Философы всегда так или иначе пытались осмыслить тщету всего сущего, но некоторые мыслители эпохи модернизма сочли эту идею более важной, чем остальные, и снабдили ее онтологическим обоснованием. Так родился философский пессимизм. О том, что это такое и почему представители этого направления были невысокого мнения о существовании как таковом, рассказывает Алиса Загрядская.
Обыденное представление о пессимизме и оптимизме есть у всех — обычно вспоминают выражение о наполовину пустом или наполовину полном стакане. Это суждение может отражать характерный для человека подход или может быть признаком дурного настроения. Однако пессимизм как философское направление не связан с эмоциями и психологическими реакциями. Куда в большей степени представители этого течения размышляли о предельных основаниях мира и человека, из чего вытекал определенный тип мировоззрения и этические выводы.
Коротко говоря, новоевропейский пессимизм предполагает, что человеческая жизнь почти целиком состоит из страданий, количество которых многократно превосходит количество удовольствий, общественная гармония невозможна, а бытие как таковое лишено какого-либо смысла.
В результате наш мир оказывается худшим из миров, «человек» звучит не так чтобы очень гордо, а жизнь не имеет безусловной ценности. Как самостоятельное направление мысли пессимизм сформировался к XVIII веку, в XIX веке появились общепризнанные классики этого течения, пессимистами называют себя многие современные мыслители.
Исторические корни пессимизма
Пессимистические воззрения на жизнь можно встретить уже в древности, хотя они отличались от концепций, распространившихся в Новое время. Так или иначе, среди античных философов хватало тех, кто обосновал трагичность человеческого существования и считал, что исторический процесс представляет собой процесс деградации.
Есть распространенный живописный сюжет «Плачущий Гераклит и смеющийся Демокрит» повествующий о том, как эти философы смотрели на общество.
Сенека писал: «Гераклит всякий раз, как выходил на люди, плакал, а Демокрит смеялся: одному все, что мы делаем, казалось жалким, а другому — нелепым». На первый взгляд, наибольшим пессимистом выглядит Гераклит Темный, который смущал современников мрачными речами. Но Демокрит тоже разражался неожиданным смехом не из-за беззаботности, а из-за размышлений о тщете всего сущего.
Известный в переложениях Гесиода, Овидия, Вергилия миф о смене «металлических» поколений (начиная с «Энеиды» — веков) описывает утрату изначальной гармонии и благоденствия. Люди «золотого рода», согласно Гесиоду, были мудры и жили вместе с богами, «со спокойной и ясной душою, горя не зная, не зная трудов». Следующий род, созданный из серебра, отличался гордостью и спесью, уступая предшественникам в уме. За это боги сбросили серебряных людей с Олимпа. Третий генос, медный, был жестоким, склонным к насилию и кровавым междуособным войнам. Затем Кронион создал божественный род героев-полубогов, о которых рассказывается в поэмах Гомера: они были справедливее и лучше прежнего поколения, однако в итоге все равно стали жертвами битв. Себя Гесиод относил к поколению железных людей, и очень об этом сожалел.
Он предрекал, что люди скоро окончательно растеряют родственные связи и способность к дружбе, забудут смысл священного гостеприимства, отбросят совесть, все вопросы будут решать силой, а почитать станут исключительно наглецов и негодяев.
В поэме Гесиода история идет от лучшего к худшему, а значит от будущего не стоит ожидать ничего хорошего.
Величайшее, первое благо — совсем
Не рождаться, второе — родившись,
Умереть поскорее, а едва пролетит
Неразумная, легкая юность, —
То уж конечно — мукам не будет конца:
Зависть, гнев, возмущенья, убийства;
И предел всему последний —
Одинокая, больная,
Злая, немощная старость,
Ненавистная, проклятье
Из проклятий, мука мук!
