Как известно, Наполеон I, император французов, скончался двести лет назад, 5 мая 1821 года на острове Святой Елены. Однако за пределами науки с этим непреложным фактом соглашались не все. В 1836 году в Париже вышла книга под удивительным названием «Наполеон и завоевание мира, 1812–1832. История всемирной монархии». Автор ее совершенно всерьез утверждал, что император Наполеон скончался в 1832 году, предварительно покорив весь земной шар и став правителем всемирной монархии. Книга эта интересна как минимум по двум причинам: во-первых, она занимает достойное место в ряду разнообразных литературных мистификаций, связанных с именем Наполеона, а во-вторых, стоит у истоков так называемой альтернативной истории. По просьбе «Горького» Вера Мильчина, ведущий сотрудник ИВГИ РГГУ и ШАГИ РАНХиГС, рассказывает об этой и нескольких других альтернативных версиях судьбы Наполеона.
В 1819 году, еще при жизни свергнутого императора, в Англии вышла книга «Исторические сомнения касательно особы Наполеона Бонапарта» (современное французское издание носит еще более завлекательное название: «Можно ли доказать существование Наполеона?»). Книга неоднократно переиздавалась в Англии (12-е издание вышло 1855 году), а в 1833-м с четвертого издания был сделан французский перевод. Автор, оксфордский теолог, в будущем архиепископ дублинский Ричард Уэйтли (1787—1863), сочинил текст в традиции Свифта. Он задается вопросом: можно ли поверить в существование такого человека, который забывает армию в Египте, терпит поражения в России и в Лейпцигской битве, но всякий раз немедленно обретает новую армию; можно ли поверить, что, когда этот человек отрекся от престола, его ссылают не куда-нибудь, а на остров Эльбу, располагающийся прямо напротив его бывших владений? Все это уж слишком похоже на сказки «Тысячи и одной ночи»! Конечно, о сражениях, которыми командовал этот человек, существуют рассказы со множеством подробностей, но, если, например, битву на Москве-реке обе стороны объявляют своей победой, можно ли поверить в то, что она в самом деле произошла? Невероятны не только сражения, в которых участвовал Бонапарт, но и сама его фигура — фигура человека, которого одни описывают как мудрого, великодушного и отважного героя, а другие — как подлое чудовище и малодушного труса. Конечно, какие-то англичане утверждают, что видели Бонапарта в Плимуте на борту «Беллерофонта» (перед отправкой на Святую Елену). Что же, очень возможно, что они видели какого-то человека в треуголке, и им сказали, что это Наполеон. Но кто доказал, что этот человек в самом деле совершил все те подвиги, которые ему приписывают? Есть, конечно, англичане, которые сражались против Наполеона и показывают полученные ими раны; ранить-то их ранили, но, откуда они знают, кто именно командовал войсками противника? В предисловии к третьему изданию, вышедшему уже после смерти Наполеона, Уэйтли продолжает приводить эти абсурдные, с его точки зрения, доводы: мол, как можно сомневаться, что он жил, ведь вот его могила! А в послесловии к изданию, появившемуся уже после переноса праха Наполеона во Францию, скептически замечает: а вот еще и новое «доказательство» — теперь и гроб привезли! Вопрос, говорит Уэйтли, не в том, существовал ли человек по имени Наполеон Бонапарт (вполне возможно, что существовал), а в том, совершил ли он все то, о чем рассказывают. Если бы нам обо всех этих событиях поведали в стиле древних хроник, мы бы сказали: ну, конечно, это выдумки. Почему же верим сейчас? Толкователи старых мифов нам объясняют, например, что имя Геракла присвоили разным силачам и всех объединили в одного героя. Может, недаром у Наполеона и имя, и фамилии значащие (Napoleon по-гречески означает «лев в лесу», а Buona parte по-итальянски — «хорошая часть»)? Может быть, это просто «шапка» для многих разных героев? Похожим образом многие индусы считают, что Ост-индская компания — это такая старая знатная дама, живущая в Англии. В послесловии к изданию 1853 года, когда во Франции уже пришел к власти Наполеон III, Уэйтли очень ловко использует этот факт для доказательства своего тезиса о Наполеоне как общем имени разных героев. Выходит, пишет он, что во Франции всегда имеется некий карманный Наполеон, при необходимости извлекаемый из небытия. Уэйтли признается, что затеял все это «разоблачение» Наполеона не ради самого императора, а в целях полемики с философом Дэвидом Юмом, который, споря с безрассудной верой в чудеса, утверждал, что, коль скоро чудо нарушает законы природы, установленные на основании опыта, — значит, оно невозможно. Набожный Уэйтли довел эту логику до абсурда: Наполеон неоднократно «нарушал законы природы» — значит, его не существовало. Однако возникает впечатление, что «деконструкция» заклятого врага англичан увлекала оксфордского теолога гораздо больше, чем богословский спор.
