Это был главный заголовок «России» за 22-28 июля 1992 года. В нем Юрий Николаевич Афанасьев (1934-2015 г г.) необычайно популярный в то время советский и российский политик, а также историк, основатель, ректор и президент Российского государственного гуманитарного университета. и группа его единомышленников резко критикуют политику страны за минувший год. Однако, как показали отклики, их позицию «уйти в тень» поддержали далеко не все.
Публикацию мы тогда сопроводили следующим предисловием:
Четыре года назад на прилавках книжных магазинов, несмотря на сопротивление властей, появился сборник «Иного не дано», ответственным редактором которого был Юрий Афанасьев, а участниками — многие из тогдашних «прорабов перестройки» . Эта книга стала первым печатным изложением взглядов демократической интеллигенции.
Сегодня, когда для нее настала пора нового политического и нравственного самоопределения, готовится к выходу еще один сборник — также программный по своему характеру, но содержанием и тональностью существенно отличающийся от первого. Мысль издать его принадлежит членам группы «Независимая гражданская инициатива» — Ю.Афанасьеву , Л.Баткину , В. Библеру , Е.Боннэр , Ю.Буртину и Л.Тимофееву . Необходимость появления сборника и его название «Год после августа. Горечь и выбор» продиктованы противоречивостью положения сегодняшней России. Рухнула тоталитарная система, но осталась, поскольку остался у власти, сменив флаг и словарь, ее правящий слой. Распалась советская империя, но имперское мышление еще нередко определяет поведение нового российского руководства. Экономическая реформа, проводимая исключительно «сверху», силами и в интересах бюрократической элиты, не затронула основы советского — строя — государственной собственности.
Налицо катастрофическое падение производства при сохранении привилегированного положения ВПК, колоссальные темпы инфляции, быстро нарастающая угроза массовой безработицы, беспрецедентные масштабы обнищания и коррупции. Проявлением всеобщего и углубляющегося кризиса, в котором находится Россия, является экспансия сил коммунистического реванша, значительная часть которых открыто выступает под ультрашовинистическими, нацистскими лозунгами.
В этих условиях группа людей, ориентирующаяся ни нравственные принципы Андрея Дмитриевича Сахарова, заявила о формировании «левой оппозиции». В сборнике участвуют авторы, чьи имена по большей части хорошо известны читателю. Помимо уже упомянутой группы «Независимая инициатива» , это видные экономисты Л.Пияшева , Б.Пинскер , В. Селюнин и Дж . Симмонс ( США ) , политологи В. Гельман , М.Павлова — Сильванская , А. Попов, Л.Шевцова , писатель В.Кардин , кинорежиссер Э.Рязанов , один из инициаторов военной реформы бывший народный депутат СCCP В.Лопатин , министры Российской Федерации А. Козырев, Э.Памфилова, а также бывшие политзаключенные В. Буковский , 3. Крахмальникова и К. Любарский . Их статьи и Интервью распределены по пяти разделам: «После августа. От надежд к разочарованиям», «Экономическая реформа», « Власть и общество » , « Россия в СНГ и в мире » , « Демократия и нравственность». Предлагаем вниманию читателей помещенную в сборнике вместо введения статью Ю.Афанасьева «Прошел год» (публикуемую с некоторыми сокращениями), а также фрагменты обсуждения за «круглым столом» нынешней ситуации в России
Прошел год
Юрий АФАНАСЬЕВ
Прошел год после присяги первого российского Президента. Чуть меньше — после трагифарса ГКЧП. Очевидна перемена настроения в обществе. Характеризуя сегодняшнее состояние массовой психологии, я уже вспоминал недавно Б.Окуджаву : « А в нашем доме пахнет воровством».
Появилась наконец и некоторая определенность в действиях важнейших политических сил. При всей неясности и малой прогнозируемости перспектив развития ситуации можно уже достаточно достоверно квалифицировать действия команды Б.Ельцина, опираясь на первые результаты движения России без СССР. К сожалению, эти результаты — как и характер новой власти, и ее отношения с обществом — разочаровывают.
Мы оказываемся в парадоксальной ситуации: казалось бы, Российскую Федерацию возглавили демократы, могущие рассчитывать на нашу поддержку в выполнении ими властных функций при невмешательстве в гражданскую жизнь, в жизнь обывателя. Однако новая власть все больше демонстрирует свою сомнительную демократичность, на глазах «меняется в лице», обнаруживая разительное сходство с прежней, неколебимо управлявшей Союзом ССР до 1985 года.
И мы вновь оказываемся перед выбором: куда и как идти России дальше. Между декларациями августовских победителей и политической практикой правительства оказалось очень мало общего по существу. Более того, все яснее становится отсутствие у команды Президента Российской Федерации сколько-нибудь продуманной стратегии по какому бы то ни было из важнейших вопросов развития страны — и именно это, по сути, сближает власти «нынешнюю» и «минувшую» при внешней смене идеологических установок, при отказе от коммунистической догматики.
Главной и самодовлеющей задачей администрации Б.Ельцина, как и у его предшественников от КПСС, становится сохранение власти любой ценой, по возможности — ее упрочение и перевод в осязаемые материальные блага (теперь уже не только и не столько квартиры, машины и пайки, но — капитал !) , то есть задача , типичная для партийно -советской номенклатуры .
