Педагоги-инноваторы: как уберечь нашу школу от катастрофы, а из ребенка вырастить гения
Можете представить, чтобы школьник не высиживал уроки, а занимался исследованиями, проектировал, изобретал, да так, чтобы его замыслы воплощались на реальном промышленном производстве, причем не где-то в «закутке», а с учетом общей стратегии развития предприятия и даже региона? Лично я себе такого не представлял. Пока не познакомился с разработчиками метапредметного подхода в образовании. «Мета» (μετά) обозначает переход к другому, перемену состояния, превращение: это основной принцип методики, нацеленной на развитие у ребенка способностей самостоятельного творческого мышления на стыке учебных дисциплин. Мои собеседники – Нина Громыко, Ольга Глазунова и Игорь Семин, ведущие сотрудники московского Института опережающих исследований им. Е. Л. Шифферса (директор – широкоизвестный педагог, основоположник метапредметного подхода Юрий Громыко).
Место нашей встречи – Технический университет Уральской горно-металлургической компании: для УГМК инновационное сопровождение будущих инженеров со школьной скамьи и, следовательно, переподготовка педагогов – приоритет. Московские специалисты приехали сюда, чтобы в формате игр и мозговых штурмов научить преподавателей школ и центров дополнительного образования выявлять у маленьких воспитанников выдающиеся инженерные способности и «выращивать» их до уровня готовых актуальных изобретений – порой удивительных, неожиданных, недоступных для взрослых с их стереотипным восприятием проблем.
«Дело не в гениальности, а в педагогических технологиях»
– Прежде всего поговорим о вашей технологии. У меня создалось впечатление, что она рассчитана на гениальных детей. У нас в стране так много детей-гениев?
Игорь Семин:
– Если вы работаете не на отбор «юных дарований» (на что работают, к примеру, разнообразные олимпиады), а на повышение общего уровня человеческого капитала в детской возрастной когорте, то для вас каждый ребенок – одаренный. На программу «Лифт в будущее» (большая серия мероприятий, прежде всего выездных проектных школ, осуществлявшихся благотворительным фондом АФК «Система» совместно с Институтом опережающих исследований с 2014 по 2017 год – авт.) приезжали дети, которые не знают ни физики, ни химии, были совершенно не мотивированы. Через три недели работы в команде с другими детьми они делали все, чтобы попасть на следующую проектную школу. Это совсем другие ребята – с точки зрения знаний, мотивации, деятельности в проекте. То есть дело не в гениальности, а в педагогических технологиях, которые вы применяете и которыми раскрываете одаренность ребенка. Мы своими метапредметными технологиями «достаем» из ребенка на 30-40% больше, чем без их применения.
– В связи с наступающей четвертой промышленной революцией, автоматизацией, роботизацией, с исчезновением многих традиционных профессий и появлением новых исследователи будущего говорят про конец эпохи, когда мы пользовались раз и на всю жизнь полученным образованием. Придется учиться всю жизнь. Что важнее в такой ситуации – профориентация ребенка или обучение универсальным знаниям, качествам, навыкам?
– Мы, разработчики метапредметного подхода, отвечаем на этот вопрос так: надо формировать способности, которые обеспечивают пять базовых процессов: мышление, понимание, рефлексию (то есть самоосмысление), действие, коммуникацию. Очень важна способность воображения. Если такие способности развиты, в любую предметную область или профессиональную задачу можно войти очень быстро. Одним словом, нужно готовить ребенка универсально, ориентировать его не на какую-либо конкретную профессию, а на перспективную область деятельности, которая может открыть ему широкие горизонты. Горизонты связаны с проблемами: если ребенка посвятить в проблему, лет через двадцать, попутно усвоив и сделав много чего, он ее решит. Мой любимый пример – Генрих Шлиман: в шесть лет он прочитал историю Древнего мира, и ему не понравилось, что все вокруг говорили, будто Троя – это сказка. Он сказал: нет, не сказка, и я ее откопаю. В 50 лет он ее откопал, а еще придумал особый способ изучения иностранных языков и стал полиглотом.
