодифицировать. К последним относятся индивиды, выполняющие сложные задачи: менеджеры, архитекторы, ученые, программисты. Автоматизация, появление машин и цифровых приложений увеличивают спрос на квалифицированный труд: все больше требуются навыки, при помощи которых можно развивать новые технологии и управлять ими.
Помимо рутинного и сложного труда следует также помнить и о простом. Автоматизация привела к увеличению спроса на него, в том числе и со стороны становящихся все более состоятельными квалифицированных работников. Сфера простых услуг также испытывает конкуренцию со стороны машин, однако некоторые их виды автоматизировать пока не удается. В частности, в обязанности нянь, которых нанимают родители, входит забота о ребенке, а также его воспитание и социализация. Ничего из этого современные машины пока не могут делать хорошо. Впрочем, это не означает, что они не смогут делать этого в сравнительно скором будущем. Ведь еще 10 лет назад работа водителя считалась хорошо защищенной от конкуренции со стороны автоматов: предполагалось, что вождение связано с возникновением множества нестандартных ситуаций, с которыми машины справиться не в состоянии. Однако сегодня автоматические автомобили уже используются, а в Париже на днях запустили и автоматические автобусы.
Таким образом, в результате продолжающейся автоматизации рынок труда поляризовался. Спрос на сложные и простые профессии увеличился, в то время как на рутинные обязанности, которые часто стали выполняться автоматами, он, напротив, сократился.
Однако поляризация в результате не коснулась доходов разных когорт работников. Квалифицированные специалисты стали зарабатывать больше. Пополнить их ряды не так просто: они неплохо защитили себя знаниями, полученными за долгие годы образования, и потому остаются сравнительно редким видом труда. Теряющим работу клеркам сложно к ним присоединиться, ведь, чтобы это сделать, им нужно получить довольно сложные знания, для чего часто требуется не один год обучения. Гораздо проще стать частью корпуса работников, выполняющих простые задачи.
Поэтому с точки зрения занятости простой труд более благополучен, чем рутинный, а вот с точки зрения уровня доходов — нет: потерявшие работу клерки чаще занимают именно простые рабочие места, из-за чего конкуренция в этом сегменте становится выше, а доходы, как следствие, ниже.
Все написанное выше, однако, относится к богатым и технологически развитым странам. Насколько схожие процессы могут затронуть Россию? Стоит ли ожидать, что спрос на квалифицированных работников также увеличится, рутинный труд окажется менее, а простой — более востребованным? Что уровень зарплат квалифицированных работников будет расти, а тех, кто выполняет рутинные и простые операции, напротив, сократится?
Ответ на эти вопросы зависит от того, насколько технологический прогресс, делающий возможным автоматизацию рабочих мест, затрагивает российскую экономику.
Владимир Гимпельсон и Ростислав Капелюшников, используя данные по российскому рынку труда за 2000–2012 годы, выяснили, что в российской экономике до перемен 2014 года речь шла скорее не о поляризации, а об улучшении качества рабочих мест. Доля простых и плохо оплачиваемых рабочих мест, в частности в сельском хозяйстве, становилась меньше, в то время как доля более сложных и хорошо оплачиваемых увеличивалась; доля же занятых в середине распределения оставалась стабильной. В выигрыше оказались образованные жители городов, в частности менеджеры, квалифицированные специалисты в области транспорта, финансов, строительства, добычи полезных ископаемых и коммуникаций. Подобная реакция рынка труда сопровождала экономический рост и в странах Восточной Европы.
По всей видимости, бенефициарами роста прошлого десятилетия в России стали индивиды, чьего образования и квалификации оказалось достаточно для устройства главным образом в сектор неторгуемых услуг, который рос в ответ на высокий внутренний потребительский спрос, вызванный увеличением сырьевых доходов. Технологичность большей части таких секторов не очень высока. Если сравнить индивидов, получивших рабочие места в сервисных отраслях российской экономики, с рутинным и сложным трудом в технологически развитых странах, то большая их часть окажется ближе к первому, нежели ко второму.
Что же касается поляризации, то она пока имеет шансы возникнуть там, где в России возможно создание условий для автоматизации. Однако создание таких условий, вероятно, пока является скорее исключением. Автоматизация требует инвестиций, а инвестициям нужны хорошо развитые финансовые рынки, защищенные права собственности, исполнение контрактов и многие другие ингредиенты. В стране, где финансовые рынки развиты недостаточно хорошо, тяжело появиться отрасли, для которой важна доступность внешнего финансирования.
Стимулы к инвестициям, которых требуют оборудование и технологии, увеличиваются в той экономике, где права собственности защищены лучше. Технологически сложные товары, которые, как нефть или зерно, не продашь на бирже, имеют более высокие шансы на производство в стране, где соблюдение контрактов между деловыми партнерами находится на более высоком уровне. Сложные товары все чаще становятся частью международных производственных цепочек добавленной стоимости, поэтому для таких производств также важны хорошие международные отношения страны-производителя с технологически развитыми экономиками.
Все эти ингредиенты — доступность финансов, защищенность прав собственности, исполнение контрактов, международные отношения — не являются универсальными сравнительными преимуществами в России. Крупная государственная корпорация может лучше защититься от покушений на свою собственность, заставить партнеров выполнять взятые на себя контрактные обязательства и получить финансирование для своих проектов. И если топ-менеджмент в такой корпорации увлечен девелопменталистскими идеями и имитацией и адаптацией технологий, то воспроизведение процесса, свойственного технологичному бизнесу в развитых странах, вполне возможно.
Но для частной компании или же в случае менее реформистски настроенного менеджмента условия для инвестиций в автоматизацию операций, которые выполняются компанией, могут оказаться менее благоприятными. В качестве косвенного подтверждения этого предположения Владимир Гимпельсон в своей недавней работе указывает на ограниченный спрос на квалифицированный труд в России; а автор этого текста с соавторами предлагает теоретическое объяснение такого результата: плохая защита прав собственности или корпоративная коррупция приводят к сокращению инвестиций в новые технологии, в результате чего образование, требующееся для обслуживания передовых технологий, также оказывается невостребованным. Как следствие, поляризация в такой экономике маловероятна.
Таким образом, при не слишком благоприятном состоянии фундаментальных факторов — институтов, финансов и т. д. — распространение технологий и автоматизация не слишком вероятны в такой экономике, так что 100 малоквалифицированных рабочих с лопатами имеют более высокие шансы получить работу, чем один квалифицированный, умеющий управлять экскаватором.
Источник: InLiberty