Меньше всего при этом принимается в расчет цена, которую заплатят за светлое будущее властителей рядовые граждане России «рабочий класс, колхозное крестьянство и трудовая интеллигенция». Их нужды и страдания учитываются лишь в той степени, в какой необходимо, чтобы не допустить новой «революции»
В экономике коренные реформы окончились не начавшись. Я, видимо, принципиально расхожусь с Г.Явлинским во взглядах на пути выхода из национальной катастрофы , но со многими из его критических замечаний в адрес нынешнего правительства России нельзя не согласиться . Действительно администрация Б.Ельцина и Е.Гайдара делает хорошую мину при плохой игре.
Вполне анекдотично выглядят личные правительства распоряжения выделении нуждающимся двух километров кабеля и 20 тонн стали, но за ними всего — навсего укоренившаяся прежняя практика ленинско — сталинского управления . Новые монополии, может быть, даже опаснее прежних, поскольку не сдерживаются старой управленческой иерархией и успешно находят не обремененных излишком нравственности контрагентов в развитых странах Запада и Востока. Приходится констатировать, что в шуме «патриотов» о перспективе превращения России в сырьевой и мускульный придаток мирового рынка больше правды, чем нам хотелось бы.
Камень преткновения прежних российских реформаторов — аграрные отношения не сдвинут практически ни на вершок: несмотря на относительно высокий рост числа крестьянских хозяйств в абсолютных цифрах, они пока владеют всего лишь 2 процентами сельскохозяйственных угодий в России.
Создание нового сектора на селе остается неподкрепленным ни законодательно, ни организационно, ни ресурсно. Мало что сделано для рационализации и демонополизации всей системы материально — технического снабжения, кредитования сельскохозяйственного производства, системы закупок продовольствия.
. … Цены на материально — технические ресурсы для сельского хозяйства выросли в среднем в 10-15 раз при повышении закупочных цен на сельхозпродукцию только в 5-7 раз.
Все это не позволяет говорить о серьезном продвижении вперед в аграрных преобразованиях. Один экономист рассказывал о своей голубой мечте — увидеть по телевидению, как Президент России забивает ржавый гвоздь в гнилые доски на дверях Госснаба. Где этот ржавый гвоздь ?!
Столь же призрачны и успехи в деле приватизации промышленности, других областей экономики, здравоохранения образования и т.д. Если права юридических лиц получили к 1 апреля 1992 года 17- 27 процентов малых предприятий, то в частную собственность передано только 0,5-0,7 процента. «Разгосударствленные» госпредприятия продолжают ограничивать производство, контролировать цены и проедать основные фонды.
Подлинно демократическая власть должна думать о том, как ей уйти из экономики, оставив у государства только минимальные инструменты регулирования- бюджетные, кредитно-финансовые. Но наши власти продолжают «оседлывать законы экономики» — и, как правило, не бескорыстно. В этом отношении новая номенклатура находит куда больше общего со старой, чем с «остальным» народом. С экономической стороны, полагаю, это важнейшая характеристика послеавгустовских процессов.
По существу, ничего, кроме некоторых формальных атрибутов, не изменилось после Горбачева и в политическом механизме России, лишившейся, правда, роли «старшего брата».
Отсутствие крупных общественных групп, отчетливо сознающих собственные групповые интересы, позволяет администрации Б.Ельцина откровенно игнорировать нынешнюю слабенькую «многопартийность».
Реальная политическая борьба на высшем российском уровне ведется между различными кланами новой и старой номенклатуры, региональными группировками все того же «партхозактива» за перераспределение мест у старых и новых кормушек.
Отношения законодательной и исполнительной власти пребывают в удобном для той и другой хаотическом состоянии, а судебная реформа «идет» тем же чередом, что и аграрная. Специалисты по организованной преступности между тем отмечают доселе невиданный расцвет мафиозных структур, немыслимый рост коррупции.
И уже совсем явно сходятся руководители «демократической» администрации и «прокоммунистического» парламента в почти нескрываемом стремлении активно разыграть карту русского национализма. Впрочем, со своей стороны им охотно подыгрывают также другие президенты и верховные советы (а равно меджлисы) стран СНГ.
Бросается в глаза отсутствие хоть сколько-нибудь последовательной позиции администрации по конфликтам в «ближнем зарубежье» с участием российских войск, формально входящих в состав Объединенных вооруженных сил. Чего стоят одни только территориальные претензии к Украине и безобразная дележка Черноморского флота!
Нынешнее «демократическое» руководство России проявляет выраженную тенденцию к авторитарной деградации. Достаточно напомнить о том, что оно, как и его предшественники, заигрывает с генералитетом, практически избежавшим ка кой — либо ответственности за участие в путче. Возрождает (и расширяет!) тайную полицию, наследующую КГБ СССР. Нежно бережет интересы военно-промышленного комплекса, перекачивающего государственные средства из «оборонных» субсидий на личные либо корпоративные банковские счета, пока агонизируют без кредитов нефтедобыча, легкая и пищевая промышленность.
При всей шумливости и скандальности российского парламента и нынешних средств массовой информации механизмы принятия важнейших решений скрыты от общества завесой не менее плотной , чем в покойном СССР (архивы которого, кстати, раскрываются весьма неохотно и произвольно). Общество между тем только «пробует голос» шахтеры, врачи, студенты … –
Нынешние власти и находящиеся у них на подхвате руководители «Демроссии» предлагают нам выбор между «хорошим» Б.Ельциным и «плохим» парламентом, между «демократическим» правительством и «красно — коричневой» опасностью. Но это ложная дилемма, это не более как выбор между старой и новой номенклатурой.
Чтобы вырваться из ложной альтернативы «Б.Ельцин или правые» , создать возможность выбора в пользу подлинной демократии, не надеясь на квазидемократическую власть , нам необходимы серьезные интеллектуальные усилия . Правительство на них явно не способно — может быть , как раз потому , что в них не заинтересовано . Взамен нам предлагают набор неких клочкообразных решений в опоре прежде всего на рекомендации Международного валютного фонда и Международного банка реконструкции и развития , словно забыв о том , что в этих организациях собрались отнюдь не филантропы .
