Соглашаясь с необходимостью воссоздания у наших современников объективной истории девяностых, нам часто задают вопрос: почему в качестве зеркала происходивших тогда событий мы выбрали именно газету «Россия»?
Наверное, потому, что именно с газетой «Россия» связан необычайно насыщенный период жизни и у меня- главного редактора журнала «Новые Знания», и у основателя и главного редактора этой газеты Александра Дроздова, который теперь является Исполнительным директором- председателем Правления Ельцин Центра. Нам обоим тогда довелось трудиться в Белом Доме (как мы тогда стали называть нынешнее здание Правительства РФ), в эпицентре новой российской власти, которая была тогда, без преувеличения, эталоном публичности и доступности. Пропускного режима в здание, где находилось главное должностное лицо РСФСР, в 1990 году почти что не было. Там мы и познакомились с Александром Дроздовым, который был помощником его первого заместителя Руслана Хасбулатова. Мы достаточно быстро сошлись и довольно скоро я воодушевился его замыслом- созданием влиятельной еженедельной газеты. Первоначально ее предполагалось назвать «Республика», но Б.Н.Ельцин- остановился на названии «Россия». Именно она фактически стала первым средством массовой информации суверенной России. А я- сначала ее автором- обозревателем, потом, оставив должность руководителя группы консультантов ВС РСФСР, руководителем отдела и первым зам. главного редактора. К тому времени я уже очень хорошо знал профессиональный путь Главного редактора Александра Дроздова, внучатого племянника Николая Щорса, включавший фундаментальную подготовку в МГИМО, многолетнюю работу собкором «Комсомольской правды» в Японии, а затем заведующим ее международным отделом и ответственным секретарем. Хотя «Россия» и имела в подзаголовке надпись: «Газета Президиума Верховного Совета РСФСР», с подготовки ее первого номера в редакцию никто не звонил и не рекомендовал, кого публиковать, а от кого воздержаться. Тем более никому и в голову не приходило что- либо запрещать.
Ее №31 от 10 августа и №32 от 17 августа посвящены таким темам, как состоявшийся 29 июля- 1 августа визит Д.Буша и его успешным переговорам с М. С. Горбачевым, а также встрече с Б.Н. Ельциным. И, конечно подготовка к подписанию 20 августа нового Союзного Договора. С его текстом, доставленным фельдсвязью я познакомился на отдыхе в санатории «Россия» по просьбе отдыхавших одновременно со мной и.о. Председателя ВС РСФСР Р.И.Хасбулатова и члена Президиума ВС РСФСР Виктора Югина, с которым мы были хорошо знакомы еще со времени его руководства ленинградской молодежной газетой «Смена» и который рекомендовал меня на должность руководителя группы консультантов. Мы жили в соседних номерах и проработали и он должен был 18 августа взять доработанный текст с собой в Москву. Хорошо помню, что основным моим замечанием было несогласие с такой функцией Союза как «координация внешней политики» суверенных государств. Как к примеру эта функция могла выглядеть в отношении подписанных Б. Н. Ельциным договоров РСФСР с Латвией, Литвой и Эстонией? Бросались в глаза и многие небрежности. Хотя договор носил название «О создании Союза Суверенных Государств» в ряде статей сохранялось прежнее название «Союз советских суверенных республик» фактически закрепляющее уже отжившую советскую форму правления. За время моего отсутствия в редакции «России» очень уверенно заявили о себе в качестве международников Андрей Шарый, который вскоре тоже станет заместителем главного редактора и Сергей Данилочкин, Оба они теперь работают на радио «Свобода»
«Россия» №31 от 10 августа 1991 года
Супер третьей свежести
Сергей ДАНИЛОЧКИН
Московская встреча президентов СССР и США, можно сказать, была обречена на успех. Запрограммированность его определялась долгожданным завершением разработки Договора о сокращении стратегических наступательных вооружений. И это было, действительно, крупнейшим достижением в череде из шести переговоров на высшем уровне, состоявшихся между Горбачевым и Бушем. Конечно, нельзя не радоваться этому обилию очных контактов между советским и американским президентами, поскольку они обеспечивают нынешний, более высокий уровень стабильности двусторонних и международных отношений.
Однако, с другой стороны, частота подобных событий превратила их в глазах всегда ищущих сенсаций средств массовой информации в нечто рутинное, заурядное, привычное. Окончательно убедило в скучности и протокольной расписанности визита Буша в СССР объявление о том, что «гвоздем программы» станет подписание Договора о сокращении ядерных сил двух сверхдержав. Поскольку экономические и внутрисоюзные «карты» Президента Горбачева были известны еще со времен его общения с лидерами «семерки», маловероятно было, что нынешний московский «саммит» побьет рекорд в три тысячи журналистов, собравшихся для освещения самой первой встречи Михаила Горбачева и Рональда Рейгана. И чуда не произошло.
Тем не менее практически все наблюдатели отмечают, что 23-и за всю историю советско- американских отношений переговоры на высшем уровне носили совершенно особый характер. Многим показалось, что они принесли с собой почти полную разрядку напряженности, поскольку оба лидера обсуждали свои расхождения без внешних признаков враждебности и подписали получивший практически повсеместно позитивную и восторженную оценку Договор о контроле над вооружениями. Министр иностранных дел Франции Ролан Дюма назвал это событие «историческим, завершающим первый цикл всеобщего разоружения», а генеральный секретарь НАТО Манфред Вернер заявил, что договор создает основу для стратегической стабильности в следующем веке. И даже министр обороны СССР Дмитрий Язов сказал внешне удовлетворенно в интервью «Известиям», что «это сбалансированный договор», чем, наверное, вызвал недоверчивые ухмылки критически настроенной аудитории.
Действительно, нельзя не согласиться с одним из руководящих сотрудников аппарата Белого дома, который заявил, что это соглашение, поощряя определенную перестройку ядерных сил СССР и CША, укрепляет стратегическую стабильность на пониженных уровнях противостояния. Не вдаваясь в статистические подробности, обратим внимание не только на размах сокращений, но также и на то, что именно подлежит сокращению. Специалисты считают, что наибольшим дестабилизирующим фактором являются боеголовки мобильных баллистических ракет, которые стали основным пунктом внимания данного 750-страничного договора. Перевод строительства ядерных сил на подлежащие более легкому контролю средства, менее пригодные для нанесения первого удара, принципиальная отличительная черта подписанного соглашения. И еще одним несомненным успехом девятилетних переговоров можно считать то, что американцам все-таки удалось, преодолев немалое сопротивление cоветской стороны, убедить ее в необходимости юридического закрепления целого комплекса мер жесткого контроля за соблюдением выполнения договора.
В традиционных комментариях прессы, подстегиваемых выступлениями с трибун и кулуарными беседами официальных лиц, причастных к встрече двух президентов, непременно говорилось о начале безоблачной эры сотрудничества и стабильности. На самом же деле, если брать не отвлеченные от повседневной реальности абстрактные политические схемы, перспективы не столь однозначно радужные. Безусловно, Джордж Буш совершенно прав, когда говорит о совершении некой мирной «революции, завершающей эпоху соперничества между двумя сверхдержавами». Тем не менее за кулисами переговоров возникла дискуссия о том, что является основополагающим фактором при определении, можно ли относить данную страну к одновременно устрашающему и вожделенному разряду сверхдержав. В Советском Союзе уже привыкли к тому, что наша страна больше не входит в заманчивый и привилегированный клуб вершителей судеб человечества. Тени сомнения, постепенно все более и более обоснованно сгущающиеся появлялись и у западных политиков. Началось все с «продовольственных трудностей» и «кризисных явлений» в экономике СССР. Далее спираль раскручивалась устрашающими темпами: угроза голода, развал и паралич экономики, крушение устоявшегося социального порядка, демонтаж имперской системы, бегство союзников, хождение с протянутой рукой.
