Это заголовок газеты «России» №16 за 14-20 апреля вышедшей непосредственно перед референдумом. Хотя, как вы убедитесь, объединил публикации не только на эту тему. Отмечен он еще и тем, что «Цитатой недели» в нем стали слова из только что вышедших в нашей стране трудов философа Ивана Ильина, публикация которых завершится в 1998 году. Через двенадцать лет его прах будет вывезен из Швейцарии и перезахоронен в Донском монастыре рядом с могилой Деникина, а Ильин станет едва ли не самым цитируемым главой государства автором.
ЦИТАТА НЕДЕЛИ
Как бы ни сложился дальнейший ход событий в России, никакие общегосударственные выборы не будут возможны в первые годы после падения большевиков, в хаосе не выбирают, состояние общего брожения, возвращения, переселения, без оседлости и приписки — выборы неосуществимы.
Иван ИЛЬИН (1882-1954)
Я выбираю трамвай
Александр ЕВЛАХОВ
Стремясь добиться реализации своих целей, политики подсказывают нам, как мы должны поступить на референдуме Скажите четыре «да» — призывает Президент Выскажите недоверие Б. Ельцину и проводимому им курсу, проголосуйте за досрочные перевыборы — твердят его оппоненты. И чем больше слышится подобных призывов, тем меньше желания 25 апреля идти на избирательный участок. На выборы знаю точно, обязательно пошел бы. А на референдум не хочется. Точно так же, как два ода назад, когда предлагали отдать свой голос за Союз с «советской» и «социалистической» нагрузкой в придачу. Итог известен: нагрузка сохранилась — Союза нет.
Теперь, хотя вопросы и напечатаны на разных бумажках, а все равно «с нагрузкой». причем так и неизвестно, с какой, потому что отвечаем на них мы, а что мы имели при этом в виду, будут объяснять другие — мол, нельзя игнорировать волю народа. А кому, собственно, нужна эта самая «воля народа»? -Кто, как и с какими последствиями ею воспользуется? Решения «в соответствии с пожеланиями трудящихся», как известно, если надо принимались и вовсе без референдумов. Хуже другое. То ли и впрямь вопросы дурацкие, то ли действительно Президент и депутаты какие — то не такие, но как ни отвечаешь, а все равно врешь.
Вот, к примеру, — доверяю ли я Президенту? Вроде должен сказать «да», потому что на президентских выборах голосовал вовсе не за Макашова с Жириновским или Рыжкова с Тулеевым. Еще потому, что если я говорю нет, то получается, что я больше доверяю вице-президенту. А это – вранье. Однако и сказать «да» — тоже неправда. Мне в очередной раз предлагают выбирать между «плохим» и «очень плохим». Как я могу доверять Б. Ельцину, если он- то обращается к народу, то просит считать это обращение утратившим силу. Говорит о необходимости решительных действий и ничего не предпринимает. Опирается на людей, которые не в состоянии предусмотреть последствий тех или иных решений. Он хочет, чтобы мы сказали «да», и принимает указ, отменяющий повышение цен на бензин. И теперь скорее всего бензина не будет вовсе, а появится он только после. референдума — по лужковским ценам.
Или взять ответ на второй вопрос «о доверии к политике Президента и правительства». Хорошо продумавшие формулировку депутаты оговорили, что имеют в виду политику, проводимую с 1992 года. И это правильно. Потому, что никакой такой политики до этого времени, вовсе не было. Были разве что никому не нужные деньги и пустые полки. О том, что было потом, можно поговорить, написать статью, прочитать лекцию. Можно многое. Нельзя только однозначно ответить «да» или «нет». Сказать «нет» -несправедливо, так как наличие дорогих товаров и продуктов все — таки лучше, чем их полное отсутствие. «Да» — тоже нельзя, потому что это будет еще и одобрением целого ряда мер, стимулировавших инфляцию, в том числе вливания средств в ненужные и неперспективные производства. Более или менее ясно на первый взгляд только с выборами. Однако лишь на первый. Будут ли лучше те, кого изберем «досрочно»? Говорят, в Швейцарии, удерживающей пальму первенства по проведению референдумов, в одном из кантонов провели опрос на тему: какой цвет трамваев предпочитают жители красный или зеленый. Однако в отместку надоевшим бесконечными вопросами властям остроумные швейцарцы вычеркнули слово «трамвай».
