Как объяснить самому себе, что читать необходимо, отличается ли электронное чтение от обычного и почему «Игра престолов» – это совершенно новый тип прозы? В рамках совместной публичной программы портала «Горький» и творческого индустриального кластера «Октава» выступил известный книжный критик и культуртрегер Александр Гаврилов.
Мы публикуем расшифровку его беседы с Константином Мильчиным.
– Начнем со странного, но, к сожалению, очень актуального сейчас вопроса. Как убеждать себя и других, что читать необходимо?
– В одном из сократических диалогов, записанных Платоном, Сократ говорит своим ученикам: «Не надо ничего записывать. Если человек будет все записывать, он перестанет все запоминать, его память ослабеет, он забудет все, что для него важно». А рядом с ним стоит один из его учеников, он только что вернулся с войны, он широкоплеч и широколоб, его успехи в гимнасии, то есть в гимнастическом зале, значительнее, чем в постижении философии Сократа. За общую широколобость приятели зовут его Плато [«широкий» по-гречески], или Платоном. Под этим имением знаем его мы сейчас. И он аккуратно записывает все, что Сократ говорит своим ученикам. Но если бы Платон этого не записывал, мы бы не знали, что Сократ говорил. Это тот самый момент, когда чтение и письменное слово стали основным инструментом трансляции больших смыслов сквозь время и сквозь пространство.
Так продолжалось вплоть до начала 2000-х годов. Однажды, готовясь к своей лекции «Веселые похороны бумажной книги», я нашел на YouTube видео «Как водить грузовик с ручной коробкой передач». Его снял канадский лесовоз, ему выдали новый грузовик, и он в искрометной, очень узнаваемой манере «Вот эту пимпочку хрясь, хрясь» рассказывает, как его водить. Не могу сказать, что я прямо сейчас готов бросить все и начать водить лесовоз. Но, тем не менее, мы живем сейчас в эпоху, когда рукастый мужчина, желая понять, как отремонтировать прежде неведомую ему вещь, скорее полезет в YouTube, чем в обычную текстовую инструкцию. Скажем, я очень люблю готовить. Когда мне нужно научиться готовить новый тип борща, я скорее поищу нужный ролик, чем буду читать энциклопедию борща. То же самое касается и лесовоза.
Когда на Шри-Ланке случилась официальная социалистическая революция, ее лидер Соломон Бандаранаике отменил не только использование английского языка на острове, но и курс изучения английского языка. А потом, спустя поколение, его дочь Сиримаво Бандаранаике, тоже стала премьер-министром и восстановила курсы изучения английского языка. А когда ее спросили почему, то она ответила: «Трактора говорят по-английски». Им нужно было внедрить механизацию в сельском хозяйстве, а для того, чтобы это произошло, люди, работающие с тяжелой техникой, должны были понимать, что написано в инструкции. Сегодня трактора говорят вслух на любом языке.
Монополия букв нарушена и заново возникает вопрос «Зачем читать?». Можно ли без этого обойтись вовсе? Мой главный ответ – за то время, что буквы были основной формой хранения больших объемов знаний, мы, человечество, выработали огромное количество способов разворачивать это знание. Мы редко задумываемся о том, что цивилизации древности известны нам главным образом благодаря тому, что использовали книги. Мы знаем о египтянах все: как они варили пиво, как они замешивали хлеб, с чем играли дети, а с чем детям не стоило играть. Что мы знаем о великих цивилизациях, не пользовавшихся книгами как бытовой информационной технологией? Что мы знаем о кхмерах? Была огромная цивилизация, по территории примерно как Древний Египет, по оставшимся материальным памятникам гораздо более впечатляющая, находившаяся в тот момент в диалоге со всем окрестным миром. Но что мы знаем о повседневной обыденной жизни кхмеров? Ничего не знаем. Мы нашли их храмы, затерянные в джунглях, расчистили их и можем только с восторгом смотреть, ничего не зная о том, как эти люди жили и что у них было в голове.
