Под таким заголовком вышел выпуск «России» №44 за 28 октября-3 ноября 1992 года. Небезызвестная формула Ф.М.Достоевского «Быть русским-это быть православным» была опрокинута москвичами всего за три дня. В спорткомплексе «Олимпийский» послушать всемирно известного американского общественного деятеля Билли Грэма, (1918-2018 гг) причисленного к самым влиятельным христианским проповедникам ХХ века, во время его богослужения собиралось порядка 155 тысяч человек. А возможно даже больше, поскольку эти выступления транслировалось и на улице.
На все вопросы отвечает Билли Грэм
Юрий БЕЛЯВСКИЙ
В период, определенный А.Солженицыным как «время дешевых денег и дорогого хлеба», правительственный кризис — дело вполне житейское. Во всяком случае в стране, претендующей на то, чтобы считаться демократической.
Чудом скорей можно считать то, что гайдаровское правительство держится так долго. Судя по крутизне задуманных реформ и степени неготовности к ним общества (по мнению депутата П.Филиппова, «лишь четверть парламентариев реально представляет вещи, которые им говорит Гайдар»), смена кабинета могла бы произойти куда раньше.
В гораздо более продвинутой к рынку Польше, где имена знаменитых реформаторов первой волны Бальцеровича и Мазовецкого давно уже употребляются с приставкой «экс», никто не видит в этом трагедии. Можно только удивляться мужественному упрямству Б.Ельцина, который ценой снижения собственного авторитета удерживает правительство реформ от падения. Тем более сейчас, когда в борьбе против постоянно сужающейся группы гайдаровских министров – «коренников» объединились, похоже, все: от больного спикера до здорового вице-президента, заявившего на днях, что он «за 6 месяцев на этом посту устал от борьбы с правительством». Да и сами министры явно нервничают. Их коллективные заявления не добавляют авторитета правительству, свидетельствуя, увы, о его очевидной слабости. Думаю, что судьба «реформаторов» будет зависеть от степени депутатской «кровожадности»: удовлетворятся ли они принятием от Президента правительственной жертвы или будут все — таки развивать сценарий, о котором не так давно проговорился на TV бывший «крутой» демократ М.Челноков, с объявлением импичмента Ельцину и созданием парламентской республики
От развития последнего сюжета, что называется, храни нас Бог! Качество нынешнего депутатского корпуса, к сожалению, не порождает никаких иллюзий. Даже в нашумевшем письме Президенту, опубликованном «Правдой» и «Советской Россией» лидеры парламентской оппозиции не смогли найти каких — то убедительных экономических доводов в свою пользу, повторив четыре направления деятельности, сформулированные еще год назад гайдаровцами.
Политика, по определению, занятие не особенно чистое, а уж когда к власти рвутся явные политические честолюбцы, ничего, кроме собственных амбиций, за душой не имеющие, остается ожидать только усиления хаоса и энтропии, окончательного погружения страны в грязь бесконечных взаиморазборок и разделения сфер влияния.
Между тем набирает силу Фронт национального спасения, который при декларировании приверженности конституционным методам борьбы совершенно определенно ориентирован на политику площадных демаршей. Наличие значительного числа неконституционных вооруженных формирований и небывалого разгула преступности в крупных российских городах делают любые уличные беспорядки чреватыми необратимыми последствиями. И реальной опасности Президенту следует ждать именно отсюда.
Чего следует ожидать всем нам? Скорей всего правительства широкой коалиции, куда войдут все силы, готовые сотрудничать с Ельциным, — от «Гражданского союза» до «Демроссии». И еще, конечно, веского президентского слова. Время объясниться со страной настало, и откладывать, пожалуй, больше некуда. Вопросов накопилось много, и ответить на них может только Президент. Пока же ответы на все вопросы в этой стране обещает только заезжий проповедник Билли Грэм. Почему?
Усталость от «фронтовой» жизни
Аркадий ЛАПШИН
Политическая жизнь России разрешилась рождением фронта национального спасения (ФНС), лидером которого стал депутат РФ Илья Константинов.
В этот раз лево — правая оппозиция объявила войну президентскому курсу и его команде. Любые оговорки инициаторов движения, что оно — де будет действовать в рамках закона, вряд ли способны убаюкать власть и обнадежить народ.
О какой конституционной процедуре отставки Ельцина и его «международной группировки» может идти речь, если стратегия реформ уже определена в документах ФНС как «политика национальной измены». А в ответ на извечные российские вопросы «что делать?» и «кто виноват?» предлагается повсеместно создавать комитеты национального спасения и … «обобщать информацию о деятельности продажных журналистов».