Софокл
Трагическое мироощущение греков, изначально выраженное в мифологии и развивавшееся в искусстве и философии, также было связано с представлением о судьбе. По воле судьбы происходят ужасные события, но их причины сокрыты от человека. Об этом повествуют многие античные трагедии: как бы герой ни стремился избежать свершения рока, тот его настигнет. Еще судьба могла покарать человека за хюбрис — дерзновение, брошенный вызов богам. Единственное, что можно сделать в такой ситуации — мыслить философски и примириться с судьбой, воспринимая ее как продолжение естественного порядка.
На фоне упадка полисной системы и связанных с ним кризисов возникли философские течения, уделяющие существенное внимание проблеме страдания. Стоики, вслед за киниками и скептиками, не верили, что общество возможно переобустроить хоть сколько-нибудь разумным образом, и склонялись к индивидуальному пониманию мудрости. Стоиков, в особенности римских, трудно назвать оптимистами — они исходили из несовершенства жизни. Однако признавая, что мир полон страданий, они стремились к их моральному преодолению, чтобы обрести спокойствие перед лицом невзгод.
Пожалуй, самым пессимистичным античным философом был Гегесий Киренский (Александрийский). Немецкий философ Евгений Дюринг назвал его «отдаленным предшественником Шопенгауэра». Гегесий исповедовал гедонизм, для которого высшим благом считалось наслаждение, однако делал из него специфические выводы. Наше тело всегда будет ощущать боль и нехватку, из-за чего, в свою очередь, страдает душа. А если абсолютного наслаждения не существует, то и жизнь не имеет смысла. Гегесий пропагандировал самоубийство через отказ от пищи. Его перу принадлежал диалог «Умерщвляющий себя голодом», в котором описывались очевидные преимущества подобного решения.
Гегесия прозвали «Учитель смерти», поскольку впечатленные его речами слушатели накладывали на себя руки.
В конце концов, царь Египта Птолемей I Сотер запретил философу публичные выступления на эту тему.
Христианская философия тоже подчеркивала неизбежность земных страданий, например, через идею греха и эсхатологию. Все это уравновешивается идеей воскрешения Христа, дающего надежду на спасение, высшую радость и невообразимое блаженство, которое смогут познать праведники. Правда, только в мире ином. История в христианском понимании направлена к грядущему Царствию Небесному, и в этом плане оптимистична, однако судьба дольнего мира, как и путь всякой плоти, — это драма с известным концом. Поэтому на протяжении Средневековья важным был принцип Memento mori (помни о смерти). На случай же моральных дилемм существовали теодицеи — богословские обоснования того, как всеблагой Бог допускает зло.
Словом, в домодерной интеллектуальной истории хватало пессимизма, а отдельные мыслители того времени доходили в своих построениях до настоящего нигилизма. Однако эти тенденции существовали внутри религиозно-философской картины реальности. Сакральное трансцендировало страдания, не позволяя субъекту замкнуться в имманентном переживании. В результате даже самые суровые тяготы воспринимались как свершение должного или воплощение божественного замысла. Не случайно философский пессимизм как самостоятельное направление мысли, подчеркивающее отсутствие равноценного горести блага, оформляется вследствие секуляризации, как продукт пострелигиозного времени.
Рождение новоевропейского пессимизма из духа свободы
В Просвещении было немало жизнеутверждающих, утопических идей и оптимистической деловитости. Философы-просветители полагали, что разум — основная потенция, заложенная в человека, и его силами можно справиться со всеми неурядицами. Они верили в развитие разумной составляющей человека, социальный прогресс, устранение деспотизма и угнетения. Однако именно запрос на «счастье для всех, даром», равенство и устранение любых форм подавления свободы в итоге приводит к горькому разочарованию и философии пессимизма.
Томас Гоббс и Жан-Жак Руссо, рассуждая о причинах неравенства и зла и о необходимости свободы, приходят к неутешительным выводам. Только в изначальном природном состоянии человек был свободен от любых форм диктата. Но природное состояние неизбежно оборачивается «войной всех против всех», конфликтом воль, которые тяготеют к самореализации и вступают в противоречие. Оказывается, что насилие неизбежно — оно будет либо неуправляемым и множественным, либо будет осуществляться через государственные формы принуждения. Таким образом, утопическое всеобщее счастье и свобода недостижимы.
