Таким заголовком открывались публикации в газете «Россия» №33 за 19- 25 августа 1992 года. Именно этой теме был посвящен и основной комментарий номера, который три десятилетия назад мне довелось писать
Данная фраза в различных вариациях за последний год повторялась так часто, что стала почти банальной. Даже люди, «стоящие по разные стороны баррикад», одинаково убеждены что именно августовские события привели к окончательному распаду СССР. В том или ином виде это утверждали и Горбачев, и Ельцин, не говоря уже о тех, кто призывал судить обоих «за развал великой державы», освободив при этом узников «Матросской тишины». Даже теперь, год спустя, мысль о том, что, не случись, мол, тех трех дней, и не было бы ни отделения «испугавшихся диктатуры» республик, ни противостояния ряда лидеров СНГ, ни ведущих к кровопролитию очагов военных конфликтов, имеет довольно много сторонников.
Александр ЕВЛАХОВ
Нереализованный сценарий
Попробуем представить себе прошлогодний август без тех трех дней, итогом которых стали похороны коммунистического режима. Итак, Горбачев возвращается из Фороса в Москву. Его план предусматривал, как известно, несколько этапов. Подписание Договора о Союзе Суверенных Государств, разработка и принятие новых Конституции и Закона о выборах. На это отводилось около полугода, а затем предполагались выборы новых союзных парламента и президента. Для воплощения этого сценария необходимо одно- готовность действующих лиц сыграть предписанные им роли. О подписании договора 20 августа, не помешай этой процедуре ГКЧП , обычно говорят как об аксиоме.
В результате известных событий на передний план выдвинулось Заявление А.Лукьянова, в котором проект договора ставится под сомнение. И напротив, в тени оказалось несогласие с этим же документом республик и достаточно влиятельных политических сил. На 19 августа было назначено его обсуждение в Верховном Совете России, и, судя предлагавшимся поправкам, ситуация складывалась отнюдь не благостная. Однако даже если бы в результате многочисленных компромиссов Договор удалось подписать, то вряд ли это позволило бы сохранить Союз.
Опыт ново — огаревского процесса дал слишком много примеров того, что обычно реализовывались договоренности, фиксировавшие уже достигнутое в республиках, но не те, что требовали от них уступок друг другу или Центру. Можно предположить, что затея с разработкой новой союзной конституции и тем более с выборами Президента Союза так и осталась бы нереализованной. К лету 1991 года процесс дезинтеграции CCCP зашел слишком далеко, чтобы республики смогли жить по единому Основному Закону и иметь, кроме собственных президентов, еще и общего. Возможно, политическая борьба и затяжной переговорный процесс отодвинули бы гибель единого государства на год. Мы стали бы свидетелями раскола КПСС на ее ХХІХ съезде и многих иных захватывающих событий. За исключением разве что достижения стабильности и начала экономической реформы …Надо признать, что во всех разговоpax о распаде Союза, слишком много поисков не там, где по теряли, а где мерещится свет.
Мифы
Наиболее распространенный из мифов: «демократы» развалили Союз. Сейчас никто не вспоминает о том, что борьбу за суверенитет России первыми провозгласили национал — патриоты. Дело, разумеется, не в прозвучавшем тогда почти анекдотическом предложении писателя Валентина Распутина относительно выхода Российской Федерации из Союза, а в их конкретных действиях. В то время как демократы из Межрегиональной депутатской группы на рубеже 1989-1990 годов были заняты созданием единой в масштабах СССР оппозиционной КПСС структуры и выступали в Верховном Совете с идеей подписания нового Союзного договора, национал — патриоты сосредоточились на проблемах как бы российских. Именно те, кто позднее подписал небезызвестное «Слово к народу», ставшее манифестом силового сохранения СССР, были — одними из первых инициаторов создания Российской компартии, российского телевидения и иных республиканских атрибутов. Именно эти шаги, а отнюдь не принятие I Съездом народных депутатов РСФСР Декларации о государственном суверенитете, стали первым российским импульсом к дезинтеграции Союза.
В отличие, скажем, от независимой компартии Литвы, которая создавалась А.Бразаускасом и его сторонниками в качестве национал — демократической альтернативы ортодоксальной КПСС, РКП совершенно определенно создавалась для противостояния слабым либеральным тенденциям горбачевско-яковлевского крыла. Точно так же и «проработка вопроса» о российских средствах информации имела целью создание бастиона на пути демократической прессы. На примере не только России, но и других республик видно, что тема суверенитета различными политическими силами разыгрывалась в разных целях. Одними — чтобы осуществить отход от декларировавшегося Центром социализма, другими- для противостояния проникновению из Москвы либеральных идей.
