В преддверии Дня российской науки президент РАН Александр Сергеев встречался с президентом России Владимиром Путиным. О том, как после этой встречи может измениться будущее РАН, глава Академии наук рассказал в программе «Гамбургский счет» на ОТР. Беседовала Ольга Орлова.
Александр Сергеев родился в 1955 году в селе Бутурлино Горьковской области. В 1977 году окончил Горьковский государственный университет им. Лобачевского и в том же году начал работать в Институте прикладной физики АН СССР. Прошел в нем путь от стажера-исследователя до директора института. В 1982 году защитил кандидатскую диссертацию «Самовоздействие и трансформация интенсивных электромагнитных волн в магнитоактивной плазме»; в 2000 году – докторскую по теме «Нелинейные волновые процессы при генерации сверхкоротких оптических импульсов и взаимодействии сильных оптических полей с веществом». В 2003 году был избран членом-корреспондентом, а в 2016-м – академиком РАН. В сентябре 2017 года тайным голосованием в ходе честных конкурентных выборов был избран президентом Российской академии наук.
– Александр Михайлович, во время предвыборной кампании вы говорили о том, что одна из важнейших ваших первых задач на посту президента РАН – добиться консенсуса в понимании положения российской науки всеми ветвями власти. Получилось?
– Мне кажется, что консенсус складывается. Не могу сказать, что мы мыслим абсолютно одинаково относительно будущего развития науки в России, и прежде всего будущего Российской академии наук, но то, что в последние месяцы мы действительно стали работать более конструктивно и понимаем друг друга, как мне кажется, всё лучше и лучше, – это факт.
Я действительно считаю, что без такого консенсуса невозможно двигаться дальше. Ведь у нас Академия наук – государственная. Значит, государство должно быть заинтересовано в том, чтобы Академия наук действительно выполняла серьезные государственные функции в развитии науки и технологий. И если мы эти функции понимаем по-разному, то ясно, что никакого существенного движения вперед быть не может.
Тем более что сразу после выборов в РАН президент страны дал поручение Академии наук стать основным координатором стратегии научно-технологического развития страны. И это поручение очень серьезное, потому что в последние годы Академия наук действительно сетовала на то, что у нее не хватает полномочий, не хватает инструментов для реального участия в разработке и реализации государственной научно-технической политики. И такое предложение – знак доверия к Академии наук.
Но для выполнения этого поручения нам не хватает наших полномочий и ответственности. Должно быть и то и другое. Поэтому мы просили президента решить вопрос о корректировке ФЗ-253, который сейчас регламентирует деятельность Академии наук.
– Вы за это время неоднократно встречались с Владимиром Путиным, и вот только что недавняя встреча. На ваш взгляд, у вас с президентом есть общее понимание роли Академии наук в системе российской науки?
– Я думаю, что да. Президент страны согласился с тем, что необходимо как можно быстрее внести коррективы в ФЗ-253, регламентирующий действия Российской академии наук, это очень важно. И может быть, более важно то, что он согласился с тем, что нужно разработать новый специальный закон о РАН уже с измененным статусом. Сейчас Российская академия наук – это просто федеральное государственное бюджетное учреждение (ФГБУ). И позиция наша – и эта позиция совпадает с позицией президента, – что статус Российской академии наук нужно поднимать, что в Гражданский кодекс должен быть введен новый тип юридического лица, новая организационно-правовая форма. Должен быть отдельно прописан статус государственной Академии наук. Мы наметили такую последовательность действий: в ближайшее время мы должны внести коррективы в закон, по которому работает Академия наук, и после этого спокойно сосредоточиться на том, чтобы разработать новый закон о РАН. Тем более, как вы знаете, сейчас разрабатывается закон о науке, научно-технической и инновационной деятельности. И будет очень правильно, чтобы закон о Российской академии наук разрабатывался параллельно с этим законом, чтобы они коммуницировали один с другим, и, судя по последней нашей встрече с президентом, он это поддерживает.
– Как обсуждалась практика выполнения майских указов?
– Это сейчас один из важнейших вопросов. Это и Указ № 597 об увеличении заработной платы научных сотрудников до не меньше чем 200% по отношению к средней зарплате в регионе. И Указ № 599, который говорит о том, что мы должны увеличить долю ВВП, идущую на науку. Это указы были опубликованы 7 мая 2012 года (на следующий день после инаугурации В. Путина на посту президента РФ. – Ред.). До какого-то времени они не были в центре внимания, но в 2014 году мы все столкнулись с совершенно другой экономической реальностью… Пришел 2017 год, наступил 2018-й, указы президента никто не отменял, их надо выполнять. И их стали выполнять, но в отношении Указа № 597 сложилась довольно острая ситуация. С одной стороны, ученые получили в среднем по стране достаточно высокую надбавку к существующей зарплате. Финансирование учреждений ФАНО на 2018 год возрастает примерно на 30%. И это деньги на зарплату. Мы не помним такого увеличения, этого не было никогда. И конечно, это очень хорошо.
