С чем связано качество демократических процессов? Почему демократизация в постколониальных и посткоммунистических государствах проходила по-разному? Должны ли все граждане одинаково участвовать в политическом процессе? О том, что такое демократия и есть ли предел у процесса демократизации? Беседа с политологом Ильей Локшиным.
Признаки и ценности демократии
— Что такое демократия? Каковы признаки демократических государств?
— Демократия не существует сама по себе как нечто совершенно объективное. Можно поставить пределы определения «демократия» произвольно, в зависимости от наших взглядов и теорий, которые можно оспорить. Границу между демократией и недемократией сложно провести.
Проблема с определением демократии привела к двум разным подходам. Согласно первому, в основе понятия демократии лежат формальные характеристики: наличие избирательного права, политической инклюзивности и плюрализма. В демократическом государстве граждане избирают людей, которые принимают политические решения.
Другое определение демократии основывается не столько на формальных, сколько на сущностных характеристиках и делает акцент на качестве электоральных процессов, политической инклюзивности и плюрализма. Например, в плоскости политического участия: одно дело, когда граждане раз в четыре года бросают бюллетени в урны, другое — когда люди политически активны и между выборами. Это порождает бóльшую интенсивность демократических процессов и прозрачную подотчетность.
— В разговорах о демократии всегда присутствует полярность: есть демократия, а есть автократия. Корректно ли такое разделение?
— По этому вопросу между исследователями нет полного согласия. Некоторые авторитетные ученые настаивают на том, что демократия либо существует, либо нет. Среди них политолог Адам Пшеворский с соавторами — они определяли демократию минималистически, через элементарные процедуры. Однако такой подход описывает сложную и многогранную политическую практику сквозь призму грубых теоретических инструментов.
Сегодня наиболее распространен градационный подход к демократии. Он предлагает консенсусную позицию с выделением серых зон и промежуточных этапов между автократией (неограниченным контролем власти одним лицом или группой лиц) и демократией1.
Процесс демократизации
— Кажется, что после падения режима страна постепенно переходит к какой-либо демократии — к электоральной или в крайнем случае либеральной. Но могут ли еще больше демократизироваться устойчивые демократии, например США?
— Вопрос, который сегодня стоит в повестке США, наоборот, относится к размыванию и деградации демократии. Эти процессы связаны с президентством Дональда Трампа. То, что происходит сейчас с западной демократией, волнует исследователей гораздо больше, чем углубление качества демократии на Западе.
Процесс демократизации потенциально бесконечен, потому что качество демократических процедур может развиваться долго и в разных направлениях. Пример — повышение качества демократического обсуждения, то, что называется демократической делиберацией. Одно дело, когда общество пытается влиять на принятие политических решений через голосование — это формальная процедура, которая не предполагает глубокого вовлечения в процесс принятия решений: люди могут и вовсе ни с кем не обсуждать, за кого они голосуют и почему, а только приходить на избирательный участок и бросать бюллетень в урну. А демократическая делиберация предполагает включение человека в процесс обсуждения демократических решений — об этом писал философ и социолог Юрген Хабермас и другие исследователи. В этом случае создаются специальные площадки — от фокус-группы до масштабных, общенациональных проектов, которые позволяют услышать мнение людей о стоящих перед обществом проблемах. Но процесс обсуждения еще и влияет на сами позиции граждан, в том числе он может привести к изменению в точках зрения. Важно при этом и выстроить процесс коммуникации, потому что делиберативная демократия предполагает, что главенствует лучший аргумент2.
Еще один пример — развитие гражданского общества, которое ограничивает действия политических элит. Аргумент, что демократия очень сильно зависит от гражданского общества и от того, насколько оно живое и активное, работает и для стран с развивающейся демократией, и для стран, где она развита. Задать верхнюю планку развития гражданского общества практически невозможно.
— Должны ли все граждане участвовать в политическом процессе? Равен ли голос человека с тремя классами образования голосу политолога?
— У политологов есть соблазн сказать, что голос политолога должен значить гораздо больше. Философ Джон Стюарт Милль приводил аргумент3, что количество голосов при волеизъявлении должно быть пропорционально интеллектуальным параметрам и уровню политической осведомленности. Эти параметры ученый предлагал измерять через уровень образования. Милль придумал сложную систему, к которой можно предъявить много претензий. Важный момент: Милль был не только демократом, но и либералом — может быть, даже в бóльшей степени либералом, чем демократом.
Мысль о том, что одинаково оценивать голос каждого человека — это нечестно и неправильно, связана с верой в некомпетентность народа. Это очень давний аргумент, который можно найти еще у Платона и который повторяется в разных формах вплоть до сегодняшнего дня.
Аргумент о том, что народ политически некомпетентен, уравновешивается двумя сильными соображениями. Прежде всего, демократия — это указание на моральное равенство людей, которое проецируется в политическую плоскость. Первые аргументы в пользу демократии гласили, что ни один человек не должен находиться в личной зависимости от другого. В этом смысле политическое равенство — это продолжение идеи отсутствия личной зависимости. Если мы введем дифференциацию по количеству голосов, то личная зависимость скрытым или явным образом проникнет в политическую и социальную реальность. Аргумент о моральном равенстве очень важен — если привести его, далеко не все люди будут готовы высказываться против.