Разумеется, любой национал — радикализм в политике является следствием тяжелой болезни общества. Но не только. В российских условиях, когда отсутствуют элементарные предпосылки появления устойчивой многопартийной системы, политическая физиономия оппозиции часто оказывается любительским слепком с действующих структур власти. Перефразировав известное изречение, можно сказать, что каждая власть заслуживает ту оппозицию, которую имеет.
И в самый ответственный момент реформ исполнительная и законодательная власти вместо того, чтобы действовать в зоне взаимной ответственности, не могут понять друг друга, и это не просто прискорбно … Войдя в клинч с Б.Ельциным, большинство депутатского корпуса, по — видимому, забывает, что находится с ним в одной связке. И если сорвется Президент, месте с ним будет раздавлен и парламент. А дальше лавина радикального национал-патриотизма очистит место для других политических течений, где есть свои вожди, которые вряд ли будут отстаивать принцип разделения властей.
И все же, как это ни покажется парадоксальным, самый крупный после августа 1991 года кризис имеет и некий плюс. K декабрьскому съезду окончательно оформятся три политические силы: радикал-оппозиция лице ФНС, левый центр в виде Гражданского союза (ГС) и блок союза поддержки президентского курса. Что же касается линии фронта, то не ли наконец понять и власти, и оппозиции, россияне устали от фронтовой жизни и мобилизационных лозунгов.
Пузатая, глазастая, обыкновенная атомная бомба
Владимир ГУБАРЕВ
Oднажды я спросил главного конструктора Самвела Кочарянца:
— Как все — таки выглядит атомная бомба?
— Обыкновенная?
— Да, ну самая первая …
-Пузастая, глазастая, в общем, ничего особенного, Кочарянц едва заметно улыбнулся. Потом добавил, — Многие меня спрашивают о ней, обычно именно так я отвечаю …
Теперь мы вместе с Самвелом Григорьевичем разглядываем первую атомную бомбу, и я убеждаюсь, что главный конструктор не преувеличивал. У нее действительно два «глаза», за прозрачными стеклянными колпаками устанавливалась радиотехническая система — иначе не получалось. Два иллюминатора «смотрели» вниз, когда над бомбой раскрывался парашют. Они определяли расстояние до цели … Но уже спустя два года «глазастость» у ядерного оружия исчезла, а поэтому рядом с другими «изделиями» первая атомная бомба выглядит необычно.
Открытие Музея ядерного оружия- это прорыв в «зону секретности» , которая многие десятилетия закрывала от общественности не только людей, работающих в городе физиков, но и те «изделия» , которые они создавали . Мы знали о них лишь по коротким официальным сообщениям мол, проведено очередное испытание на Семипалатинском или Северном полигоне, создана новая система стратегических вооружений и т.д. Все остальное — тайна за семью печатями. Иногда это действительно было необходимо: у каждого государства есть секреты, да и требования по нераспространению оружия необходимо соблюдать, но чаще всего секретность доводилась до абсурда. Примеров тому множество. Ведь даже большинство жите лей Арзамаса — 16 не знали, чем именно они занимаются. Слова «ядерное» или «атомное» оружие здесь до недавнего времени невозможно было услышать. И поэтому возможность собственными глазами увидеть хоть некоторые свои «Изделия» для жителей города — событие неординарное.
Так случилось, что мы, журналисты студии «Некос», как и создатели ядерного и водородного оружия, стали первыми посетителями музея. Академики Юлий Харитон и Юрий Трутнев, Александр Павловский и Евгений Негин, главные конструкторы Станислав Воронин и Георгий Дмитриев, директор федерального ядерного центра Владимир Белутин охотно рассказывали, как рождалось то или иное «изделие», вспоминали те нелегкие времена, когда днями и ночами не покидали лабораторий и цехов, как готовились к испытаниям. Не следует забывать, что ядерная гонка, царившая на планете несколько десятилетий, требовала от создателей ядерного оружия невероятных усилий.
— Могу, более того, я обязан подчеркнуть, — говорит академик Трутнев, — мы всегда вынуждены были как бы «догонять» американцев, чтобы постоянно поддерживать паритет в этой области.
— Пожалуй, это началось с информации от физика коммуниста Клауса фукса, работавшего в Америке, — присоединяется к разговору академик Харитон. — Разведывательные данные, полученные от него, в корне изменили отношение к урановой проблеме в высших эшелонах власти. И если раньше Сталин сомневался в возможности создания атомной бомбы, то после информации Фукса положение коренным образом изменилось. Началось форсирование работ … И благодаря этому мы смогли в 49 — м году провести первые испытания, а уже в 51 — м — создать конструкцию бомбы.
