01.03.2019

Детская литература обычно достаточно дидактична и часто грешит всякого рода рассуждениями о пользе соблюдения правил и возможных последствиях их нарушений. Это часто понимается как одна из важных задач детской литературы – «обучать социальным навыкам, развлекая».

Дмитрий Дубровский,
доцент НИУ ВШЭ (Москва), науч. сотр. ЦНСИ (Санкт-Петербург)

Вопрос, однако, в том, что в реальной жизни следование правилам (законам) иногда вступает в противоречие с моральным выбором, а сами законы вообще-то часто бывают не только несправедливыми, но откровенно негуманными. Право – т. е. моральные принципы, воплощенные в праве, – позволяет критически оценивать правила и законы и нарушать их тогда, когда следование им напрямую противоречит справедливости и морали. Именно в этом состоит и логика прав человека, и логика поведения Гарри Поттера, который нарушает правила только во имя справедливости.

Muggles lives matter?

Джоан Роулинг, автор романов о Поттере, и сама была погружена в проблемы защиты прав человека, ведь после окончания университета она работала секретарем в исследовательском отделе одной из наиболее уважаемых правозащитных организаций Amnesty International; среди прочего в ее обязанности входило чтение писем людей с описанием историй, в которых было много боли и смерти. Очевидно, что это сильно повлияло как на содержание самой саги, так и на дискуссию о правах человека и их пределах в ней.

Роулинг наделяет Гарри Поттера героическими предками, уже включенными в логику борьбы за права человека. По словам самой писательницы, он был назван в честь прадедушки, Генри-Гарри Поттера, который был борцом за права маглов. Хотя он служил в Визенгамоте (Верховном суде магов), его семью даже исключили из «Справочника чистокровных волшебников» [1]. По-видимому, стремление к справедливости Гарри унаследовал именно от прадеда.

Многие персонажи саги о Гарри Поттере демонстрируют именно такое понимание права в магическом мире – основанного не на формальном следовании правилам, не на «букве закона», а на «духе права».

Дамблдор говорит, что Гарри очень похож на Волан-де-Морта: «В тебе есть много качеств, которых Волан-де-Морт так высоко ценил. Решительность, находчивость и, что греха таить, некоторое пренебрежение правилами». Но разница между ними огромна: если для Волан-де-Морта пренебрежение правилами – это демонстрация всесилия, всевластия и презрения к окружающему, то для Гарри каждый раз это результат морального выбора. В первый же раз получив прямой запрет на полет, Гарри нарушает его, потому что справедливость – возврат Невиллу вещи, отнятой Драко Малфоем, – в его системе координат явно важнее самого запрета. В этом смысле Гарри Поттер, который ради справедливости нарушает закон, ведет себя ровно так же, как вела себя, например, Роза Паркс: справедливость требует нарушения несправедливых правил, и само нарушение становится актом гражданского сопротивления, актом защиты прав человека.

Конечно, есть большая разница между запретом для детей полетов на метлах и законами Джима Кроу, однако уже в истории со спасением Клювокрыла в столкновение приходят вопросы права и вопросы справедливости: очевидно неправомерная, но «правовая» расправа встречается с действиями Гарри Поттера и его друзей, которые спасают животное.

Надо сказать, что волшебный мир, нарисованный Роулинг, дает много примеров законов, исполнение которых ставит вопрос об их очевидной несправедливости. Более того, само сообщество волшебников довольно далеко от идеалов свободы и справедливости, хотя, конечно, и такой несовершенный мир положительные герои саги готовы защищать от тирании Волан-де-Морта.

Например, вся история лишения Хагрида права колдовать, а в истории с Тайной комнатой и временное – без всяких доказательств! – содержание в Азкабане показывает, насколько сама институция борьбы со злом превратилась – и Роулинг это отчетливо показывает – во зло. Не случайно, например, запретные заклинания были разрешены при допросах подозреваемых в сотрудничестве с Волан-де-Мортом, и Берти Крауч как глава отдела в Министерстве магии явно использовал запретные заклинания против задержанных Пожирателей смерти.

Неудивительно, что посланница министерства Долорес Амбридж так легко прибегает к физическому насилию по отношению к Гарри и явно собиралась использовать против него запретное заклинание Круциатус, чтобы разузнать про «тайное оружие Дамбл­дора». Впрочем, Гарри и сам сознательно использовал запретные заклинания несколько раз – от Империуса до (неудачной) попытки убить Беллатрису Лестрейндж заклинанием Авада Кедавра. Она же и прокомментировала Гарри его неудачу: «Ты должен вправду этого хотеть».

Гарри Поттер – это тип правозащитника, который довольно быстро в борьбе за справедливость бросает вызов Волан-де-Морту и, следовательно, становится его политическим противником. При захвате Министерства магии ставленниками Волан-де-Морта ситуация с правилами становится яснее: они уже не «несправедливые, но установленные легитимной властью»; они несправедливые и установлены фашистским режимом.

Освобождение домовых эльфов

Совершенно иная логика – и иной рассказ – у Джоан Роулинг появляется в ситуации с другим типом правозащитника, c гражданским активизмом Гермионы Грейнджер, которая преследует иную цель: освобождение домовых эльфов [2].

Как уже говорилось, и сама организация мира волшебников до воцарения Волан-де-Морта не была примером идеального мира, и, самое главное, в ней было много неравенства и явного расизма. Речь прежде всего, конечно, идет о маглах, «грязнокровках» (по мнению блюстителей «чистоты крови»), некой версии «порчи чистокровной арийской», то есть, простите, волшебной крови.