Отчаянные и отчаявшиеся советские остряки уже давно говорили о существовании такого феномена, о котором лишь недавно узнало изумленное общественное мнение Запада: СССР- — это «Верхняя Вольта с ракетами». Сокращение именно этих самых «ракет» Советским Союзом и Соединенными Штатами выбило твердую почву из-под ног сторонников «мускулистых» колоссов. Стало понятно, что без ракетно-ядерных потенциалов СССР и США неизбежно, отчего еще более обидно это осознавать, уступят мировое лидерство динамично развивающимся Германии и Японии. Вероятно, угроза ухода с первых позиций повлияла и будет оказывать влияние на стремление к дальнейшему советско-американскому сближению и сотрудничеству со стороны капиталистов. По другую сторону границы еще некапиталистическую на это уже давно только надеются и уповают. Вспоминается случай пятилетней давности, когда один экономист, описывая преимущества и недостатки растущего гиганта с раскосыми глазами, мечтательно подытожил: «Но все равно если бы мы с американцами объединились, то оставили бы эту самую Японию вместе со всеми остальными- знаете где?.. — И-и-эх!.:» При этом он по- маниловски заглянул в какие-то заоблачные высоты совместного сотрудничества и характерно взмахнул ручкой в направлении того самого места, где, вероятно, должны были остаться обреченные японцы…
Пока же состояние советско-американского взаимодействия весьма кратко и точно характеризуется словами профессора истории Роберта Бирнса- «Президент Горбачев чуть ли не молит о помощи». В ответ на это президент Буш, как отмечают зарубежные наблюдатели, привез с собой новые предложения американского технического содействия, направленного на то, чтобы помочь СССР осуществить планы перехода крынку и попытаться поставить на ноги экономику, которую развалила командная система управления. Самым главным подарком американского президента стало объявление о предоставлении Советскому Союзу режима наибольшего благоприятствования в торговле с США, которого Москва добивалась долгие годы. Британский эксперт Дэвид Виллис, правда, считает, что ценность этого статуса скорее политическая, чем экономическая. По крайней мере на ближайшее время, когда новый статус вряд ли будет способствовать кардинальному расширению торговли. Америка продает нам зерно, a Советский Союз не производит товаров, в которых она нуждается. Тем большим оптимистом выглядит наш Президент, когда говорит о необходимости «асимметричных ответов» в торговле. Умиленные сограждане пускают счастливую слезу над обещанными договорами о кредитах и капиталовложениях и заключенными соглашениями о помощи в жилищном строительстве, распределении продовольствия и даже снабжении медикаментами. А иностранным журналистам состояние советской экономики. представляется довольно курьезным. Так увидев «первую леди» СССР в том же самом наряде, что и во время последнего ее зарубежного визита, один репортер удивленно воскликнул: «Неужели в этой стране не нашлось средств на новое платье жене Президента»? А другой не удержался после 3- минутной паузы, вызванной попытками техников подкрутить винтики во вдруг переставшем работать аппарате для синхронного перевода американского президента: «Вот вам и последствия деятельности КОКОМ». Тогда он, правда, не знал объяснений руководителя пресс-центра МИД СССР, что президента подвела его собственная техника.
Еще одна проблема, заставившая обломать немало копий комментаторов советско-американского взаимодействия, в полемически заостренной форме выглядела так, кого поддержит президент США- Центр или стремящиеся к независимости республики, Горбачева или Ельцина? Международные обозреватели отмечают, что Белый дом поначалу чрезвычайно осторожный в оценке искренности Горбачева сейчас впал в другую крайность и ставит советского Президента во главу угла своей политики. Оппозиция подталкивает администрацию к тому, чтобы уделять больше внимания новым демократическим лидерам республиканского уровня вроде Ельцина и движениям, борющимся за независимость республик. Они утверждают, что события опередили Горбачева и что Соединенным Штатам не следует возлагать надежды на горбачевский Центр.
И, видимо, президент Буш сделал ряд уступок этой точке зрения. Eго встреча с Президентом России Борисом Ельциным и поездка в Киев были явно рассчитаны на то, чтобы продемонстрировать намерение администрации крепить связи с республиками. Важно также заметить, что американцы несколько по-иному воспринимают то, что советская публика считает противостоянием между Горбачевым и новыми политическими лидерами демократического толка. Ловцы сенсаций с некоторым злорадством ожидают «ударов», которые должны, по их мнению, в конце концов завалить крупнейшую политическую фигуру союзного значения. В США же и на Западе в целом перераспределение полномочий руководства разного уровня воспринимается как нормальное, привычное им явление децентрализации, которая не должна вызывать животных инстинктов. Весьма вероятно, что американский президент пока не намерен давать в обиду Горбачева, поскольку у Соединенных Штатов есть веские основания выступать за сохранение целостности СССР.
Их выразил специалист по национальному вопросу в Советском Союзе Рональд Суни: «Главное для США-не допускать «балканизации Евразии», ибо она приведет к расшатыванию особенно нестабильного региона мира. Единый СССР с сильным Центром сможет держать под контролем свои ядерные силы, которые в противном случае будут рассеяны». Наверное, есть еще одна причина, не лежащая на поверхности. Она состоит в том, что именно Горбачев задумал и начал воплощать план социально- политических реформ в СССР, которые должны были постепенно перестроить политическую систему на манер американской демократии. Именно за проявленную Президентом СССР Михаилом Горбачевым смелость американская администрация так ценит советского руководителя. Именно поэтому она считает, что Горбачев- «тот самый», который управляет Союзом.
В заключение-об атмосфере царившей на прошедшей советско-американской встречи на высшем уровне. Итоги войны в Персидском заливе еще раз показали в первую очередь Советскому Союзу и его союзникам,-что СССР перестал быть сверхдержавой. Однако обсуждение с советским руководством проблем нового порядка сквозь призму ближневосточного урегулирования — сигнал, что Союз еще является супердержавой, пусть и третьесортной.
Американцы наконец поняли ту истину, которая долгое время «тайной Мальчиша-Кибальчиша»- средства, подаренные СССР, проваливаются практически без задержки. Они были намерены делать подарки, а советские граждане уже привыкли к «манне небесной» мечтательно вздыхал один репортер… «Хорошо бы нам сейчас Америка достала людей. Вот зажили бы!» «Да-а, поддержал коллега. Но, боюсь, пропили бы за год- полтора.» А в это время из пресс-центра доносились слова высокопоставленного американского представителя о том, что строить свое экономическое благополучие советские люди должны сами…
—
—
—
«Россия» №31 от 10 августа 1991 года
Павлов рассудит
Лариса УСОВА
Вице-мэр Ленинграда Вячеслав Щербаков намерен обратиться в Кабинет министров СССР с просьбой заново включить Ленинград в список потребителей союзного значения.