Мы разговариваем у экспоната, рядом с которым лаконичная табличка: «Первая атомная бомба СССР. Изготовлена в 1951 году. Мощность 20 кт Т.Э. Бомба прошла летные испытания. На вооружение не передавалась». А рядом — еще один экспонат. Это уже серийная атомная бомба. И мощность у нее больше, и уже с 1953 года она находится на вооружении. Бомба как бомба, похожа на обычные. И даже трудно представить, сколь великая сила заключена в ее оболочке, — ведь бомба в полтора раза мощнее той, что уничтожила Хиросиму.
В Музее ядерного оружия представлены и головная часть для баллистической ракеты, и термоядерный боевой блок для разделяющей головной части стратегической ракеты, и серийная головная часть для тактической ракеты, но все — таки наибольший интерес представляют «супербомбы». Это прежде всего знаменитая «сахаровская» — первая в мире водородная бомба и экспериментальная термоядерная авиабомба, обладающая гигантской разрушительной силой. Она была испытана на Новой Земле лишь в половину своей мощности, но ударная волна обошла земной шар, а вспышка от взрыва наблюдалась на расстоянии в тысячу километров.
Глядя на эти экспонаты, возникает двойное чувство. Конечно, нельзя не восхищаться, более того — удивляться, что такая мощная и совершенная техника появилась в нашей стране в те далекие годы, когда города еще лежали в развалинах, а фронтовики не залечили свои раны.
— Heт сомнения, что мы работали, не жалея себя, именно потому, что только что пере жили страшную войну, — говорит академик Негин, — и мы понимали, что от нас зависит, будет ли мир на Земле или вновь начнется военное сумасшествие, теперь уже ядерное. И мы создавали оружие противостояния, а потому не только я, но и все, кто находится здесь, сознавали: мир отстоим, если и у нас будет мощный ракетно- ядерный щит. Я убежден, что удалось избежать новой мировой войны благодаря появлению в Советском Союзе ядерного и термоядерного оружия. Конечно, академик и генерал Евгений Негин, начавший свою карьеру в Арзамасè-16 капитаном и рядовым научным сотрудником, прав. Такова была историческая необходимость. Хочется нам или нет, но летопись цивилизации мы не способны переписать. Умолчать о чем-то — да, но не изменить. А потому мысли и чувства тех, кто работал здесь, понятны.
Однако иное ощущение не покидало меня, когда я знакомился с «изделиями». Ведь подобные есть и в США, а теперь и в Англии, Франции и Китае. Возможно, у них другие характеристики, внешний вид, иные конструктивные особенности, но у всех вместе есть общее — эти «изделия» способны уничтожить все живое на планете. Их теперь столь много, что превратить Землю в безжизненную пустыню можно несколько раз! А зачем? Почему? Видно, безумие овладело разумом человека, коли он создает все новые и все более страшные способы своего собственного уничтожения …И как далеко и как долго может продолжаться ядерная гонка?
Надежда теплится. Сегодня делается попытка хоть чуть-чуть снизить уровень ядерного противостояния, уничтожить хоть малую часть мощных ядерных арсеналов, переключить огромные интеллектуальные силы на то, чтобы помогать людям жить, а не грозить им гибелью. Дай Бог, чтобы эти робкие шаги вывели в нас на широкую дорогу разоружения. И ядерные монстры, собранные в музее Арзамаса-16 , подтверждают — это единственный путь в будущее.
Губарев Владимир Степанович (1938-2022гг) Российский и советский писатель-фантаст, драматург, научный журналист. в газетах Комсомольская правда» и «Правда». Лауреат Государственной премии СССР.
—
Испытанье удалось- там, где надо, взорвалось
Дмитрий ОЛЬШАНСКИЙ, доктор политических наук
Этими бодрыми строчками сиамские близнецы — песенники Исаковский — Матусовский когда — то воспели первое испытание советского атомного оружия. И почему — то эти слова приходят в голову по прочтении статьи Виктора Аксючица «Испытание русской идеи» («Правда», 15 октября) , а также открытого письма Президенту группы депутатов , напечатанного в той же «Правде» 21 октября. «Россию», как и лично автора этих строк давно тревожит судьба «русской идеи». Особенно же — того мифологического набора представлений, который ныне за нее выдается и который, в силу вполне определенных пристрастий использующих его политиков, обещает нашему государству не чудесное спасение, a, напротив, новые беды.