Встать! Суд пришел
Дмитрий ОЛЬШАНСКИЙ
Наконец — то начинается долгожданный процесс над «героями» неудавшегося путча. Но заранее ясно: вопросов будет больше, чем ответов. Прокуратуре трудно поддержать обвинение, так как главный прокурор В. Степанков давно изложил свою версию в книжке, и подчиненные ему прокуроры страны не могут быть беспристрастными. Из более тысячи свидетелей оставлены лишь сто с небольшим. Адвокаты обвиняемых готовы «топить» процесс в бесчисленных ходатайствах. Если же речь зайдет о государственных тайнах, из зала попросят даже немногих аккредитованных журналистов. Вот уж действительно «следствие закончено — забудьте!». Меньше знаешь — лучше спишь.
Спустя полтора года процесс едва ли представит большой общественный интерес. По данным некоторых опросов, население интересуется немногим — типа: «Был ли действительно пьян Янаев в те дни, когда руководил государством?».
Соединившаяся за это время элита, старая и новая, явно не заинтересована в новом политическом стриптизе. Запад же и так все знает. Ну а отдельные любознательные отечественные писаки, как видно, «перебьются». Такова логика нынешнего времени.
Так что ждать особенно нечего, скорее всего процесс спустят на тормозах. Повторят общеизвестные факты, поговорят о благих намерениях, «крайней необходимости» сохранения Союза, ради чего, мол, действовали путчисты. Учтут возраст, болезни и месяцы в «Матросской Тишине» … Признают виновными, но накажут мягко или условно с учетом выстраданной всеми «изменившейся» ситуации. Другой вариант возможен, если гэкачеписты и подхватившая их знамена компатриотическая оппозиция захотят использовать процесс как новую площадку для политической борьбы. Тогда герои — неудачники и иже с ними потребуют реванша и политической реабилитации. И не исключена вероятность, что к Первомаю они со скамьи подсудимых переместятся в первые ряды демонстрантов на Красной площади. Но это вряд ли — возраст у «героев» уже не тот, да и понимают они, что играют с огнем. Хотя многое будет зависеть от итогов референдума 25 апреля.
Наконец, есть вариант, что власти перед референдумом захотят использовать политическое шоу для возрождения атмосферы непобедимого августа. Попытаются компенсировать отсутствие «хлеба» обилием «зрелищ. Но и это вряд ли. Похоже, не до этого нынче властям. Как, к сожалению, всему обществу — не до справедливости, законности и порядка. Ясно, что процесс будет долгий и тягучий. Будет сложная игра со сменой фаз и этапов, с оглядкой на общую политическую ситуацию. И вряд ли будет вскрыта вся та истина, которую мы ждали полтора года. А жаль
(+)
Первым президентом Калмыкии стал Кирсан Илюмжинов. На состоявшихся 13 апреля выборах за него, по предварительным данным, проголосовало около 70 процентов избирателей республики. Илюмжинову 31 год. Учился в МГИМО, где получил специальность экономиста-международника. В последующем активно занялся предпринимательской деятельностью. Президент корпорации << САН», сфера интересов которой простирается от игрального бизнеса до издательской деятельности. Я не коммунист и не демократ, а капиталист, — так определяет свое политическое кредо новый президент, который ставит своей целью превратить Калмыкию, богатую нефтью и газом, во второй Кувейт.
