Современники называли американского журналиста и литератора Баярда Тейлора (1825–1878) «великим американским путешественником» и зачитывались его книгами о дальних странах. Послушать лекции Тейлора о его путешествиях собиралось до четырех тысяч человек.
«Залы были переполнены, барышни вытягивали шеи, отовсюду слышался шепот» , –«„Вот он! Это он!“». В середине июня 1858 года он поехал смотреть Россию. Поездка по стране на дилижансе заняла чуть больше месяца, но благодаря опыту профессионального путешественника ему удалось многое увидеть и описать. Полную версию текста можно прочитать в шестом номере журнала «Иностранная литература» за 2006 год в переводе Галины Лапиной.
<…> Кажется, мадам де Сталь воскликнула, увидев впервые Москву: «Voilà Rome Tartare!» Слова эти, возможно, и были справедливы в отношении древнего города, каким он был до пожара, но едва ли применимы к Москве нынешнeй. Она столь велика, что вполне может соперничать с Римом, – из всех современных столиц Москва уступает разве только Лондону. Хотя азиатский характер и правда ощущается здесь не менее сильно, чем в Константинополе, однако ж Москва вовсе не татарский город. Космополитизм Москвы поистине уникален – тут она не имеет себе равных в мире. Позолоченные купола Лакхнау , китайские пагоды, византийские церкви, греческие храмы, дворцы в стиле Версаля, тяжелые невыразительные немецкие здания, деревянные избы, сияющие американские вывески, сады, тихие переулки, шумные улицы, рынки, турецкие базары, французские café, немецкие пивные и китайские чайные – все можно здесь найти, но не собранное в отдельных кантонах, а перемешанное и соединенное воедино так, что Европа и Азия, Прошлое и Настоящее, Старый Мир и Новый переплетены и перепутаны и уже невозможно сказать, что здесь преобладает. Другого такого столь же причудливого и живописного города не найти. Назвать его русским значило бы слишком сузить представление о нем: Москва предполагает весь мир.
Местоположение Москвы неподалеку от воображаемой границы между двумя континентами объясняет эту особенность. Воды Москвы-реки ищут Азиатского моря, однако ж ближайшие порты находятся в Центральной Европе. Торговые нити протянулись из Москвы на восток, через татарские степи в Монголию и Китай; на юг в Самарканд и Бухару, в Кашмир и Персию; на север в Архангельск и Северный океан; на запад в Европу. Народ, ее основавший, пришел с юго-востока и принес с собой минарет, разбухший восточный купол, любовь к позолоте и ослепительно-ярким цветам. Свою религию он взял в Константинополе вместе с византийской колонной и греческим крестом; а между тем основатель российской державы обучался торговле на Западе. На каждом из тысяч московских шпилей и куполов сияет полумесяц (напоминающий о том, что они побывали в руках татар), а над полумесяцем возносится победоносный крест. На юге Москвы муэдзин с крыши своей мечети призывает на молитву, а в это время на севере гудок паровоза объявляет об отправлении поезда на Петербург.