Ольга Глазунова:
– Учиться на протяжении всей жизни не значит постоянно менять профессии. Постоянная смена обессмысливает профессионализм. Когда человек, имеющий за спиной, к примеру, 30 лет педагогического стажа, каждодневных профессиональных размышлений и трудов, мастерства, приравнивается к тому, у кого опыт исчисляется всего несколькими месяцами, получается, что наставником может стать кто угодно. По-моему, это самообман. Обессмысление профессионализма приведет к падению качества профессиональных продуктов, учителя разучатся учить, а повара – готовить и так далее. Думаю, в конце концов мы встрепенемся и восстановим профессиональные подходы. Так что, скорее, нужно говорить все же о совершенствовании в рамках профессии и смежных занятий.
– А с какого возраста следует начинать заниматься ребенком, чтобы воспитать качества, о которых сказал Игорь Иванович?
Игорь Семин:
– С рождения. И такие технологии есть. Нами разработана и воплощена технология сопровождения ребенка с детского сада и начальной школы до вуза. Меня в свое время потрясло выступление Евгения Евгеньевича Шулешко, воспитанника и последователя нашего учителя Василия Васильевича Давыдова (выдающийся советский и российский психолог и педагог, академик – авт.). Он рассказывал, зачем в наших крестьянских семьях «опевали» ребенка в первые полгода после его рождения. Этот, первый, период его жизни связан с развитием речи, и если с первых дней петь песни, колыбельные, у ребенка лучше развиваются речевые, языковые способности, а если не «опевать», с дальнейшим развитием речи возникают трудности. Если говорить о воображении, то эта важнейшая способность максимально развивается к концу начальной школы, потом, при переходе от начальной школы к среднему звену, она начинает ослабевать.
Нина Громыко:
– Мыслителя можно формировать уже в начальной школе – вот главный принцип нашей концепции образования, основанной на подходах Василия Васильевича Давыдова. Это понимание было завоевано в результате Великой Отечественной войны. Фронтовики типа Александра Зиновьева вернулись с войны и сказали: мы еще не выиграли в войне до конца и, чтобы выиграть навсегда, теперь нужно заниматься развитием мышления. Так в начале 50-х годов был создан сначала Московский логический кружок (основатели и участники – знаменитые советские философы и педагоги Георгий Щедровицкий, Александр Зиновьев, Мераб Мамардашвили, Никита Алексеев и другие – авт.), а из него стараниями Щедровицкого, – Московский методологический кружок. Ради развития мышления эти ученые шли на бескомпромиссную борьбу (их труды не публиковались, а Зиновьев был выслан из Советского Союза – авт.) и вытягивали советскую школу на высший мировой уровень, внесли большой вклад в то, что к 1990 году у нас выросли передовые педагогические технологии.
А в 2000-м на этих технологиях возник московский проект «Строим Школу Будущего». Масштаб был большой. Основная идея формирования российской школы будущего в Москве состояла в том, чтобы, выделив лучшие образцы существующей практики столичного и мирового образования, реализующиеся «прорывные» проекты, создать на их основе единую инфраструктуру общенародной школы будущего вначале в Москве, а затем и по всей России. Проект «Строим Школу Будущего» послужил толчком для федерального проекта – национальной образовательной инициативы «Наша новая школа». Нашим опытом заинтересовался Пекин. В результате китайцы позаимствовали эту модель, хотя до этого, в так называемые «нулевые» годы, интересовались преимущественно американскими подходами. А вот в Москве наш проект свернули.
«На результаты сдачи ЕГЭ невозможно смотреть без содрогания»
– Что произошло?
– В то же самое время, с начала 2000-х годов, верх в нашей образовательной политике взяли приверженцы так называемой «модернизации образования». Был взят курс не на суверенизацию образования, но на подчинение его западным образовательным моделям и технологиям. В конечном счете – на «макдональдизацию». Было провозглашено, что все отечественные достижения – отстой и нет ничего лучше, чем тестовая система и Болонский процесс.