Не верится: три-четыре года назад очереди за мясом или молоком были редкостью в нашей северной столице. Зато не редкостью в Пензе, Ростове, Брянске и многих других населенных пунктах российской «глубинки», откуда за продуктами и товарами в большие города снаряжались целые экспедиции. Перебои с продовольствием, отсутствие в продаже вещей первой необходимости, воспринятые ленинградцами и москвичами как шоковая терапия этой зимой, были для жителей других городов обычным явлением на протяжении многих лет. Теперь мы оказались в равных условиях. В Ленинграде, однако, подобное положение еще и узаконено распоряжением союзного правительства, отменившего особый статус города как потребителя союзного значения. Пятимиллионный город, привыкший к своему «привилегированному» положению в снабжении, оказался перед необходимостью самостоятельно решать вопросы своего обеспечения в полном объеме.
Многие хозяйственные руководители города рассматривают это распоряжение Валентина Павлова чуть ли не как личную обиду Премьер- министра за тот холодный прием, который оказали ему трудовые коллективы Ленинграда весной. В самом деле, тогда многие предприятия заявили о своем намерении выйти из- под Союзного подчинения и перейти под юрисдикцию России. Сессия Ленсовета поддержала суверенитет республики. Так что в логике союзному правительству не откажешь: раз суверенитет, то и проблемы снабжения решайте сами.
Сможет ли Ленинград выжить в новых условиях- этот вопрос обсуждался недавно на совещании в мэрии под руководством Щербакова. Однозначно было заявлено- нет. По мнению руководителей комитетов мэрии и хозяйственников, российское правительство бросило город на произвол судьбы, снабжение из фондов республики не гарантируется, По словам председателя комитета по продовольствию Сергея Покровского, за прошедшее полугодие Ленинграду недопоставлено из фондов республики 8 тысяч тонн мяса, из 12 тысяч тонн сахарного песка, положенного городу из импортных поставок, 8 тысяч «волевым решением» перераспределено другим городам России. Что касается межреспубликанских экономических связей, то и здесь гарантий никаких. Многие договора не выполняются. Калининград. Вологда, Карелия отказались, например, поставлять нам лес, хотя первоначально такие договоренности были. Неудивительно- ценную древесину гораздо выгоднее продать за валюту, чем за рубли, на которые у нас все равно ничего не купишь. Украина согласна поставлять металл, но только по бартеру, предложить же взамен нам практически нечего.
. 25 тысяч тонн цемента за шесть прошедших месяцев недопоставила Литва. В городе постоянные перебои с бензином, в то время большая часть его уходит в Казахстан, Прибалтику, Узбекистан. Выход из создавшегося положения ленинградские руководители видят в том, чтобы опять включить город в список потребителей союзного значения, или в крайнем случае убедить российское правительство планировать снабжение города по особым нормам. Понятно, что новая мэрия рассматривает вопрос о снабжении города как первоочередной, поскольку именно по этим показателям ленинградцы будут судить о ее работе. Но решая проблему таким образом-уговаривая Павлова сменить гнев на милость не расписываются ли ленинградские руководители в своей беспомощности? Ведь обращение к Премьер-министру означает, что ленинградская мэрия не видит сегодня иного пути в обеспечении города продуктами и товарами.
Маловероятно, что союзное правительство пойдет уступки. И вместе с тем убеждена — даже рискуя быть обвиненной в отсутствии патриотических чувств к городу согласие это означает о, что мы опять возвращаемся к тому, против чего боролись, -зависимости от Центра с его неопределенной экономической политикой. Ну, a nока будем ждать ответа Павлова.
«Россия» №32 от 17 августа 1991 года
Хоть одним глазком взглянуть
Андрей ДЯТЛОВ
Пришлось на последних неделях «закручиниться». — До этого момента наша газета была абсолютно спокойна за судьбу РКП: рано или поздно Иван Кузьмич своим авторитетом привел бы ее к полному развалу. Теперь же, похоже, агония продлится.
Коммунисты России взялись за дело круто (подробности читайте на стр.2: «Аврору» сдал! — «Аврору» принял!»). Можно было бы отнестись к этому, как к простой замене одного рухнувшего лидера другим, можно, вероятно, было бы вообще не обращать на это внимания (о венгерской, югославской и др. компартиях уже забыли, лишь мечется еще эхо разных разоблачений). Но дело в том, что грядут новые выборы, о которых еще в июне заявил Б.Ельцин: прямые, тайные, руководителей Советов всех уровней. И здесь коммунисты наверняка попытаются если не взять реванш, то хоть осложнить максимально выбор избирателям. Мне кажется, именно ради этого сегодня «забыли» они многие свои распри, лояльно отнеслись к «горбачевскому» варианту новой программы, в общем-то, тихо (и мне кажется, спланированно-в узком кругу инициаторов ЦК РКП — МГК РКП) «ушли» Ивана Кузьмича.
Только ход Руцкого нарушил их сценарий: потеряли-то все-таки вице- президента России, а с ним- львиную долю влияния в правительстве республики накануне выборов. В связи со всем этим народным депутатам России, мне кажется, есть над чем задуматься. На будущее. Выборы, как бы далеки они ни были, выдвинут на первый план уже не тот «кандидатский корпус», что был торжественно внесен год назад в российский парламент на руках избирателей. Не стоит слишком идеализировать ситуацию: многие, и время это подтвердило, стали депутатами потому, что за ними стояли шумные ситуации или потому, что среди всех предложенных конкурентов они оказались наиболее достойными на тот момент… Не хочу умалять достоинство депутатов, тот же парламент дал целое созвездие имен настоящих людей дела. Но на сегодня, даже если мы припомним все фамилии «плохих» и «хороших» депутатов, их, знакомых нам более или менее, наберется едва полтора десятка: Шахрай, Руцкой, Хасбулатов, Исаков, Горячева, Аслаханов, Аржанников, Абдулатипов, Исаев, Травкин, Волкогонов, Бабурин. Кого еще знает простой читатель, не следящий специально за парламентской деятельностью, но ждущий от парламента улучшения ситуации в республике? А ведь в депутатском корпусе России тысячи людей! Никто не говорит и того, что ВС России больше ничего не делает или не сделал. Нет смысла перечислять здесь принятые законы и решения, их хватает. Я и сам бы подписался под многими. Но все же, мне кажется, эйфория от победы на прошлых выборах у депутатов убывает медленно. А количество парламентских кризисов прибывает споро. Словом, мы получаем то, от чего, по уму, надо было бы спасаться «еще вчера»: на старте будущей предвыборной кампании -новую волну разобщенности в рядах демократов. Надо сказать, ситуация с Союзным договором разобщенности этой не убавила. Можно бесконечно обсуждать ситуацию «9 + 1», верить в то, что документ, устраивающий всех, наконец создан, что он прогрессивен и действительно «даст новый импульс», но… Но как быть с тем, что обсуждение, поддержка или осуждение Союзного договора идут вне его: окончательного текста нового документа, который решит нашу судьбу на годы вперед, за считанные дни до подписания НИКТО ИЗ- ПРОСТЫХ РОССИЯН НЕ ВИДЕЛ.
