Интернет вещей, искусственный интеллект, виртуальная реальность, блокчейн, большие данные (bigdata) – это лишь часть стремительно развивающейся во всем мире экономики, получившей название цифровой. Может ли она стать волшебной палочкой, которая ускорит экономический рост в России?
Экономист, проректор по обучению и исследованиям корпоративного университета Сбербанка Игорь Баранов задал вопрос аудитории, собравшейся 3 октября в кино-конференц-зале Ельцин Центра, и предложил вместе поискать ответы. Встреча с Игорем Барановым открывает лекторий корпоративного университета Сбербанка в Ельцин Центре.
– Цифровая экономика – это та экономика, где оказание услуг или предоставление товаров идет на основе данных, – пояснил Баранов. – Если вы заказали какие-то товары на основе того, что вам «Амазон», «Озон» или «Беру!» рекомендовал купить, исходя из вашей истории покупок, то тогда мы можем засчитать эту покупку как часть цифровой экономики. Обычная покупка в розничном магазине, даже при условии использования банковской карты, в зачет не идет.
Россия сейчас не входит в число мировых лидеров цифровой экономики, но и не аутсайдер, благодаря развитой цифровой инфраструктуре. По прогнозам, если наша страна будет следовать инерционному сценарию развития цифровой экономики, то есть попросту ничего не делать, то цифровая экономика у нас достигнет 7 процентов ВВП к 2025 году, а если мы будем ее развивать, то можем получить 10 процентов ВВП. К слову, термин ВВП, или валовый внутренний продукт, используется для определения темпов экономического развития любого государства.
– Плохая новость в том, что это будет в 2025 году, и это тот уровень, который США имеют сейчас, – констатировал Баранов.
Большие данные – цифровая технология, которую Баранов выделил отдельно. Во всем мире эту технологию уже активно используют в банковской сфере, услугах связи и розничной торговле. Вскоре она придет в энергетику, транспорт, нефтегазовую и пищевую промышленность. В настоящее время рынок больших данных в России оценивается в 45 миллиардов рублей, а его ежегодный темп роста составляет 12 процентов с 2015 года.
– Специалисты подсчитали, что экономический рост только от big data может составить в нашей стране от 0,3 до 1,2 процента ВВП, но при определенных условиях. Пессимистичный сценарий, предполагающий крайне незначительный рост, состоит в том, что на использование данных могут ввести активные ограничения, подобные известным законам Яровой, – отметил экономист. – Если правительство не станет помогать, но и не будет мешать, что в нашей стране уже является успешной экономической стратегией, то мы вырастем на 0,5 процента ВВП. Максимум роста можно получить при условии упрощения доступа и обработки данных, создания «песочниц» для безопасности и обмена данных между компаниями при определенных ограничениях на приватность. Только за счет технологии big data мы можем расти на столько, на сколько растем уже сейчас, – подчеркнул Баранов.
Однако власти поставили крайне амбициозную задачу – к 2024 году наша страна должна подняться на одну ступень и стать пятой в мире экономикой по размеру, оттеснив Германию. Основную ставку в этой гонке российское правительство решило сделать на национальные проекты, на реализацию которых из государственной казны запланировано выделить более 25 триллионов рублей.
– В числе национальных проектов есть проект и по цифровой экономике. Бюджет проекта примерно 1,6 триллиона рублей, но он рассчитан на шесть лет, поэтому не надо думать, что это какие-то большие цифры. Строительство Крымского моста, к примеру, обошлось в 228 миллиардов рублей, а мост на Сахалин, который не окупится даже при моих правнуках, оценивается в триллион рублей. Поэтому давайте посмотрим на то, какие средства мы вкладываем и что для нас является приоритетом.
Экономический рост в России в последние несколько лет был ниже среднего мирового уровня.
В самом начале своего выступления Игорь Баранов рассказал, что часто бывает в Екатеринбурге, но Музей Бориса Ельцина посетил впервые. Ученый вначале поделился с аудиторией своими впечатлениями, а затем мы продолжили эту тему уже после его выступления.
– Вы признались, что испытали эмоциональное потрясение от того, что гид, водивший вас по музейным залам, оказался представителем поколения, для которого 90-е годы уже стали историей. Почему?
– Меня поразило то, что про мою жизнь, которую я помню в деталях, уже рассказывают как про историю. Прекрасно помню, что во время путча ГКЧП я был в Питере на площади; помню, как случались те или иные решения; даже эти фразы все помню, которые звучали от Ельцина или его команды. Главное, что эти представители нового поколения из истории 90-х делают очень разумные и правильные выводы, фокусируясь на моментах свободы и открывшихся возможностей, а не на материальных каких-то вещах. И сам музей оставил потрясающие впечатления, поскольку ты попадаешь не в музейное пространство, а в среду, и ты находишься в той среде, какой она в значительной степени была тогда. Для человека, который сам прожил этот период, эта среда напоминает о ключевых вещах, напоминает о том, как ты жил, какие были люди вокруг, о чем они говорили, какие у них были надежды. В определенный момент это было настолько эмоционально, что приходилось сдерживаться и говорить себе – это твое прошлое, это не то, что с тобой происходит сейчас.
– Что для вас экономические реформы 90-х?
– Я знал лично очень многих людей, занимавшихся в те годы реформами нашей экономики. Сергей Михайлович Игнатьев, который в значительной степени реформировал банковскую и финансовую систему, был моим основным учителем в университете с первого по третий курс. Я поступил в ВУЗ в 1988 году, а мои преподаватели позже составили костяк правительства ельцинских реформ. Эти люди проводили кружки, а я их видел, слышал их обсуждения, наблюдал, как постепенно назревали перемены. И вдруг в 1991 году все то, что обсуждали на кружках и семинарах, стало не просто реальностью, а задачей, которую немедленно надо было решать. И это было ощущение шока от того, что та экономическая политика, которую ты еще полгода назад обсуждал как теорию, стала практикой.