Чудотворцы Всея Руси
Пафос статьи г — на Аксючица, что называется, на ладони. Гибнет государство, идет стремительный демонтаж, а теперь уже и самораспад его институтов. С декабря прошлого года, с посиделок в Беловежской Пуще и «отмены» СССР стал рушиться Порядок. И выход тут, по Аксючицу, только один: необходимо воссоздать «русскую идею — национальный идеал, который народ формировал в тяжелейших исторических испытаниях, в нем ему открывалось небесное назначение и историческое призвание». Оказывается, все мы должны срочно вспомнить, что русский народ был создателем российской государственности. Сегодняшнее разрушение единого Российского государства получается, угрожает дальнейшему существованию русского народа. Из этого же, судя по всему, следует, что, вооружившись своим идеалом соборности, «всем миром» необходимо русскому народу обрушиться на тех, кто кое — что забыл и занимается «денационализацией» русских. К последним относятся и «самозваные президенты», и «золотые перья», естественно, так называемой, «свободной» прессы. Тут все ясно. Как объявляют в электричках: «далее везде».
Действительно порядок рухнул. Причем не просто «советский» или «Коммунистический» — рухнул социальный порядок как таковой. И это драматичное следствие той «эпохи перемен», в которой, как считают китайцы, не дай Бог, жить человеку. Любой социальный порядок, каким бы он ни был — самым ужасным, тоталитарным, диктаторским и т.п., выполняет как минимум одну важнейшую функцию. Это функция жизнеобеспечения большинства членов общества. Есть порядок — есть электричество, тепло в домах, хлеб в магазинах, вода в кранах. Нет порядка — ничего нет или может не быть в любой момент. Хоть завтра.
Нет смысла умножать картины грядущих ужасов, рисуемых Аксючицем. Я сам уже два года пытаюсь предостеречь тех, от кого хоть что — то зависит, анализируя возможные сценарные варианты дезинтеграции. Вначале — Союза, теперь — России. За что и заслужил почетное звание «певца распада» от «Независимой газеты». Горжусь, хотя дело не в этом. Дело в поиске тех начал, которые могут стать интеграционным противовесом центробежных процессов, которые мы наблюдаем.
Ясно: некоторое время назад был запущен гигантский социальный маховик модификации социально — политической системы, который стал неуправляемым. Он затянул под свои жернова тех, кто «нажал кнопку», — об этом лучше спросить у М.Горбачева и его соратников. Модификация такой тоталитарной системы как наша, не могла не обернуться распадом. Уж слишком все было пригнано кирпичик к кирпичику, слишком притерто было друг к другу. Тронули одно — посыпался весь домик. «Перестройка» провалилась, обернувшись «катастройкой».
Понятно, что в ситуациях подобного рода, когда общество не готово десятилетиями ждать результатов капитальных реформ, в ходе которых не ремонтируется, а заново создается само общество, можно надеяться лишь на две вещи. История учит, что интеграцию для нетерпеливых могут обеспечить либо серьезный тeppop, либо появление такой сверхценной идеи, которая совпадет с сегодняшней конфигурацией массовых настроений так, что увлечет за собой большинство населения. Лучше же всего, когда есть и террор, и идея. Об этом — весь опыт первых лет советской власти. Именно так была обеспечена на фоне прежней разрухи довольно быстрая интеграция и реставрация Российского государства.
O терроре сегодня говорить немодно. Хотя подумывают о нем многие. Но это — в мыслях, на словах же остается поиск идеи. И вот она, русская идея, в очередной раз встает как магическое заклинание. Однако за этой идеей в интерпретации наших нынешних политпатриотов скрывается, как ни странно, дезинтеграционная логическая ловушка. Она проста: о каком государстве идет речь? Если о Российском, то оно всегда было интернациональным. Хоть царским, хоть «капээсэсным», но все равно интернациональным. Социалистический интернационализм, как до него интернационализм православно-христианский, исходил из понимания простой вещи: лоскутное это государство. Слишком много слишком разных племен и народов включает. Поднимешь национальный флаг бумерангом вернется, ощетинится держава множеством национальных флажков. Тогда растащат лоскутное одеяло, и рухнет государство. Потому оно и российское, что далеко не только русское. По названию территории страны, а не народа, на ней проживающего. Так что получается, ежели печься о целостности российской державы, то лучше национальный вопрос и национальную идею не трогать.
Если же тронули, если мила она вам, то смиритесь с дальнейшим распадом на «национальные квартиры». Тогда надо срочно отделяться и самоопределяться. Понятно, что не русская национальная идея оказалась первой на сегодняшнем политическом небосклоне — раньше ее созрели татарская, башкирская и так далее. Но взывать сегодня даже «от противного», даже вынужденно к русской национальной идее означает только одно: провокацию нового витка национального сепаратизма. Будучи потомственным славянином, русским в самом общепринятом смысле этого слова, я ценю эту идею в ее духовном, но никак не в политическом выражении. И страшно боюсь «идеала соборности», реализованного в виде сомкнутых шеренг, запевающих в очередной раз: «На бой кровавый, святой и правый». За своим «небесным назначением» под водительством очень патриотичных и демократичных, христианских по самоназванию лидеров.