Допускаю: оперативность его разработки, необходимость подписать Союзный договор в кратчайшие сроки, целая очередь необходимых конституционных изменений, возможных только после этого подписания, сотни других причин могут не позволить устроить широкое обсуждение документа. А огласить? Знаете, как-то хочется хоть
глазком заглянуть наперед в свою судьбу, судьбу сынишки, друзей, республики, наконец. И, честное слово, то, что с текстом ознакомится ВС РСФСР (Борис Николаевич в этом смысле выполнил все свои обещания) не слишком меняет всю картину. Я не уверен, что эта «тайнопись» прибавляет очки демократическому движению накануне выборов. Неприятнее всего то, что опять могут начаться споры внутри ВС: группа Исакова-против группы Ельцина, снова долгие разборы. А там еще комроссы подключатся… Союзный договор-огромная ставка в борьбе за завтрашний парламент: останется он с поддержки народа действительно демократическим, значит, не заглохнет и то, что наработано первым депутатским корпусом. Доверие уж очень велико: летчики, шахтеры и журналисты (а 20 августа многие местные российские газеты выйдут с белыми пятнами на первых страницах в знак протеста против продолжающегося экономического и идеологического нажима старой Системы) бастовали и бастуют, чтобы законы России стали действующими. Работали, несмотря на саботаж и жесткий прессинг цепляющихся за свое существование отживших структур. И как-то очень хочется, чтобы мужественные эти люди веру свою и силу не растеряли до выборов.
«Россия» №32 от 17 августа 1991 года
Полковник Владимир Смирнов: Мы перенесли полигон из Афганистана в НКАО
Делегация народных депутатов РСФСР по поручению Президента РСФСР Бориса Ельцина, вице-президента Александра Руцкого и Комитета Верховного Совета РСФСР по правам человека посетила июле — августе зоны конфликта. По итогам поездки в здании ВС РСФСР была проведена пресс-конференция для советских и иностраннных журналистов. Народные депутаты отмечали, что в июле месяце имели место факты депортации сел с армянским населением.
Во время этой акции проводилась операция «Кольцо», которая в свое время в совершенстве была отработана в Афганистане. Жители села Вернишан, где преимущественно армянское население, отказались покидать дома и оказали сопротивление. Под прикрытием с воздуха и артогня Советской Армии 23 июля в село вошли части азербайджанского ОМОНа. Жители бежали, а их дома были немедленно разграблены и заселены азербайджанцами. Прибытие делегации народных депутатов из РСФСР и в качестве наблюдателей- народных депутатов СССР привело к прекращению боевых действий. Народный депутат СССР С.Белозерцев подтвердил, что армяне не преувеличивают степень разрушения сел. Все заявления высших советских военачальников, в частности маршала Язова, о том, что в районе конфликта вертолеты не будут применяться, а армейские части с линии границы отведены на зимние квартиры, расходятся с действительностью. Наблюдатели отмечают, что число единиц военной техники не уменьшилось, а вертолеты действовали вплоть до 6 августа. Кому же подчиняется Советская Армия? «Реальные факты оставляют впечатление, что Советской Армией управляют с территории Азербайджана». Делегация народных депутатов РСФСР, начальник Главного штаба сухопутных войск генерал-полковник М.Колесников и начальник Управления ВB MВД СССР генерал-майop Ю.Балахонов приняли участие во встречах 31 июля и 1 августа с Президентом Азербайджана А.Муталибовым и председателем Республиканского оргкомитета по НКАО В.Поляничко. Предложение делегации о посредничестве в урегулировании конфликта азербайджанской стороной было отклонено. Однако обнадеживает заявление А.Муталибова о том, что «проверка паспортного режима в населенных армянами деревнях и поселках НКАО, а также прилегающих районах Азербайджана будет приостановлена». Нет, выходит, депортации армянского населения из Карабаха и Шаумяновского района, а есть просто «проверка паспортного режима». «200 тысяч азербайджанцев были выгнаны из Армении, и мы расселяем своих беженцев, заявил В.Поляничко.
Несколько в ином ключе состоялись переговоры 2-3 августа с Председателем ВС Республики Армения Л.Тер-Петросяном и другими представителями Армении и НКАО. Руководство Карабаха согласилось отменить решение о присоединении этой, области к территории Армении. Народные депутаты РСФСР подготовили Меморандум по урегулированию конфликта, который был полностью одобрен армянской стороной. В нем предложена реальная программа мероприятий, которые позволят снизить напряженность, сохранить человеческие жизни И В перспективе погасить межнациональный конфликт: отвод войск и прекращение огня всеми участвующими сторонами, обмен заложниками, введение внутренних войск МВД СССР в населенные пункты и разделение противоборствующих сторон, восстановление конституционной власти на местах с органами власти из местного населения, органы азербайджанского ОМОНа выводятся за пределы НКАО и Шаумяновского района, силы ВВ МВД СССР обеспечивают безопасное возвращение жителей в населенные пункты, которые подверглись депортации и т.д. В заключение пресс-конференции народный депутат СССР полковник Владимир Смирнов, отвечая на вопрос журналистов, признает ли он, что в НКАО имела место депортация, четко ответил «да»: «Потери в aрмии скрываются, продолжал он, — ознакомившись с обстановкой на месте, могу ее охарактеризовать только как геноцид… Военный полигон из чужой страны переместился на собственную территорию».
Татьяна Тыссовская
«Россия» №32 от 17 августа 1991 года
Иван Лаптев Председатель Совета Союза ВС СССР: «Верю не в судьбу,- в удачу»
— Иван Дмитриевич, с чтения какой газеты вы начинаете свой рабочий день?
-Это зависит от обстоятельств. Когда я утром просматриваю газеты, то по некоторым признакам представляю, в какой из них окажется самый актуальный для этого дня материал. По долгу службы я оказываюсь вовлеченным в события минувшего дня, поэтому с довольно большой точностью могу предположить, в каком издании искать информацию по тому или иному поводу. А вечером, конечно, читаю «Известия»-московский выпуск..
-Если бы вы составляли рейтинг газет, какие три издания возглавляли бы список?
— Никогда не задумывался, в каком порядке можно расположить наши газеты. Думаю, что любая градация тут будет условной. Прежде всего важен критерий отбора. По степени политической остроты я бы расположил газеты так: «Московские новости», «Известия», «Независимая газета». Хотя бывают дни, когда нужно сделать наоборот. По степени точности и доверия, которое вызывает газета у читателя: «Известия», «Труд», «Аргументы и факты». По степени влияния на аудиторию в целом «Аргументы и факты», Труд», «Комсомолка». Ни об одной газете нельзя сказать, что она всегда «впереди планеты всей». Бывают такие дни и даже недели, когда газета, казалось бы, самая лучшая и острая плетется в хвосте.
Правда, у меня, как у читателя, есть большой недостаток: я до сих пор смотрю в газеты с. точки зрения профессиональной: как они сверстаны, как подан тот или иной материал, какая тональность избрана, насколько газета соответствует тому, какой она была вчера или, скажем, месяц назад, и так далее.
-Вы что, до сих пор испытываете ностальгию по работе в «Известиях»? Или это уже для вас просто «факт биографии»?