Хотя еще в 1983 году Национальная комиссия по образовательной успешности США подготовила доклад «Нация в опасности. Императив для реформы образования». Его авторы – большой коллектив, куда вошли ректоры разных американских вузов, директора школ, главы ряда штатов и другие специалисты. В докладе говорилось о катастрофическом положении в американском образовании. Провал связывался именно с введением тестовой системы. Приведу всего одну цитату: «Если бы недружественная иностранная держава попыталась навязать Америке тот посредственный уровень образования, который существует сегодня, мы вполне могли бы рассматривать это как акт войны. Произошло так, что мы сами позволили такому случиться. Мы даже растратили те достижения в успеваемости студентов, которые возникли в ответ на вызов, брошенный спутником (имеется в виду первый искусственный спутник Земли, запущенный на орбиту Советским Союзом в 1957 году; американцев это событие повергло в шок и подтолкнуло к бурному развитию образования, науки и технологий – авт.). Более того, мы уничтожили основные системы поддержки, делавшие эти успехи возможными. По сути, мы совершили акт бездумного одностороннего образовательного разоружения».
Тридцать лет спустя, в марте 2011 года, на встрече со школьниками и их родителями в Вашингтоне о том, что от тестов нужно отказываться, заявлял уже президент Соединенных Штатов Обама.
Ольга Глазунова:
– Уровень школьного образования в США действительно гораздо менее однородный, чем в России. У значительных групп населения, которые учатся в простых местных школах, уровень очень низкий. Я сталкивалась с тем, что студент медицинского вуза, будучи хорошо специализированным в своей узкой области, совсем не знает географии за пределами США, просто на уровне Митрофанушки. Где Россия, где Китай, ему неведомо. Историю тоже знает только в пределах американской. Например, считает, что Гитлер – это российский политик.
– Но при этом в мировых рейтингах американские университеты занимают все первые позиции.
Нина Громыко:
– Потому что они работают как «пылесосы», собирают талантливых студентов со всего мира, умеют вырастить инновации и коммерциализировать их. А у нас связи между средним и высшим образованием, исследованием, изобретательством, производством и внедрением – не выстроены. Наши, отечественные, суверенные прорывные технологии в области образования были остановлены, и сегодня школы и вузы готовят «специалистов», которые реальной экономикой зачастую не востребованы. (По данным социологических опросов, до 40% выпускников вузов в дальнейшем не используют знания, полученные в процессе получения высшего образования, – авт.).
Однако в то же время, что и Обама, в августе 2011 года, Медведев говорит: «Практически нет ни одной страны, где отсутствовал бы экзамен, подобный нашему… И раз человечество от этого не отказывается, значит, это правильный путь». Это было сказано в ответ на резкую критику в адрес ЕГЭ директора республиканской естественно-математической школы при Адыгейском государственном университете Мамия Дауда. Реплика директора школы вызвала тогда овацию у педагогов. Но ЕГЭ устоял.
В октябре 2014 года педагогическая и научная общественность России собралась на Форум Общероссийского народного Фронта «Качественное образование во имя страны», он проходил в Пензе. Одна из главных задач форума состояла в том, чтобы убедить президента Путина отказаться от ЕГЭ. Однако не удалось: ЕГЭ устоял и на этот раз. Хотя уже совершенно очевидно, что ЕГЭ бульдозером прошелся по нашей средней школе, а Болонский процесс – по высшей.
Основное завоевание перестройки в области образования – небольшие авторские школы с индивидуальным подходом, понимание того, что мышление не формируется на «ледовой арене». В 2000-е все было направлено на то, чтобы разрушить собственную педагогическую науку и практику, заменить индивидуальный подход «усредниловкой», причем куда худшей, чем советская, и построить большие образовательные комбинаты. А инструментом стало финансово-экономическое обоснование: деньги идут за учеником. Экономизмом наехали на социальную сферу и прибрали ее к рукам.