Мы же обязаны сами найти в себе силы для трезвой самооценки и оценки новой исторической ситуации, в которой оказались спустя год после выборов Президента, для поиска ответов на многочисленные новые вопросы. И такие силы, я убежден, в российском обществе есть. Упомяну, например, разработки по приватизации, направленные на создание гражданам России равных стартовых условий вхождения в рынок в противовес нынешней «дикой» приватизации , состоящей в присвоении промышленными и колхозно-совхозными номенклатурщиками награбленного у народа .
Одним из главных вопросов публицистики «шестидесятников» , ныне снисходительно уличаемых в идеализме , был вопрос о соответствии цели и средств , о поиске нравственных критериев прогресса , политической деятельности . Они ответили на него не по-ленински и не по-большевистски: только высокие средства могут удержать высокую цель от деформации, и не цель обеспечивает желаемый результат, а средства ее достижения. Для политики нынешних «демократических» властей хороши все средства, позволяющие диктовать обществу очередные «судьбоносные» решения. Общество должно избавиться от иллюзий в отношении послеавгустовских политиков и само отыскать путь своего становления, путь России к цивилизации.
«Это их дела!»
Леонид БАТКИН
Все, что происходит сейчас в политической жизни, мне глубоко противно. Борьба Ельцина с Хасбулатовым, Шахрая с Петровым и еще с какими-то персонажами, стычки в узком слое правящих лиц. Я недавно услышал от одной женщины в очереди три слова, которые стоят иной речи: «Это их дела!» Вот политически и социально точное определение. Нельзя отказать в здравом смысле русскому народу- он не хочет заводиться, как дурачок, по поводу верхушечных игр.
Зреющий авторитарный режим нуждается в идеологическом оформлении и уже нашел его. Я сужу по выступлениям Станкевича еще до его подстрекательского наезда в Крым и Приднестровье с двумя генералами, пропитанными психологией колониальной войны, битыми в Афганистане. Станкевич- человек, который никогда не ставит себя в такую позицию, чтобы отрезать все пути для маневра. и если он столь откровенно и безоглядно поставил на «державу» и ее «миссию», на «русскую идею», на «евразийство», на Руцкого- значит он уверен, что это и станет официальной линией. Альтернатива между нынешним официальным курсом новой номенклатуры и национал-патриотами да коммунистами ложная. Миллионы людей хотели бы увидеть, но не видят пока такую версию развития России, которая противостояла бы и Бабуриным, и Руцким, и Анпиловым.
Армию предали и продали
Владимир ЛОПАТИН
Избежало ли ошибок Горбачева руководство России? К сожалению, они повторяются с настойчивостью, поражающей каждого здравомыслящего человека. На военные расходы в 1992 году выделено 400 миллиардов рублей.
С одной стороны, правительство не находит 30 миллиардов для того, чтобы повысить во втором квартале этого года зарплату медикам, учителям, работникам культуры, и делает это по указу Президента за счет роста дефицита бюджета, а с другой — проштамповываются расходы на военные нужды.
Мы упустили время. Сегодня, через три года после того, как мы об этом сказали впервые, военные соглашаются, что создание профессиональной армии- единственный выход, и Президент это подтверждает, но путь к ней продлен до 2000 года.
Не случайно, по-видимому, данные оп- роса, проведенного службой Б.Грушина
среди военных об отношении к Президенту России, имеют такой большой разрыв. Среди высшего военного командования назвали Б.Ельцина наиболее влиятельной фигурой в марте- 37 процентов, в апреле — 76, в мае- 80, тогда как среди офицеров войскового звена в апреле 60, в мае-только 44 процента.
Наши генералы объективно не заинтересованы в переменах. Они либо заняты поиском кресел в российских структурах власти, либо распродажей военного имущества оптом и в розницу. До 40 процентов офицеров сегодня заявили о готовности уйти из армии, уволиться. Кто останется? Та, далеко не лучшая часть, которая вообще не способна на реформы. Какой сегодня конкурс в военные училища? Его вообще нет. Если раньше на 300 примерно выпускников военного училища приходилось 150-160 браков по его окончании, то сегодня всего 50-60. Это один из объективных показателей отношения общества к военным. Если мы желаем завтра иметь ту профессиональную армию, о которой сегодня заявлено, численностью в один миллион, то мы должны об этом думать сегодня.
За падением Ельцина — фашистская диктатура
Яков БЕРГЕР
Я решительно отказываюсь рассматривать всю нашу власть как единоe и притом негативное целое. Неверно считать противостояние исполнительной и представительной власти только мифом. В нем есть реальное содержание- различная степень зараженности имперской ментальностью. Ею одержимы вице-президент, некоторые советники Президента, но неизмеримо больше-депутаты. Что касается самого Президента, то он, допустив явную оплошность, способен от нее отказаться.
Я не могу принять тотального осуждения экономической программы правительства Гайдара. Возможно, избран не самый легкий путь к рыночной экономике. Но я ни за что не поверю тому, кто клянется, что именно ему ведом иной-единственно верный. Для интеллигенции было бы куда честнее не брать на себя миссию вечного радетеля блага народного, а попытаться психологически поддержать людей. Я никак не могу согласиться, что наше отношение к Ельцину-Гайдару может быть уподоблено отношению к Горбачеву накануне августовского путча. Горбачев стремился решить нерешаемую задачу создать рыночную экономику, не уступив ни любезный его сердцу социализм, ни поднявшую его на вершину власти коммунистическую партию, ни опору государственного могущества-ВПК.