Сомневающиеся в существовании Наполеона имелись и во Франции.
В 1827 году математик Жан-Батист Перес выпустил в Париже короткую брошюру под названием «О том, что Наполеон никогда не существовал» («Comme quoi Napoléon n’a jamais existé»), где утверждал, что под Наполеоном следует разуметь просто Солнце, а вся его история — самый настоящий солярный миф. Несколько примеров аргументации Переса: три сестры Наполеона — это три грации, четверо братьев — четыре времени года, две жены — Луна и Земля, а когда пишут, что Наполеон истребил гидру Революции, имеют в виду Аполлона, который истребил Питона, ибо revolutus — это змея, свернувшаяся в клубок, иными словами, тот самый Питон и никто иной, а вся история Наполеона — не более чем мифология XIX века. Для Переса в еще большей степени, чем для Уэйтли, Наполеон был лишь орудием в споре на совсем другую тему. В конце брошюры ее издатель пояснял читателям, что все сказанное — не более чем пародия на известный труд Ш. -Ф. Дюпюи «Происхождение всех культов, или Всеобщая религия» (1794), в котором религия и мифология были названы астрономическими аллегориями. Почему же, задается вопросом издатель, в случае с Наполеоном смехотворность аргументации очевидна, а в случае с Дюпюи — не вполне? Только из-за срока давности. Появись брошюра Переса через несколько сотен лет, она могла бы вызвать самые серьезные сомнения в том, что Наполеон существовал.
Неизвестно, читал ли Перес брошюру Уэйтли, но точно известно, что и Уйэтли, и Переса читал современный французский политолог либеральных взглядов Фабрис Бутийон, опубликовавший в 1988 году статью под тем же названием, что и брошюра Переса; сходные конструкции он использует для доведения до абсурда доводов ревизионистов типа Ле Пена.
Наконец, последний, несколько иной пример «наполеоноотрицания». «Большой универсальный словарь» Пьера Ларусса начал выходить при Наполеоне Третьем, когда ругать первого Наполеона было небезопасно. Тем не менее демократ Ларусс нашел способ выразить свою позицию: во втором томе есть статья «Бонапарт», и в ее конце сказано, что этот республиканский генерал умер 18 брюмера 8-го года, когда устроил государственный переворот. И только в статье «Наполеон I», помещенной в одиннадцатом томе, который вышел в свет уже после крушения Второй империи, уточнено, что Наполеон «умер как сын революции и превратился в политического диктатора».
Одним словом, существование Наполеона как реального лица с определенной биографией и датами жизни не однажды проблематизировалось, подвергалось сомнению. Но если одни авторы отказывали Наполеону в праве на существование, «урезали» его судьбу, другие, наоборот, с большой щедростью ее дополняли.
Вера в то, что Наполеон не умер и вот-вот вернется на родину, долгое время жила во французском народе (она, в частности, замечательно воспроизведена в знаменитом рассказе ветерана из романа Бальзака «Сельский врач», вышедшего в 1833 году). Но никто не изложил «дополненную» биографию Наполеона в таких подробностях, как автор упомянутой выше книги 1836 года, по праву считающейся первым полноценным произведением в жанре альтернативной истории. Впрочем, французы употребляют для обозначения этого жанра другой термин — ухрония (uchronie), по образцу утопии. Слово это впервые употребил Шарль Ренувье в книге, которая так и называлась «Ухрония, утопия в истории» (1857); но сочинение это, рассказывающее, по какому пути пошло бы человечество, если бы католицизм изначально был более толерантным и не впадал в инквизиционные крайности, увлекательностью не блещет.