Но если вы посмотрите на формулировку этого указа, то не ясно: каким образом делить эти деньги? Если каждый институт должен получить такую надбавку, то что же тогда получается? Берем два института в Москве. Один обеспечил себе требуемый уровень зарплаты за счет хорошей работы, за счет того, что он заработал много грантов, что у него много хоздоговорной тематики. А рядом есть институт (назовем его вялым), в котором зарплаты меньше, чем 100% по региону.
И тогда прямое применение президентского указа предполагает, что мы должны вялый институт за счет государственных средств поднять до уровня передового, лидирующего института. Но разве мы не должны поощрять стахановцев в науке? Мне кажется, что это не совсем правильно. Но именно таким образом считались те дополнительные средства, которые получило ФАНО. Это первый момент.
Второй момент – региональный. В разных регионах России есть институты, которые получают хорошие результаты и хорошо известны в научном мире вне зависимости от того, где они расположены.
– Но при этом разница в зарплатах будет очень высока.
– Именно поэтому, когда мы проанализировали распределение финансирования, то увидели, что сильные институты в Москве получают на одного научного сотрудника в 2018 году на 1 млн рублей больше, чем в 2017 году. Питерские институты – где-то на 600 тыс. больше, новосибирские – на 150 тыс. больше. А если вы возьмете, например, Пермь, то там всего-навсего 40 тыс. А если возьмете совсем небогатые регионы, такие как, например, Ярославская область или Карачаево-Черкесия, где действует замечательная Специальная астрофизическая обсерватория РАН, то надбавка к зарплате их научных сотрудников равна нулю.
Ясно, что это вызвало протесты. Региональные профсоюзы РАН обращаются и в Академию, и в другие организации. Понятно, что такое распределение финансов несправедливо.
– И что говорит президент?
– Президент с нашими доводами согласился. Мы обратились к нему с просьбой пересмотреть практику реализации этого указа. На наш взгляд, она должна быть другой: мы должны в целом обеспечить уровень зарплат ученых не менее 200% от средней зарплаты по стране. Тех средств, которые мы получили в этом году для выполнения Указа № 597, вполне достаточно. Но дальше надо предоставить нам (я имею в виду Академию наук вместе с ФАНО) право делить эти средства в соответствии с эффективностью работы наших институтов. Такой подход понятен всем. И конечно, это понимает и президент страны. И я думаю, что будут какие-то корректировки. В конце концов, мы с вами понимаем, что будут новые «майские» указы.
– Вы считаете, что они неизбежны? То есть других вариантов у нас уже нет?
– Я не хочу предсказывать результаты президентских выборов. Но в любой ситуации мы с вами знаем, что вновь избранный президент, вступая в свою должность, сопровождает этот момент новыми указами, новыми обещаниями.
– Сложилась парадоксальная ситуация. С одной стороны, действительно, ученым в Москве и Санкт-Петербурге существенно повысили зарплату. Но одновременно с этим они получили госзадание, в котором повышение этой зарплаты привязано к увеличению количества публикаций. Это вызвало резкие протесты. Ведь средний публикационный цикл статьи примерно полтора года (а если это завязано на исследование, эксперименты, какие-то полевые работы, то и больше). Соответственно, если ученому нужно увеличить количество публикаций в этом году, то он не сможет этого сделать (если говорить о качественных статьях в хороших журналах). С другой стороны, если вы не принимаете это госзадание, то получается как в фильме «Бриллиантовая рука»: «Если не будут брать, отключим газ». Институтам не открывают финансирование. А в регионах ученые, наоборот, готовы повысить публикационную активность, но им зарплату не повышают.
И что же получилось? Что указы формально выполнены, ФАНО может быть довольно, Владимир Путин может быть доволен, а те, ради кого всё это делалось (и в регионах, и в столицах), недовольны.
– Я вам точно могу сказать, что и Владимир Владимирович, и Михаил Михайлович этой ситуацией недовольны. И они действительно готовы обсуждать, каким образом эту ситуацию возвращать в нормальное русло. Ведь начнем с первого. Пропорциональное увеличение публикаций по отношению к увеличению финансирования…
– «Чем больше вы пишете, тем больше вы получите».
– В данной ситуации мы являемся заложниками того, что по госзаданию основной формой отчетности является публикационная активность – сколько статей вы делаете на тему, по которой получаете государственное задание. И к этому привыкли. Из года в год давалось госзадание. Оно, как правило, уменьшалось по объему из года в год, и обычно нужно было представить одну-две-три статьи в год на каждую из объявленных институтами тем (всего около 11 тыс. по всем академическим институтам). К этому все привыкли.
