Историк Алиса Клоц (ЕУСПб) выступила на семинаре «Право на гендер» в Лаборатории исследований сексуальности (ЦНСИ) с докладом «Кухарка как символ революции: домашний труд и освобождение советской женщины, 1917-1941». Тема семинара «Проекты нового человека».
Алиса Ростиславовна Клоц, доцент факультета истории ЕУСПб, PhD (история), Ратгерский университет, США, кандидат исторических наук (Пермский государственный университет). 15 июля 2017 последний семинар «Право на гендер» был посвящен теме «Проекты нового человека». Алиса Клоц выступила с докладом «Кухарка как символ революции: домашний труд и освобождение советской женщины, 1917-1941» (тезисы здесь). Представляем адаптированную транскрипцию доклада, выполненную Екатериной Хониневой.
Любой доклад про советскую систему нужно начинать с цитаты из Ленина, но сегодня я отступлю от этого принципа и начну с цитаты из Троцкого – самого главного сталинского врага и главного критика. Цитата из его известной книги «Преданная революция»: «Нет, советская женщина еще не свободна. Пока общество не готово взять на себя материальные заботы о семье, женщина-мать может с успехом выполнять общественную функцию лишь при том условии, если к ее услугам имеется белая рабыня – няня, прислуга, кухарка и прочее». Здесь Троцкий напрямую отсылает к тексту Маркса «Капитал», где тот пишет, что домашняя прислуга – это непроизводительное использование рабочего класса, по сути это класс рабов. На самом деле Троцкому сами эти белые рабыни неинтересны. Его заботит, во-первых, то, что сталинская элита обуржуазилась, и второй момент, что работница, которая вынуждена бегать по лавкам, самой готовить, провожать детей до детского сада, если он вообще существует, не освобождена от своих обязанностей. Для Троцкого домашняя прислуга по сути всего лишь символ – символ того, что советская женщина не освобождена, символ преданной революции.
В Советском Союзе кухарка – тоже символ революции, только с противоположным знаком. Для Ленина кухарка – символ тех угнетенных, отсталых слоев, которые впоследствии в советском государстве смогут принять участие в его управлении; символ тех созидательных сил, которые есть у революции, у нового режима. И сегодня я буду говорить о прислуге, кухарке, домашней работнице на двух уровнях. С одной стороны, на уровне символическом, с другой стороны – на уровне конкретных практик регулирования труда домашней прислуги в Советском Союзе в первые два десятилетия.
Кухарка имела такую символическую силу, потому работала на двух уровнях – на классовом (кухарки – это низшие слои, «кто был ничем, тот станет всем») и, с другой стороны, на гендерном. «Кухарка будет управлять государством» – это любой бедняк или любая женщина, и именно их пропаганда часто представляла как жертв царизма. Моя задача сегодня – через меняющийся дискурс о домашней прислуге, через меняющееся регулирование труда домашней прислуги посмотреть, как трансформируется содержание, наполнение лозунга об освобождении женщин.
Если в 1920-е годы освобождение означает приобретение классовой сознательности – домашняя работница будет трудиться на кухне, но при этом она будет ходить на курсы, повышать квалификацию, участвовать в управлении государством, голосуя, например, на выборах в Совет, в годы первой пятилетки (это конец 1920-х – начало 1930-х) риторика меняется. О домашней прислуге говорят, как об умирающем виде труда, ведь вот уже скоро мы переведем всех кухарок на предприятия. То есть освобождение кухарок означало перевод из статуса работницы домашней в статус работницы настоящей. Третий период, о котором я буду говорить – это вторая половина 1930-х годов, когда риторика меняется еще раз, и складывается некое противоречие – с одной стороны, продолжается апелляция к Ленину, к тому, что каждая кухарка сможет управлять государством, но при этом целая волна публикаций говорит о том, что необходима профессионализация домашней прислуги и что наемный домашний труд – это часть социалистической экономики.
До революции большевики особо не думали о проблемах домашней прислуги. Они находились под влиянием марксизма, согласно которому труд домашней прислуги являлся архаизмом, но в общем-то характерным для капиталистических отношений. В российском контексте существовала прочная связь между прислугой и крепостным правом, лежащая в основе риторики «белого рабства», к которому относились и мужчины, и женщины (лакеи и домашняя прислуга). В Советской России лакеям было не место. Трудно оценить, насколько серьезно большевики обсуждали проблему нянь, кухарок, домработниц в начале существования Советского государства. Часть документов, которая выходит в самом конце Гражданской войны и в начале 1920-х нам дает некоторые намеки.
Труд домашней прислуги в это время не признается общественно полезным. В 1921 году политика трудовой мобилизации сворачивается, начинается то, что историки называют «новой экономической политикой», и работа домашней прислуги нормализуется и становится одной из многих форм частного найма. Изобретается новое слово – «домашняя работница», это происходит где-то в 1923 году. Появление этого слова еще больше феминизировало труд домашней прислуги. Если мужчина оказывался в положении наемного домашнего работника, это вызывало, назовем так, недоумение.
Мы знаем из большого количества исследований, что для большевиков освобождение женщин играло весомую роль. С одной стороны, это было одной из целей большевистского проекта, с другой – это был один из успехов, которым считали нужным гордиться. Это освобождение состояло из нескольких компонентов: юридическое уравнение мужчин и женщин, новое законодательство о браке, которое давало гораздо большую свободу женщинам в браке, освобождение через наемный труд за пределами дома и освобождение от кухонного рабства в идеале путем постройки госучреждений – прачечных, детских садов и так далее.