Совсем иначе обстоит дело с книгой «Наполеон и завоевание мира, 1812–1832. История всемирной монархии», впервые вышедшей в 1836 году, а с 1841 года переиздающейся порой под названием «Апокрифический Наполеон». Издание 1836 года вышло без имени автора, но на титульном листе издания 1841 года оно обозначено. Сочинил книгу Луи Жоффруа-Шато (1803—1858), сын военного инженера Марка-Антуана Жоффруа-Шато (между прочим, приходившегося младшим братом знаменитому естествоиспытателю, кумиру Бальзака Этьенну Жоффруа Сент-Илеру). Жоффруа-Шато-отец был любимцем Наполеона, под командой которого воевал начиная с египетской кампании. Умер он 23 февраля 1806 года, после Аустерлицкого сражения, впрочем, не от ран, а от перенапряжения. Император так высоко его ценил, что, по преданию, однажды уже после его смерти воскликнул в сложной ситуации: «Если бы Жоффруа был жив…» (Жоффруа-сын поминает этот эпизод в своей книге). Наполеон декретом от 6 мая 1806 года усыновил обоих сыновей покойного, одним из которых и был как раз интересующий нас Луи (иногда именуемый также Луи-Наполеоном). Биографических данных о нем известно мало: с детства любил книги, служил в гражданском суде департамента Сена, в 1853 году выпустил критическое издание средневекового фарса об адвокате Патлене. Вряд ли кто-нибудь вспомнил бы этого человека, если бы не книга о Наполеоне. Правда, современников она не слишком впечатлила; во всяком случае историк и католический публицист Франц де Шампаньи в речи над гробом Жоффруа ни словом не упомянул о его сочинении про Наполеона, а говорил только о том, каким прекрасным человеком был покойный. Зато в конце ХХ века, когда разнообразных «альтернативных» романов появилось великое множество, о книге Жоффруа вспомнили. За последние сорок лет во Франции она была переиздана четыре раза: в 1983, 2007, 2009 и 2013 годах, причем в 1983 году — под одной обложкой с брошюрой Переса. Продолжателем Жоффруа в миниатюре выступил совсем недавно Валери Жискар д’Эстен. Его роман 2010 года «Победа Великой армии» оперативно, в 2015 году, был переведен на русский язык, и желающие могут с ним ознакомиться. В тексте Жискара Наполеону хватает мудрости самому вовремя отречься от престола в пользу пасынка Евгения де Богарне; тот основывает либеральную империю, а Наполеон, чуть выждав, становится канцлером объединенной Европы. Финал, лестный для Наполеона, но все равно до размаха фантазии Жоффруа, как мы сейчас убедимся, Жискару далеко.
В предисловии Жоффруа объясняет, что подвигло его на написание книги:
«Один из роковых законов человеческой жизни гласит, что ничто в ней не достигает своей цели.
Все остается неполным и незаконченным: люди, вещи, слава, судьба и жизнь.
Ужасный закон, губящий Александра, Рафаэля, Паскаля, Моцарта и Байрона прежде их сорокалетия.
Ужасный закон, прерывающий до срока жизнь народа, течение сна, существование человека!
Сколько людей вздыхали при виде этих прерванных грез и умоляли Небо позволить им продолжиться до конца!
Сколько людей, сталкиваясь с этими незаконченными историями, стремились довершить их если не в будущем и не во времени, то, по крайней мере, в своих мыслях!
Разве тот факт, что Наполеон Бонапарт под губительным действием этого рокового закона был разбит под Москвой, низложен и, не дожив до 45 лет, отправился умирать в темнице на острове, затерянном в Океане, вместо того чтобы покорить мир и воссесть на престоле всемирной монархии, — разве этот факт не исторгает слезы у всякого, кто знакомится с подобной историей?
А коль скоро все произошло именно таким образом, разве не имеет права человек своей мыслью, своим сердцем, своим воображением переменить историю, заклясть прошлое, помочь другому достичь заветной цели, завоевать великую славу?
Итак, вот что я сделал:
Я написал историю Наполеона с 1812 до 1832 года, от горящей Москвы до основания им всемирной монархии и его смерти после двух десятилетий постоянно возрастающего величия, возведшего его на такую высоту, выше которой только Господь Бог.
Завершив книгу, я в нее поверил. Так скульптор, закончивший работу над мраморным изваянием, видит в нем бога и, пав на колени, поклоняется ему».
В конце я еще вернусь к этому признанию Жоффруа, а пока хочу просто предложить читателям подробный пересказ этой книги, которая завораживает не стилем повествования (он ничем не замечателен), но перипетиями сюжета и богатством фантазии автора, с удовольствием расставляющего известные исторические фигуры на своей шахматной доске в совершенно новых комбинациях.
История, переписанная Жоффруа, начинается с 1812 года, с горящей Москвы, которую сжег Ростопчин, причем сжег, как предполагает Наполеон, нарочно по приказу императора Александра ради того, чтобы от старой России не осталось никакого следа и восторжествовала новая Россия, воплощенная в Петербурге. Поэтому Наполеон решает: «В России теперь есть только одна столица; двинемся туда». Дальнейшее повествование представляет собой настоящую военную хронику, включающую в себя цитаты из бюллетеней Великой Армии, которые в «параллельной истории» выпускаются так же исправно, как выпускались в истории реальной. Итак, в октябре 1812 года состоялась Новгородская битва, окончившаяся грандиозной победой французов и полным разгромом русских и их союзников шведов: у них 60 000 погибли, 70 000 взяты в плен, а остальные утонули в озере или сбежали (у французов же погибли всего шесть тысяч, а ранены — восемь). Император Александр и шведский наследный принц Бернадот взяты в плен, причем до вступления в Петербург Наполеон даже не снизошел до общения с ними.