Кому же это все выгодно?
Президента и правительство не топчет ныне только ленивый. И есть за что, причем не обязательно для этого вспоминать о русской идее. Расчеты сегодняшних ее сторонников лежат не в сиюминутной борьбе против той или иной «правительственной команды». Они глубже. Серьезные политики (а г — н Аксючиц, безусловно, претендует на это высокое звание) уже давно задумались о стратегической перспективе власти в нашей стране. Для них 1996 год — год следующих президентских выборов — не так далек. Потому и зондируют они почву, напряженно ищут тот набор фраз и призывов, который в нужный момент ляжет на массовые настроения, оформит их и поведет избирателей на участки голосовать за президента всея Собора. А может, все и раньше 1996 года созреет?
В политических сферах говорят, что уже не менее 14 (!) известных деятелей, по сути, начали подготовку к следующей избирательной президентской кампании. На компьютерах просчитана возможная к тому времени ситуация. Один претендент не прочь подойти к ней в качестве «отца российской Конституции». Другой – в виде признанного автора неоевразийского миропонимания. Третий, хочет поиграть на русской идее.
Как говорится, вольному — воля. Только, создавая очередную идеологическую конструкцию, очередной «изм» (панрусизм?) , надо быть логически безупречным. Тогда не стоит упрекать других националистов: чтобы втиснуть реальность в прокрустово ложе новой национал — утопии, приходится подавлять значительную часть населения, для оправдания наименованную национальным меньшинством». Как говорили древние: врачу, исцелися сам! Политизировав русскую идею, г — ну Аксючицу придется прийти к тому же самому. И тогда наш молодой «рынок» окончательно превратится в тот самый базар, на котором уже лупят «черных» спекулянтов в больших кепках.
В России, безусловно, пора конституировать русскую республику — но как центр духовной, психологической, а не политической консолидации человеческой энергии. Не для противопоставления, а для уравнивания русских в правах с другими народами, имеющими свои центры консолидации. Но государство наше было, есть и должно оставаться Российским — наднациональным по своей природе. Новая Россия — это дом, в котором никому не тесно. И его развал обернется бедой для всех его населяющих народов Кому выгодна защита российской государственности? Безусловно, всем, кроме отдельных «партпрезидентов» и «партпатриотов», которых справедливо клеймит В.Аксючиц. А кому выгодно политическое использование «русской идеи», опасной для российской государственности? Никому, кроме тех же самых партпатриотов, получающих возможность махать новым жупелом: «Русские идут!» Так что вполне праведный гнев и боль могут оборачиваться, оказывается, своей противоположностью.
Сложная это штука — политическое писание и политическая пропаганда той или иной идеи. Требует осторожности. Иначе невольно можно нанести вред своей же государственности, своему же народу. Впрочем, о русском народе до нас сказано: «Вынесет все и широкую, ясную грудью дорогу проложит себе. Жаль только жить в эту пору прекрасную уж не придется» … Ни мне, ни г — ну Аксючицу, ни тем членам «соборной» организации, которую создает, например , бывший генерал Стерлигов. Неужели цель до сих пор оправдывает средства? Неужели и впрямь надо размежеваться, прежде чем объединяться? Уж слишком это, извините…, по — ленински.
«Гей, славяне!»
или «Дяденька, ты чего — то не понимаешь»
Аркадий ЛАПШИН
Эта фраза была мне брошена в холле Дома писателей России молодым человеком, видимо, считающим себя «истинным славянином». Рассердил я его, очевидно, характером вопросов, заданных мной на пресс — конференции международного общественного объединения Славянский собор.
Я и вправду не понимал, и не «чего — то», а очень многого. К примеру, откуда в дополнение к Русскому национальному собору у нас взялся еще и его международно-славянский собрат. И почему, например, при наличии заявленных в составе этой структуры 135 патриотических организаций главными действующими лицами пресс — конференции оказались все тот же Геннадий Зюганов, бывший идеолог компартии России, а сейчас «патриот- профессионал, и мало известный у нас, но тоже из «крайних» Радмило Мороевич (Сербия), член думы Славянского собора. Впрочем, этот факт оказался объяснимым. Они только что вернулись из Кракова, где проходила конференция по безопасности и сотрудничеству славян. Если верить объявленному, то в ней участвовали делегации России, Польши, Беларуси, Украины, Болгарии,Сербии и Черногории. Приняли там и ряд документов, которые были розданы журналистам.
