Мы много говорим о том, что такое школа с точки зрения качества образования. Но важно не только это, а сама система правил, по которой живёт школа. Преподаватель Римма Раппопорт рассуждает о том, почему школа так часто не за ученика, а против него, и почему иерархичность отношений постоянно отбрасывает школу назад.
Мысль о том, что школа — это зона, не нова. Ещё бы. Не заметить сходство трудно: строгая иерархия, форма, унизительные законы и правила, уничтожение личности, заключённые, прогуливающиеся по узким коридорам вдоль выкрашенных казённой краской стен. Кажется, идеал, к которому стремится система школьного образования, — мини-государство в духе антиутопии. Единый образовательный стандарт, единый учебник, единый…
Я ненавижу школу в том виде, в каком она существует. Впрочем, это взаимно. Обычно система выживает таких, как я. Но пока мне удаётся с горем пополам выживать в этой системе и немножко о ней писать.
Школа — огромное мёртвое животное, которое никак не может поверить в факт своей смерти и по привычке пожирает каждого, кто попадает в поле его воздействия. Здесь сила не в правде и не в деньгах, а во власти. Прав только сильный, слабому слова не давали.
Это касается любых вертикальных отношений — горизонтальных почти не бывает, разве что между коллегами. Сила — в возрасте: «Старших нужно уважать»
Если ты молодой учитель, уважай опытного, если ребёнок, уважай всех, кроме себя самого. За возрастом зачастую нет ни знаний, ни профессионализма. Страх и бесправие перед сильным — основа патриархального школьного уклада. А поддерживают всё это правила, которые не мотивированы ничем, кроме необходимости маскировать гниение системы. Неужели я заканчивала педагогический университет, чтобы управлять возможностью детей выйти в туалет? Или для того, чтобы они под моим руководством научились отступать нужное (кому из нас?) количество клеточек?
На языке школы уважать старших означает отказаться от личных границ. Когда учитель нарушает личные границы ребёнка, он учит его, воспитывает, делает как лучше. Когда ребёнок пытается постоять за себя, он хамит. Нередко первые попытки защититься действительно оборачиваются грубостью. И неудивительно. Человек годами терпит, пока его давят и топчут, а потом наступает пубертат, и там, где диалог невозможен, происходит взрыв.
То же самое повторяется в отношении молодых специалистов, то есть тех учителей, которые не производят впечатление сильных и матёрых. Можно отработать в школе десять лет и остаться «ты» с уменьшительно-ласкательным суффиксом в имени (на отчество не рассчитывайте вообще).
Фактический возраст, опыт и профессиональные качества значения не имеют. Пока охранники принимают вас за ученика, шансов на уважение нет и не будет.
Если детям сразу достаётся агрессивное хамство, то учителям — как бы родительское желание помочь, советы старших, забота и обидные шутки под видом безобидных. Надо сказать, молодым учителям везёт меньше: выйти на открытый конфликт, когда оппонент прикрывается доброжелательностью, труднее.
Недавно я стала участницей показательной истории. Мы с несколькими ребятами из моего класса не нашли свободного кабинета для дополнительных занятий и сели в коридоре. При этом дети имели наглость подвинуть новый белый диван (ну кто закупает белые диваны для школьников?) к подоконнику, чтобы было удобно писать. Не менее пяти учителей и завучей подошли к ним возмутиться и пригрозить. Недовольство вызывал и сам факт занятия в коридоре.
Кому интересно, что смена обстановки освежает учебный процесс, а вовсе не мешает ему? Спасло моё присутствие и обещание вернуть всё на место. Нет сомнений, что без меня за такую чудовищную вольность ребята получили бы по первое число.
Белый диван — прекрасная метафора. Мебель, как и школа, не для учеников. Удобными должны быть дети, а не условия их обучения.
Трагедия в том, что влиться в школу, не вливаясь в неё, невозможно. Выбирая работать в государственном образовательном учреждении, учитель встраивается в столетиями обкатанную систему насилия. Это такое кольцо всевластия, которое подъедает даже самых гуманных. Я всегда буду в конфликте со школой как институтом, потому что это институт подавления, лжи и лицемерия.
Но давайте начистоту: я часть той силы, что, прикрываясь благими целями, вечно совершает зло.
Я тоже иногда говорю учительскими фразами и давлюсь бессилием, привыкаю к бессмысленным правилам и не решаюсь их нарушать. Я страдаю самоцензурой, потому что боюсь лишиться возможности делать любимую работу. Я никак не могу избавиться от страха, что мне попадёт из-за чёрной ручки вместо синей в чьей-нибудь тетради, из-за числа, записанного цифрами, из-за красивого рисунка на полях.
Я ненавижу школу за то, какая она, и не слишком верю в позитивные изменения. Но я люблю учеников и свои предметы и, пока хватает сил и запала, буду работать в обычных государственных школах. Потому что дети имеют право не притворяться хотя бы несколько часов в неделю, а я получаю удовольствие от общения с подростками, которые не боятся лишний раз вздохнуть, открыто высказывают своё мнение и наконец-то не без труда учатся пользоваться свободой.