Вступление это происходит 15 октября 1812 года. Русские встречают Наполеона с восторгом, но он отвергает все их почести. Тут наконец происходит его свидание с Александром и Бернадотом. Бернадоту он говорит: «Вы больше не шведский принц, назначаю вас командиром дивизии на место убитого генерала. Ступайте». Бернадот повинуется и потом честно сражается на стороне французов против Англии. С Александром Наполеон проводит переговоры, плодом которых становится «знаменитый Санкт-Петербургский декрет». Его статьи предполагают восстановление Польши, какой она была до разделов, присоединение Финляндии к Швеции, обмен пленных всех на всех и выплату Россией огромной контрибуции. Это статьи, так сказать, явные. Но имелись в декрете и две секретные статьи, согласно которым Россия и Швеция обязались предоставить Франции часть своих сухопутных армий и флот целиком; так Наполеон готовился к выполнению своей главной задачи — завоеванию Англии.
Зиму 1813 года Наполеон проводит в Петербурге, который ему чрезвычайно нравится тем, что это город новый, не отягощенный никакими остатками прошлого, — в отличие от Парижа. Наполеон дает себе клятву перестроить на такой же манер Париж и посылает на родину соответствующие указания (урбанистическим инициативам императора посвящена отдельная глава). В апреле 1813 года он покидает Петербург. В Гамбурге под видом празднества устраивается конгресс, на котором все морские державы Европы образуют наступательную конфедерацию против Англии. «Англия, которая с другого побережья все видела и все знала, впервые усомнилась в своей будущности».
Тем временем у Наполеона и Марии-Луизы рождаются дети: в 1813 году обожаемая дочь, получившая имя Клементина-Наполеон, а в феврале 1814 года — сын Габриэль-Шарль-Наполеон. При рождении он получает королевский сан, но поначалу без уточнения, о каком королевстве идет речь. Однако через пару месяцев, 22 апреля 1814 года, Наполеон издает декрет, в котором говорится, что юный принц назначается «королем Англии». Этот надменный словесный вызов Англии очень скоро подкрепляется делом. Французы высаживаются на английском берегу, причем не там, где их ожидали, не в Портсмуте, а в Ярмуте.
Продолжая пересказ «всемирной истории по Луи Жоффруа», следует заметить, что если некоторые указываемые им даты более или менее случайны, то другие весьма значимы. Так, 4 июня 1814 года, согласно его хронологии, происходит «знаменитая Кембриджская битва», результат которой не оставляет сомнений: Англия не просто побеждена, но уничтожена и вычеркнута с карты мира. Так вот, выбор именно этой даты для очередного триумфа Наполеона — своего рода месть Жоффруа реальной истории, в которой 4 июня 1814 года — это день, когда Людовик XVIII, вернувшийся из эмиграции и занявший на французском престоле место свергнутого Наполеона, даровал французам конституцию. Своим 4 июня 1814 года Жоффруа как бы зачеркивает 4 июня реальное. Возвращаюсь к параллельной истории: после победы Наполеон распускает английский парламент и издает Лондонский декрет, согласно которому Англия присоединяется к Французской империи и делится на 22 департамента, а все ее колонии тоже становятся французскими. Английскому же королю Георгу Третьему позволяют удалиться в Глазго и вверяют в качестве «утешительного приза» корону Шотландии и Ирландии, но при этом король он, так сказать, второстепенный, не более чем вассал сюзерена Наполеона.
В Англии Наполеону предстоит «разобраться» не только с английским королем, но и с другим монархом, претендующим на престол Франции, — тем, что в реальной истории стал править под именем Людовика XVIII. В параллельной истории он остается в Англии (где в самом деле провел много лет в эмиграции), но поскольку он не признает Наполеона императором и именует генералом Бонапартом, его и всех прочих Бурбонов высылают на остров Мэн. Людовик XVIII, живя там, продолжает считать себя королем Франции и умирает (точно так же, как в реальной истории) в 1824 году, а на смену ему (опять-таки, как в реальной истории) приходит Карл Х, только в отличие от реальной истории происходит все это не во Франции, а на острове Мэн.
История, по Жоффруа, включает в себя не только военные и политические события, но и, так сказать, новости культуры.
Например, такую: жители Марселя пожелали воздвигнуть статую отцу Наполеона. Однако он ведь не был ни королем, ни императором, а Наполеон, пишет Жоффруа, распоряжался настоящим и будущим, но не прошлым, и задним числом отца возвышать не хотел, а потому марсельцам в их просьбе отказал.