Почему? Потому что египтяне пользовались книгами как информационной технологией упаковки своей жизни и идей и трансляции их сквозь века. А кхмеры нет. Русский поэт Евгений Абрамович Баратынский однажды написал: «И как нашел я друга в поколеньи, читателя найду в потомстве я». Что это означает, если перевести на человеческий языка поэтического? Дружить с вами, дорогие современники, было мило, жаль, что вы такие идиоты и ничего не понимаете. Хорошо, что есть книги, когда-нибудь родится такой человек, который прочтет и поймет их. Так вот, мы научились расшифровывать то, что написано, огромным количеством способов. Мы научились творить миры у себя в голове, читая какие-либо книжки. Мы научились доверять и не доверять тому, что прочитано.
Понятно, что еще совсем недавно, какие-то смешные 150 лет назад, фраза «Человек, который не любит читать, вероятно, проживет всего одну жизнь» была очень яркой и попадающей в точку. Сегодня это совсем не так. Человек, который смотрит сериалы или играет в качественные компьютерные игры, получает возможность прожить более одной жизни да еще и в гораздо более сжатые сроки. Я хорошо помню, как один мой приятель сказал: «Знаешь, почему я перестал быть литературным критиком и стал кинокритиком? Потому что за два часа можно посмотреть хорошее кино, а хорошую книжку за два часа не прочтешь». А потом продолжил: «А знаешь, почему я немножко остался книжным критиком? Потому что в метро книжки читать можно, а кино смотреть нельзя». С тех пор мы научились смотреть фильмы в метро, но мне кажется, что книжное чтение в деле выстраивания души, выстраивания наших возможностей обживания мира по-прежнему вне конкуренции.
– Есть ли совет от опытного читателя, как читать? Чтение требует специальных процедур, наставления, выбора времени и места, или это необязательно? И, конечно, есть ли разница между обычным чтением и электронным?
– Начну с последней части вопроса. Мне кажется, что нет никакой разницы между бумажным и электронным чтением. Лично у меня был некоторый момент приучения к электронному чтению, но он быстро закончился. Сейчас я с электронных носителей могу читать существенно быстрее, чем с бумаги, при том же уровне запоминания.
Вообще, мы сейчас вообще присутствуем при важной революции чтения, такие происходили всего четыре-пять раз за историю человечества. Книга переходит на новый носитель. Мы помним, как изменилась история человечества и политическая карта Европы после изобретения книгопечатания. Но эти события касаются читателей, а вовсе не самой книги. «Эпос о Гильгамеше» побывал на всех носителях: на каменных таблицах, на глиняных таблицах, на папирусе, его переписывали на пергамент, потом в бумажную рукописную книгу, потом в печатную книгу, сейчас он есть в интернете. И как это была прекрасная поэзия, так и осталась. Что меняется в тот момент, когда книга переходит с носителя на носитель? С ней ничего не происходит, но совершенно меняется жизнь читателей.
На YouTube можно найти лекцию «Книга как предмет изобретения» великого византиниста и специалиста по истории изобретений Сергея Аркадьевича Иванова, где он подробно рассказывает, что происходило в момент перехода книги от папирусного свитка к книге-кодексу на пергаменте. Царь Пергама просит у египетского фараона раскрыть ему секрет изготовления папируса. Фараон в ответ смеется. Тогда царь Пергама пытается украсть главного библиотекаря Александрийской библиотеки. Библиотекаря на всякий случай сначала ослепляют, а затем для верности убивают. Тогда царь Пергама призывает мудрецов, чтобы они что-то придумали. Мудрецы решают, что если добыть кожу нерожденного ягненка, то на ней можно писать. Дальше выясняется, что новый материал, пергамент, даже лучше, потому что его можно сшивать в тетрадки – так рождается книга-кодекс.
В жизни текста, повторюсь, ничего не меняется. Но многое меняется в жизни читателей. Юристы обнаруживают, что книга-кодекс оказывается мощным подспорьем в суде. Сейчас это трудно представить. Ну какая разница на чем записан текст законов: на свитке или в книге? До тех пор, пока мы не попытаемся представить, как в свитке нужно что-то быстро найти. У интеллектуалов эпохи свитков непременно были рабы-разворачиватели. Они доставали из библиотеки огромный глиняный чехол для свитка. Его отматывали на начало, к части, которая называется прологос, где написано с какой строки, что в книге начинается. Дальше какой-нибудь интеллектуал эпохи свитков говорил рабу: «А ну-ка, голубчик, отмотай мне до восемь тысяч шестьсот тридцать шестой строки».