Еще один миф — о том, будто бы демонтаж КПСС после августовских событий стал одновременно и ликвидацией «главной несущей конструкции» Союза. Аргументы такого рода звучали совсем недавно и в Конституционном суде. Они абсурдны, ибо к моменту подписания ельцинских указов «интегрирующий субъект» был скорее мертв, чем жив. Кончина его успешно произошла еще годом раньше, когда на XXVIII съезде КПСС в Политбюро в нарушение традиции были избраны партийные вожди всех республик, многие из которых, к слову сказать, в борьбе за выживание уже давно разыгрывали национальную карту.
Версии
Нетрудно заметить, что большинство объяснений распада CCCP либо фаталистичны (такова, мол, судьба всех империй), либо ставят во главу угла исключительно субъективный фактор (медлительность М.Горбачева, борьбу за власть Б.Ельцина и лидеров других республик, заинтересованность в этом «мирового империализма» (Как когда-то пел Владимир Высоцкий: «Это всё придумал Черчилль в восемнадцатом году») и т.д.
Говорится, конечно, и об очевидном: о предпочтительности государственного устройства США, где нет места национально — территориальному признаку, о том, что ленинский план строительства СССР был «бомбой замедленного действия» и т.д. Однако и при этом считается, что единство и территориальную целостность Союза можно было сохранить. Продолжается «триумфальное шествие» этих версий и теперь, хотя мы стали не только участниками событий на собственной территории, но и свидетелями того, что произошло в Югославии и Чехословакии. На их фоне утверждение известного польского демократа Адама Михника о том, что национализм последняя стадия коммунизма, представляется справедливым лишь отчасти.
Оно подтвердилось в отношении тех стран, которые были построены по образу и подобию федерации советского типа. Серьезными аналитиками всплеск национализма в СССР прогнозировался давно. К примеру, американский политолог Збигнев Бжезинский о том, что к концу 80 — х годов национальный кризис в Советском Союзе приобретет более острые формы, чем в свое время расовый в США, писал еще в начале семидесятых, когда, разумеется, ни о какой «перестройке» и не помышлялось. Позднее, когда она уже началась, в книге «Большой провал. Рождение и смерть коммунизма в XX веке» он отмечает неизбежность проблемы, которая встанет перед реформаторами СССР: или стабильность при отсутствии реформ, или их осуществление ценой дезинтеграции.
Если проследить эволюцию М.Горбачева как политика, то станет очевидным, что за шесть лет нахождения у власти его взгляды претерпели трансформацию практически во всем: от отношения к Ленину и многопартийности до экономических воззрений. Кроме одного — непоколебимой убежденности в том, что необходимо сохранить СССР в качестве единого государства. Именно его «рассыпание» стало чертой, через которую он не смог переступить, уйдя в отставку. Стремление любой ценой сохранить СССР стало и одной из причин неудач рыжковского и павловского правительств в их попытках приступить к экономической реформе. Задача создать ее концепцию, одинаково пригодную для России и Туркменистана, Азербайджана и Молдовы, для «индустриального» и «традиционного» обществ, скорее всего, была просто утопией. Вот почему оказались невостребованными планы Л. Абалкина, программы «500 дней» и «Согласие на шанс» Г. Явлинского.
Энергия любого союзного правительства была обречена расходоваться не на реформы, а на бесконечные согласования позиций и микширование противоречий на подавление сепаратизма и поддержку хотя бы минимальной стабильности. Даже для циника В. Павлова венцом смелости явился обмен купюр — единственное, что позволило хотя бы на несколько дней «консолидировать» все нации и народности у окошек сберегательных банков. Вряд ли нужно доказывать, что либерализация, на которую пошла команда Б. Ельцина в январе, окажись она у руля союзных структур власти, была бы для нее политической смертью.
Национализм и регионализм
Западные исследователи, и прежде всего представители так называемой «школы модернизации», полагают, что рост национализма является спутником развития, когда из доиндустриальных «наций в себе» возникают высокоразвитые «нации для себя».