Замечательный «вставной номер» в исполнении Жоффруа — взаимоотношения императора с Жерменой де Сталь. Реальный Наполеон так боялся разговоров и сочинений этой знаменитой писательницы, что выслал ее сначала из Парижа, а потом из Франции, и, если бы она не бежала в 1812 году в Англию (куда добиралась кружным путем через Австрию, Польшу, Россию и Швецию), дело, вполне возможно, кончилось бы ее арестом. В параллельной истории все, разумеется, складывается иначе. Наполеон увиделся с госпожой де Сталь в Женеве и признался, что уважает ее творчество: «ваш гений — могущественная держава, я приехал на переговоры с нею». Растроганная писательница падает к его ногам, а он делает ее герцогиней и вводит во Французскую академию. Свершается это очень просто, без бюрократических проволочек: сегодня император созвал академиков в Тюильри и сказал, что Сталь бы украсила академию, — а назавтра она уже единогласно туда избрана. (Напомню, что в реальности первую женщину — Маргерит Юрсенар — приняли во Французскую академию только в 1980 году!)
Вообще всех своих противников Наполеон подкупает щедростью; так, например, генерала Моро, высланного в Америку, он призывает к себе и присваивает ему титул принца Гогенлинденского (в честь славной победы над австрийцами, которую Моро одержал в 1800 году) — и этого оказывается достаточно, чтобы Моро забыл прежние разногласия. Мало того, одну из улиц в центре Парижа, улицу Комартена, переименовывают в Гогенлинденскую. «В это время, — замечает Жоффруа, — можно было уже спокойно упоминать победу шестнадцатилетней давности. Несколькими годами раньше Наполеон бы так не поступил».
Строя свой исторический сюжет, Жоффруа чувствует необходимость время от времени «разбавлять» рассказ о непрерывных триумфах Наполеона какими-нибудь опасностями и неприятностями. Тем слаще оказываются последующие победы.
Именно по этой схеме в 1817 году Россия, Швеция и Пруссия образуют антинаполеоновскую Северо-восточную Лигу, которая вступает в сговор с Турцией.
«Но император Наполеон знал обо всем». Начинается война, которая предсказуемо кончается победой Наполеона, причем и над северными державами, и над Турцией. Александр I погибает в сражении под Берлином. Оставшиеся в живых монархи являются к Наполеону с повинной головой. Тот непреклонен: отныне никаких договоров, только приказы. В результате сбывается мечта Наполеона: вся Европа теперь принадлежит ему, и он может единовластно ею править, а всех прочих монархов сделать своими вассалами.
Этот порядок он узаконивает декретом от 15 августа 1817 года, согласно которому вся Европа делится на королевства, подчиненные французской империи. Престолы в них передаются по наследству, но с согласия и инвеституры «императора французов, правителя Европы». Королевства Наполеон распределил между своими братьями, свойственниками и союзниками, а Российскую империю разделил на три части: собственно Россию, Московию и Сибирь. Правят ими великие князья: первою Николай, второю — Константин, третьею — Михаил. Однако в таком виде, раздробленная и униженная, лишенная Польши и Финляндии, Россия полностью лишается прежней силы и уже не представляет никакой опасности.
Тут наступает черед решить семейные проблемы Наполеона. Фаворитка Жоффруа — Жозефина, а Мария-Луиза ему глубоко несимпатична, поскольку связывает императора с королевскими династиями прошлого. Поэтому он находит изящный способ от нее избавиться: она пытается замолвить слово за отца, разжалованного Наполеоном из австрийского императора в простого вассала-короля, император гневается, и чувствительная императрица умирает от потрясения. Наполеон снова свободен и возвращается к старой доброй Жозефине.
Между тем отношения с королями-вассалами строятся не без проблем. В частности, Наполеон, чтобы еще сильнее их унизить, требует, чтобы они сами сообщили подданным о своей покорности императору. Короли ропщут, и тогда Наполеон в порыве ярости призывает к себе первого попавшегося гренадера и назначает его английским королем вместо умирающего в Глазго Георга III. Гренадер, проявляя недюжинное здравомыслие, пытается убедить императора, что король из него, гренадера, получится очень скверный. Наполеон и сам понимает, что погорячился, но отступать не в его правилах, и тогда, чтобы помочь императору с честью выйти из этого положения, верный гренадер кончает с собой.
Другой, не менее напряженный эпизод: зять Наполеона Мюрат, прежде правивший Неаполитанским королевством, а теперь переброшенный в Швецию, замыслил взбунтоваться. Разумеется, согласно уже употребленной формулировке, «император знал обо всем». Мюрата арестовывают его же собственные гвардейцы, совет королей приговаривает его к смерти, но Наполеон после драматического объяснения со свойственником милует его и из королей переводит в лейтенанты, так как его дело — не править, а воевать.
Тут Жоффруа вновь открывает раздел «Новости культуры» и докладывает о литературных новинках. Некоторые сообщения вполне правдоподобны: Жермена де Сталь, автор книги «О Германии», вполне могла бы выпустить в 1820 году книгу «Об Англии» (если бы в реальной истории не умерла в 1817 году), Вальтер Скотт вполне мог бы написать исторический роман «Ришелье» (правда, в параллельной истории он его пишет не по-английски, а по-французски), Виктор Гюго — исторический роман «Лютер», а Альфред де Мюссе — поэму «Сатана». В параллельной истории появляется также приписываемая Талейрану ироническая «Дипломатия для всех и каждого»; впрочем, дипломатия в новой Европе никому не нужна и послы императора при всех дворах сохраняются ради чистой формальности.