Несмотря на название, философская повесть Вольтера «Кандид, или Оптимизм» представляет собой пессимистическое сочинение, высмеивающее оптимистическую «веру дураков». Эту веру выражает жизнерадостный идиотизм учителя «метафизико-теологико-космолонигологии» Панглосса, который наставляет юного Кандида. Вольтер жестоко критикует утверждение Александра Поупа и Готфрида Вильгельма Лейбница о том, что «все к лучшему в лучшем из миров», поскольку Бог выбирает наилучшую констелляцию бытия. Помимо прочего, в «Кандиде» увековечено ужасное землетрясение, разрушившее Лиссабон в 1755 году. Вольтер был уверен, что такое событие вступает явный в конфликт с идеей всемогущества и доброты Бога.
«Каково течение и какова цель жизни? Пустяки и затем ничто. О Юпитер, нас создав, ты злобно пошутил», писал Вольтер.
Разум под вопросом
Одним из родоначальников философского пессимизма был Иммануил Кант, упоминавший о «радикальном зле», свойственном человеческой природе. Его источником является принципиальное несогласие между требованиями разума-нравственности и нашим чувственным началом, страстями. Кенигсбергский мыслитель настаивал на принципиальной непознаваемости «вещи в себе» (самой по себе), которую разум никак не может познать в ее собственной природе. Руководствуясь исключительно данными собственных рецепций, мы обречены скользить по поверхности вещей. Кант не оценивал жизнь в негативном ключе, а его труды стали основой для самых разных философских систем (например, на его трудах основано вполне оптимистичное учение Гегеля). Однако кантовская идея о том, что мир непрозрачен для разума, а за пределами опыта лежит сумрачная «область химер» вдохновила многие теоретиков пессимизма. Именно к идеям Канта некоторые из них возводят скепсис по отношению к ценности жизни и имманентному смыслу существования.
Престиж разума падал, а культурфилософская ситуация становилась все мрачнее. В начале XIX столетия романтиков охватывает Weltschmerz, Мировая скорбь. Это настроение не могло не отразиться на искусстве того времени, для которого переживания были важнее всего. Молодые люди зачитывались «Страданиями юного Вертера» Гете, и сводили счеты с жизнью. Другой персонаж писателя, Фауст, от скуки вступивший в союз с дьяволом, отразил трагизм беспокойного новоевропейского ума, который настолько увлекся вопросом «как?», что забыл про более фундаментальное «зачем?» Ощущение «вельтшмерц» сопровождало последующие поколения романтиков, обретая теоретическую базу в виде уже вполне проработанного философского пессимизма.
Главные пессимисты времен модернизма
Философия пессимизма в наиболее «концентрированном» виде предстает в эпоху модернизма, период второй половины XIX — середины XX столетия. В это время определяющим стало ощущение могущественных иррациональных сил, управляющих жизнью человека. Сказалось разочарование в рационализме: любое знание теперь виделось неполным и поверхностным. Самыми известными европейскими пессимистами признаются Артур Шопенгауэр и Эдуард фон Гартман. Также к ним относят Фридриха Ницше. Заслуживают упоминания самый верный последователь Шопенгауэра Филипп Майнлендер и неокантианец Ганс Файхингер.
Артур Шопенгауэр
О мрачных взглядах Шопенгауэра наслышаны даже те, кто имеет весьма отдаленные представления о философии. Пессимизм Шопенгауэра основан на метафизической системе, в центре которой находится учение о единой всемирной воле, которую он противопоставляет разуму. Именно она задает импульс для жестокой борьбы всего живого и неживого — от пожирающих друг друга амеб до сталкивающихся небесных тел, от человеческих войн до столкновения идей. Это кровавая резня без цели и смысла, обрекающая всех участников на мучения.