Эти выводы подтверждаются и историческим опытом. Мы очень любим говорить о реформах, обеспечивших быстрый индустриальный прорыв Германии, Японии, Мексики, Турции, Сингапура или Южной Кореи. Однако — мало задумываемся над тем, что успех преобразований в этих странах с абсолютно разными культурами был бы попросту невозможен, представляй они собой все вместе единое многонациональное государство.
И тем не менее было бы, на мой взгляд, ошибочным видеть в основе дезинтеграционных процессов только национализм. Особенно, если речь идет о России. Мы, почти не задумываясь, повторяем: она распадется вслед за Союзом. Однако в действительности почти во всех республиках в составе России проявляется не столько национализм, сколько регионализм. Он. имеет больше общего не с национализмом Латвии или Армении, а с регионализмом Урала, Сибири и Дальнего Востока. Если же искать зарубежные аналогии, то это, конечно же, не Югославия, а скорее Италия, где возник конфликт между субсидируемыми центральной властью южными провинциями и северными, за чей счет осуществлялась их поддержка. Наши территории также выступают не столько за интересы коренной нации (напри мер, башкир или чувашей, которые к тому же не составляют в своих республиках этнического большинства), сколько за ограничение перераспределяющих функций нового центра. В ряду деструктивных последствий сепаратизма, кроме межэтнических конфликтов, обычно называют распад единого экономического пространства. Однако и это утверждение представляется ложным . Распалось административное, распределительное пространство. Что же до экономического, когда главным критерием целесообразности связей становится их экономическая выгода, то оно пока еще только создается. Мы прожили год после августа и немногим меньше — без CCCP.
На наших глазах происходят глобальные геополитические изменения. И все же пока России удалось избежать югославского варианта. убежден, что у нас есть все предпосылки для того, чтобы предотвратить его и впредь. Несмотря на все декларации политиков и амбициозность лидеров, процесс интеграции идет. Пример тому — пакет соглашений между Беларусью и Россией , — расцениваемый многими как путь к созданию конфедерации . Обрели мы в Южной Осетии и первый опыт совместных действий в «горячих точках». Несмотря на все рассуждения об угрозе диктатуры в России, именно это государство пока что демонстрирует наиболее последовательное движение к рынку и демократии.
Сегодня оно должно быть дополнено постановкой во главу угла внешней и внутренней политики нашего государства проблемы прав человека, возрождением правозащитного движения. Предстоит довести до логического завершения распределение полномочий местных и Федеративных властей. Плакать о распаде СССР — поздно, стимулировать «атомизацию» России безответственно. Милован Джилас в восьмидесятые годы писал о «смерти неестественного и тиранического режима , которая произойдет с той же неизбежностью, с какой погибали Британская и Французская империи, когда пришло их время. Русское население выиграет от этого больше всех. Русские обретут свободную и более зажиточную жизнь и вместе с тем , несомненно, останутся великой нацией» .
Образ врага: если не Америка, то кто же?
Александр Жилин- полковник
Этот образ партия большевиков культивировала в Красной Армии, что называется, с первых дней. А поскольку в ВКП (б) лелеяли тогда мечту о скорой мировой революции, то и врагом выставлялся тот, кто был против нее. Получалось — весь остальной мир. Но главный злодей, от которого все беды, вдалбливали нам, начиная с курсантской поры, — это, конечно, коварная Америка.
Бедные наши идеологические наставники! Столько отдали сил — и все напрасно: догмы в одночасье рухнули, и в умах военных воцарился хаос. Так кто же теперь наш враг, кого в случае чего давить? Впрочем, нет – усилия наставников даром не пропали. Потребность в образе врага у нашей армии — это генетическое наследие, справиться с которым сложно. Что из того, что США официально более не числятся в потенциальных противниках. Вот он, враг, рядом, разваливает мощную империю и зовется «демократ». Это он довел страну до ручки, а народ до голодных обмороков. Это из — за него ты, офицер, более не блещешь, как медный пятак, а живешь в скотских условиях. Возьми в руки автомат, наведи «порядок», Ты же вооружен, значит — силен. А сила есть — ума не надо. За тебя подумают те, кто жаждет реванша. Вон они выстроились в ряд, «патриоты» на любой вкус: Жириновский и Макашов, Невзоров и Проханов, Стерлигов и гэкачеписты. Действуй! ..