Тем временем Наполеон, сделав перерыв в завоеваниях, предается деятельности законодательной. В его империи сохраняются Сенат (куда назначаются отставные знаменитости) и законодательный корпус (правда, все законы Наполеон сочиняет самолично, но в своей империи он сохранил выборы депутатов, чтобы иметь возможность узнавать новых достойных людей, ему еще не известных). Однако политикой ни та, ни другая палата не занимаются. И вот 5 января 1821 года в Пантеоне Наполеон устраивает заседание с участием обеих палат и двадцати королей. Созывается и простой народ, для которого на площади перед Пантеоном сооружают огромный навес.
По поводу столь торжественного события хочется предоставить слово непосредственно Жоффруа, а с его помощью — самому императору:
«Нет необходимости говорить о том, что в этот день ярко сияло солнце; в пословицу вошло выражение „солнце Наполеона”. В час дня Наполеон поднялся с трона и произнес следующую речь:
„Сенаторы и депутаты Законодательного корпуса.
Вы знаете, что я сделал.
Последние семь лет я не мог находиться среди вас, я пекся о своей славе и о величии империи.
Сегодня я собрал вас, чтобы напомнить обо всем, что совершил, а также известить мою армию и мой народ о том, что я собираюсь сделать в будущем.
За эти семь лет я победил всех своих врагов на севере Европы.
Я покорил Англию. Я доволен тем, что присоединил эту великую нацию к своей империи; мои новые подданные показали себя достойными тех, что живут во Франции.
Я сделал Лондон третьим из городов империи после Парижа и Рима; Амстердаму отведено четвертое место.
Бессильная и нерешительная Европа пожелала восстать еще раз, я подавил бунт в несколько дней и навсегда.
Но этот последний вздох старой Европы подсказал мне, что следует подумать об устройстве дряхлого тела, раздробленного и лишенного жизни.
Я перестроил Европу и ввел в ней новый порядок; мои декреты 1817 года сообщили вам мою политическую волю: я объявил себя верховным государем.
Тогда я изгнал из Европы варваров — потомков Магомета; они оставили Европу, и та сделалась полностью христианской. Константинополь стал пятой столицей моей империи.
Я могу лишь похвалить моих королей-вассалов.
Я очистил берега Африки*; грабители ушли за гору Атлас. Я создал там африканскую Францию, которая начинается у Океана и кончается в Египте; но это ненадолго; у меня есть на Египет другие виды.
Совершив столько для империи и Европы, я смог подумать и о себе: я воссоединился с императрицей Жозефиной.
Мое счастье беспредельно, как и моя слава!
Я хочу, чтобы мои народы сделались причастны к моему блаженству, как были они причастны к моей славе.
После моих последних побед и трех лет мирной жизни моя казна, несмотря на громадные улучшения, устроенные мною в империи, лишь приросла.
Посему я вовсе не желаю, господа, чтобы вы обсуждали сумму государственного бюджета на этот год; я в этом не нуждаюсь.
Я дарю моему народу все налоги; на следующий год все налоговые выплаты отменяются”».
Дар этот приводит подданных в восторг, от которого чуть не обрушиваются своды Пантеона. А Наполеон меж тем объявляет о планах покорения Египта и Азии.
Подводя итоги этого этапа воображаемой жизни Наполеона, Жоффруа открыто уподобляет его богу. Сообщив о том, что его герой издал декрет о присоединении к Европе северной Африки и части Малой Азии, он резюмирует: «Переменив таким образом старый порядок мира, Наполеон почил от дел своих». В ветхозаветной Книге Бытия, как известно, почил от дел своих на седьмой день творения Господь Бог.
Но в отличие от Господа, у Наполеона еще осталось много дел. И первое из них — завоевание Египта. Тут фортуна снова на мгновение отворачивается от императора. В битве при Сен-Жан-д’Акре турки наступают, захватывают всю французскую артиллерию, а Наполеона ранят в ляжку. Однако это приводит французов в такую ярость, что они немедленно разбивают турок. Тем не менее Наполеон извлекает уроки из этого сражения; поняв всю силу религиозного чувства, он решает вести Великую армию Европы на Иерусалим, и именем Бога и креста французы входят туда в июле 1821 года (замечу, что дату 5 мая 1821 года — день смерти Наполеона в реальном мире — Жоффруа презирает и обходит молчанием; в этот день в параллельной истории не происходит вообще ничего). Чтобы окончательно уничтожить противников-мусульман, Наполеон приказывает разрушить могилы пророка Магомета и халифа Омара и благодаря этому выступает в роли давно ожидаемого мессии. После этого он за два года покоряет всю Азию — так легко, уточняет Жоффруа, «что я не стану вдаваться в подробности».