Глобальный экономический кризис 2008 года радикально проблематизировал ценности праволиберальной экономики, но процесс «раскурочивания» социальной сферы, который проводился в соответствии с неверными, уже обанкротившимися экономическими представлениями, шел у нас полным ходом вплоть до августа 2016 года, когда новым министром науки и образования была назначена Ольга Юрьевна Васильева. Сразу после назначения она сказала, что ЕГЭ разрушает старшую школу, потому что фактически школьники в старших классах не учатся, а вынуждены «натаскиваться» на ЕГЭ; педагог тоже поставлен в жесткие условия: либо он готовит к ЕГЭ, либо не готовит. Поэтому учебные программы не выполняются, уровень образованности стремительно падает. В 2014 году почти 20% выпускников российских школ не справились с ЕГЭ по русскому языку. В том же году пришлось снизить пороговую оценку на ЕГЭ по математике – с 24 до 20 баллов. Но многие учащиеся не смогли преодолеть и этот порог. В одной только Москве государственную итоговую аттестацию не прошли 3 тысячи человек.
Ольга Глазунова:
– Мы дошли до такого позора, как сокрытие результатов сдачи ЕГЭ, потому что на них невозможно смотреть без содрогания. Вузы принимают безграмотных выпускников и вынуждены жертвовать первыми семестрами, чтобы подтянуть студентов до более-менее приемлемого уровня. Но ЕГЭ продолжает действовать.
– Апологеты ЕГЭ убеждают, что он дает возможность ребятам из глубинки поступать в столичные вузы.
– Ребята из глубинки поступают в столичные вузы, а в провинции вымывается интеллектуальный потенциал. В крупных городах и столицах путь наших наиболее одаренных выпускников не оканчивается – дальше он лежит за рубеж. Никто не говорит, что нужно запретить выезжать из регионов в Москву, но при этом нужно развивать образование и профессиональную востребованность по всей стране, а для этого ЕГЭ не только не нужен, а вреден. Еще один «аргумент» в защиту ЕГЭ: он снижает коррупцию в образовании. Но данные различных ведомств, в том числе МВД, показывают, что это не так, совсем наоборот.
Но самое опасное, что ЕГЭ, изуродовав старшую школу, захватывает уже и младшую, скоро подберутся к дошкольникам. Родителям внушают, что школа – для того, чтобы по ее окончании успешно сдать ЕГЭ, больше ни для чего. Уже в начальной школе им настойчиво рекомендуют нанять репетитора, дескать, иначе ЕГЭ не сдать. И учитель, недоучивший в школьном классе, вечером работает в качестве репетитора. Родители не профессионалы – они слушают, что им говорят, и, соответственно, требуют от школы именно успешной сдачи ЕГЭ и именно в этом ключе «накачивают» детей, все остальное их интересует гораздо меньше. Педагоги как профессионалы понимают, что ЕГЭ разрушает их предмет, образование в целом, их возможности эффективно работать с ребенком. Но результаты ЕГЭ – основной параметр, которым измеряется результативность их труда, от него зависят рейтинги школ, надбавки к зарплате и так далее.
– К слову, низкие зарплаты тоже вынуждают к репетиторству и скрытой коррупции…
– Низкие зарплаты – в регионах, небольших городах. А в Москве средняя зарплата школьного учителя – в районе 65 тысяч рублей, этого достаточно для нормальной жизни. Так что сама по себе высокая зарплата не является противоядием. К злоупотреблениям подталкивает искаженная система показателей качества образования и профессиональных ценностей, выстроенная в нашей образовательной системе.
«Все ведет к фальсификации, профанации, начетничеству»
– Вы говорите об «убийстве» отечественной педагогической мысли. Но, насколько я понимаю, ваши метапредметные технологии, методы проектного обучения заложены в федеральные государственные образовательные стандарты, ФГОСы.
Нина Громыко:
– Так, но фактически учителя этими технологиями и методами не владеют, в лучшем случае применяют их интуитивно, а в большинстве случаев по старинке «сидят» на отдельных предметах – математике, физике, химии и так далее, – которые оторваны друг от друга, никак друг с другом не связаны. А дело в том, что технологии обучения разработали мы, а ФГОСы составляли другие, и к контролю за исполнением стандартов мы не допущены. Метапредметный компонент в них прописан нечетко, адекватных программ переподготовки педагогов нет. Методических центров хоть отбавляй, методисты разбираются в метапредеметах «лучше» нас, разработчиков, курсы работают как конвейер. Но что на выходе? Учительские кадры не подготовлены, эксперты тоже. При этом учителя обязаны отчитываться о выполнении ФГОСов: идут постоянные проверки, рейтингование. К чему все ведет? К фальсификации, профанации, начетничеству.