(-)
От должности президента Мордовии отрешен Василий Гуслянников. Президентом республики он стал пятнадцать месяцев назад. Тогда инженер одного из саранских предприятий и лидер местной организации «Демократическая Россия» Василий Гуслянников смог победить в ходе всенародных выборов секретаря обкома КПСС Николая Бирюкова. Сегодня его противники взяли реванш, причем не в ходе народного голосования: депутаты внесли поправку в республиканскую Конституцию, согласно которой институт президентства в Мордовии упраздняется …
Трудная задача- вернуться домой
Борис Георгиевич Миллер родился в Белграде в 1929 году в семье русских эмигрантов. Учился в кадетском корпусе, который тоже находился в изгнании. В конце второй мировой войны вместе со своей семьей был вывезен в Чили, где прожил до конца 50 — х годов. После этого переехал в Европу — и долго числился в «заклятых врагах советской власти», ибо вошел в руководство небезызвестного Народно- трудового Союза (HTC), сотрудничая с его так называемым закрытым отделом. Сам он не любит, когда его называют «антисоветчиком»; по его словам, главным в его деятельности было не «анти», а «за» — он всегда считал своей целью созидание новой свободной России. Сейчас он живет в Москве вместе со своей женой Натальей Маковой, дочерью русских эмигрантов, в комнате коммунальной квартиры с протекающим потолком и занят преимущественно одной проблемой — хочет стать гражданином России.
— … Когда я приехал в Чили (кстати, в первые дни нас, беженцев из Европы, расселили на небезызвестном стадионе в Сантьяго, так что Пиночет отнюдь не первый, кто его использовал как лагерь), сначала занимался классическим трудом эмигранта — натирал полы в гостиницах. Затем стал электриком на стройке. Потом, окончив курсы радиоинженеров, работал в филиале фирмы «Филипс», который возглавлял голландец русского происхождения. Он поддерживал многих выходцев из России, принимая их к себе на службу.
В НТС я вступил еще в конце войны, числясь в корпусе. Вообще в корпусе традиционно воспитывалось несколько пренебрежительное отношение к политике. Но я все же увлекся идеями борьбы с большевизмом, спасения Отечества … В этом была романтика, не лишенная, впрочем, комического оттенка: мы запускали листовки в расположение частей Красной Армии, используя в качестве шаров … американские, извините, презервативы. В Чили действовала организация HTC, которая работала среди русских эмигрантов. Контакта с советскими гражданами у нас не было очень долго; в Чили не заходили советские суда, так что наша деятельность сводилась в основном к продаже журнала «Посев» — помнится, я продавал штук сто в месяц — и борьбе на стороне христианского профсоюза против профсоюза коммунистического. А в 1959 году мне предложили переехать в Европу для работы на радиостанции «Свободная Россия».
— Деятельность НТС была всегда притчей во языцех, казалось, злейшего врага на Западе у нас нет. Чем занимались в НТС вы сами?
-Трудно перечислить все сразу … Создавали радиостанции, печатали и засыпали в СССР листовки. Одним из самых оригинальных методов засылки листовок был за пуск воздушных шаров. Получали метеосводки, рассчитывали направление ветра и выезжали к границе. Система была «трехступенчатая»: над территорией Польши автоматическим ножом отрезалась часть груза и рассыпалась первая порция листовок. Далее облегченный шар поднимался выше, летел над территорией СССР и снова сбрасывал листовки. Один наш шар, было дело успешно пролетел над всем Союзом и опустился в Kopee.
— Официальная версия всегда утверждала, что HTC куплен американской разведкой и работает на ЦРУ. Насколько это верно?
-Не могу сказать, что членские взносы приносили нам много средств. Основным источником доходов для НТС была издательская деятельность. Нашими усилиями на Западе увидели свет произведения о множества русских авторов — диссидентов, невозвращенцев, да и многих тех, кто, не вступая с властью в открытый конфликт, тем не менее не мог публиковать свои рукописи на родине. Мы издавали Максимова, Булата Окуджаву, Виктора Некрасова, Георгия Владимова, Александра Бека , Александра Галича … И значительную помощь в продаже и распространении этих книг HTC получал от довольно известного американского Фонда поддержки демократии. Замечу, кстати, что НТС никогда не просил денег вообще, а только для развития уже начатых конкретных проектов, например, радиостанции, вещавшей на Советский Союз и страны Восточной Европы.
Действительно, НТС после войны однажды провел совместную с американской разведкой акцию: одна из первых групп наших резидентов была заброшена в Сибирь с американского военного самолета – в числе этой группы был и отец моей жены. Увы сотрудничество с американцами дорого нам обошлось: как выяснилось позднее советский резидент Ким Филби сдал всю ту группу, которая и была схвачена н расстреляна сразу после приземления
.- Борис Георгиевич, был период, когда наше общество страдало шпиономанией — книги, фильмы, спектакли про иностранных разведчиков создавались чуть ли не ежедневно. Насколько возможна была засылка, а главное — дальнейшая успешная работа каких — либо тайных резидентов под видом советских граждан? Ведь тотальная система прописки, трудовых книжек, личных дел, воинского учета — как можно было не засветиться?