Москва не менее оригинальна, если смотреть на нее с высоты. Это грандиозное представление, имеющее целью произвести на вас впечатление, и трудно поверить, что перед вами не декорации, которые можно разобрать и унести со сцены, как только цель будет достигнута. Откуда это множество травянисто-зеленых крыш, из которых вырастают сотни шпилей и башен – более странных и более фантастических, чем некое порождение фантазии сумасшедшего архитектора? Откуда эти позолоченные и посеребренные купола? Они слепят вас отражением солнечных лучей, и, когда вы идете, вам кажется, что, опьяненные собственным великолепием, они танцуют и покачиваются. То, что открывается вашему взору, не может быть городом торговли и правительства, удовольствий и скандалов, преступлений и религии. Этот город построили во времена, когда сказки «Тысячи и одной ночи» были правдой, и в его главном дворце правит Князь Ста Островов. <…>
Население столицы весьма разнородно. Европейского вида джентльмены в цилиндрах и лайковых перчатках не кажутся более неуместными под золотыми куполами с полумесяцем на маковке, чем персы с желтовато-бледными лицами или разодетые в шелка армяне рядом с французским дворцом. Русский крестьянин с окладистой черной бородой, в красной рубахе и широких, забранных в сапоги штанах, встретившись с вами на узком тротуаре, норовит толкнуть вас локтем. Чинно проплывает дама в самой маленькой из шляпок и самом широком из кринолинов, на почтительном расстоянии за ней следует слуга как залог ее добропорядочности. Если бы не он, дама могла бы вызвать подозрение. Навстречу шагает красавец черкес с голубыми глазами и фигурой Адониса; а вот появился татарин в круглой шапке из черной бараньей шерсти или китаец, напоминающий поделку из желтой глины, вылепленную до сотворения подлинного Адама; за ними идут щеголеватые и наглые европейские торговцы, русская няня в красном головном уборе, похожем на распущенный павлиний хвост; длинноволосый священник в черной рясе; меняла, чье безбородое лицо служит свидетельством его бесполости; компания извозчиков в черных квадратных шапках и длинных синих кафтанах; офицеры в мундирах; пожарники в золотых шлемах; старые, похожие на святых нищие; дети в чем мать родила; падшие женщины, цыгане, казаки. Вся эта бесконечная и постоянно изменяющаяся процессия проходит перед вашими глазами. <…>
Главный вход на Красную площадь – это двубашенные Воскресенские ворота на северо-востоке. Перед алтарем – платформа, запруженная людьми, которые беспрестанно крестятся, – головы их то наклоняются книзу, то снова поднимаются. Всякий, кто проходит через ворота, делает то же самое, а многие – будь то офицер, мрачного вида горожанин или разодетая дама – выходят из дрожек, пробираются сквозь толпу и падают на колени перед священным образом внутри часовни. Мы минуем кучеров, нищих, купцов и чиновников. Все они погружены в исполнение обряда и не обращают на нас никакого внимания. Наконец мы приближаемся к освещенной серебряными лампадами нише. Лампады горят перед блистающим золотом, серебром и драгоценными камнями иконостасом. Высокородная дама в шелках и кружевах стоит на коленях рядом с крепостным, обросшим неопрятной бородой: оба с искренним религиозным рвением целуют стекло, покрывающее изображение византийской Мадонны с младенцем, чьи темные, как у мулатов, руки и лица проглядывают через золоченую, усыпанную драгоценными камнями ризу. Это Иверская Божья Матерь – чудотворная икона, которая некогда сотворила чудеса в Грузии и на горе Афон, а последние двести лет считается покровительницей москвичей. Ее молят о помощи богатые и бедные во всех случаях жизни, и вряд ли найдется другая часовня, видевшая поклонение столь неподдельное и столь всеобщее, как эта.
От Воскресенских ворот открывается вид на Красную площадь, простирающуюся на юг вплоть до берега Москвы-реки… Пройдя в этом направлении, мы оказались перед самым поразительным из всех когда-либо виденных мною строений. Что это? Церковь, павильон или гигантская игрушка? Все цвета радуги, все возможные формы и комбинации из прямых и изогнутых линий собраны здесь воедино. Мы точно заглянули в гигантский архитектурный калейдоскоп, в котором наиболее несообразные элементы выстроились в определенном порядке, – поистине другой столь странной груды не найти нигде в мире. Красивым это строение назвать нельзя, ибо красота предполагает по крайней мере намек на симметрию, тогда как здесь идея пропорции и сообразности напрочь отсутствует. Однако общее впечатление нельзя назвать неприятным, поскольку цветовой беспорядок, в котором преобладают красный, зеленый и золотой цвета, привлекает и радует глаз. Намеренная несообразность присуща даже мельчайшим деталям, и если вы и замечаете случайное сходство форм, то оно сводится на нет разницей в цвете.