В 1920-е годы особенно последний пункт был мало осуществим, потому что средств у государства не было, и это все оставалось лишь на бумаге. Что касается освобождения через наемный труд, это тоже оказалось проблематично, поскольку на тот момент был очень высокий уровень безработицы. И большевикам ничего другого не оставалось, кроме как сосредоточиться на другом важном компоненте. Это преобразование женщин идеологически, стимулирование развития их классового сознания. Эта работа также состояла из нескольких компонентов. Во-первых, это участие в профсоюзной деятельности. Был создан отдельный Союз нарпит – профсоюз рабочих народного питания и общежития. Предполагалось, что домашние работницы ходят на собрания, вовлекаются как делегатки, участвуют в профсоюзной работе. Профсоюз также выступал защитником домашней работницы, и это тоже важный компонент, чтобы осмыслить себя как члена рабочего класса, осмыслить свои интересы как работницы.
Работа над собой также предполагала борьбу с неграмотностью, чтение газет и так далее, были разработаны различные курсы. Все это разрабатывалось в принципе точно так же, как и для других работниц в Советском Союзе, однако предполагалось, что для домашней прислуги это имеет особую сложность, потому что, как писал один профсоюзных активистов, условия труда, зависимость создает у прислуги особую психологию, а классовое самосознание благодаря разрозненности либо совершенно отсутствует, либо находится в зародышевом состоянии.
В конце 1920-х происходит перелом. Начинается форсированная индустриализация промышленности, коллективизация сельского хозяйства, в результате стране нужны рабочие руки, и разрабатывается программа по мобилизации женщин на производство. И тут поскольку крестьянки считались самыми отсталыми, а домашние работницы все-таки как никак работницы, именно домработницы вместе с домохозяйками стали главным объектом этой мобилизационной компании начала 1930-х. Был сформирован новый Союз рабочих городских предприятий и домашних работниц, целью которого была переквалификация домашних работниц. Эта переквалификация включала в себя в первую очередь обучение чтению и письму, базовой арифметике, и предполагалось, что профсоюз как-то готовит их к работе на предприятиях. Хотя если мы посмотрим на статистику, мы видим, что большинство этих работниц в результате оказывались в той же сфере, что они и работали – в сфере обслуживания, в столовых, прачечных и так далее. Еще часть уходила в текстильную промышленность или в строительство на неквалифицированный труд. Мы не знаем сколько именно работниц было передано на производство, но, очевидно, что многие из них не ждали того момента, когда их передадут, и сами уходили.
Интересно посмотреть на официальные цифры Госплана, который утверждал, что если в 1929 году в стране было 27 тысяч домработниц, то к 1936 году стало 200 тысяч. И это был предмет гордости. О домработницах много писали в прессе, в том числе об их участии в решении задач первой пятилетки. Домашние работницы должны были участвовать в социалистическом соревновании, например, за самую чистую квартиру или за самый лучший уход за детьми или просто за образцовое обслуживание. В идеале в ответ на свой труд их наниматели должны были заниматься повышением их культурного уровня. Официально же повторялась риторика, что домашняя работа это всего лишь шаг, шаг из кухни к станку, что это временное положение, и на самом деле все домашние работницы только и мечтают о том, как из работницы домашней стать настоящей. Такой дискурс о переходе работницы из кухни к станку был основным где-то до середины 1930-х годов. Но 1934 году возникает перелом. Появляется ряд публикаций, которые в общем совершенно отказываются от этой риторики перехода от кухни к станку. Например, одна публикация в «Рабочем городского хозяйства» начиналась с фразы: «Работница – такой же равноправный строитель нового общества, как и работник любой профессии». Эти статьи вместо того, чтобы говорить о том, что домашняя работа – это отмирающий вид занятия, легитимизирует домашний труд, вписывает его в общую социалистическую экономику. Более того, те, кто утверждали, что наемный домашний труд – отмирающий вид труда, обвинялись в левачестве.
Во второй половине 1930-х домашняя работница получала противоречивый месседж. С одной стороны, продолжались публикации о том, что домашняя работница – это только первый шаг, и затем она уйдет на производство и станет работницей настоящей. Но при этом в публикациях, нацеленных на домашних работниц, в частности таких журналах, как «Работница», постоянно публиковались истории о том, как важен профессионализм и ставились в пример домашние работницы, которые десятилетиями работали у одних и тех же нанимателей, а наниматели в благодарность оставляли их после пенсии или разрешали жить в своем доме с ребенком. Это был очень противоречивый дискурс, и мне кажется, это хорошо иллюстрирует некоторую шизофрению второй половины 1930-х, если мы говорим о роли женщины. С одной стороны, женщина – это домашняя хозяйка и хорошая жена, которая создает уют и тем самым помогает мужу совершать новые прорывы на работе, а с другой стороны, это женщина, которая может делать все, что угодно, она может быть пилотом, трактористкой и так далее. И этот противоречивый дискурс создавал спектр возможностей для женщины, но и постоянное напряжение и стресс, поскольку не было понятно, какой же на самом деле должна быть советская женщина.
Источник: Cogita!ru