С них, пожалуй, и началось мое главное «непонимание». Причем, с первых слов, согласно которым славянское сообщество будет «добровольным политическим, экономическим, военным и общецивилизационным союзом всех славянских народов». Радетели панславизма полагают, что в даль нейшем «под крышей» Собора могут объединяться такие славянские (?) страны, как Литва и Латвия, а также традиционно Связанные со славянскими Эстония, Молдова, Румыния, Венгрия, Албания, Греция. Народы этих государств, видимо, и не подозревают, что ждет их перспектива оказаться в славянской цивилизации, которая, по мнению ее духовных отцов, должна отвергнуть и капиталистический, и коммунистический пути развития как «антинациональные и античеловеческие». На каком же фундаменте предлагают им объединиться? «В основе Славянского Сообщества будет находиться принцип преемственности и главенства народа … единой расы и культуры…» Итак, вновь третий путь, где главным принципом объявляется расовая принадлежность. Европе опять предлагается создать — правда, теперь уже расовый — интернационал славян. Дикое словосочетание и нелепый прожект для конца ХХ века.
Поскольку не существует расово чистых государств, то по логике основателей Собора их нужно создать, претворив в жизнь национальный путь развития .. , национальный строй и национальный порядок мира». Чтобы все это осуществить, необходим гигантский силовой сепаратор. Видимо, придется опять измерять черепные коробки и налаживать деятельность генеалогических спецслужб. Все это уже было в недавней истории Европы …
Не обошлось и без «врагов славян». Как же без них в расовой концепции политики? Это «США и ЕЭС, которые разрушают отечественное национальное устройство мира… и стремятся к стиранию расовых, национальных и культурных различий.
Вряд ли нужно доказывать, что и Европа, и мир испытывают сильнейшие процессы интернационализации.
Однако творцов нового Сообщества, похоже, это мало волнует. Предполагается, что славянский экономический союз «в меру возможностей» будет опираться на «автономные» экономические системы государств Сообщества. Видимо, нам «куется очередной железный занавес». А значит, опять грядет «холодная» война. Что, собственно, и подтверждается моделью военного блока славянских государств, основанного на расовом принципе и действующего в автономном режиме. Раз так, то ядерной России вновь готовится роль военно-промышленного монстра. Последствия такой политики не трудно предвидеть. Конфронтация и новый биполярный мир, в котором с одной стороны – славяне, а с другой — все остальные.И это путь возрождения?
Разумеется, существует культурно-историческая близость славянских народов. Она подверглась деформации со стороны коммунистических режимов. Пришло время мучительного ренессанса славянской духовности … Но толкать этот процесс в рycлo pacовой политики — дело крайне опасное. Или я чего — то и в самом деле не понимаю.
Зонтик над костром
На днях должны быть объявлены имена шестерки кандидатов на получение Букеровской премии за лучший роман 1991 года на русском языке. Повод побеседовать с председателем жюри критиком Аллой ЛАТЫНИНОЙ. О премии и не только о ней.
—Начнем с расхожего тезиса — литература умирает, до нее никому нет дела. Упрекают критику: вы не замечаете того, что еще недавно именовалось литературным процессом, снимаете пенки наиболее громких скандальных произведений. Насколько вы как представитель критического цеха считаете это утверждение справедливым?
-Упреки критике, что она чего — то не замечает, вечны и … — справедливы. Недавно казалось, что между писателем и читателем стоит цензура, мешала ангажированность литературных журналов, предвзятость критики. На самом деле проблема признания художника вечна. Она не зависит от социальной структуры общества, от степени его закрытости. Можно жить в свободном обществе и быть никому не нужным. Кафке, Модильяни, Ван Гогу в конечном счете повезло. А кого — то мир так и не узнал даже после смерти. И сейчас, я уверена, в России живут художники более талантливые, чем те, о которых трубит пресса.
Более того — книги могут быть даже опубликованы, ценимы в узком кругу и в то же время оставаться за пределами литературного процесса, потому что критика подхватывает иные имена. Критики часто, как плохие школьники, подсматривают в соседние тетрадки. Мало кто решается на смелый шаг — высказать о писателе мнение, не обеспеченное поддержкой хоть какой — то литературной группы. А литература — часто дело одиночек.
— Прежде литература имела огромное влияние на умы. Давала какой — то идеал. После • Вертера, пошла волна само убийств, после Тургенева по явились тургеневские девушки, после Бесприданницы девочек стали называть Ларисами. Сейчас их предпочитают называть Марианнами. Почему серьезная литература так легко сдала позиции массовой?
— Сегодня куда чаще обвиняют массовую культуру и ее потребителя: зачем, дескать, он тянется к детективу, вместо того чтобы погрузиться в по ток сознания какого-нибудь автора, выражающего трагизм эпохи.