-Я все время вспоминаю о том, какая работа в «Известиях» и в других газетах. Знаете, мы, журналисты, в общем-то, мало ценим нашу жизнь, ее особенности, ее характерные черты, и — пусть это высоко прозвучит- лесть. Когда мы, как поденщики, без учета времени и сил, при минимальных возможностях обеспечиваем выход газеты, которую потом будут читать миллионы людей, об этом, наверное, некогда задумываться. Но когда смотришь со стороны, видишь, какая это особенная, неповторимая жизнь, дающая единственную в своем роде возможность жить сразу сотнями, тысячами жизней. Какое это особое мироощущение, особый стиль бытия и отношений между людьми. Даже газета может быть притворщицей, а вот в редакциях притворство почти не уживается. Как-то само собой всем известно, кто есть кто, кто чего стоит. Люди, которые могут проехать за счет других, словчить, в редакциях «выпадают в осадок». Наверное, такого стиля отношений больше нигде нет, ну разве только еще в очень хороших научных коллективах, где есть подлинно творческая коллективная работа.
-Говорят, раньше, в застойные времена, не было хороших газет, но были хорошие журналисты. А сейчас наоборот: хороших газет много, а хороших журналистов мало…
-По-моему, это довольно точное наблюдение, которое должно заставить нас задуматься. Да, раньше в газетах было мало информации, и они должны были брать другим: глубиной анализа проблемы, литературным уровнем текста, публицистическим даром автора. Именно таким образом достигалось выживание прессы и журналистов. Многие ведущие журналисты того времени- это в сущности писатели, которые в газете реализовали свой талант именно как писатели. Сейчас на полосы рванулась политическая информация, которая не требует большого журналистского мастерства: факт и три строчки комментария. Журналисты в массе своей стали политическими репортерами, и лишь немногие из них удержались на прежнем уровне публицистического мастерства. Сегодня наша журналистика, быть может, самая динамичная в мире. Но не всегда ее реакция на события бывает адекватной: порой раздражает, порой из-за торопливости бывает неточной. И здесь сказывается то, что от прежних навыков и стереотипов мы не совсем ушли: факт, сообщение о нем, и тут же стремление прокомментировать. А это в принципе две разные задачи. И, можно сказать, две разные журналистские профессии: репортер сообщает факты, обозреватель их обобщает и комментирует. Я думаю, что со временем, когда схлынет наша политическая сверхактивность, мы к этому придем.
-За выступлениями каких журналистов вы стараетесь следить; или, скажем, так: мнение каких журналистов лично для вас важно?
Стараюсь не пропускать публикации А. Пумпянского, Е. Яковлева, В. Третьякова, Л. Ионина, И. Васильева, моих дорогих известинцев А. Плутника, А. Васинского, Э. Поляновского, М. Бергера, П. Гутионтова, который сейчас ушел в Союз журналистов, но выступает часто, конечно, С. Кондрашова, А. Бовина таких имен много. Влияет ли на меня их мнение? Скажу так: когда появляются их публикации, это необходимо прочесть, потому что это всегда праздник в журналистике. Эти люди поддерживают тот уровень профессионализма, который сейчас давится политической злободневностью. Конечно, слежу и за тем, что происходит в газетах другой ориентации.
-Когда у вас появляется свободное время, чему вы его посвящаете?
-Чаще всего, опять же читаю. Читаю я очень много и очень быстро. Раньше книгу в 600-800 страниц прочитывал, как говорится, за ночь. Сейчас, если выпадает свободное воскресенье, тоже вполне справляюсь с таким объемом. Читаю не только художественную литературу, но и работы, близкие к сфере моих научных интересов: не теряю надежды, что когда-нибудь смогу вернуться к своим книгам о взаимодействии общества и природы. А вечером, когда приезжаю домой усталый, предпочитаю перечитывать знакомых и наиболее любимых,-Булгакова, Платонова, Солженицына, Экзюпери-это вообще один из любимейших моих писателей, которого я помню практически наизусть, Достоевского. Любую их книгу открываю с любого места и иду по знакомой тропе. Причем знаете, я где- то до пятидесяти не мог перечитывать книги. A сейчас, вот уже лет пять, шесть, такое желание у себя обнаружил. Много читаю философских работ, в первую очередь переводных, историческую литературу, особенно фрагменты, относящиеся к смутным временам: все в этой жизни, к сожалению, повторяется.
Ну, -естественно, когда появляются вещи, которых не читал, в первую очередь хватаешь их. Недавно вышли бунинские «Окаянные дни». Я их не читал, хотя знал, что существует такое произведение: все отложил и прочел его. Или вот сборник А.Галича. Наверное, назвать его крупным прозаиком или поэтом нельзя, но фигура эта исключительно своеобразная; его песни мы знали со студенческих лет. Вообще регулярное обращение к книге в наше время модуль «выживания». Бывает состояние такой внутренней измотанности, нервной истощенности, что ты просто не в силах во что-то вчитаться, вдуматься. Тут уж берись зубами за край стола, хоть одну страницу, но просмотри. Я помню, еще в то время, когда занимался спортом, был, как теперь бы сказали, профессиональным спортсменом, входил в сборную страны по велоспорту, после тренировок, когда промолотишь по шоссе 160-180кило- метров — это иссушающий труд,-надо было найти в себе силы сесть за книгу и надо было учиться. Правда, у меня тогда уже был за плечами технический вуз-я окончил автодорожный институт, но хотел получить и гуманитарное образование. Вот с тех пор этот навык пока сохраняется.
-Пристрастие к чтению передалось вам от родителей?
-К сожалению, нет. Я ведь родился в очень глухой сибирской деревушке, где, в общем, и грамотных-то не было. Четырехклассная школа, все четыре класса-в одной крестьянской избе, одна учительница. Книг в деревне, можно сказать, и в руках не держали, было несколько детских книжечек. Это был такой далекий, забытый Богом угол! Потом меня оттуда катапультировало хорошим пинком: отец погиб на фронте, мать умерла, а меня отправили в Омск в ремесленное училище. Там была хоть и не очень большая библиотека, в которую никто не ходил. Я был в группе самым хилым, каждый мог, как говорится, задать мне перцу, вот я и скрывался в этой библиотеке и читал «за всех».
Когда стал работать в Омском речном порту, «прописался» в городскую библиотеку им.Пушкина. Никто меня не заставлял читать, никто не советовал. Читал все, что попадется. Не знаю, много ли я вынес из этого чтения, но, видимо, что-то вынес.
-А чтение своей дочери вы контролируете?
-Пожалуй, нет. Дочь читает как-то иначе, чем я. Я иногда завидую ее способности оценивать то или иное произведение.
— У вас с ней бывает несовпадение точек зрения?
-Бывает, конечно, но больше по вопросам чисто политическим. Она, как человек молодой, более радикально настроена. Упрекает в недостатке решительности, смелости. Это типично для «отцов и детей».
-Есть ли актер, режиссер, встреча с которым всегда доставляет вам радость?
-Я очень почитаю Марка Захарова, моего доброго знакомого. Он принадлежит к тем редким людям, которые творят культуру. Тенгиз Абуладзе. Несколько встреч и разговоров с ним, а сколько воспоминаний. Ведь именно в «Известиях» состоялся один из первых просмотров «Покаяния». Сейчас не время и не место вспоминать, какие перипетии были вокруг этого фильма и как трудно нам было опубликовать рецензию, которая объявила бы огромному количеству людей о существовании этого выдающегося произведения искусства. А вообще-то перед миром искусства я робею, воспринимая его как совершенно особый мир.