Примитивная идеология, — скажет интеллигентный читатель, — не сработает. Наивный оптимизм. — отвечу я, человек военный, — уже срабатывало! В Вильнюсе и Тбилиси, например. Но это локальные вспышки «патриотизма» . А если случится глобальный взрыв? Я лично, в отличие от Бориса Ельцина, не уверен в том, что вторая попытка реванша тоже закончится провалом путчистов. И вот почему. Не так давно в очередной раз побывал в частях, которые передислоцированы в Россию из стран Восточной Европы. Люди живут в жутчайших, невыносимых условиях. Поэтому разговоры с офицерами начинались с одной и той же темы: когда Президент России обеспечит армию жильем, будет ли гарантированный кусок хлеба для семьи военнослужащего?
А вот заканчивались эти беседы на сей раз, по крайней мере для меня, неожиданно. Многие офицеры возмущались фактом запрета КПСС. Причем не закомплексованные политработники со стажем, а молодые ребята. Мотив? Раньше, дескать, не нужно было думать о завтрашнем дне. В двух гарнизонах мне прямо было заявлено: пассивное поведение армии во время путча — главная ошибка, надо было штурмовать Белый Дом, может быть, к настоящему моменту был бы уже наведен Порядок. Стойкое мнение во всех частях, где я побывал: России нужна «твердая рука», порядок могут навести только военные.
Политик, способный, по их мнению, поднять авторитет армии и обеспечить военнослужащим безбедную жизнь, — Жириновский. Подогревают подобные настроения, как правило, бывшие политработники, переименованные ныне в помощников командиров по воспитательной работе. Делается все очень просто , сам видел . Произносится в курилке фраза: «Ну что, дож дались демократических перемен? Теперь радуйтесь, то ли еще будет!» И по неслось! «Воспитателю» остается только контролировать, чтобы вспыхнувшие отрицательные эмоции закончились нужными выводами.
Встать! Суд идет …
Понимая, что публиковать в «России» все материалы Конституционного суда по, так называемому, «делу КПСС» практически невозможно, мы сделали в газету вкладыш, разместив самые главные из них. Однако в данном случае мы ограничимся воспроизведением, напечатанного в этом же номере комментария нашего обозревателя Дмитрия ОЛЬШАНСКОГО
Месяц прошел под знаком серебряной Фемиды, что висит на груди уважаемого председателя Конституционного суда. Суд вошел в каждый дом, а судьи стали почти что членами семьи. Честно говоря, непонятна, выражаясь словами Станиславского, сверхзадача этого процесса. Нет смысла всерьез обсуждать версию защиты Президента России от бывшей КПСС — он сам себя уже защитил. Бесплоден разговор и о защите КПСС — она сама себя приговорила своим политическим безмолвием и дремучей некомпетентностью своих бывших лидеров. Процесс лишь еще раз демонстрирует и то, и другое.
Вопрос — зачем? Если бы сверхзадача была в том, чтобы осудить КПСС, хватило бы трех дней. Тут каждый из 300 миллионов засвидетельствовал бы все то, о чем говорят на суде. А то бы рассказал и кое — что похлеще. Если же задача стоит воспитательная- открыть глаза народу на то, о чем он до сих пор думать не хочет , — то на это и трех лет не хватит. Это поколенческая проблема. Да и не так этоделается. На процессе мелькнуло (адвокат Мака ров подсказал судьям): задача состоит в том, чтобы впервые дать юридическую квалификацию того, что делала КПСС. Не политическую, а именно правовую.
Но возможно ли это сделать, избежав даже намека на тенденциозность? Едва ли, причем по нескольким совершенно объективным обстоятельствам. Во — первых, нельзя судить одну политическую систему с точки зрения совершенно иной. То есть, конечно, можно без конца приговаривать, что «у вас в Америке негров линчуют», но толку от этого — никакого. Весь мир осуждал расистов из ЮАР за апартеид, много всяких процессов было. Но ничего не менялось до тех пор, пока они сами не захотели жить по- другому. И без всяких конституционных судов, между прочим.
Так и у нас: тогда были одни верования и убеждения, сейчас другие. Тогда партия была над государством, и это был принцип системы, теперь — государство над партиями. Разные позиции. Тогда считали — так надо, сейчас — наоборот. Разуверившиеся судят верующих? Или новообращенные староверов? Непонятно.