Я массовую культуру не реабилитирую. Но пора задуматься и о том, как бесконечно трагично распадение культуры в двадцатом веке на элитарную и массовую. Этот трагизм до конца еще не осознан. Когда будет осознан, мне кажется, появятся и попытки найти выход из тупика, и сами устои элитарной культуры будут атакованы. Но не извне, а изнутри, самой культурной элитой. Иными словами — литература попытается вернуть утраченные п позиции.
— Сегодняшний уход литера туры в себя, о котором вы говорили, сложности с изданием, сокращение тиражей — это естественный или болезненный процесс?
-Болезнь ведь тоже естественна. Мы перестаем быть литературоцентричным обществом. Свобода творчества не только благо: для целого поколения писателей необходима была та стена, брешь в которой они старались пробить. И читателям было отрадно наблюдать за этими усилиями. Но вот стена рухнула. Зрители разбрелись. Но обретение свободы все же не может считаться катастрофой.
-Но если, как вы говорите, зрители разбрелись, то есть — если читатель отказывается читать книги, журналы, то для кого же работать писателю?
-Знаете, на днях я листала письма Достоевского и задумалась над одним из них. Достоевский пишет Тургеневу в июне 1863 года, как раз в ту пору, когда журнал «Время» был запрещен. Но вот появилась надежда на разрешение, и Достоевский выпрашивает у Тургенева обещанную по весть. И Тургенева он не любит, и повесть потом высмеет в «Бесах», но если б, мол, «Время» могло выйти с повестью Тургенева, то у него было бы не 4500, а все 5500 подписчиков. Эта лишняя тысяча подписчиков должна была польстить Тургеневу, но и цифра «четыре с половиной тысячи» называется не без гордости. Вполне успешный тираж. Я думаю , что и сейчас для движения литературы достаточно того же количества читателей, что в прошлом веке. A они есть.
— Мы привыкли мерить историю литературы если не поколениями, то генерациями писателей. Нынешняя генерация как — то не выкристаллизовывается. Есть ли признаки того, что она все — таки существует?
— Я не поклонник деления литературы по возрастному принципу. Это не значит, что понятия «поколения» не существует. Но очень часто критика сколачивает его искусственно. Нынешняя генерация писателей? Если мы не ощущаем ее как нечто целостное, так тем лучше. Значит, заканчивается период шумных литературных деклараций, и писатель будет значим сам по себе, а не в зависимости от того, под каким литературным манифестом он подпишется.
— Но ведь заявила о себе как о некоем единстве литература андерграунда, постмодернизм, концептуализм, соц-арт.
— Что такое постмодернизм, у нас, по — моему, никто не знает, даже его теоретики. Этикетка, которую можно налепить на все что угодно. Андерграунд же, как видно и из его названия, существует как нечто целостное, пока он находится в подполье. То есть его целостность основана на противопоставлении другому или его мягким формам. Соц-арт, концептуализм вообще же основан на пародировании официальной культуры. Но за смертью объекта осмеяния — они и сами обречены на смерть. Сводить эстетические счеты с ушедшей эпохой так же нелепо, как и политические
Но сейчас стали проступать и нотки ностальгии по той эпохе и не только в правой прессе.
— Это верно. Помню, как полгода назад изумилась, когда в «Независимой газете» прочла заметку критика, пришедшего в восхищение от полотен, как он написал, «волшебного романтизма», который, дескать, мы по недоразумению именовали соцреализмом. Теперь уже начинаешь думать: может, будущая эпоха и впрямь занесет соцреализм в длинный реестр художественных стилей и наш далекий потомок будет смотреть на полотно «Парад на Красной площади», как мы смотрим на роспись храмов или гробниц, дошедших от Древнего Египта. Мы же не думаем, верил ли, скажем, художник в происхождение фараона от богов, создавая свою композицию на эту тему, и не надоела ли ему плоскостная трактовка человеческого тела, которую требовал канон? А может, он был диссидентом, осуждал самовластье фараона и тайно пытался открыть перспективу?
— Но вам, кажется, это не слишком по душе?
— Не слишком.
— Значит, сводить счеты с ушедшей культурой вам кажется нелепым и оправдать ее — тоже. Что же делать?
-Лучший ответ — на конкретном примере. Расскажу о проекте, выдвинутом гарвардским ученым Феликсом Розинером, — создать энциклопедию советской цивилизации. Эта идея увлекла не только ученых из русского центра Гарвардского университета. Проект поддержал, например, такой выдающийся историк культуры, как Вячеслав Иванов. И если основанный недавно под его началом Институт мировой культуры при МГУ сумеет преодолеть финансовые трудности, то тоже включится в работу над проектом. Среди его инициаторов Ефим Григорьевич Эткинд, Мариэтта Чудакова. Как видите, замечательные филологи и очень разные индивидуальности.