Ольга Глазунова:
– А в конечном счете к дискредитации образовательной технологии. Учителя в нервном, расшатанном состоянии, и тут начинаются разговоры, что метапредметы – это ерунда, одни слова. «Кто-нибудь видел реальное исполнение и результаты? Никто, значит, это чистой воды формализм, только время зря тратим».
– Но нынешний министр образования Ольга Васильева не похожа на проводника западных разработок, даже наоборот.
– Новый министр, по-видимому, действительно была назначена в связи с необходимостью изменения предыдущего курса в области нашей образовательной политики. Посмотрим, что из этого выйдет. Но что будет вместо? Возврат к советской школе? В области естественно-научного образования советская школа – лучшая в мире, и говорить нечего. Но наряду с явными преимуществами были и явные недостатки: идеологизация, монопредметность, то есть отсутствие связи между предметами, отрыв от фундаментальной науки и инновационной промышленности.
– Хорошо, а есть в стране достаточные кадровые ресурсы, чтобы возродить нашу, самобытную педагогическую науку и практику?
Нина Громыко:
– Что такое образовательная технология, практика? Это учебные и методические пособия, объясняющие особенности данной технологии. Это подготовленные педагоги, способные работать с опорой на нее. Это дидакты, разрабатывающие новые единицы содержания для разных курсов по разным предметам; методисты, создающие формы, адекватные для передачи нового – метапредметного – содержания образования; антропологи-диагносты, способные выявлять и отслеживать у детей разных возрастных ступеней рост способностей; нового типа управленцы. Одним словом, научно-образовательные коллективы в разных регионах России, работающие в школах и со школами, имеющими разные уклады и традиции. Несмотря ни на что, мы за 25 лет работы на суверенное российское образование все это создали. И хорошо, что технологии не уничтожаются быстро, «модернизация» их еще не «переварила».
Мы покрыли рынок образовательных услуг проектными школами, где обучаем методам проектирования с опорой на метапредметный подход в образовании, работаем с «точками прорыва», на наши технологии опираются целые коллективы. Особенно мощно наши инициативы прозвучали в рамках программы «Лифт в будущее»: начиная с 2014 года мы регулярно проводили проектные школы как на региональном, так и на федеральном уровне – в «Артеке», «Орленке». По заказу «Иннопрактики» в марте 2016 года была проведена выездная школа с опорой на метапредметные технологии во Всероссийском детском лагере «Океан». Мы проводили и проводим проектные сессии в образовательном центре «Сириус» в Сочи. Важнейшие принципы метапредметной технологии были использованы нами на пяти ярославских форумах «Будущие интеллектуальные лидеры России». Во всех этих событиях наши бывшие ученики участвовали уже в качестве преподавателей. Потенциал молодежи выращен и сохранен.
Но пока мы всем этим занимались, была запущена операция большего, геополитического масштаба, нацеленная на слом суверенности, в отношении не только нашей, но и других стран. Мы проиграли – по финансовым, пропагандистским ресурсам. Нас законсервировали, не дали сделать следующего шага. Машина была остановлена на полном ходу. Теперь мы и наши последователи ждем самоопределения министра образования. Потому что образ поведения урки, который приходит в школы, резня, самоубийства детей, наркотики, педофилия – это уже катастрофа. Тут «работа над ошибками» на местах не поможет, нужна целостная государственная политика. У нас в стране много замечательных образовательных технологий, не только наши. Но кто и за какие деньги будет их внедрять? Это вопрос не к разработчику инновации, а к управленцу, политику.