И сейчас, когда госзадание увеличилось – а в Москве и в Санкт-Петербурге существенно, – автоматический подход таков: если дается в два раза больше денег, то в два раза увеличивайте продуктивность. Я полностью согласен с вашими аргументами относительно публикационного цикла. Более того, в некоторых случаях просто невозможно в два раза увеличить творческую активность! Такой подход толкает ученых к тому, чтобы вместо двух качественных статей отчитаться четырьмя, но худшего качества, напечатав их…
– В «Вестнике Тьмутараканского университета»?
– Да, и это легко можно сделать. Но это, конечно, категорически неправильно.
– А почему тогда госзадание появилось в таком бессмысленном виде? Почему ФАНО с РАН это не обсудило?
– Сейчас ФАНО с нами это обсуждает. А то, что увеличенное госзадание появилось в таком виде, объясняется тем, как организована система нашего государственного планирования… Много-много раз была такая ситуация, что если в первом чтении бюджета есть увеличение денег на науку, то во втором чтении эта добавка исчезает. Если бюджет с добавкой денег проходит через второе чтение, то она исчезает в третьем. И, честно говоря, я бы интерпретировал ситуацию так: да, действительно были такие обещания, что деньги на науку увеличат, но до момента принятия бюджета в третьем чтении в 2017 году были некоторые опасения, что, вообще говоря, денег не добавят.
Но когда это произошло и цифры стали явными, только тогда и стали уже реально думать, каким образом сформулировать отчетность. Да, заведомо это можно было сделать раньше, всё продумать. И ФАНО обсуждало эти вопросы. Но получилось так, что наша новая команда в Академии появилась в тот момент, когда уже прошло первое чтение бюджета, началось второе чтение и стало ясно, что деньги дадут. Это же здорово. И даже была такая эйфория, что действительно существенно увеличивается зарплата научных работников.
А потом встал вопрос отчетности по госзаданию. И что в рамках формулировки Указа № 597 президента сделать это не очень просто. Еще раз хочу повторить, что не ФАНО установило такой жесткий порядок распределения увеличения финансирования по регионам.
– Можно сказать, что это та позиция, которую наиболее громко и публично сформулировал ученый совет МИАН им. Стеклова, и она была поддержана многими коллегами из других институтов, та позиция ученых была услышана. И все-таки финансирование институтам откроют только в том виде, в котором им было спущено, они должны согласиться с таким госзаданием? Или эта проблема будет решена?
– Да, эта проблема будет решена. Конкретная формула увеличения продуктивности сейчас согласовывается. Но я думаю, что мы найдем подходящий регламент для того, чтобы это было сделано. Это сейчас понимается абсолютно всеми. И я думаю, что здесь мы напряженность обязательно снимем. Однако региональная напряженность пока останется. И это очень существенный вопрос. Можно, конечно, обращаться к потребительской корзине, которая разная в разных регионах, можно обращаться к прожиточному минимуму, сравнивать с чем-то. Возьмем Санкт-Петербург и Новосибирск. В Санкт-Петербурге зарплаты существенно выше, чем в Новосибирске. Потребительская корзина дешевле. Там даже не проходит ссылка на то, что жизнь дороже. Жизнь в Новосибирске дороже, чем жизнь в Санкт-Петербурге… Все всё понимают.
– Вы говорите, что все всё понимают, а как же так получается, что, когда реализуются любые, даже замечательные указы, создается впечатление, что власть и ученые живут в параллельных мирах?
– В нашем бюджетном механизме есть естественная инерция в реализации решений.
– Или это катастрофа качества управления?
– Я бы не сказал, что это катастрофа, но в каком-то смысле это привычка. Почему научные организации, находящиеся в ФАНО, должны к 30 декабря каждого года обнулять свои бюджетные счета? Почему? Потому что так удобно кому-то считать.
– Но совершенно неудобно с этим жить.
– Конечно, неудобно. Поэтому институтам в ноябре-декабре даже приходится порой швырять деньги на ветер, чтобы их потратить и купить то, что, может быть, и не очень нужно. Но есть бюджетные правила, и их надо выполнять.
– Но вы, тем не менее, полны оптимизма, потому что главные проблемы будут решены?
– Конечно, можно выражать свое недовольство по поводу существенных недостатков, но, с другой стороны, согласитесь, когда у организации существенно повышается бюджетное финансирование, то прежде всего надо этому радоваться. Поэтому нам тоже надо психологически меняться. Такое существенное увеличение финансирования произошло впервые со времени реформы РАН. Мы этого ждали давно, потому что в каком-то смысле государство производило ремонт фундаментальной науки. Но обычно когда делается ремонт, то на него дают денег; ремонт просто так, без денег, провести нельзя.
Источник: Газета «Троицкий вариант»