Как неясно и то, как можно противопоставлять КПСС и действующие в те времена Конституции. На Старой площади их писали, там же переписывали и там же нарушали — своя рука была владыкой, инстанция (последняя?) решала все. Выходит, КПСС была хорошей, когда принимала Конституции, к которым отношение было всегда как к исключительно пропагандистским бумагам, но стала плохой — когда их же нарушала. Не соответствовала своей же Конституции? Да ведь в силу знаменитой 6 — й статьи все конституционные нарушения были как бы изначально конституированы. Они уже были конституционны. За это судить — не вполне логично.
Во — вторых, нельзя абстрактно судить историю, не обвиняя конкретных людей. А то ведь получается, сами себя судим — как та унтер — офицерская вдова. Несерьезно. И похоже не на покаяние, а на объяснения того директора продмага: «Я лично съел на пять тысяч, остальные 95 съела система». К чему может привести стремление суда судить лишь организацию (т.е. принцип), не задевая людей — членов организации? Либо к тому, что суд обернется пустой риторикой («а Васька слушает, да ест»), либо к тому, что придется переходить, для убедительности, на личности. Тогда, как после Нюрнберга, потребуется «декоммунизация» — очищение общества от «замазанных» работой в прежних структурах. Реально ли это? Ведь все общество было коммунистическим! Нет. Значит, придется, как союзникам при денацификации Германии, идти формальным путем. Тогда следующим шагом ждите закона о люстрациях, запрета на профессии и должности и пресловутой «охоты на ведьм».
Именем Конституционного суда! А в нем, говорят, кроме одной милой дамы, все — бывшие партийцы … Суд можно принять в одном случае: если это действительно последний разговор на данную тему.
В подобных ситуациях история знает один продуктивный выход. Его продемонстрировали испанцы после смерти Франко: забыть! Его подтвердили не так давно аргентинцы на референдуме после ухода от власти военной диктатуры. На вопрос, будем ли искать виноватых и преследовать за совершенные в те времена преступления, большинство решило, что национальное примирение важнее любой юридической квалификации.
Еще весной Б.Ельцин собирался выйти с идеей национального согласия на V Съезд народных депутатов. Вместо этого дело обернулось новым витком конфронтации Президента с парламентом, правительства с населением, избирателей с депутатами. Не пора ли вернуться к этой идее? …
Грянувший хам
Ирина РАЗГОНОВА
Подводя итог послепутчевому году, можно отметить, что круг активно сочувствующих пере менам значительно расширился. С одной стороны, отпал тонкий слой демократически возбужденной интеллигенции, в среде которой слишком откровенно сквозит разочарование итогами побед. Это, конечно, можно списать на нестойкость прослойки, не выдержавшей экономических бурь. Хотя разочарования здесь совсем иного рода.
С другой стороны, в ряды сторонников реформ влился стойкий и ненервный контингент, в прежние времена проходивший по статьям за спекуляцию, мошенничество и воровство. Ему хорошо. Ему даже гораздо лучше, чем предпринимателям в классическом рыночном понимании слова. Тем более его гораздо больше. Предполагалось, что рынок разбудит инициативу и воздаст каждому по способностям. Пока воздал в основном только по способностям определенным. И очень мало шансов, что этот период удастся быстро пережить. Если мальчишка, перепродающий на колонке канистру бензина за две цены, имеет в день оклад профессора (и соответственно предполагаемый денежный эквивалент приватизационного чека, т. е. обозначенной властями доли рядового гражданина в национальном богатстве), он своего кровного процветания так просто не отдаст.
Зачаточный рынок уже взрастил у нас популяцию куда более яростных, чем старые партийные структуры, противников рынка цивилизованного. Грядущий хам, явившийся Мережковскому в кожанке с портупеей, грянул в образе уверенного в себе человечка в «Адидасе». Только очень нескептический взгляд может увидеть в этой новейшей мутации шариковых буревестников капитализма. Хам эту землю так просто не покинет. Пока же его все возрастающая экспансия тревожит только интеллигенцию, которой, похоже, суждено остаться в истории очередным «потерянным поколением». Это она, а не власть, говорит сегодня о том, что общество не может существовать без высоких этических целей, которые гораздо шире борьбы с преступностью и социальной защиты. Уставшие от наивной догматики «Морального кодекса строителя коммунизма» в это сегодня могут и не поверить. Но завтра, очнувшись в очередной диктатуре хама, об этом заговорит большинство. В том числе и власть, которая по местной исторической традиции чаще падала по причинам нравственного, а не экономического порядка.
—
—
—
—