Воля является единственной самостоятельной сущностью, тогда как разум, интеллект выступает ее орудием и атрибутом. Согласно «франкфуртскому отшельнику» Шопенгауэру, мир — это представление Мировой Воли, а воли индивидов — ее феномены. Положение человека незавидно, поскольку воля всегда будет порождать терзания.
Жизнь человека подчинена течению бурных и темных вод всеобщего процесса, а попытки вырваться из потока обречены на провал и ведут только к увеличению страданий.
На Шопенгауэра повлияла восточная философия, в частности, буддизм, который описывает жизнь как страдание, а наивысшим достижением считает выход из круга сансары. Согласно мыслителю, временно избавиться от страданий и борьбы можно с помощью искусства: эстетическое переживание растворяет человека в объекте созерцания, позволяя ненадолго отрешиться от мясорубки воли. Более глобальное решение Шопенгауэр видит в полном отречении от волений, аскетизме: присутствовать в мире нужно диссимилируясь, чтобы избавиться от ярма желаний и страстей.
Философия Шопенгауэра, делавшая акцент на иррациональном, а не на познаваемости реальности, впоследствии послужила основанием для «философии жизни» и ряда экзистенциальных течений. При жизни философа, в середине XIX века, его пессимизм не находил отклика у общества, увлеченного позитивистскими идеями и натуралистическим оптимизмом. Однако позже у него появились последователи.
Филипп Майнлендер
Самым последовательным учеником Шопенгауэра, воплотившим пессимистические убеждения собственной жизнью (точнее, смертью), был молодой философ и поэт Филипп Майнлендер. Его пессимизм логически вытекал из метафизической картины мира, которую он представил в труде «Философия избавления».
Согласно Майнлендеру, Бог, понимаемый как Абсолют и безличное Единство, изначально стремился из состояния бытия перейти в небытие. Однако реализация цели (небытия) напрямую была невозможна. Само сознание Бога было препятствием, поэтому он распался, обернувшись множественностью. С тех пор властным стремлением не быть движимы все живые существа и неживая материя, несущие божественную интенцию. Единство гибнет, распадаясь на множественность — неистинное бытие, лишенное трансцендентного измерения: «Бог умер и его смерть является жизнью мира». Событие его гибели, благодаря которому возник мир, представляет собой переход из сферы трансцендентного в сферу имманентного. Проще говоря, вселенские процессы — это разложение трупа Бога, всеобъемлющий процесс умирания, движения к небытию, куда стремится первоначальное Единство.
Также Майнлендер выдвигал ряд морализаторски-социальных аргументов, хорошо знакомых еще с эпохи просвещенческого пессимизма: стремящийся к полноте бытия человек эгоистичен, эгоизмы неизбежно сталкиваются, их столкновение порождает неравенство и насилие, желание безопасности и порядка ведет к ограничению и закрепощению.
На основе этого онтологического положения и его социальных следствий Майнлендер делает вывод, что добровольный уход из жизни — единственное осмысленное действие, избавляющее от мучений бытия. Такому же курсу с его точки зрения стоит придерживаться всему обществу — осознанное единение с Абсолютом в его стремлении к ничто. Гибель всех людей и культуры позволит довести смерть Божества до логического конца.
Своим единственным трудом Майнлендер сказал все, что хотел. После выхода книги Майнлендер повесился, использовав стопку томов «Философии освобождения» в качестве подставки.
Как облака, плывущие ночью осенней
трещат от раскатов грома,
так бушует в моей душе
предчувствие радостной смерти.
Я буду хранить свою боль.
Ты тоже ее ощутишь.
Филипп Майнлендер
Эдуард фон Гартман
Гартман стремился последовательно доказать, что пессимизм — это не следствие печальных психологических переживаний, а научная проблема, связанная с онтологическим основанием. Вслед за Шопенгауэром он рассуждал в своей книге «Философия бессознательного» об управляющих жизнью человека иррациональных силах.