С первыми двумя факторами из этой триады Ельцин порвал. Сложнее, конечно, с третьим, но и здесь он движется решительнее своего предшественника. От разговоров о реформе он перешел к действиям. За падением Горбачева следовало правление Ельцина с сохраняющимися надеждами на демократию, свободу, выход из экономического тупика, за падением Ельцина фашистская диктатура, возможно, кровавая междоусобица-уже не на периферии, но в самом сердце России, полное разложение экономического организма.
Самообман восставшего раба
Дмитрий ФУРМАН
В большинстве стран демократия возникла в результате «затухания» длительного цикла революций и контрреволюций. Почему у революции такой механизм? Мне кажется, что здесь проявляется некая закономерность подсознания восставшего раба. За его внешним радикализмом скрывается стремление к подмене реального символическим, глубинного поверхностным, в конечном итоге подсознательное стремление к чему-то, близкому к исходному состоянию.
Рассмотрим некоторые из наших «триумфальных» побед. Какое это мощное символическое действие- запретили старого монстра- КПСС! Но сделали это, когда она сама отменила 6-ю статью, приняла практически социал-демократическую программу. Все революции так поступают — убивают именно того, при ком началось освобождение. В 1980 году сказать: «компартия преступна, и ее надо запретить» -было актом геройства. В 1991 году это была гнусная месть тех, кто почувствовал, что тиран слаб и уже начинает каяться.
А чего этим достигли? Раньше бегство в демократический лагерь для коммунистических функционеров было несколько рискованно-они опасались улюлюканья сзади: ах, ты предатель. Был некоторый страх: оставалась за спиной некая реальная сила, которая, кто знает, вдруг снова вернется. Теперь этот страх снят. И вся эта коммунистическая, в худшем варианте, шушера рванула в демократию уже совершенно спокойно.
Другой пример: разрушение Союза. По моему глубочайшему убеждению, оно многократно усилило угрозу фашизма. Если бы распад Союза происходил хотя бы в течение периода двух-трех выборов, тогда демократические структуры в республиках чуть-чуть бы устоялись, проблемы получили бы правовое выражение, тогда опасность войн и сопутствующей им фашизации была бы во много раз меньше.
Та же логика действует, по-моему, и в экономике. Официальной доктриной становится такой капитализм, который никакому Рейгану не снился. Но мне кажется, между шумом экономического либерализма и реальностью очень медленного движения к свободной правовой экономике слишком большая дистанция.
Поддерживать эту власть бессмысленно, легитимность ее сомнительная-выбирали ее не как власть независимого государства. Тенденции ее очень сомнительно демократичны, а возможность авторитарного «фашистоидного» перерождения более чем реальна. Самое страшное, что в народном сознании она будет олицетворять демократию и альтернативы ей будут лишь недемократическими. Поэтому принцип поддерживать плохое, чтобы не наступило совсем кошмарное, представляется мне неверным.
То, что мы делаем, не реформа
Лариса ПИЯШЕВА
Для того чтобы отдать людям землю, сегодня нет нужды проводить референдум. Гайдар говорит, что постепенно колхозы начнут коммерциализироваться и потихонечку сдавать землю частным структурам, которые будут потом переходить к новым условиям хозяйствования. Это его земельная программа.
Программа приватизации промышленности: 25% неголосующих акций отдается работникам бесплатно, 20% голосующих пакетов во всех предприятиях оставляет себе государство. Советник Малей заявляет: разделим все предприятия, 60% их снимем с бюджета, а 40% будут приоритетными, военными, готовыми торговать оружием, и на вырученные деньги в течение 15 лет будем проводить конверсию. Когда я была у Ельцина на приеме, он мне именно эту концепцию и изложил. Но для того чтобы 15 лет успешно торговать оружием на мировом рынке, нужно поддерживать конкурентоспособность этих отраслей. А значит, львиная доля инвестиций опять уйдет в ВПК.
Я беру на себя смелость сказать, что та реформа, которая проводится, реформой вообще не является. То, что называют либерализацией, не является таковой, то, что называют приватизацией, не является переходом к частной собственности. Я писала о Павлове, когда он занимал самый высокий пост, что его нужно судить за развал денежной системы и его инфляционную политику. Российское правительство делает то же самое, только про Гайдара говорят, что он демократический лидер. Проводится одновременно инфляционная и дефляционная политика. Это парадокс, в экономической истории такого не было никогда.
Через несколько месяцев мы получим совсем не то, о чем говорит правительство, а массовую безработицу, ступор экономики без всякой возможности выхода из него. Вся «Демроссия» стояла и стоит на социал-демократических позициях. Социалист всегда делит. Он делил по карточкам, теперь делает это иначе. У оппозиции должна быть только одна основа-экономический либерализм. В ноябре я сказала Попову: Гавриил Харитонович, дайте нам, либералам, возможность провести в Москве либеральную экономическую реформу. И Попов сделал жест: он пригласил нас проводить реформу, получив под нее особые полномочия у Ельцина. Но его полномочия-то, выданные под наши либеральные имена, были получены им для того, чтобы передать их Лужкову и чтобы тот продолжал ту политику, которую теперь проводит.