— Многие во время войны оказывались в Европе — и солдаты, и пленные, и высланные «в работы» и теперь возвращавшиеся домой — среди них находилось много желавших сотрудничать с НТС. У многих на руках сохранялись документы, а некоторые пробелы и неясности в местонахождении или месте работы извинительны после войны … Так или иначе, резиденты наши работали. Двое, например, Славнов и Платонов, пробыли б или 7 лет в России и были захвачены при переходе границы обратно. Но большинство наших членов из России мы завербовывали на Западе — среди советских туристов, экипажей кораблей, которые заходили в европейские порты. Сам я, например, долгое время жил в Греции, в Афинах, и ходил в соседний с Афинами порт, Пирей, встречать советские суда … Мы использовали так называемую молекулярную теорию. Завербованные нами люди организовывались в местные кружки, состоявшие из нескольких человек, но все эти местные организации не имели между собой никаких контактов и ничего не знали друг о друге .
— Вы вполне имеете право считать, что в крушении коммунизма в России есть и ваша заслуга. Но предвидели ли вы нынешнее драматическое развитие событий?
— Я всегда понимал, что в том или ином виде развал СССР неизбежен. Конечно, в бывшем Союзе было много серьезнейших противоречий. Но они не могут в полной мере объяснить сегодняшний накал страстей. Все это создается искусственным образом — людьми, рвущимися к власти. Власть — страшная вещь. Я всегда вспоминаю два исторических момента: уход Хрущева, сказавшего примечательные слова: «Мне уже не хочется ни баб, ни пить, а власти хочется до самой смерти». И второй — Никсон, Уотергейт. Никсон уходил со слезами и открыто говорил, насколько власть сладка. Ценные признания двух людей, которых даже нельзя назвать тиранами или диктаторами.
Сегодня легко сеять ненависть. Люди не привыкли к самостоятельному мышлению. Навязать ненависть в таких мозгах слишком легко. Недавно меня пригласили на конференцию славянских народов — по замыслу устроителей, это была еще одна попытка свести снова русских, украинцев, белорусов. Собрались там, однако, в основном люди, настрадавшиеся в Прибалтике и Приднестровье, склонные напропалую и крайне непримиримо ругать Ельцина и нынешнюю власть. Но прозвучали там и вещи, над которыми стоит всерьез задуматься: были предъявлены новые книги по истории для детей. Построены они так, чтобы доказывать детям, что самый главный враг украинского народа — это русские. Создание России трактуется примерно так: это измена украинского князя, который едет на север, объединяется с финскими народностями и возвращается уничтожать украинский народ. И иллюстрации в учебнике соответственные — страшные русские убивают украинцев. Значит, через десяток лет появится поколение, которое будет воспитано на ненависти.
— Вы уже не один месяц пытаетесь получить российский паспорт. Не думаете ли вы, что именно ваше «энтээсовское» прошлое препятствует вам?
— Не исключаю, ведь в делах КГБ наша организация считалась не диссидентской, а числилась по контрразведке. Но упрекать HTC в шпионаже нелепо. Могу похвастаться, что сам Ельцин дважды обещал мне решить эту проблему. Первый — когда он еще весной 1991 года приезжал в Париж, и там мне удалось на одной из пресс — конференций лично спросить его об этом; второй — на первом конгрессе соотечественников, где он меня вспомнил и даже попросил рядом стоявшего Бурбулиса мне помочь. Пробиться к Бурбулису мне не удалось; я долго обивал пороги Верховного Совета, писал официальные прошения. Наконец, мне показали какой — то закон, в соответствии с которым я могу иметь право на получение российского паспорта. Но с тех пор дело не сдвигается; хотя меня очень обнадежило то, что в прошлом году российский паспорт был выдан Владимиру Буковскому. Однако для Буковского это стало возможным благодаря тому, что он был раньше гражданином СССР — это была процедура восстановления гражданства. .