Имеется в виду вовсе не то бессознательное, о котором говорил Фрейд, — область инстинктов и подспудных желаний, которые нужно осознать, чтобы жить счастливо. У Гартмана бессознательное представляет собой единое метафизическое первоначало, проявляющееся в актах воли и представления, которые являются чем-то вроде его атрибутов. Пребывая изначально в состоянии потенции, они в какой-то момент актуализируются в силу бесцельной потребности неразумной воли, которая влечет за собой пассивный разум. Таким образом, действительность — это результат акта слепого бессмысленного начала, что выражается в страдании, которым охвачено все существующее.
Воля всегда приводит к страданию, а разум-предоставление стремится к небытию, чтобы страдание прекратить. Однако в силу своей пассивности разум не может сделать это самостоятельно, используя мир, полный обреченных существ и вещей, для осуществление своих целей. Отчасти эта концепция совпадает с теорией Майнлендера о потребности Абсолюта умереть через жизнь реальности.
Исторический процесс, по Гартману, представляет собой смену одних человеческих иллюзий другими. Сперва человечеству кажется, что достижение гармонии возможно в пределах отдельной человеческой жизни. Затем оно переходит к идее блаженства в посмертии. А затем убеждает себя, что блаженство достижимо как всеобщий проект, который можно осуществить средствами социального и технического прогресса.
Чтобы прекратить страдание, нужно избавиться от слепо волящей воли. Однако Гартман не считал, что индивидуальный суицид что-то изменит в устройстве бытия. Отринув все иллюзии, человечеству следует прекратить действие воли вместе с собственным существованием. Только так будет возможно восстановление изначальной безмятежности.
Фридрих Ницше
Философский пессимизм не всегда вел к отчаянию и воспеванию добровольной смерти. Так, Фридрих Ницше противопоставлял безнадежности волю к жизни, суверенное самоутверждение. В данном случае воля не оценивается негативно, напротив, оскудение этой субстанциальной движущей силы ослабляет и обескровливают человечество, превращая его в посредственных «последних людей». Их конформизм, страх конфликтов, стремление к комфорту и нигилизм (неверие и пассивность) порождают основания для пессимизма.
У Ницше тоже появляется мотив смерти Бога — гибели общего трансцендентного основания, которой соответствует крах классической европейской метафизики. Признавая апокалиптичность ситуации, философ выдвигает встречный проект пересоздания себя и мира, выражая надежду на будущий витальный взрыв. Хотя Ницше причисляют к корифеям европейского пессимизма, свою философию он называл «веселой наукой». Веселье по Ницше — это «сатурналии духа», который получает надежду на освобождение от долгого гнета и опьяняется выздоровлением.
Ницше не кажутся неестественными всеобщая несправедливость и насилие, которые печалили мыслителей, продолжавших линию просветительского негативизма.
Стремление к гармонии и счастью — иллюзия. Борьба — основа исторического процесса. И что с того?
Именно в центре борьбы возможно героическое существование, возможна трагедия, участники которой не испытывают страха и не нуждаются в сострадании. «Герой радостен — вот что ускользало до сего дня от авторов трагедий».
В «Воле к власти» Ницше называет себя «первым совершенным нигилистом Европы, но уже пережившим в себе до конца этот самый нигилизм, — и имеющим этот нигилизм за собой, под собой, вне себя». Нигилизм здесь выглядит не финалом, а фазой духовного процесса, которую способны преодолеть индивид и культура.
Ганс Файхингер
Неокантианец и исследователь Канта Ганс Файхингер предлагает свою версию оптимизма, основанного на пессимизме. В теоретическом плане пессимизм Файхингера восходит к философии Канта и его учению об антиномиях, которые задают границы разуму. Пессимизм в его представлении — это реализм, способность видеть вещи такими, как они есть. Он соглашается с Шопенгауэром в том, что мышление выступает орудием воли и что оно не самостоятельно. Однако статус практического разума дает мышлению новые возможности. Философ признает ограниченность человеческого познания, но относится к этой ограниченности без трагизма, подходя к мышлению и познанию инструментально.