ГУЛаг- это пороховая бочка
Валерий АБРАМКИН
Помимо армии, пороховой бочкой является и нынешний ГУЛаг. Когда мы пытаемся прогнозировать события ближайших месяцев, мы должны учитывать, что России один миллион заключенных. Всего через тюрьмы и лагеря бывшего Союза за последние 30 лет, по нашим подсчетам, прошло 60 миллионов человек. Это самая скромная оценка. В число заключенных Минюст включает только тех, кто отбывает срок в лагерях: в 1991 году-535 тысяч человек. Не считают подследственных, которые сидят в тюрьмах, — 150 тысяч человек, не считают «химиков», ссыльных, хотя по всем международным стандартам это заключенные. Не считают находящихся в спец- психбольницах, дисбатах, ЛТП и т.д. Если посчитать всех, то к цифре, которую дают МВД и Минюст, нужно прибавить еще столько же.
С октября прошлого года по тюрьмам и лагерям России идут массовые выступления заключенных. Они порой приобретают кровавый характер. Например, в Красноярской колонии, где я в свое время сидел два с половиной года и где осенью прошлого года провел 10 дней в качестве руководителя группы экспертов ВС РФ, вспыхнуло вооруженное восстание двух с половиной тысяч заключенных. Оно продолжалось 40 дней. Выступили две с половиной тысячи вооруженных людей- огнестрельное оружие, холодное и вплоть до автоматов Калашникова, бомбы, баллоны… И все это в центре жилого массива. Им противостояло полторы тысячи войск. Это было настоящее боевое сражение. А в Красноярском крае-70 тысяч заключенных! Что если бы они восстали одновременно? Эти выступления продолжаются до сих пор. По нашей оценке, к осени можно ждать в ГУЛаге второго взрыва. Но власти на эту ситуацию никак не реагируют. Мы представляли в комитеты Верховного Совета целый пакет предложений по стабилизации ситуации в ГУЛаге. Однако ни одно из них не принято. Год обсуждается вопрос о куцей амнистии в России, с декабря прошлого года- законопроект о некоторых смягчениях режима содержания. Речь идет о том, чтобы привести наше пенитенциарное законодательство в соответствие с минимальными международными стандартами, которые мы признали в 1988 году.
Народ безмолвствует, потому что чуток к фальши
Юрий БУРТИН
Центральный вопрос — о характере и результатах нашей августовской революции. Если попытаться ответить на него одной фразой, то вот она: демократическая революция ушла в песок, плоды ее победы присвоила старая и новая номенклатура, а надежды народа вновь оказались обманутыми. Но это слишком общий ответ, не улавливающий понятия «революция».
С уверенностью можно сказать, что у нас состоялась лишь идеологическая революция. Во всяком случае –в ее разрушительной функции. У нас началась было, мелькнула в августе, как зарница, революция социально — политическая. Мелькнула и погасла. Потому что не произошла пере дача власти от «аппарата», от номенклатуры — народу. Народ заслонил Белый Дом и перестал быть нужен в качестве субъекта политики. Между прочим, даже Октябрьская революция, в принципе антидемократическая, на какое — то время дала власть народу. Наша не сделала и этого. И, наконец, несмотря на все разговоры о радикальной экономической реформе, у нас еще фактически не началась (или, чтобы быть точным, сделала лишь совсем махонький шаг) революция экономическая.
Опыт антисоциалистических, антитоталитарных революций пока еще теоретически не осмыслен. Ясно лишь то, что все мы (и не только Россия) находимся в некоей совершенно новой, исторически беспрецедентной ситуации, притом непредсказуемой, открытой. С этой точки зрения я бы не согласился не только с мнением Дмитрия Фурмана о фатальной предопределенности у нас нацистского исхода, но и с мыслью Якова Бергера о том, что единственной альтернативой ему может быть лишь нынешняя российская власть, вокруг которой, как она ни плоха, нужно сплотиться. Мол, приходится выбирать между плохим и страшным — третьего не дано.
Вроде бы убедительно. Но, помимо постоянного, с нажимом демонстрируемого противостояния «красно — коричневых» правительству Ельцина, есть между ними совсем иная, противоположная по своему смыслу связь. Во — первых, достаточно очевидна заинтересованность правительства в том, чтобы население, а одновременно и — Запад жили с мыслью о том , что Ельцину приходится колоссальным напряжением сил сдерживать угрозу справа
Как Горбачев был заинтересован в Лигачеве или Полозкове, создавших ему благоприятный фон, так и Ельцин сейчас объективно заинтересован в Бабурине , Проханове , Жириновском и т.п. Недаром эти мало кому интересные политики сейчас буквально заполонили экраны нашего вполне официального телевидения . Вот авторитетное свидетельство руководителя ТРК «Останкино» Егора Яковлева : «…Анпилов , Бабурин , Зюганов и другие участвовали в нынешнем году не менее чем в 25 ТВ — программах и бессчетное множество раз имели доступ к радиомикрофону» («Независимая газета» , 1992 , 4 июля) .
Во — вторых, внутренняя политика российского руководства обнаруживает устойчивую тенденцию к сползанию вправо, в силу чего грань между «плохим» и «страшным» становится условной. «Страшное» растет из «плохого», развивается в нем , как бацилла в бульоне В самом деле , почему так ос мелели все эти исаковы и бабурины , которые после Августа вжали головы в плечи? Мне скажут: ну что же вы хотите? Правительство решилось на «непопулярные меры» , в таких условиях , естественно , растет недовольство масс , которым и пользуются политические спекулянты . Не спорю. Но только ли в этом дело? Возможны ли были бы бесчинства анпиловцев, если бы они не знали заранее о своей гарантированной безнаказанности? Точно так же, как сегодня уверены в своей безнаказанности любые крупномасштабные взяточники — под теоретическим покровительством Г.Попова и практическим В.Степанкова.