Второе соображение: важна не только политическая компетентность, но и наличие доброй воли. Мы можем считать, что элиты компетентнее: больше знают о политике и как принимать решения. Но некоторые политические философы, например Никколо Макиавелли, спросили бы: каковы гарантии того, что политические элиты добродетельны? Может быть, они хотят угнетать бедный и несчастный народ? А народ, говорил Макиавелли вслед за Аристотелем, часто некомпетентен, но добродетелен, потому что не хочет быть угнетенным. С этой точки зрения многие демократические институты — на самом деле смешанные с либеральными институциями — направлены на то, чтобы ограничить политический произвол кого бы то ни было. Для восстановления политического баланса и справедливости можно использовать принцип равного доступа к принятию политических решений хотя бы через голосование.
— Тогда как обеспечить максимально возможное участие гражданского общества в жизни государства?
— Вариантов много. Участие гражданского общества в жизни государства зависит не от законодателей, которые предлагают решения и институциональный дизайн. Степень активности гражданского общества определяется людьми, которые в него вовлечены: их политической культурой, отношением к политике и степенью политизированности.
С другой стороны, на общество могут влиять меры, стимулирующие политическое участие. Например, уже упомянутые процедуры новых демократических делибераций. Или использование современных технологий, которые позволяют людям из дома обсуждать и принимать политические решения.
— Поговорим о демократизации в постколониальных и посткоммунистических государствах. Интересно, чем характеризуется процесс демократизации, который происходит в крупных группах?
— Здесь много нюансов. В постколониальных государствах — странах Африки и Азии, Латинской Америке, хотя она все-таки встала на этот путь раньше, чем те же страны Африки, — возникают фундаментальные проблемы с государственностью. Популярный аргумент: для того чтобы построить демократическое государство, сначала нужно построить государство. Если государственные институты не работают, то не может возникнуть более-менее эффективная демократия. Можно ли думать о построении эффективной демократии, если отсутствует верховенство права, а государственная инфраструктура не позволяет принимать эффективные политические решения и контролировать территорию? В XX веке во многих постколониальных странах институты государственности работали плохо или не работали вовсе.
В некоторых посткоммунистических странах возникла подобная проблема, но со своей особенностью: государство срослось с партией. Когда начались процессы демократизации или когда коммунизм как политическая система ушел в прошлое, нужно было отделить государство от партии, восстановить политические институты. Пришлось строить институты государственности фактически в процессе демократизации. Была даже книга, посвященная посткоммунистическому переходу, — Rebuilding the Ship at Sea («Перестройка корабля в море»4). Некоторые исследователи считали, что происходит не перестройка, а построение: очень сложно создать корабль-государство, когда ты не в гавани, а в открытой воде.
— Почему Китай не поддался волне демократизации посткоммунистических государств и сохранил режим?
— Потому что Китай мало зависел от Советского Союза. У советского блока накопились серьезные экономические проблемы, в обществе витало недовольство и понимание того, что оно зашло в тупик.
Китай после смерти революционера Мао Цзэдуна в 1976 году начал показывать высокие темпы роста экономики. Коммунистическое правление, которое в Китае было и остается до сих пор, было легитимизировано за счет подъема экономики, который поддерживал недемократический политический строй.
Волны демократизации
— Поговорим об изучении демократизации. Как, когда и почему начали исследовать этот процесс?
— Если не возвращаться к древним грекам, то изучение демократизации началось примерно в середине XX века. В то время теории демократизации были изначально встроены в теории модернизации. Исследователи пытались ответить на более широкий вопрос: не о том, почему одни страны стали демократиями, а другие — нет, а о том, почему одни страны перешли в эпоху модерна и стали современными, а другие сохранили традиционный строй.
Одной из первых значительных попыток изучения демократизации стала книга социолога и политолога Баррингтона Мура «Социальные истоки диктатуры и демократии». Автор задает вопрос: какие существуют альтернативные способы войти в эпоху современности и модерна? Но у Мура демократия была лишь одной из форм политической современности наряду с политическими системами, которые существовали в СССР, нацистской Германии и Китае.
Другой виток изучения демократизации связан с периодом после Второй мировой войны. Многие территории получили независимость, и было неясно, какой политический режим там установится. Американские исследователи задумались: почему многие новообразовавшиеся страны не становятся демократиями, в них появляются авторитарные режимы и возникают проблемы с государственностью? Этот вопрос послужил отправной точкой для исследователей, они стали изучать условия возникновения демократии в новых обществах.
В последней четверти XX века случилось то, что социолог и политолог Сэмюэл Хантингтон назвал третьей волной демократизации: внедрение демократических принципов стало распространяться по миру — сначала в Южной Европе5, затем в Латинской Америке, а потом и в посткоммунистических странах. Почему вдруг произошел массовый сдвиг в сторону демократии или по крайней мере уход от прежних форм авторитаризма? Это было связано с разными внешнеполитическими сюжетами и даже интересами.