В моей журналистской практике был такой случай. Я тогда работал в «Правде», вел номер, в котором публиковалось стихотворение А.Вознесенского «Памятник речи». Замечательное стихотворение! Как вы знаете, его стихи часто написаны «лесенкой», он подчеркивает значение каждого слова, выделяет его. А в газете всегда проблема места. Ну и нужно было сэкономить 4-5 строк. Я сказал: «Немножко подожмите, ничего страшного». Так и сделали. Номер уже подписывается, пришел Андрей, посмотрел: «Так нельзя». Говорю: «Газета готова: переверстывать полосу поздно». И тут я посмотрел на него и увидел: человек меняется на глазах. Впечатление такое, что из него просто жизнь уходит, что он утратил нечто очень дорогое. Я говорю своим коллегам: «Остановите полосу, поставьте стихотворение так, как надо. Лучше задержим газету». С тех пор мы часто встречались с Андреем Андреевичем, этот эпизод никогда не вспоминали, но именно на этом примере я убедился: люди искусства чувствуют иначе, чем мы, они настолько ранимы и беззащитны, что требуют особо внимательного, особо бережного отношения.
—У многих известных политических деятелей был афоризм, который как бы выражал их кредо. Есть ли такой у вас?
-Вы знаете, у меня есть несколько правил, которые я сформулировал сам и которым стараюсь следовать, хотя это не всегда удается. Первое: «Никогда не думай, что этот человек меньше заботится о деле, чем ты». Второе: «Не считай, что мнение, которое тебе не нравится, абсурдно». Это трудно, но необходимо особенно для тех, кто имеет дело с формированием общественного мнения. Третье: «Никогда не старайся, чтобы подчиненный работал больше тебя». Я никогда не принимал ситуацию: я по должности могу вам указать или приказать, а вы по должности должны это исполнить. Говорят, что я был настойчивым, даже жестким и не всегда демократичным руководителем. Возможно. Но внутренне я право приказать всегда держал под сомнением. Твердо убежден: руководитель имеет моральное право приказывать и требовать в том случае, если сам работает больше. Другими словами, моральное право спросить со своего сотрудника должно предшествовать должностному. Этот момент, может, он ошибочный, для меня носит императивный характер.
-Вы верите в судьбу?
-Вы первая, кто задает мне этот вопрос. У меня нет на него ответа. Я считаю, что мне очень сильно повезло. Судьба-это случайность, стечение обстоятельств, трудно сказать. Повезло не в том смысле, что я, родившись в деревне, в которой было всего сорок домишек и которая сейчас вымерла, попал в этот кабинет, то есть сделал, как говорится, головокружительную карьеру. Мне повезло совершенно в другом отношении. Я все это сделал, в общем-то, сам. Приходилось падать, но хватало сил подниматься и начинать все сначала, снова падать, снова начинать. И не терять при этом себя самого. Даже сегодня, когда, казалось бы, можно сказать себе: все, можно перевести дух, я не в состоянии этого сделать. Не потому, что я столь активен и т.п. Нет, просто я вижу, что очень плохо вокруг, что жизнь переполнена страданиями, люди в таком тяжелом положении, что если ты можешь что—то сделать причина, почему я включился в «Движение демократических реформ». Да, у сидящего в этом кресле есть серьезные возможности воздействовать на идущие в стране перемены. Серьезные, и я обязан их использовать. Но я вижу и другое: с точки зрения расстановки политических сил, в обществе может возникнуть ситуация, когда все усилия, которые мы уже приложили, надежды, которые обрел народ за это время,-все может быть пущено под откос. Поэтому надо отстаивать то, что мы делаем сейчас. Если мы не сумеем двинуться вперед по тому пути, которым идут все развитые страны, то о нашем времени будут вспоминать, как еще об одном периоде, когда пришли какие-то чудаки, которые решили перестроить, обновить эту жизнь и над которыми судьба, в которую они не верили, посмеялась.
-Иван Дмитриевич, должен ли политик быть интеллигентом и может ли интеллигент быть политиком?
-Платон считал, что идеальным будет государство, когда философы будут царствовать, а цари философствовать. В какой-то мере это ответ на ваш вопрос. Да, конечно, политик должен быть не только культурным, образованным человеком, но и интеллигентом, умеющим чувствовать других людей, понимать их, воспринимать их боль.
Если политик не обладает такими качествами, то мы получим человека, который, взобравшись на определенное политическое кресло, будет грести под себя всеми граблями, которые у него есть. Такие политики у нас были, и политика, которую они проводили, привела нас в тупик. Может ли интеллигент быть политиком? Мне кажется, что он обязан быть политиком в том смысле, что своим творчеством, своим влиянием должен способствовать тому, чтобы люди становились лучше. И лучше становилась их жизнь.
Записала Марина СТАРУШ
«Россия» №31 от 10 августа и №32 от 17 августа 1991 года
—
—
Возвращенцы
Андрей ШАРЫЙ
Америка-это страна, сплошь населенная эмигрантами. Нация, похожая на суп: словно овощи в гигантской кастрюле, перемешались здесь традиции, языки, привычки, обычаи. Вся разница в том, что предки одних американцев перебрались через океан два или три столетия назад, а другие приехали сюда сами, чтобы превратить в полноценных американских граждан если не себя, то своих детей. Филиппинцы, корейцы, румыны, поляки, немцы, итальянцы…
Да нет-давно уже американцы, далеко не у всех родина осталась в памяти хотя бы отрывками младенческих воспоминаний, и накануне Дня независимости, главного праздника в Соединенных Штатах, почти каждый из них вывешивает у подъезда своего дома звездно-полосатый флаг как флаг своей страны. В моем представлении Америка- это страна, в силу особых исторических обстоятельств более других свободная от национальных предрассудков, хотя, конечно, существуют проблемы в отношениях между черным и белым населением, да остаются в моде анекдоты про поляков. Это государство, процветающее благодаря кропотливому труду выходцев из десятков стран мира, предоставляет своим гражданам, в общем, более- менее равные возможности, хотя не забыто еще определение «классического переселенца»: белый, англосакс, протестант.
Но, к слову, я познакомился с англичанином, двадцать лет живущим в США, который до сих пор не считает себя американцем и не может до конца приспособиться к «заокеанскому» образу жизни.
Впрочем, Бог с ним, с англичанином. А русские? Внешне они ничем не отличаются от других, приехавших или сбежавших сюда из родного дома, чтобы начать жизнь заново. Но тот, кто впервые употребил понятие «русская душа», очевидно, имел для этого основания. «Я не обменял бы все веселье Запада на русский лад быть печальным», немецкий философ Фридрих Ницше, как и многие, относивший Россию к особой категории стран, не европейских, не азиатских, населенных людьми-пограничниками, что живут на стыке восточной и западной культуры: — сказал когда-то — континент странных, непонятных и грустных правдоискателей.
Тех, кто еще в начале столетия изуродовал собственную жизнь нелепыми социальными экспериментами, привив будущим поколениям на десятилетия если не на века-изуродованную непомерным коллективизмом и всеобщей безответственностью психологию, невозможную для граждан любой другой страны. Да, Америка населена и русскими, неудачно боровшимися с социальным экспериментаторством тогда или не пожелавшими быть свидетелями его последствий потом. Русские рестораны и русские газеты, русские общины и русская литература- маленький мир, выплеснутый за ненадобностью самодовольной прародиной. Обретшие и обретающие новое отечество, перекроившие свою душу и судьбу — чтобы не чувствовать себя чужими здесь.