А книга-кодекс позволяла сделать мгновенный переход с одной страницы на другую. Для своего времени это был прорыв: как это так – человек может одновременно сопоставить два текста из двух разных законов, которые находятся в в двух разных местах. Магия, чистое чудо! Смешно сказать, но Гален, выдающийся физиолог древности, идеи которого лежат в основе медицинской науки о человеке, объяснял, что читать папирусные свитки гораздо лучше, чем пергаменные кодексы, потому что папирусные свитки желтенькие и от них глаза меньше устают. Многие жалуются, что у них от электронной книги болит голова. Хорошо. Что мы делаем, когда читаем бумажную книгу? Мы садимся в кресло, мы укутываемся в плед, мы разворачиваем на коленях книгу, мы стараемся направить освещение так, чтобы было максимально ярко, у нас есть привычная позиция спины и плеч для чтения и привычка разминать плечи, когда читаем слишком долго. Все происходит на полном автоматизме.
А когда мы читаем электронную книгу, что мы делаем? Мы садимся в кресло, укутываемся в плед, направляем освещение? У нас есть привычка разминать плечи при долгом чтении электронной книги? У тех, кто на этом сознательно сосредоточен, наверное такая привычка появилась. У меня ушло несколько лет на то, чтобы сформировать практики чтения электронной книги. Но большинство людей только выстраивают такие практики. И, конечно, у них будут болеть и голова, и спина, потому что привычек еще нет. При этом электронная книга дает новые возможности.
Возвращаясь же к первой части вопроса, расскажу анекдот о себе, который с годами становится все смешнее. Я вернулся из школы и понял, что у меня болит зуб. Можно было сходить к зубному, можно попробовать поискать обезболивающие дома, в аптечке. Но мама наверняка положила ее на место, а значит, я точно аптечку не найду. Можно позвонить маме на работу и спросить, где она лежит, а можно лечь на диван и читать роман Тургенева «Накануне». По моему сегодняшнему читательскому мнению, это один из наименее увлекательных романов не только Ивана Сергеевича Тургенева, но и вообще всей русской литературы. И я тогда предпочел читать книгу, начал, кажется, с «Рудина», потом перешел к «Накануне». Около семи часов с работы вернулись родители, я сообщил им, что у меня болит зуб, и дальше мы как-то разобрались с этой проблемой. Но с двух часов дня до семи вечера я употребил два романа, что полностью отвлекло меня от мыслей о больном зубе. Почему я эту байку люблю рассказывать? Потому что в ней есть ответ на вопрос, как читать. Чем полнее мы отдаемся чтению, тем надежнее и совершеннее мы читаем. Главное, как мне кажется, самозабвение, абсолютная отдача чтению.
Я много лет преподавал в средней школе и до сих пор с удовольствием принимаю участие в разных школьных проектах. И наблюдаю, как человек, прошедший среднюю школу, научается в ней очень поверхностному чтению: выхватить из текста четыре ключевых слова в разных углах и примерно догадаться, что там имелось ввиду. Несколько лет назад я начал читать с детьми школьного возраста, которые говорят по-русски, но живут в разных странах, читать стихи. Например, стихотворение Лермонтова «Ангел»: «По небу полуночи ангел летел и тихую песню он пел». Спрашиваю у детей: «Куда летел ангел?» «Как куда? В рай ангел летел». «А почему в рай?» «Ну там же сказано, что он несет душу. Взял душу и полетел… Хотя нет, постойте, он нес ее для мира печали и слез. В ад, что ли?» «Но там же сказано: „И звуков небес заменить не могли ей скучные песни земли“». «Так он что, на землю ее нес? А, так она рождалась». И я начал думать: вот что оторванность от родины с людьми делает. Задаю тот же вопрос про стихотворение Лермонтова взрослым людям, прожившим всю жизнь в России. «Куда летел ангел?» А они мне: «Ну в рай, конечно».