Дальше. Посмел ли бы кто-нибудь публично требовать «свержения» правительства, о котором было бы известно, что оно ничего не скрывает от своего народа и никогда не лжет? Что оно не пользуется никакими привилегиями, а тяготы и лишения, вытекающие из «непопулярных мер», наши министры и депутаты в равной мере делят со всеми?
И еще: сумели бы лидеры «красно — коричневых» собрать под свои лозунги более горстки людей, если бы власть не на словах, а на деле открывала путь не начальственной «приватизации», а действительно широкой, народной? Мне думается, ответ на все эти вопросы совершенно однозначен. А, следовательно, предлагаемый нам выбор между плохим и страшным это мнимый выбор. Такой же мнимый, как выбор между «президентской» и «парламентской республикой», если и в том, и в другом варианте она остается номенклатурной.
Вот почему такой фальшью разит от всех этих «собраний российских граждан» , «союзов в поддержку реформы» и тому подобных образований, где за одним столом с «демократическими» карьеристами и прохиндеями я с огорчением вижу и некоторых вполне порядочных людей . И не потому ли все меньше людей приходит на проправительственные «контрмитинги», которые собирает нынешняя «Демроссия»?
Не потому ли они проходят так вяло, несмотря на призывы: «Поскандируем: Ельцин! Ельцин!», «народ безмолвствует» , ибо чуток к фальши и отвечает поддержкой лишь на подлинное уважение и доверие к себе.
Tеперь — к тезису о том, что «третьего не дано» . Если понимать его так, что этого «третьего» в настоящее время не существует в виде серьезной политической силы, противостоящей как правому, комфашистскому блоку, так и сползающему вправо российскому руководству, то это горькая правда. «Не дано» и в том смысле, что «не дают» . Постоянно потворствуя правым, власть бдительно следит за тем , чтобы не дать слова своим критикам слева и, главное, не позволить им сорганизоваться.
Иначе они нарушат всю ее идеологическую игру. А отсюда, в свою очередь, и наглость комфашистов, и та прогрессирующая глухота на левое ухо, какой раньше страдал Горбачев, а теперь в равной мере Ельцин. И, главное, политическая дезориентация масс, которые вместе с разочарованием в «демократах» теряют веру в демократию.
Какова может быть сегодня программа демократической оппозиции?
Ha первое место я бы выдвинул вопрос не о программе, а о нравственных принципах, ибо они важнее. Я думаю, главным недостатком того поколения политиков, которое находится на авансцене политической жизни, является их нетвердость именно в этом отношении. К созиданию новой России они приступили, не создав предварительно самих себя. Прекрасный, светлый пример Андрея Дмитриевича Сахарова хоть и не прошел для нашего поколения бесследно, но, видно, не коснулся глубины наших душ, не смог восполнить слабость нашего собственного этического самоконтроля. Это не значит, конечно, что все наши депутаты, министры, администраторы проявили себя как корыстолюбцы, лжецы и циники. Но, за совершенно единичными исключениями, они обнаружили поразительную терпимость к подобным порокам. В массе своей наш современный политик — лицо нравственно невыразительное и не определенное, о котором, перефразируя гоголевскую характеристику Чичикова, можно сказать: не холоден, не горяч, не слишком честен, но и не бесчестен совсем, не принципиален, но и не беспринципен вполне. Пора во всеуслышание сказать о том, что первое поколение политиков посткоммунистической эпохи, если брать его в целом, оказалось не на высоте своего исторического предназначения, обмануло доверие общества.
Говорят, политика — грязное дело. Это верно, но лишь применительно к грязной политике, преследующей полностью или отчасти нечистые, корыстные цели. Что же касается действительно демократической политики, то ни безнравственной, ни без различной к нравственности она быть не может.
Возвращаясь к вопросу о программе демократических сил, нужно прежде всего различать программу — цель и программу конкретных действий, направленных на достижение цели. Что касается первой, то в общем виде она давно определена. Честность, ответственность и демократия. Так что здесь проблемы, в сущности, нет, как нет и предмета спора с официальной политикой. Вопрос — в темпах и средствах преобразования тоталитарного общества в демократическое, в том, кем, в чьих непосредственно интересах и за чей счет оно будет совершено. Вот тут ответы даются и словами, и, главное, делом совершенно разные, вот здесь — то и возникает почва для демократической оппозиции реальному курсу российских властей.
Есть три ключевых пункта, в которых позиция демократических сил, во — видимому, достаточно определилась.
Мы за формирование гражданского общества, и потому мы против политического строя, при котором личность по — прежнему подавлена бюрократической машиной, a народ, как и прежде, отстранен не только от решения, но и обсуждения всех сколько — ни будь важных вопросов своей жизни.
Мы за действительно радикальную экономическую реформу, понимаемую как коренное изменение отношений собственности, а тем самым и всей системы общественных отношений.
Мы за формирование широкого класса трудящихся — собственников, а потому мы против политики, которая высокопоставленных мошенников в одночасье делает миллионерами, а честных рядовых тружеников превращает в нищих. Мы убеждены: чтобы приватизация проводилась в интересах народа, проводить ее должны не министры и директора, не коррумпированная бюрократия, а сам народ — в лице трудовых коллективов и общественных комитетов реформы, которые для этой цели следует создать и наделить широкими полномочиями. Рассматривая свободный рынок как необходимый инструмент нормальной экономической жизни, мы, однако же, отказываемся видеть в нем некий фетиш, который в современном, вульгарном осознании оказывается превыше всего: человеческого достоинства, совести, ума, таланта, культуры — и на который так легко списывается сегодня безразличие властей к катастрофически быстрой растрате интеллектуальных и природных сил страны.