Полагаю, что, если бы среди эмиграции было больше желающих вернуться в Россию, дело бы сдвинулось мертвой точки. Но вот что меня огорчает — в эмиграции почти нет желания возвращаться в Россию. А ведь за границей есть крупные специалисты в разных областях технических, гуманитарных. У них нет порыва вернуться и помочь своей Родине в трудную минуту. Всю жизнь я слышал: «Как только будет возможность — мы все вернемся в Россию». Но вот возможность есть — и где же былой энтузиазм?
Я был на приеме у Михаила Никитича Толстого, председателя Комиссии Верховного Совета по связям с русской диаспорой, и весьма надеюсь на обещанную им помощь. Но в России просто нет соответствующего сложившегося свода законов и правил на сей счет; в этом я лишний раз убедился во время моих последних визитов в Комиссию по гражданству, где, кстати, ко мне отнеслись очень дружелюбно и обещали помочь. В общем, несмотря на красивые слова о необходимости воссоединения российских граждан, ситуация складывается достаточно странно: с одной стороны, русская эмиграция явно не стремится приезжать в свободную, но полуразрушенную Россию, а с другой — те, кто все же хотел бы это сделать, обречены на унизительные и бесплодные хождения по властным кабинетам … Если двойное гражданство невозможно, то я готов, конечно, «сдать» свой чилийский паспорт. Но хотелось бы все же получить хоть какие — то гарантии, что я в результате не «повисну в воздухе» , став вообще человеком без гражданства — это очень не сладко …
— Вы профессиональный политик; вам не приходило в голову заняться политикой здесь, в России?
— Ну для этого прежде всего надо вступить в какую — либо партию, но сегодня, по- моему, нет такой, чью программу я бы до конца разделял. Я исхожу из того, что в жизни главное — солидарность, а не борьба, и всегда, когда встречаются две группировки, надо искать, что их объединяет, а не разъединяет. Сейчас, увы, ищут сразу отличия. Даже когда выступает Президент, все ищут, к чему бы немедленно придраться. Россия нуждается в объединении, а пока все против всех. Правда, сейчас многие демократы делают попытки объединиться с коммунистами, но это единственное объединение, которое нельзя считать благотворным. В свое время я имел возможность встретиться и говорить с Керенским. Он сказал при мерно вот что: «Да, я в свое время поверил большевикам, я был первым, и мне это простительно (хотя и не прощают). Но повторять эту ошибку не вправе никто…»
Беседу вел Рэм ПЕТРОВ
Если жить в обратную сторону
С Инессой Туманян все время что — то происходит. Уже имея в кармане диплом философа, она попала на режиссерский во ВГИК, потом встретила Михаила Калика, с которым работала на его картине «Любить» режиссером документальных съемок. Ей удалось еще на заре шестидесятых снять молодого Александра Меня. Фильм запретили, а все документальные съемки были сохранены только потому, что пролежали около двадцати лет у Туманян под диваном.
Вера КОЛОСOBA
В семидесятом Туманян снимает фильм «Пятнадцатая весна». Фильм был представлен на Венецианский фестиваль, но за считанные дни до показа его отзывают по распоряжению высокого партийного начальства. Результат: десять лет оргкомитет Венеции не принимает к участию советские картины. Ее последняя работа- «Комментарий к прошению о помиловании» — побывала в Европе и Америке, а у себя на родине — словно нет такой картины. После знаменитого революционного съезда кинематографистов Туманян выбирают худруком объединения студни имени Горького. Началась новая глава ее жизни.
В объединении «Зодиак», которое несколько лет возглавляет Инесса Туманян, снималась «Маленькая Вера». Из ее объединения вышла одна из самых кассовых картин последнего времени «Супермен», а также «Люк» ученика Занусси А. Чарнецкого, «Сфинкс» одного из наиболее талантливых режиссеров нового поколения Андрея Добровольского, «Любовь» Валерия Тодоровского, «И возвращается ветер» Михаила Калика. Две последние получили призы фестиваля «Кинотавр», «Любовь» — премии в Канне, Фильм Калика был единственной российской картиной, показанной на фестивале этого года в Берлине, в «Панораме». А сегодня приглашена еще на шесть.