— Хантингтон писал о трех волнах и двух откатах волн демократизации. Первая волна началась в 1920-х годах. Третья возникла в 1974 году и продолжается в настоящее время, хотя не все исследователи с этим согласны. Чем волны демократизации отличаются друг от друга?
— Выделение волн демократизации условно. Это ярко иллюстрирует третья волна, потому что она состоит из трех подволн, которые прошли в Южной Европе, Латинской Америке и посткоммунистических странах. Часть исследователей включают в третью волну «арабскую весну».
Процессы демократизации, связанные с первой волной, прошли в конце XIX — начале XX века. В Западной Европе XIX века стоял вопрос о расширении политического участия, даровании политических прав социальным группам, которые были исключены из политической системы, — части буржуазии и рабочему классу. Все больше социальных групп включалось в политическую систему. На протяжении XIX века устанавливались правила конкурентной политической игры. В Великобритании консерваторы и либералы соревновались между собой по принципам, которые сегодня ассоциируются с демократией. Однако это было состязание элит, а население исключалось из процесса. Существовала базовая институциональная инфраструктура демократии, в которую нужно было включить новые массы людей.
Во второй половине XX века возник иной смысл демократизации. Практически всегда разные категории населения имели политические права и включались в политическую систему. Но характер режима правления был недемократическим, потому что не существовало правил игры, которые связаны с политической конкуренцией и подотчетностью политических элит населению в широком смысле слова. Специфика этих процессов накладывает большой отпечаток на их сущность и ход.
— Чем объясняются волны и откаты демократизации? Все идет хорошо, и вдруг демократизация тормозится или прекращается.
— Это иллюзия, так практически никогда не происходит. Базовый урок при изучении демократизации: одно дело — освободиться от авторитарного режима, совсем другое — прийти к демократическому. Очень часто и в XIX, и в XX веке один авторитарный режим сменялся другим: никакого перехода к демократии не было.
Для Европы переход к демократии был мучительным процессом. Мы привыкли думать, что Европа — это практически синоним либеральной демократии. Однако Франция мучилась 150 лет. В Англии условия, пригодные для перехода к демократии, появились после бедствий и катастроф XVII века. Демократизация — это очень сложный процесс, в котором есть позитивные для демократии всплески и, наоборот, падения.
Нет единого мнения о том, что является главным движущим фактором этого процесса. Теория волн демократизации предполагает, что переходы происходят параллельно в политической системе большого количества стран. Например, если мы посмотрим на вторую и третью волну, то обнаружим совместный переход к демократии в Италии, Германии и Японии. Он связан с тем, что союзники, победившие в войне, способствовали установлению новых политических систем и режимов, а иногда и делали это сами.
Единовременность перехода третьей волны и посткоммунистических стран связан с внешним навязыванием демократии. В этом случае сработал принцип домино: политический кризис в одной стране запустил цепную реакцию.
— Вы упомянули, что в США происходит откат демократизации. Где еще совершается нечто подобное?
— Науке о демократии и демократизации свойственны почти панические настроения. Исследователи наблюдают тенденции деградации демократических институтов в оплоте демократии — западном мире. Даже ставят вопрос о том, насколько демократия связана с западным культурным кодом.
Сейчас США — это прежде всего Дональд Трамп. Растет популизм: он охватил многие западные страны, например Францию (Марин Ле Пен и ее партия). Сильные популистские движения существуют в Нидерландах, Италии, Германии.
Две страны, которые стоят особняком, — это Венгрия и Польша, потому что в индексах демократии они лишились статуса либеральных демократий, который имели в конце 2000-х годов. Венгрия сейчас находится на границе электоральной автократии. Возникает вопрос: не происходит ли парадигмальная смена политического развития мира?
— Грубо говоря, очередная волна?
— Может быть, волна автократии. Некоторые исследователи пишут толстые книги о том, что демократия находится под угрозой. Другие говорят, что это временный спад и ничего серьезного в этом нет: популизм пройдет. Консенсуса среди исследователей нет. Но сам факт того, что такие вопросы ставятся, — важный индикатор политических изменений.
Дополнительные материалы:
1. О разных подходах к определению демократии см.: Бернхаген П. Измерение демократии и демократизации // Демократизация, под ред. К. В. Харпфера, П.Бернхагена, Р.Инглхарта, К.Вельцеля. М., 2015. С. 69-97.
2. О делиберативной демократии см., например: Dryzek J. Deliberative Democracy and Beyond: Liberals, Critics, Contestations. Oxford University Press, 2002.
3. См. сочинение Милля «Рассуждения о представительном правлении» («Considerations on representative government»
4. Elster J., Offe C., Preuss U. Institutional Design in Post-Communist Socieites: Rebuilding the Ship at Sea. Cambridge University Press, 1998.
5. Хантингтон С. Третья волна: демократизация в конце XX века. М., 2003.
Источник: postnauka.ru