Это собор Василия Блаженного, построенный во времена Ивана Грозного. Говорят, царь был настолько им очарован, что велел ослепить архитектора, дабы тот не мог более создать ничего лучше. Правда, в Европе подобные истории ходят о других постройках, а также о часах и разнообразных механизмах, и верить им нельзя. Присмотритесь повнимательнее, и поймете, что собор представляет собой скопление башен, среди которых нет двух одинаковых ни по высоте, ни по форме, ни по каким-либо еще свойствам. Некоторые из башен круглые, иные – квадратные, шестиугольные или восьмиугольные. Одна башня увенчана пирамидальным шпилем, другая – конусом, а остальные – разбухшими куполами, украшенными самыми фантастическими узорами: сплетением из желтых и зеленых перекрученных полос наподобие старинного мусульманского тюрбана; зелеными и серебряными вертикально расположенными ребрами; перемежающимися голубыми и золотыми квадратами; шишковатой, словно у ананаса, чешуей; заходящими один за другой листьями малинового, лилового, золотистого и зеленого цвета. Башни соединены столь же непохожими меж собой галереями. Внутри стены украшены гротескным орнаментом цветочные горшки, чертополох, розы, виноградные лозы, птицы, звери, завитки – все переплетается и перепутывается в некое смешенье, подобное тому, что можно увидеть на капителях и фризах византийских церквей. <…>
Для того, кто бывал на базарах Константинополя, Гостиный Двор не сулит ничего нового. Это низкое строение с арками над головой, мостовой под ногами и улицами, на которых торгуют разнообразным товаром. Внутри здесь настоящий лабиринт, и, чтобы выучить его географию, нужно провести здесь немало времени. Если вы ищете гвозди, то вам придется долго бродить по многочисленным лавкам, торгующим льняными, шерстяными, шелковыми и хлопчатобумажными товарами, драгоценными камнями, восковыми свечами, смолой, скипидаром, пока наконец вы не доберетесь до скобяной лавки. Пуговицами торгуют в одной стороне, а тесьмой – в другой; сахаром – позади вас, а чайными ложками – далеко впереди. Когда вы идете по сумрачным проходам, вас со всех сторон беспрестанно окликают, предлагая купить что-нибудь. Лавочники только того и ждут, чтобы вы обратили на них внимание, и не скрывают своего восторга, стоит им завидеть в ваших глазах проблеск интереса. Между тем стремление заполучить вас в покупатели не мешает им запрашивать цену намного выше той, что они ожидают получить. Впрочем, если вы проявите хотя бы малейшее желание купить что-нибудь, сердце торговца смягчится и с пустыми руками вы не уйдете.
Нельзя обойти вниманием и ряды – базар под открытым небом в Китай-городе. Хотя он и поскромнее, чем Гостиный Двор, здесь еще больше лавок с самыми разнообразными товарами, возле которых с восхода солнца до заката толпятся покупатели и продавцы. В рядах вы найдете все, что простому человеку нужно для дома, для исполнения религиозных обрядов, на случай рождения, свадьбы или смерти. За несколько копеек можно выпить ковш кваса, съесть миску щей (суп из капусты) или ботвиньи (холодный суп со свежими огурцами и многим другим) и завершить обед стаканом огненной водки. С последней, однако, так же как в Швеции, принято начинать обед. Здесь можно увидеть восковые свечи всех размеров и поистине удивительное собрание святых заступников. Среди них больше всего темнокожих мадонн, однако почитают русские и святого Николая в алом плаще, и святого Георгия, побеждающего дракона. <…>
Москва может похвастать таким местом для летнего отдыха, равного которому нет и в Париже. Я имею в виду «Эрмитаж» – дивный сад с театром и концертным залом под открытым небом, где собирается все светское общество. Он расположен на склоне холма, у подножия которого в тени деревьев затерялось маленькое озерцо. За озером зигзагом извиваются толстые стены – укрепления татарского города, островерхие крыши которого возвышаются на противоположном холме и уходят вдаль, сливаясь с горизонтом. Однако все это не что иное, как сценическая иллюзия, декорация, написанная на холсте, натянутом на трех рамах, которые установлены не далее как в ста ярдах от ваших глаз. Тысячи красных лампочек освещают укромные дорожки, а на вершине холма выстроен просторный зал, окруженный аркадой. На одной стороне сцены собралась группа русских цыган, чьи песни здесь столь же популярны, как у нас эфиопские мелодии. Цыгане – прирожденные певцы, и две-три молодые девушки из тех, что я слышал, обладают такими голосами, что снискали бы успех и на подмостках Итальянской оперы. <…>
Источник: «Арзамас»