Если ты приехал в Штаты ненадолго и впервые, то, огорошенный, не можешь удержаться от вопроса самому себе: «А почему бы мне здесь не остаться?». Оказывается, есть за океаном страна, существующая для людей, а не за счет людей, дающая каждому, а не высасывающая все соки. Ты начинаешь завидовать- в том числе своим бывшим согражданам, уже устроенным и устроившимся- мелкой завистью советского человека, приученного гордиться только собственной нищетой, а слово «богатство» не считать ругательным только в том случае, если речь идет о внутреннем мире. Ты смотришь во все глаза и слушаешь во все уши-да черт возьми, вспоминаешь, ведь уехал же мой одноклассник, и сосед соседа тоже, говорят, остался, и все те, о которых газеты писали и сначала называли предателями, а потом дорогими соотечественниками… Ну помыкались год-два, но, наверное, живут в большинстве своем прекрасно. И такая злоба, такая ярость на самого себя и на весь мир-стоит лишь понять, стоит лишь позволить себе понять, что твой ребенок НИКОГДА не поиграет в эти вот игрушки, не прокатится на такой вот карусели, что ты горбатишься день и ночь за гроши, а тут…
Обнаглевшие от избытка товаров магазины лениво разевают двери, за которыми коробки, пакеты, опять коробки. Расслабившиеся от отсутствия дефицита люди, которые привыкли улыбаться на улице даже незнакомцам. Просто немыслимое, невозможное для воображения советских граждан царство изобилия и процветания-да бросить все, работать хоть дворником, хоть кем, только бы тут.
В этой стране победившего оптимизма, стране крепкозубых жизнерадостных мужчин и женщин, что шагают пружинистой походкой от офисов и банков к ресторанам и собственным трехэтажным домам, а потом не спеша попивают холоднющую кока-колу перед экраном телевизора, не лопающегося от союзно-российского противоборства.
. Так и смотришь на Америку в замешательстве и зависти, а потом, медленно и неуклонно, начинаешь ощущать в себе возвращенца. Нет, ты не думаешь о застенчивых березках у деревенского колодца, не вспоминаешь поступь часовых, меряющих в тысячный раз историческую брусчатку, и даже не малиновый звон колоколов в Новодевичьем отрезвляет твое сознание странным словом «ностальгия». Нет. Ты хохочешь и крутишь пальцем у виска, когда радушные и честные хозяева показывают самый бедный в их городе квартал, у обитателей которого представьте себе, говорят они со стыдом и ужасом- не хватает денег даже на то, чтобы оплатить ночное освещение на баскетбольной площадке. Ты давно уже убежден в том, что советский патриотизм есть понятие чугунное и нечеловеческое, что прав был Набоков, когда говорил, что родина на самом деле всегда внутри тебя, она «пристала, как серебро мокрого песка к коже подошв, живет в глазах и в крови», а потому дело заключается вовсе не в формальном месте жительства.
Медленно, откуда-то изнутри поднимается тоскливое осознание неспособности смириться душой с тем, к чему ум давно уже готов и даже привык. Ты понимаешь, что все эти московские опросы общественного мнения — чуть ли не половина Союза собирается уехать — не стоят и ломаного гроша, не стоят именно потому, что никто или почти никто в нашей стране не имеет представления о том, насколько мы внутренне отличаемся от остального мира. Этот мир не для нас, увы, и, ох, как трудно, если вообще возможно, разорвать нити моральных связей со своим государством уродов. В Америке ты один посередине улыбчивой чужой толпы, существующей по рецептам здоровой пищи и здорового быта, ты один, не умеющий жить по нормальным, но чужим законам. В этой жизни нет натужности и надрыва, здесь люди не перевыполняют неизвестно зачем взятые обязательства и не орут до хрипоты на митингах- они получают от жизни удовольствие. Они не хлещут водку до отупения, чтобы забыться, потому что забыть о том, как мы живем, хочется только нам. Они способны целыми семьями и целыми днями – благо есть где- развлекаться в гигантских парках отдыха, ведь им незачем решать, что бы такое вырвать у государства зубами на ужин.
А государство, вооруженное до зубов здравым смыслом, разумно поделило жизнь чело- века на две части, отгородив бетонной стенкой общественных предрассудков время, когда ты зарабатываешь доллары, от времени, когда ты их так или иначе тратишь. Такая жизнь не на наш вкус- она правильна, обезжирена и пресна своей логичной размеренностью, из нее вывернут запал нервных стрессов и психических расстройств. В Америке живут, как, наверное, и надлежит жить людям.
А ты так не можешь.
Нравы твоей страны превратили тебя раз и навсегда в кривое дерево, ствол которого никогда уже не сможет расти в направлении, указанном природой. Американцы все время утешают тебя и рассказывают: мол, у нас полно своих проблем. Наркомания там, пьянство, самоубийства и убийства, проституция. Но ты только криво усмехаешься: наши проблемы так же несоизмеримы, как уровень жизни.
Американцы, пожалуй, как нация влюблены в самих себя и очень самодостаточны. Им не нужно преодолевать разные препятствия, чтобы посмотреть на мир: накопил денег и поехал. Отчасти и в силу будничности этой дозволенности американцы и не жаждут особенно вырваться за границу. Ах, мне бы такие возможности, думаешь с каким-то внутренним содроганием. Ах, нам бы их демократию! Ах, если бы жить в Америке — тогда и умереть можно с удовольствием. Но ясно, как божий день, — мы рождены и вскормлены психологией возвращенцев.
Я путешествовал по Америке с группой из двадцати пяти московских школьников и студентов, которых Родина еще только готовит к превращению в своих подлинных граждан. Они, в большинстве своем думающие и умные ребята, боюсь, со временем обречены превратиться в то странное социальное явление, которым стали все мы. И когда я спросил, не желают ли они избежать этого, местом их рождения обусловленного уродства, я получил тот ответ, который должен был получить: большинство сказало «нет».
«Я не хотела бы в Америке жить,- сказала одна девочка. — Я хотела бы в Америке родиться». Родину, к счастью или к сожалению, не выбирают, особенно если твоя страна изобретательна настолько, чтобы сызмальства намертво прикрутить тебя ко всем нелепостям, ставшим в ее границах нормой существования. …Самолет Аэрофлота вылетел из Вашингтона в Москву с двухчасовым опозданием- по одному ему известной причине. В салоне, особенно в районе туалетов, розами не пахло. Бортпроводницы развозили словно специально подогретый лимонад, охотно переругиваясь с недовольными. Все в порядке: Родина встречала своих детей.
Праздник Их Независимости
Фотокорреспондент из местной газеты был в полном восторге. Он примостил меня к страшному, как мастодонт, мотоциклу, разрисованному под трехцветный американский флаг, и принялся с бешеной скоростью, словно из пулемета стрелял, клацать затворами фотокамер. -Здорово?! не спрашивал, а скорее утверждал он, вылезая откуда-то снизу, ракурс, а? Советский журналист верхом на американском патриотическом мотоцикле, a? Закинь-ка ногу вот сюда, я еще пару раз. Я покорно закидывал ногу, усаживался на седло, хватался за рукоятку газа, проклиная тот миг, когда смеха ради обратил внимание своего усердного коллеги на забавно раскрашенную машину. Пунцовый от гордости хозяин мотоцикла стоял рядом и во все горло расхваливал своих сыновей, Пола и Джо, которые подсобрали деньжат и поздравили своего папашу с Днем независимости вот этой самой «Хондой».