— Инна, ваше объединение должно процветать …
— Ну что вы! Процветания никакого. Мы начинали с верой в модель кино, выработанную после V съезда кинематографистов. Когда V съезд, вернее, избранное на нем руководство Союза придумало «базовую модель» они полагали, что все серые картины отпадут. Останутся «шедевры», в худшем случае — просто талантливые картины. Ничего подобного не произошло. Даже наоборот. Хороших картин стало меньше, а серых — больше. Пользуюсь случаем сказать: сегодня эту модель не пинают только ленивые. Хотя мы все голосовали единогласно! Ох уж эта привычка — лягать всех, кто первый взял на себя ответственность и, не дай Бог, в чем-нибудь ошибся!
— Так в чем же дело?
— Говорят: исчезли критерии искусства. Действительно сегодня существуют только критерии рубля. Сегодня разрушена система проката. Когда в Швеции я спросила: «На что снимает ваш знаменитый Бергман?» Оказывается, там продумана целая система мер поддержки талантливого режиссера. Шведская академия платит продюсеру за то, что он вкладывает деньги в Бергмана. Нам до этого далеко, мы все еще думаем, как раздобыть денег на кусок хлеба.
А у нас ведь как! Денег нет, а снобизма — хоть отбавляй! В свое время Таги-заде предлагал Климову финансировать его «Мастера и Маргариту». Стали выяснять, «честные» ли у Таги- заде деньги. Что ж, человек имеет право так ставить вопрос. Бога ради … Но в эпоху первоначального накопления капитала денег честных, в нашем понимании, быть не может. Честно можно заработать ну три тысячи, ну тридцать тысяч рублей, но миллионов честных заработать нельзя . И не надо заниматься чистоплюйством.
— Многие не гнушались снимать кино на «грязные деньги» …
— И наследили так, что, куда бы ты ни пришел, везде оставили свои печальные следы. Вы посмотрите, на какое количество барахла, которое вы видите на экране — я уж не говорю о том, которого вы не видите, — деньги находятся. А я вот искала инвестора для новой, очень интерес ной по задумке картины Владимира Мотыля, так не нашла. Даже поместив объявление в десятках газет. Сколько я убеждала, что это автор «Белого солнца пустыни», что у целого поколения с языка этот фильм не сходит, — эффект нулевой. Та же история с проектом молодого режиссера Сергея Белошникова — действительно талантливого.
— Массовый зритель хочет смотреть «Богатых».
— Снобы могут сколько угодно морщиться и плеваться, но, если бы меня спросили, запущу ли я завтра такой фильм, я бы сказала: «Да, запущу». Мои пристрастия — у меня дома. Я дома буду читать Набокова, но это не значит, что только Набокова и нужно запускать в производство. Иногда режиссеры — и таких много — приходят «самовыражаться» (свобода ведь, елки — палки!). И почему — то вполне самонадеянно связывают себя с Тарковским. Мол, Тарковский не думал о зрителе, думал только об искусстве. Да как это Тарковский не думал о зрителе? Он думал о «своем» зрителе. И все таки, когда мы говорили «мой зритель», то, извините, в эти игры мы играли за государственный счет. А сегодня я нахожу деньги на определенный проект у инвесторов и отвечаю за возврат кредитов.
— А как же свободное, независимое кино?
— Независимость — это иллюзия. Говорят – «независимая студия» . От чего она независимая? От денег? От базы? От заказчиков? От зрителя? Свобода может быть только в одном –в том, какой я выбираю путь. К кому и почему я иду в зависимость. Но я верю, что все больше людей, у которых есть деньги, захотят их вкладывать в искусство. Правда, до этого далеко. Кинематографисты сами должны искать выход из положения. Ведь мы, воспитанные на государственной дотации, считаем, что кто — то что-то нам даст. Мы ждем, что нам подадут рыбку на блюде. А нам нужен невод, рыбку мы должны добывать сами. Может быть, нужно создавать некие параллельные структуры, которые, работая друг на друга, будут поддерживать кино.