Директор нашего института Юрий Вячеславович Громыко, будучи главой экспертного совета Москвы по экспериментальному и инновационному образованию, еще 5 лет назад собрал директоров школ, тех, кто осмелился прийти, и предупредил: начинается дефолт образования. Сейчас это видят все: дефолт произошел. Дальше наступит то, что сейчас кажется невозможным: образование превратится в свободный рынок услуг – покупай какую хочешь, учитель-предметник окажется ненужным, от школы останутся только стены, здание, коробка, а потом и здание кому-нибудь передадут. Поэтому сегодня в учительской среде происходит бифуркация, самоопределение. Мне, пока я нахожусь здесь, у вас, каждый день звонят даже из самых отдаленных территорий страны: люди хотят развиваться сами и развивать образование.
– И что им делать, чтобы не задохнуться до разворота государственной политики, если это вообще произойдет?
Ольга Глазунова:
– В такой ситуации последнее слово, решение работать по метапредметным технологиям или не работать и просто «отписываться» о том, что все эти технологии уже давно реализовали в соответствии со ФГОС, принадлежит каждому конкретному учителю, завучу, директору школы, региональному руководителю образования. Им нужно выбирать самостоятельно, под собственную ответственность. Если человек принимает положительное решение, то лучше действовать спокойно, без затраты огромного количества сил на «агитацию» окружающих, потому что иначе не останется времени на дело, он должен сам найти необходимые ресурсы. Все покажет реальный образовательный результат – насколько будут развиты способности и мировоззрение наших детей.
– Это подвижничество, далеко не каждый способен на такие поступки.
– Почему подвижничество? Нормальный профессионализм, создание условий для нормальной эффективной работы с детьми.
– На ваших образовательных технологиях растут рационализаторы, изобретатели, будущие инженеры с глубоким междисциплинарным взглядом на проблемы и задачи. В них наверняка заинтересованы наш бизнес, промышленность, крупные корпорации. Подтверждение – ваше сотрудничество с УГМК. Это уникальный пример или типичный?
Нина Громыко:
– Одна из главных проблем, для решения которой требуются передовые образовательные технологии, – это проблема содержательной (не финансово-экономической, но именно содержательной) интеграции образования, фундаментальной науки и инновационной промышленности. В СССР эта проблема решалась плохо. Массовая советская школа была изолирована от других сфер практики. Последствия этого мы испытываем до сих пор: чем лучше работают некоторые образовательные учреждения, тем стремительнее их выпускники уезжают за рубеж. Соответственно, то направление, в котором движется УГМК, готовя и проводя «инженериады», и та модель интеграции, на которую они опираются, реализуя проектный подход, представляются нам наиболее правильными и с точки зрения макрозадач – задач восстановления суверенности российского образования, – и с точки зрения решения прагматических вопросов кадровой подготовки для самой компании.
Программу обучения в Верхней Пышме (где располагается Технический университет УГМК – авт.) мы разработали, опираясь на собственный опыт внедрения авторской образовательной модели «Школа генеральных конструкторов». Суть ее в том, что учащиеся осваивают переход от новых научных знаний и фундаментальных принципов к новым техническим и технологическим решениям проблем и задач, еще неразрешимых в настоящее время, и далее – к новым формам организации деятельности: к новым производствам и бизнесам, к новым отраслям и кластерам, причем следующего технопромышленного уклада.
В УГМК мы показали, как можно шаг за шагом вовлекать ребенка в решение реальной технологической задачи, причем делать это без назиданий и подсказок, а усиливая живой интерес подростка к науке и технике. Инженеров мы учили, как формулировать темы, чтобы включать ребят не в рутинные, давно решенные вопросы, а в реально прорывные направления индустриального развития. А вместе с педагогами разбирали, как эти кейсы переводить в систему доступных школьникам задач: предметных, метапредметных, учебных – чтобы интерес ребенка только усиливался. Я убеждена: проекты, создаваемые учащимися в школьных кружках, инженерных классах, в Техническом университете УГМК, могут по-настоящему способствовать и промышленному, и социально-инфраструктурному развитию тех регионов, где присутствуют предприятия компании. А таких регионов немало.
Источник: Информационное агентство «Znak»
https://www.znak.com/2018-02-19/pedagogi_innovatory_kak_uberech_nashu_shkolu_ot_katastrofy_a_iz_rebenka_vyrastit_geniya