Наконец фотопленка иссякла, мы неистово отхлопали друг друга по плечам, прощаясь, и счастливый отец укатил восвояси на ревущем, как танк, подарке. Фотокор понесся в редакцию проявлять и закреплять, а я в одиночестве остался обдумывать природу странного явления под на- званием «американский патриотизм».
Американцы в восторге от всего национального. Они восхищены своим звездно- полосатым флагом. Кажется, навсегда канули в историю те времена, когда популярный в странах социализма борец за права человека американский рок-бард Дин Рид привлекал внимание хотя бы горстки своих сограждан, публично стирая вымазанное в грязи звездно-полосатое полотнище чуть ли не на лужайке перед Белым домом. Недавняя победа американского оружия в аравийских песках вскружила головы миллионам, и похвалы в адрес инженеров, придумавших «умные» бомбы, и генералов, гениально нажимавших на кнопки пусковых установок, грохочут по стране, как землетрясение. Администрация Джорджа Буша заработала высокий рейтинг, а сам президент «мудрого и дальновидного политика». В моде звездно-полосатые мужские галстуки и защитного цвета кепочки морских пехотинцев. Домохозяйки, угощая гостей традиционным яблочным пирогом, не забывают украсить каждый его кусочек крохотным бумажным флажком.
Американцы любят памятники. Для страны, не так давно отметившей двухвековой юбилей государственности, каждое десятилетие- солидный отрезок истории. «Посмотри, какой древний дом!»- восхищенно говорят они и показывают на какой-нибудь особняк, бетонный фундамент которого заложен, скажем, в конце тридцатых. Туристы-европейцы, развращенные гигантской исторической памятью своего континента, восхищения не разделяют, а жизнерадостные экскурсоводы уже влекут их к Капитолию-разглядывать бесконечную галерею скульптур сенаторов и губернаторов, оставивших едва заметные бороздки в национальной истории, но увековеченных тем не менее благодарными потомками в мраморе и граните. Американцы гордятся ценностями своей демократии, основы которой были заложены неторопливо и так надежно, что не подвергаются сомнению вот уже каким поколением граждан.
Американцы обожают звучные, как пушечные выстрелы, фразы о свободе и гражданском достоинстве и с удовольствием развешивают соответствующие цитаты из выступлений государственных мужей-монументально высеченные в камне или выполненные типографским способом-на всяких видных местах, сызмальства воспитывая детей на опыте славной национальной истории. Уважение к прошлому своего народа, гордость демократией, восхищение могуществом Америки, взятые вместе, и образуют этот самый патриотизм, волна которого захлестывает Соединенные Штаты с головой. Это чувство основано не на национальных корнях, но, я бы сказал, на ощущении своего рода государственной исключительности, принадлежности к суперстране. Страна Америка любит каждого своего гражданина просто за то, что он живет на ее территории и не нарушает стабилизировавшихся за двести лет законов.
…4 июля, в День независимости, я гулял по сине-красно-белому и звездно-полосатому Вашингтону вместе с двумя американскими девушками- Нэнси и Джейн, каждая из которых несла в руке национальный флажок. Американцы в массе своей весьма самодостаточны, заграничный мир не слишком их интересует, поэтому мои собеседницы вполне удовлетворились новыми знаниями о том, что Москва сплошь застроенный каменными домами, которые по меркам CША не просто старые, а уж совершенно доисторические. Говорили в основном о милых девичьим сердцам пустяках, периодически соскальзывая на обсуждение патриотических праздничных нарядов. Военные оркестры изо всех сил исполняли бодрые марши, где-то за горизонтом артиллеристы заряжали ракетницы, которым суждено было в этот вечер потрясать Америку залпами салюта. Я все пытался задавать разные советские вопросы о причинах столь необузданного патриотического великолепия, но получал в обмен совершенно американские ответы: у великой нации символы, у великого народа-великая история, у великой страны- великие герои.
Hу, конечно, за этими объяснениями кроется кропотливая деятельность государства, весьма заинтересованного в том, чтобы его граждане испытывали к своей родине только самые пылкие чувства. Лет десять назад объяснение пришло бы в голову само собой: чего там думать, шовинистическая пропаганда злобных империалистов. Теперь, после сокрушительного краха нашей доморощенной модели патриотизма, замешанного на ненависти ко всему «ненашему» и строгой идеологической разнарядке для участников первомайских демонстраций, эта версия критики не выдерживает. Молодой нации вчерашних-по историческим понятиям, конечно, -эмигрантов необходима своя история, нужно ощущение национального величия, которое могло бы компенсировать нехватку этнического единства. Американцы по крупицам собрали величие своей небогатой по нашим меркам истории. Это русские со своим тысячелетним наследием могут позволить себе глумиться над памятниками и издеваться над седой стариной, пребывая в наивном заблуждении относительно неисчерпаемости национальных родников.
Немецкий поэт Георг Гервег словно про нас сказал: «Уже любить нам недосуг, мы ненавидеть станем». Мы прекрасно обучены оплевывать бывшие еще вчера святыми родники, понимая под призывом «любить родину» не любовь к Отечеству, а преклонение перед властью, то отыскивая вредителей, то выявляя не отвечающих духу национального величия инородцев, то обличая врагов перестройки. В американцах и в Америке поражает стремление превращать собственные поражения в победы, умение использовать и не замалчивать любой, даже самый постыдный для нации, исторический опыт. Да, была позорная агрессия во Вьетнаме, но, осуждая войну, американцы не забывают о силе собственного общества, в итоге оказавшегося достаточно здоровым и трезвомыслящим, чтобы посмотреть правде в глаза и по «достоинству» оценить действия военных стратeгов и политиков.
Я не провожу параллелей у меня нет окончательного ответа насколько нравствен путь прочтения собственной истории, который избран этой страной. Иностранцам свойственно с усмешкой оценивать чужие, отличные от своих, традиции поэтому, может быть, я не испытываю особого умиления ни от рева двигателя «патриотического» мотоцикла, ни при виде бесчисленного количества национальных символов, и лица особо ревностных поклонников американского величия, раскрашенные все в те же сине-красно-белые цвета. Однако, как известно, шелест кумачовых знамен над просторами страны победившего социализма тоже восторга нигде не порождал, а мы слишком долго не отдавали себе отчета в масштабах советского идиотизма, которым пронизана наша жизнь.
…Американцы очень любят памятники. Они без устали, не обращая внимания на жару карабкаются по высоким ступеням вашингтонского мемориала Линкольну. Вот супружеская пара с одетым в «национальные» шорты пятилетним карапузом.
-Так что ты сказал, папа?
-Я сказал, что у нашей страны было четыре отца- основателя.
-А ты, не отец что ли?
Вашингтон- Москва
—
—
—
—
—
—
—
—
—
—
—
—
—
—
—
—
—
—
—
—
—
—
—
—