Впрочем, некоторые подробности он все-таки сообщает. Например, благодаря мудрости Наполеона французы догадались, что на простирающейся перед ними равнине находился некогда древний Вавилон, а высящаяся там же гора не что иное, как остатки Вавилонской башни. Кроме того, и в Азии случались некоторые неприятности: например, коварные персы из афганского города Балх напоили французских солдат отравленным вином; но Наполеон отомстил за погибших — замуровал ворота города и сжег его дотла.
Среди азиатских эпизодов особое место занимает почти житийный эпизод со львом. Случилось так, что на охоте Наполеон встретился один на один с разъяренным хищником. Император парализовал его взглядом, а потом приручил и ласкал; лев лег на спину и позволял себя гладить; он следовал за Наполеоном, как собака; но как только к императору присоединились другие люди, лев опять стал хищником и умчался, а Наполеон велел его не преследовать. После этого потрясенные азиаты стали называть Наполеона «человек, которому покоряются львы».
Наполеон заботился не только о львах, но и о людях. Он, например, издал декрет о нищенстве, согласно которому бедных, признанных нищими, высылали по воле империи в особые места, где их кормили и использовали на общественных работах: нищие устыдились, покончили с праздностью и стали вести трудовую жизнь.
В некоторых случаях Жоффруа описывает осуществление тех замыслов, которые в самом деле имелись у реального Наполеона, но он не успел претворить их в жизнь. Например, среди планов Наполеона было строительство Суэцкого канала, но в реальности оно началось только в середине XIX века; меж тем у Жоффруа все, конечно, же происходит раньше. Чтобы усмирить вспыхнувший в Египте бунт, Наполеон приказывает отвести течение Нила так, чтобы он впадал в Красное море. Старый Египет превращается в пустыню и погибает, а на берегах нового Нила возникает новый Египет, а вместе с ним — в 1825 году! — Суэцкий канал, но этим дело не ограничивается, и в 1831 году по приказу Наполеона прокладывают и Панамский канал (который в реальности начали строить на полвека позже).
Азиатская эпопея Наполеона заканчивается стремительным покорением Китая и Японии. Убаюканный неумолимым продвижением наполеоновских армий, читатель уже ждет такого же размеренного повествовании о постепенном покорении Африки и Америки, но у Жоффруа, как выясняется, есть в запасе сюрпризы.
За рассказом о завоевании Англии следует глава «Так называемая история», доказывающая, что Жоффруа-повествователь не так прост, как может показаться на первый взгляд. Эта глава — один из двух эпизодов книги, в которых в параллельную историю внезапно вторгается голос истории реальной — и производит большое смятение. Повествователь с негодованием рассказывает об отвратительном вымысле анонимного «преступного романиста», который утверждает, что в 1812 году Наполеон с большими потерями вынужден был отступить из России, затем проиграл Лейпцигскую битву, затем в 1814 году отрекся от престола… Одним словом, «так называемая история» — это и есть та реальная история Наполеона, которую знаем мы. Жоффруа, разумеется, тоже ее знает, но верить в нее он отказывается и гневно восклицает: «Ах Боже мой! Все это лживый вздор!». Историк, продолжает Жоффруа, обязан опровергнуть все эти россказни и объявить во весь голос, что эта история не история, а этот Наполеон не настоящий Наполеон. Ведь если вовремя не опровергнуть подобные вымыслы, через несколько веков их могут принять за правду! (Интересно, читал ли книгу Жоффруа Филип Дик, у которого в романе «Человек в высоком замке» изображен мир, где во Второй мировой войне победила Германия и где некий автор сочиняет альтернативную историю о ее поражении?)
Второй эпизод вторжения реальной истории в параллельную связан с островом Святой Елены. В одном из путешествий Наполеон оказался неподалеку от этого острова; он побледнел, испытал непонятную тревогу и приказал морякам ни в коем случае к острову не приставать! А через год опять-таки по его приказу со Святой Елены увезли всех жителей с имуществом, а сам остров взорвали.
В обоих этих случаях в параллельную реальность врывается реальность историческая. Известен и противоположный случай: когда вымысел Жоффруа вошел в реальную жизнь и приобрел репутацию исторического факта. В книге есть эпизод, в котором на заседание Академии наук (между прочим, под председательством родного дяди автора, Жоффруа Сент-Илера) приходит Наполеон и усаживается на место академика Ампера, который в этот момент выступает с докладом. Закончив выступление и вернувшись на свое место, Ампер с неудовольствием обнаруживает, что оно занято неким чужаком; императора он не узнает и требует от председателя навести порядок в зале. Так вот, если верить некрологу Жоффруа, напечатанному в «Бюллетене Общества истории Франции», типограф, печатавший одновременно и первое издание книги о Наполеоне, и ежедневную политическую газету «Время» (Temps), решил заполнить пустое место в очередном номере отрывком про Ампера, представив его как реальный случай, а поскольку физик Ампер в самом деле славился своей рассеянностью, никто не усомнился в достоверности рассказа.