Мы хотели бы служить вхождению своей страны не просто «в рынок», но в современную мировую цивилизацию. Поэтому для нас неприемлема экономическая программа правительства, молчаливо предполагающая, что ради ее успеха можно перешагнуть через целое поколение.
Мы считаем принципиально важным, чтобы к республикам бывшего СССР Россия научилась относиться с той же корректностью , как к Англии или ФРГ, но в то же время не отстранялась бы от них , принимала близко к сердцу их проблемы, а их граждан , независимо от национальности наше общество даже мысленно не делило бы на «своих» и «чужих».
Только при этом условии можно надеяться, что «русский вопрос» не будет возникать то тут, то там как за пределами, так и в пределах России, а возникая, будет получать спокойное, цивилизованное разрешение. Поэтому мы отвергаем идеологию и политику нового великодержавия, которая, как эпидемия, распространяется ныне в российских верхах. Если в России в самом близком будущем не сформируется сильная и влиятельная демократическая оппозиция, способная существенным образом повлиять на направление и характер общественного развития , нашей стране уже не поможет никто и ничто.
Горечь выбора
Владимир ГЕЛЬМАН
Процессы, происходящие в политике и экономике России в течение последних месяцев, вызывают у демократически ориентированной интеллигенции своего рода реакцию отторжения. И если одни, подобно Станиславу Говорухину или Юрию Власову, открыто переходят в лагерь противников нынешних властей и их политики, то другие, похоже, стремятся брезгливо умыть руки, отмежевываясь от нынешнего политического курса и глядя на происходящее как бы со стороны.
Последнее проявляется в недавних статьях и выступлениях Юрия Афанасьева (покинувшего «Демроссию» и фактически заявившего о своем неучастии в политической деятельности), в позиции Леонида Баткина, которому «все, что происходит сейчас в политической жизни, … глубоко противно» настолько, что он воспринимает политику российских властей исключительно как «их дела» ( «Россия» , № 30 , 1992 ).
Поскольку эти подходы обозначены в газетной презентации сборника «Время после августа. Горечь и выбор», в числе авторов которого выпала честь оказаться и мне, я поневоле вынужден заявить о своем несогласии с воззрениями и действиями такого рода и высказать ряд критических замечаний в отношении взглядов своих соавторов. Безусловно, многое из отмеченного Афанасьевым и Баткиным справедливо. Амбициозность, безответственность, коррупция, демагогия, ложь — вот лишь некоторые симптомы болезни российской политики, выдаваемые ныне за трудности становления новой демократии.
Более того, «компетентность, да и элементарная порядочность иных демократов» у власти зачастую заведомо ниже, чем у их коммунистических предшественников, а идеологическое оправдание собственных злоупотреблений неизбежностью таких явлений при переходе к капитализму является верхом цинизма . И можно понять вполне искренние чувства людей, увидевших, что многие вчерашние союзники, с которыми они последние 4-5 лет, а то и больше плечом к плечу стояли на баррикадах (не только символических, но и реальных — в дни путча), после прихода к власти оказались ничуть не лучше поверженных противников и изо дня в день дискредитируют вчера еще общие идеалы.
В этой ситуации критически мыслящий интеллигент оказывается, как точно заметил Юрий Болдырев («Век ХХ и мир» , № 9, 1991) , в положении человека , находящегося на поле боя между двумя враждующими армиями, каждая из которых ему одинаково чужда, в положении , требующем нелегкого выбора. К сожалению, многие интеллигенты (и Афанасьев, и Баткин здесь отнюдь не исключение) делают самый простой и, на мой взгляд, самый безответственный выбор. Ибо легче всего сказать о происходящем: «это их дела», хлопнув дверью, уйти из политики и, вернувшись на кафедры и к письменным столам, периодически поругивать нехорошую власть.
Но у интеллигенции есть ниша, в которую можно вернуться, есть знания, опыт и статус, позволяющие ей относительно безболезненно пережить экономические и политические катаклизмы. И случись, не дай Бог, в России диктатура или гражданская война, которые регулярно той же интеллигенцией с ужасом предрекаются, у большинства «властителей дум» достанет возможностей найти места в престижных университетах Запада и, подобно их предшественникам 70 лет назад, посвятить остаток дней мемуарам об ужасах русской революции.
Но куда уйти большинству ровесников «интеллигентов — шестидесятников», обреченному на нищенскую пенсию? Куда уйти студентам, год назад первыми пришедшим на защиту Белого Дома, a ныне не имеющим шансов на трудоустройство по специальности? Куда, наконец, деваться миллионам наших сограждан, оказавшихся после распада Союза иностранцами без прав и без языка?
Но не забудем, что на поле боя, с котоporo сегодня хочется так красиво убежать, интеллигенция пришла не одна. Вместе с нами и по нашему призыву под знамена демократии пришли те, кого мы агитировали голосовать на выборах за демократов, а на референдуме против Союза, кого выводили на московские и провинциальные митинги и демонстрации, кого призывали отстоять демократию забастовками за отмену 6 — й статьи и против военной агрессии в Литве. Те, чье сознание формировалось не в последнюю очередь под воздействием тех же статей в «Огоньке» или «Московских новостях» и сборников типа «Иного не дано».