При том, что предыдущее восстание Волан-де-Морта провалилось, незаметно, чтобы откровенно расистские воззрения бывших Пожирателей смерти были осуждаемы. Во всяком случае, Люциус Малфой не скрывает своей ненависти к «полукровкам», демонстрируя попутно еще и социальный расизм – по отношению к семье Уизли. Заметим, что увлечение Уизли маглами явно не разделяется в самом министерстве, хотя формально Министерство магии должно было заботиться о защите маглов в той же мере, как и волшебников.

Показательно, например, что использование запретных заклинаний по отношению к людям является преступлением в волшебном мире, однако, похоже, это не вполне распространяется не только на подозреваемых в терроризме (то есть, простите, в сотрудничестве с Тем-кого-нельзя-называть), но и на других волшебных созданий, вроде гоблинов или домовых эльфов. Кентавры – явная отсылка к коренным американцам – вообще живут в Запретном лесу как в резервации и явно связаны каким-то несправедливым договором. Однако основное внимание в книге привлекает именно история с домовыми эльфами, за освобождение которых стала бороться Гермиона.

Первый же домовой эльф (и один из важных персонажей), с которым она знакомится, Добби, в первых же сценах сам себя наказывает за плохие отзывы о хозяевах. Смысл жизни домовиков описан именно как незаметное служение хозяевам, власть которых над ними ничем не ограничена, и сами эльфы, по-видимому, воспринимают такое положение вещей как данность. С «домашними» американскими рабами домовые эльфы схожи не только этим, но и тем, что это пожизненное владение: эльфы служат одной семье на протяжении веков.

Еще более показательно, что у эльфов нет ни собственности, ни своей одежды – как у рабов, – и освободить их можно, только если хозяин сам подарит эльфу что-то из одежды (так сказать, «даст вольную»). В книге этот прием использован два раза, и оба раза, что характерно, ни о какой добровольности речи не идет: в случае с Добби Гарри просто обманул Люциуса, вынудив того «подарить» свой собственный носок эльфу (таким образом освободив его). В истории же с Берти Краучем домовой эльф Винки была наказана за «провинность» – ведь подаренной одежды она вовсе не желала. Получается, в саге есть два примера освобождения, и в одном случае хозяин вовсе не хочет освобождать эльфа, а во втором другой хозяин понимает освобождение как наказание, да и «освобожденная» именно так это воспринимает.

Явная несправедливость делает Гермиону ярой сторонницей идеи освобождения домовиков. Проблема, однако, в расхождении между благородными намерениями Гермионы и реальностью, в которой не только окружающие волшебники (включая друзей) откровенно иронизируют над общественной активисткой, но и сами эльфы совершенно не понимают ее действий. Так, в «Кубке огня» Джордж спрашивает у Гермионы, которая заинтересовалась, где находится кухня:

– Хочешь устроить забастовку домовых эльфов? – поинтересовался Джордж. – Думаешь перейти от стадии листовок к организации восстания?

Некоторые загоготали. Гермиона промолчала.

– Не вздумай ходить туда и рассказывать, что им нужна одежда и зарплата! – с угрозой предупредил Фред. – Только отвлекать их от готовки!

Проблема даже не в том, что идея освобождения эльфов непопулярна среди волшебников (они привыкли к такому положению вещей и вовсе не хотят лишиться бесплатной и преданной рабочей силы). Даже члены Ордена Феникса, например Сириус Блэк, откровенно помыкают домовиками и не считают их достойными своего внимания и уважения.

Беда в том, что и свободные эльфы в книге (собственно, Добби и Винки) описаны как изгои. Добби, единственный освободившийся по собственному желанию (чему, видимо, способствовали побои в доме Малфоев), кажется, не находит себе пристанища. В результате Дамблдор приютил их в Хогвартсе. При этом Винки довольно четко формулирует свое несчастье: «Да, Винки – запятнавший себя эльф! Но Винки зарплату не требует! Винки так низко не пала! Винки очень-очень стыдно быть свободной!«

В результате такого отношения – и, главное, полного отсутствия поддержки со стороны эльфов – Гермиона терпит поражение в этой борьбе – которую собиралась вести «по правилам» и прежде всего при поддержке угнетаемого меньшинства.

Таким образом, книга поразительно точно указывает на некоторые проблемы в логике защиты прав человека. Прежде всего, это логика «соблюдения законов» vs Rule of Law. Действительно, правозащитники всегда стремятся действовать в рамках законов, но не всегда рамки законов совпадают с логикой правды и справедливости, то есть с настоящим правом, и тогда несоблюдение законов становится актом гражданского сопротивления и в конечном итоге актом борьбы за права человека. Эту логику иллюстрирует в повести сам главный герой.

И иная ситуация: логика универсальных прав человека vs желание самой угнетаемой группы. Это одна из наиболее обсуждаемых проблем – насколько логика прав человека может и должна вмешиваться в «обычный ход вещей» и, как у Роулинг, сталкиваться с непониманием целей и задач эмансипации той или иной группой.

Подобную критику часто адресовали борцам с рабством и иной дискриминацией, а сейчас эти аргументы часто звучат в полемике с феминистками или борцами за права ЛГБТ-сообщества. Как видим, книга, посвященная сражениям в волшебном мире, не в меньшей мере говорит и о трудностях и противоречиях той борьбы, которая продолжается в мире реальном.

Дмитрий Дубровский,
доцент НИУ ВШЭ (Москва), науч. сотр. ЦНСИ (Санкт-Петербург)

1. pottermore.com/writing-by-jk-rowling/the-potter-family
2. Г. А.В.Н.Э. (Гражданская Ассоциация Восстановления Независимости Эльфов) – SPEW (Society for the Promotion of Elfish Welfare)
3. Эппле Н. Как читать Гарри Поттера.
4. Зыкин Д. Гарри Поттер и заказ мировой элиты.
5. Эйдельман Д. Гарри Поттер – главная притча эпохи.

Источник: Газета «Троицкий вариант»