Вернемся к судьбе Наполеона в версии Жоффруа. Император продолжает одерживать победы: Африка покоряется его армиям, Америка присоединяется к империи добровольно, и в результате возникает всемирная монархия, которой до скончания времен будут управлять Наполеоновы потомки. По ходу дела Наполеон по воле Жоффруа решает и судьбу евреев: они тоже поддерживают императора, отрекаются от своей веры, и он переселяет их всех на Кипр, где они строят Новую Иудею.
Итак, всемирная монархия создана — к безграничному восторгу подданных (во время триумфального возвращения императора в Европу люди впрягались в карету вместо лошадей, одна женщина умерла от восторга, а одну карету разломали на реликвии).
Жоффруа с нескрываемым удовольствием сообщает некоторые подробности устройства всемирной монархии. В ней царит единство; все говорят на одном — французском — языке. Здесь нет ни войн, ни политики; политикой — впрочем весьма специфической — занимается только император; политика императора — это его полиция, которой подвластен весь мир. Здесь господствует свобода прессы — впрочем, разумеется, только той прессы, которую император может использовать в своих интересах. Ради единообразия император хотел было за счет браков населить весь земной шар людьми одной расы и одного цвета кожи. Он даже поставил такую задачу перед учеными; те ответили, что теоретически добиться результата можно за семь поколений, практически же задача неразрешима, — и всесильному императору пришлось от затеи отказаться. Впрочем, во всем остальном наука торжествует: под водительством Наполеона люди открыли Северный полюс, откопали Геркуланум, изобрели для записи мыслей машины с клавишами — по определению Жоффруа, «фортепиано письма» (до изобретения первой пишущей машинки Ремингтон оставалось еще три десятка лет!) и множество других полезных механизмов, включая аэростатические шары для передвижения по воздуху.
И наконец, вершиной всего становится новая коронация Наполеона главой всемирной монархии, состоявшаяся 15 августа 1828 года в новой огромной церкви Святого Наполеона, построенной в Париже на месте старого Дворца Правосудия. Наполеон достиг всего, чего желал, но конец этой новой жизни, которую подарил ему Жоффруа, все равно печален. Любимая дочь императора умерла, а сам он, чувствуя приближение смерти, выстроил себе гробницу на горе Мон-Валерьен в пригороде Парижа и 25 июля 1832 года скончался от апоплексического удара в возрасте шестидесяти двух лет, одиннадцати месяцев и десяти дней (так в издании 1836 года; в 1841 году Жоффруа чуть-чуть умерил свои щедроты: здесь Наполеон умирает на полгода раньше, 23 февраля того же 1832 года).
На этом повествование Жоффруа заканчивается. Автор первой «альтернативной истории» подарил своему кумиру лишних одиннадцать лет жизни и весь мир в придачу, но бессмертием не наградил его даже в своей параллельной реальности.
Писатели, сочиняющие «альтернативные истории», руководствуются самыми разными мотивами: одних увлекает философия развилок: что могло бы случиться, если бы…; другие переписывают историю, чтобы задним числом поквитаться с политическими противниками; для третьих выдумывание «другой истории» — просто развлечение, игра ума. Жоффруа не чуждо и стремление отомстить извечным врагам Франции— англичанам, и желание поиграть в полководца и законодателя, но все-таки главный импульс, им движущий,— сочувствие своему кумиру, стремление уберечь его от напастей. Напомню процитированные выше слова из предисловия: «Разве не имеет права человек своей мыслью, своим сердцем, своим воображением переменить историю, заклясть прошлое, помочь другому достичь заветной цели, завоевать великую славу?» Жоффруа сделал именно это — защитил своего героя от несчастья, подарил ему то, что отняла у него злая судьба. В этом смысле его книгу можно сравнить с фильмом «Однажды в Голливуде». Тарантино тоже заслоняет свою героиню от убийцы, переписывает ей судьбу. Он обходится с ней даже более милосердно: у фильма открытый финал. Жоффруа на такую «лакировку действительности» пойти не мог: на одиннадцать лет позже, но его герой все-таки умер. Сколько альтернативной веревочке ни виться, ей все-таки наступает конец.
ИСТОЧНИК: ГОРЬКИЙ https://gorky.media/context/rozhdenie-alternativnoj-istorii-iz-duha-bonapartizma/