Все знают, что творится сегодня с прокатом, и непонятно, как финансировать кино. Я, например, думаю, что целая отрасль — документальное кино — должно стать заказным. Потому что его практически нельзя окупить. И детское кино должно финансироваться государством. Потому что даже мультипликация не оправдывает сегодня затрат внутри страны.
Может возникнуть вопрос: имеет ли право государство, которое дает деньги, проводить свою идеологию? Понимаю, что каждый из нас вздрагивает от одного этого слова. Но, с другой стороны, спрашивается — вы будете давать деньги на мероприятие, которое подрывает ваш статус — личный, деловой, государственный? Некорректная ситуация, не правда ли? Все равно, что давать деньги на исследования врачу, изобретающему пилюли, которые вас отравят. Поэтому я не вижу ничего особенного в том, что государство захочет проводить свои идеи, нравственные, гражданские. И сегодня есть выбор — берите деньги не у государства, а у спонсоров. Но почему же тогда столько просителей толпится в приемной председателя Российского комитета по кино?
— Можно ли сегодня снять картину, которая себя окупит?
— Я в это не верю. Потому что русская картина стоит сегодня уже более 100 миллионов. Мы не соберем в России такое количество зрителей.
И даже такие нашумевшие картины, как, скажем, «Любовь»?
— «Любовь» вообще не купили, несмотря на шум в прессе и фестивали. В конце концов мы продали ее телевидению. Правда, наши партнеры — объединение ТТЛ — решили эту картину прокатывать самостоятельно. Не знаю, что у них получится, но пока, насколько я знаю, картина в прокате не была. У кого есть деньги, тот покупает западные картины. На некоторых кинорынках не было куплено ни одной отечественной картины .
— Почему? Зритель не пойдет?
— Между тем в том, что хочет видеть зритель (а зритель разный!) и что нужно прокатчику, большая разница. Раньше все делалось за государственный счет — реклама, печать, копии, тиражи. И если фильм приносил убытки, то — государству. Как же я могу вести с прокатчиком агитационные разговоры о том, чтобы он покупал наше кино. Разве что снимут отечественный «Терминатор».
То, что прокатчики думают о рубле, естественно. Я всегда вспоминаю слова Калика : «Я уехал из СССР, из джунглей несвободы политической , а приехал в джунгли несвободы экономической». Мы же это сами выбрали, теперь давайте искать выход.
— Инна, а почему вы сами не снимаете? Все худруки объединений прежде всего снимают свое кино.
— Фрэнсис Бэкон сказал, что в тяжелые времена от деловых людей толку больше, чем от добродетельных. Я переоценила добродетельных. Вот и приходится начинать сначала. Но это уже мои проблемы. И многому нужно учиться заново. Было бы мне лет на двадцать поменьше! К примеру, я не понимаю, что такое художественный руководитель. Как часто повторяет Ролан Быков, «художник не должен руководить художником». Ну, может быть, помочь. Ну, если хотите, попытаться сделать так, чтобы режиссеру у нас было «комфортно и душевно» работать, чтобы аура, что ли, была такая. Я сама знаю, как это важно, тем более в сегодняшних условиях.
Сегодня я живу в ущерб своей личной творческой жизни. Надо было бы снимать, писать — время уходит неумолимо. А у меня сочетать работу в объединении и снимать свой фильм, наверное, не получается. И скорее всего это иллюзия, что работа кому — то нужна. Тогда зачем? Но вот я смотрю на Ролана Быкова («Фонд Ролана Быкова», Международный центр кино и телевидения для детей — наш учредитель). Замечательный актер и режиссер. Снимается редко, своей картины тоже пока не снимает С утра до вечера сидит в. Фонде, отдавая сердце, душу, мозги, здоровье — да просто жизнь! Коллеги спрашивают: «Зачем ему это надо? Лучше бы собственные фильмы снимал! Жил бы собственной творческой жизнью, а не жизнью других!». Как ответить на это «зачем?» без пафоса и ханжества?.. Да интересно! Хотя и трудно. И трудности – непривычные.
Но, помните, в «Алисе в стране чудес»: «Если жить в обратную сторону, то у всех поначалу будет кружиться голова … » …
—