Теория Файхингера о том, как именно человек интеллектуально приспосабливается к решению задач, получила название фикционализма — учения о фикциях, предположениях, которые, пусть и не выражая истину, способствуют удержанию картины реальности. В оригинале она называется философия «Как-если-бы» (говорим о несуществующих вещах, как если бы они существовали) и охватывает комплекс теоретических, практических и религиозных установок человечества. Знание, таким образом, это система ложных утверждений, которые мы сознательно принимаем для сносного существования. Зачастую поспешно сближаемый с позитивистами-прагмтиками, Файхингер, однако, строит свою гносеологию именно на пессимизме.
В определенном смысле Файхингер придерживался жизнеутверждающей этики. Он полагал, что мир довольно мрачен, но именно готовность переносить страдания делает нас сильнее. «Шопенгауэровский пессимизм стал для меня фундаментальным и постоянным содержанием сознания… Но я не нахожу, что такое состояние сознания ослабляет биологическую и нравственную энергию. Напротив, я принадлежу к тем, которым лишь пессимизм вообще дает возможность вытерпеть жизнь и которым он даже придает нравственную силу», писал он.
Развитие философского пессимизма
В ходе тяжелых испытаний и культурных пертурбаций ХХ века зачастую даже те, кто не был «профессиональным» пессимистом и не стремился обосновать пессимизм как основное философское миропонимание, были склонны к крайне мрачному мироощущению. Пессимистом можно назвать чуть ли не каждого писателя «потерянного поколения», хотя самым безжалостным, пожалуй, был автор романа «Путешествие на край ночи» Луи-Фердинанд Селин. Он практически все изображал в мрачном свете, поскольку обрушивался не на конкретные общественные явления, а на саму человеческую природу.
Если классические философы-пессимисты жили в стремительно меняющемся окружении, где индустриализация и кризис представлений о человеке порождали ощущение неопределенности, то ХХ век лишь подтвердил ряд мрачных прогнозов.
Мир стал еще более враждебным по отношению к человеку и его моральным ценностям. Эпизодические всплески позитивной футурологии, гуманистического благодушия и технологического оптимизма не были способны повлиять на преобладающие мрачные настроения.
Среди известных философов-пессимистов прошлого столетия — румынский эссеист Эмиль Чоран, известный беспощадной критикой общества и эталонной безжалостностью. В своих многочисленных книгах, полных едких афоризмов, он проповедовал бессмысленность существования и отдавал должное нигилизму и танатологии. Сумрачный норвежец Петер Цапффе в работе «Последний Мессия» описал четыре основные уловки, с помощью которых люди стараются придать жизни смысл и скрыться от сводящего с ума ужаса бытия. При этом сам он воспользовался последним, четвертым методом — рационализировать ужас, и написал теоретическую работу о пессимизме.
Сегодня идеи философских пессимистов продолжает южноафриканский философ Дэвид Бенатар, который не показывается на публике и не выкладывает свои фото в интернете . В книге «Лучше никогда не быть» он обосновывает свою программу антинатализма — добровольного отказа от деторождения, призванного прекратить появление новых страдающих существ.
В период формирования философского пессимизма новые научные представления о конечности человечества, планеты и Вселенной не только способствовали депрессивным настроениям, но и породили метафизику конца времен. Эту тенденцию можно заметить и сегодня, обратив внимание на одержимость массовой культуры глобальными катастрофами и апокалиптическими сюжетами, отражающими эсхатологические страхи и ожидания. Популярность апокалиптических тем, пусть даже в форме развлечения, говорит о некоторой катастрофичности мироощущения, свойственного современному человеку.
Трагический пессимизм, который проявляли все упомянутые философы, был наиболее наглядным выражением нарастающих тревожных настроений. Негативные философии свидетельствуют о кризисе культуры, выявляя духовно-интеллектуальные тупики индустриального и постиндустриального общества. Но также они предлагают поставить те экзистенциальные вопросы, которых обычно предпочитают избегать.
ИСТОЧНИК: Нож https://knife.media/pessimistic-philosophy/