Будем смотреть правде в глаза: сегодня многие наши сограждане чувствуют себя обманутыми и униженными, в том числе и по нашей вине (говорю «нашей» как человек, участвовавший c 1988 г. в демократическом движении и бывший координатором избирательной кампании демократов в Ленинграде). Ведь именно либеральная интеллигенция поставила в массовом сознании знак равенства между демократией, как таковой, и ее носителями, превратив слово «демократ» в ругательство. Ведь не кто иной, как интеллигент — западник, болезненно реагируя на любые проявления русского национального самосознания , торопился чохом зачислять всех славянофилов в красно — коричневые , сделав еще большим ругательством слово патриот. Это российские интеллектуалы демократы, а не Руцкой или Астафьев в едином порыве с национальными движениями республик бывшего Союза (а как же — союзники, вместе разрушаем коммунистическую империю!) готовы были закрыть глаза на притеснение ими русских и своими руками довели дело до войны в Приднестровье, а в ближайшем будущем, возможно, и до войны на северо- востоке Эстонии.
Да, иные ошибки и заблуждения был естественными и неизбежными, а самооценки и ожидания — неоправданно завышенными. Провозгласив лозунг «стать Европой», трудно было себе представить, чего будет стоить попытка стать кем — то иным, оставаясь самим собой. Но, претендуя на продуцирование идей и принципов интеллигенция едва ли вправе ограничиться тем, чтобы признать ошибки, самоустраниться — и только. Ибо нет разницы между нами и тем Горбачевым , поучающим российское правительство , что оно «не так» проводит реформы (уж он — то знает , как надо) или Гидасповым, три года назад призывавшим коммунистов на митинг в защиту «социалистического выбора», а сейчас снисходительно предлагающим не пытаться возродить компартию ограничившись констатацией «миллионы людей хотели бы но не видят пока такую версию развития России, которая противостоит Бабуриным и Анпиловым» ( как делает Л.Баткин). Следует тогда расписаться в своей неспособности указанную версию предложить и, подобно тому же Станкевичу, признать свое интеллектуальное и идейное поражение. Либо, несмотря ни на что искать и выдвигать свои альтернативы не рассчитывая при этом на признание и быстрый успех.
Интеллигенции пора уже расстаться с мифом о возможности «хорошей власти», которая будет готова слушать «хорошие советы», мифом, персонифицированным в 1988 г. в Горбачеве, а в1991 — м — в Ельцине. Власть предержащие всегда будут делать то, что считают нужным, и слушать тех, кто им угоден а тот, кто обладает независимой позицией и способен ставить «неудобные», вопросы, должен сам формулировать ответы не только на бумаге, но и в жизни (подобно тому, как, это делает Г. Явлинский) или же навсегда забыть о собственной социальной значимости, поскольку все, что происходит в обществе, произойдет и произошло бы безо всякого нашего участия: КПСС, и гласность, и распад Союза, и все, что мы имеем сейчас и будем иметь в России еще очень долго…
Конечно, с колокольни своих 26 лет мне легко осуждать немолодых уже Афанасьева и Баткина, проживших большую часть жизни и осознавших тщету многих своих усилий. Но по- человечески понятное разочарование в том, во что была вложена душа, не должно вести интеллектуалов к обличительной позе и мазохизму, подавая тем самым дурной пример сегодняшним 18-20-летним (например, студента» Ю. Афанасьева). Необходимо думать не только о сегодняшнем, но и о том, что будет происходить через 5-10-15 лет, и ради одного этого- пытаться изменить хоть что-либо к лучшему (возможно без успеха и будучи принужденно всегда быть в оппозиции), а не просто заявлять о себе: «мы-не такие, мы — лучше». В этом, как мне кажется, и ответственность интеллигенции если она действительно заботится о благе общества и считает себя вправе об этом благе судить.
Кто был кто среди этих авторов
Леонид Михайлович Баткин (1932-2016гг) советский и российский историк и литературовед, культуролог, общественный деятель. Доктор исторических наук.
Владимир Николаевич Лопатин родился 16 марта 1960 г. Советский и российский государственный и политический деятель, Заслуженный деятель науки Российской Федерации, доктор юридических наук, государственный советник юстиции 3-го класса, полковник.
Яков Михайлович Бергер (1929-2016гг) советский и российский учёный-китаист, доктор исторических наук. По воспоминаниям Бергера, «главным содержанием нашей тогдашней деятельности было стремление ознакомить советскую интеллектуальную общественность с некоммунистическими концепциями общественного развития».
Дмитрий Ефимович Фурман (1943-2011гг) советский и российский историк, социолог религии, политолог и социальный философ. Доктор исторических наук, профессор, главный научный сотрудник Института Европы РАН.
Лариса Ивановна Пияшева (1947-2003гг) российский экономист, доктор экономических наук, профессор. С октября 1991 года по август 1992 года занимала пост заместителя генерального директора департамента в правительстве Москвы . В эти же годы Лариса Ивановна являлась председателем городского комитета по экономической реформе. Ею был разработан проект, касательно торговли, транспорта и сферы обслуживания, а также — программа ускорения приватизации путём передачи значительной части собственности работникам предприятий, которая была отвергнута.
Валерий Федорович Абрамкин (1946-2013гг) общественный деятель, правозащитник, член Московской Хельсинской группы. Известен как сторонник концепции «открытой тюрьмы» — пенитенциарного учреждения, доступного для общественного контроля, регулярного посещения всеми гражданами, не только родственниками заключённых.
Юрий Григорьевич Буртин (1932-2000гг) Русский литературный критик, публицист и историк, диссидент, яркий представитель поколения «шестидесятников».
Влади́мир Я́ковлевич Ге́льман (родился в Ленинграде в 1965 году в Ленинграде). В то время- начинающий, а впоследствии едва ли не самый цитируемый российский политолог, кандидат политических наук, профессор Европейского университета в Санкт-Петербурге и университета Хельсинки.
—
—.
—
—
—
—
—
O.
—
—
.
—