Что объединяет всех? Понимание, что мы присутствуем при конце советской цивилизации, что если не зафиксировать и не прокомментировать именно сейчас атрибуты этого мира, от бытовых до культурных реалий, не описать их уже — извне, но как бы еще — и изнутри, то возобладает новая мифология, или прямая ложь, или поверхностный нигилизм.
Меня очень увлек сам проект, но не только перспективой участия в большой научной работе. Мне кажется важным изменение поверхностных представлений о недавнем прошлом, так быстро укоренившихся в нашем обществе, когда с прошлым либо воюют, либо превозносят его. A его пора описывать.
— Испокон веку в этой стране человек, которому был дарован талант, считал себя обязанным сеять «разумное, доброе, вечное». Сегодня многие находят, что от этой традиции русской классики стоит отказаться …
— Никогда еще классическая литература не была подвергнута такой атаке, как в минувшие два года. На нее возложили вину за все, включая большевизм. Это еще розановская мысль, что русская литература расшатывала устои и тем самым подготовила революцию. В известной степени она справедлива.
— Может быть, литература несет ответственность и за то, что у нас не получается капитализм?
— В известной степени несет. Обломов русской литературе всегда был милее Штольца. Достоевскому Раскольников симпатичней Лужина. Раскольников — убийца, а кто та кой Лужин? Человек, который трудом и хваткой сколачивает себе капитал. Представитель сословия, на которое мы сегодня возлагаем столько надежд.
Я много размышляла и даже писала об этом свойстве русской литературы. Призыв авторов «Вех» от разрушительной работы перейти к созидательной деятельности был в известной степени обращен и к литературе, отчасти сформировавшей то, что называют «орденом русской интеллигенции».
Но самое грустное, что может происходить с идеями, — это когда они, по выражению Достоевского, «идут по улице».
С идеей о вине русской литературы именно это и произошло. Великую литературу стали пинать, иронизировать над ее пафосом, претензиями писателя на роль «властителя дум». Поиронизировать — то, конечно, можно, но можно и задуматься над тем, как страшно мельчает литература, освободившая себя от серьезных задач.
И все же среди всего того печального, что мы сказали о нашей литературе, есть и оптимистические ноты. Та же Букеровская премия за лучший роман на русском языке. Её стоит воспринимать не просто как гуманитарную помощь, а как признание заслуг. русской литературы. Вы председатель его жюри. Нет ли у вас ощущения, что вы сменили амплуа свободного критика на карьеру администратора, который вправе выдать или не выдать премию?
— Ну что вы. Администратор — это совсем другое. Кстати, у Букеровской премии есть администрация. Но ни она ни компания «Букер», ни ее глава сэр Майкл Кейн в дела жюри не вмешиваются. А решение жюри не только от меня зависит: среди его членов Андрей Битов, Элендео Проффер, владелец знаменитого американского издательства «Ардис» Андрей Синявский, профессор Джон Бейли.
— А может случиться так, что вы не сможете прийти к соглашению?
Такие опасения уже высказывала лондонская «Таймс». Но я надеюсь, что мы опровергнем мрачные прогнозы. Опыт нашего первого совместного заседания в Лондоне показал, что мы быстро выработали для всех приемлемые решения. Но даже если история покажет, что вы сделали неправильный выбор, то это будет лишь подтверждением того же тезиса: кому — то в литературе повезет, а кому — то нет. Все, что я говорила о слабостях критики, о ее зависимости от общественного мнения, относится, наверное, и к нам. Очень хотелось бы выработать независимую линию поведения. Однако мы живем в атмосфере разнонаправленных общественных ожиданий. Я почти уверена, что какое бы решение мы ни приняли, кто то его непременно оспорит.
— Что получит победитель?
— Помимо десяти тысяч фунтов стерлингов, издание своей книги. Кстати, те шестеро, что войдут в финал, тоже получат немало. Перспективу зарубежных изданий, внимание к себе, обсуждение в печати.
-А роль своей личности в истории Вы ощущаете?
— Я не склонна к преувеличениям. Единственное, что хочется, если уж вмешиваться в литературный процесс, сделать это квалифицированно и во благо литературе.
-Вы не противоречили себе, когда, с одной стороны, сетовали на замкнутость элитарной культуры, а с другой стороны, утверждали, что для поддержания движения литературы достаточно какого-нибудь десятка тысяч читателей?
— Думаю, что нет. Сужение круга читателей — это кризис литературы. Но не смерть. Костер может разгореться, если есть три — четыре тлеющих уголька. Чтобы сохранить их, не нужно много дров, достаточно нескольких веточек. Но угольки — не костер.
— А Букеровская премия — это веточки в огонь, если воспользоваться вашим образом?
— Это скорее зонтик над костром.
Беседу вела Ирина РАЗГОНОВА
—
—
— —
—