Так вот, способ поверхностного чтения, которому учат в школе, не сколько чтения, сколько проскакивания насквозь, это, конечно, очень важный навык. Потому что, если бы не этот навык, мы вообще бы не могли работать с тем объемом информации, который на нас обрушивается. Но, к сожалению, настоящее чтение, медленное чтение, глубокое чтение, мы практикуем ужасно редко. Я его нахожу источником огромного удовольствия. И мечтаю когда-нибудь сделать читательскую группу: давайте очень медленно прочтем что-нибудь очень маленькое, но уж так, чтобы очень точно понять каждое словечко.
– Первое десятилетие нашего века было десятилетием Роулинг. Даже скептики с нетерпением ждали выхода нового роман о Гарри Поттере. В нынешнем десятилетии фигуры такого же масштаба пока нет. Или это иллюзия?
– Очень правильно вы сказали про «Гарри Поттера». Это и правда главный текст. Британские учителя даже говорят об эффекте «после Гарри Поттера». Прочитавшие даже часть саги ученики перестали бояться толстых книг. Вообще, для читателя, а уж тем более для школьника, нормально бояться больших книг. Когда школьнику приносят «Сагу о Форсайтах» и говорят: «Смотри, какая прекрасная книга!», то он думает: «Перед выходом на пенсию дочитаю». Роулинг вылечила школьников от этого ужаса. Более того, мне кажется, она повлияла на становление того, что теперь называется «новый американский роман»: Донна Тартт и Джонатан Франзен, которые выпускают большие тома. Только что я с абсолютным восторгом прочитал книгу Эдуарда Веркина «Остров Сахалин». Я читал ее в поездке четыре дня, что для меня крайне много, и думал, что с моим чтением что-то случилось. И только потом, увидев ее в бумажном издании, понял, что в ней 900 страниц, и понял, что со мной все в порядке.
Возвращаясь к вашему вопросу: мы движемся от обособленных повествований к продолжающимся повествованиям, от полного метра к сериалам. И если прошлое десятилетие вам комфортно называть десятилетием Роулинг, то нынешнее вполне можно назвать десятилетием «Песен льда и пламени». Это новый тип повествования, где происходит много событий, но никакой сюжет ничем не заканчивается и даже никуда не движется. Любой старый роман, даже очень длинный, легко можно пересказать одним предложением. А про что тексты Джорджа Мартина?
– Ну, там есть некоторая глобальная идея, что даже заведомо более слабый персонаж – карлик, женщина в мужском обществе, ребенок – может выжить и победить более сильных врагов.
– Знаете, мой любимый пересказ произведения в подобном жанре был в книге Даниэля Пеннака «Как роман». Главный герой, восьмилетний мальчик, приходит к старшему брату. Тот читает толстую книгу. Герой спрашивает: «Что ты читаешь?» Брат отвечает: «Это такой роман, русский, тебе понравится. Там про девушку, которая любила одного, а вышла замуж за третьего». И маленькому Даниэлю этот пересказ так нравится, что он в восемь лет начинает взахлеб читать «Войну и мир».
Так вот, даже «Войну и мир», хотя она чрезвычайно богата на события, можно пересказать. А у Джорджа Мартина не происходит развитие сюжета, а происходит бесконечный ресеттинг. Как развивается действие в обычном романе? Герои в таких-то обстоятельствах решили сделать то-то, по ходу дела они обнаружили то-то, с ними случилось то-то и закончилось вот чем. Повествование нового типа движется совершенно иначе. Однажды такие ребята в таких обстоятельствах затеяли сделать вот что, а еще другие ребята в других обстоятельствах затеяли сделать еще что-то, а третьи в это время сделали третье. Сеттинг бесконечно перебирается, а движения не происходит. У этого типа повествования нет времени. Оно происходит в застывшем мгновении, оно происходит сейчас. Когда прилетели покусанные белыми ходоками драконы? Сейчас. Когда Джон Сноу помер? Сейчас.
Я не хотел, чтобы у кого-то сложилось впечатление, что этот тип повествования хуже, чем тот, к которому привыкли. Но это не только новый тип повествования, но и новый тип внимания. Если в обычной истории читатель или зритель цепляется за движение сюжета, то в новом типе повествования внимание распределено другим образом, ты должен все время следовать за автором, который ведет тебя в этом бесконечном скоплении главностей.
Источник: «Горький Медиа»