Этот заголовок открывал «Россию» №22 за 26 мая-1 июня 1993 года и был связан с событиями, разворачивавшимися в республике Беларусь тридцать лет назад. Суть их в том, что, приняв Декларацию о суверенитете, Беларусь провозгласила себя безъядерной, нейтральной державой, тогда как по Договору о коллективной безопасности, инициаторами которого были Россия и Казахстан и который ей было предложено подписать, она, помимо своей воли, может быть втянутой в военное противодействие. В итоге Договор Беларусь подпишет самой последней — 31 декабря 1993 года.
С переходом на летнее время Беларусь вступила, судя по всему, и в период острых политических баталий, способных оказать самое серьезное воздействие на ее будущее.
Татьяна ЩЕБЕТ
Их предвестником стало обсуждение на внеочередной, апрельской сессии Верховного Совета вопроса об участии Республики в системе коллективной безопасности СНГ. Премьер — министр Вячеслав Кебич заявил тогда, что без этого участия не может быть речи и об экономическом союзе, который дал бы Беларуси целый ряд преимуществ: свободу для передвижения товаров и капиталов, создание межгосударствен ной денежной единицы и единой кредитно- финансовой системы. Его поддержали «генералы» белорусского ВПК, крупные и средние промышленники, которые считают, что в противном случае республику захлестнет еще и волна безработицы. Парламент согласился с заключением экспертов о возможности присоединения Беларуси к системе коллективной безопасности Содружества и обязал своего спикера подписать соглашение. Сделать это Станислав Шушкевич отказался и предложил посоветоваться по этому поводу с «последней инстанцией» — народом.
Что же вынудило спикера белорусского парламента прибегнуть к «ельцинскому» варианту — референдуму?
Известно, что инициаторами Договора о коллективной безопасности СНГ были Россия и Казахстан, затем к нему присоединились Армения, Кыргызстан, Узбекистан и Таджикистан. Беларусь воздержалась от этого шага из — за возникших, по словам Станислава Шушкевича, противоречий между предложенным соглашением — его второй и третьей статьями — и собственным законодательством. Суть их в том, что, приняв Декларацию о суверенитете, Беларусь провозгласила себя безъядерной, нейтральной державой, тогда как по Договору о коллективной безопасности она, помимо своей воли, может быть втянутой — хотя и с благими намерениями — в военное противодействие.
А поэтому у Председателя ВС никаких иллюзий в отношении экономического союза членов Содружества нет. По сути речь идет о конфедерации, экономическую программу которой будет диктовать новый центр в Москве. Лучшая же гарантия безопасности республики — двусторонние соглашения с Россией, а путь разрешения экономических проблем — в повышении эффективности работы СНГ, утверждает он. Но и Кебич не ставит под сомнение необходимость существования СНГ. Экономический союз лишь сцементирует ядро Содружества. В новой экономической интеграции надо искать выгоду всем государствам, но при этом им следует, наверное, в чем — то поступаться своими интересами, считает он.
Однако многие в Беларуси — парламентская оппозиция, демократические силы — видят в подобных заявлениях премьер — министра угрозу ее суверенитету. «Уверен, что таким образом осуществляется антигосударственный сговор, инициатором которого выступают прокоммунистические силы России, — заявил, например, недавно лидер народного фронта Зенон Позняк. — А наш премьер — проводник этих идей… » . Другие представители оппозиции связывают возможные изменения военно- политического курса Беларуси с перспективой замораживания прямых иностранных инвестиций на выгодных условиях. Именно поэтому 28 апреля оппозиция, объединенная в консультативное совещание из семи ведущих партий и пяти общественных организаций, объявила о своей поддержке позиции спикера.
И пошло — поехало. Станислав Шушкевич был обвинен в том, что не видит разницы между военным союзом и системой коллективной безопасности.
Премьер негодовал не без основания: «Произойди сейчас военный конфликт, скажем, между Россией и Украиной, то кто бы спрашивал разрешение Беларуси о полетах над ее территорией? О каком нейтралитете к тому же можно говорить, если на нашей земле находятся 35 тысяч российских военнослужащих плюс стратегические ракеты с ядерными боеголовками?»
С не меньшими основаниями сторонники спикера отвечали: «А ну как подерется Япония с Россией из-за Курильских островов? Семь лет дано на вывод с территории Беларуси войск других государств, ядерного оружия … Декларативное стремление к нейтралитету как раз и означает, что Беларусь еще не нейтральное государство, но волю свою к этому уже высказало…»
А что же на то vox populi? Опрос, проведенный недавно на улицах Минска, выявил неожиданные данные: из тысячи жителей города только 58 процентов знают о предполагаемом присоединении республики к Договору о коллективной безопасности. И всего лишь 19 процентов согласились с этим. А вот респонденты в военной форме настроены несколько по — иному. Большинство из них полагают, что без вхождения в систему коллективной безопасности белорусская армия не выживет. Ведь в республике нет своих высших военных учебных заведений, уже сейчас есть трудности с обеспечением техники запчастями, да и самого оружия явно не хватает … А противовоздушная оборона, созданная и функционировавшая как часть общей оборонной системы, дает сбои. По их мнению, присоединясь к договору, Беларусь могла бы сделать ряд оговорок, исключающих применение ее вооруженных сил на территории других государств. Но вот вопрос — примут ли эти оговорки другие члены СНГ?
Пока же в соответствии с Законом о народном голосовании ( референдуме ) в Республике Беларусь Станислав Шушкевич внесет на рассмотрение открывающейся сессии ВС предложение о проведении в мае 1993 года референдума по вопросу о присоединении Беларуси к Договору о коллективной безопасности. И если парламент не примет этого предложения, то, как заявил спикер, он подаст в отставку. Что в таком случае последует дальше — можно только предполагать. Ибо в белорусской истории таких прецедентов еще не бывало …
Минск
Слоны и пуговицы
Вечером того дня, когда Президент России вернулся домой после встречи со своим коллегой Клинтоном в Ванкувере, мне в Москву позвонил мой коллега Калев Вилгатс из Тарту. Калев был, по обыкновению, немного навеселе и, против обыкновения, чрезвычайно грустен. Как дела? — спросил я , рассчитывая на привычный оптимистический ответ. — О — о — чень пло — о — хо, — — на своем эстонском варианте русского языка откликнулся Калев. И пояснил: — Некоторые президенты некоторых великих держав опять жертвуют в своих интересах некоторыми маленькими независимыми странами
Андрей ШАРЫЙ
Как — то раз в Тарту я уже напоминал Калеву неприятное для свободолюбивых эстонцев определение, которое дала его родине Зинаида Гиппиус.
Русская поэтесса, питая, между прочим, искренние симпатии к Прибалтике, назвала трех приморских сестренок историческими пуговицами. Мол, болтаются они- то на имперской шинели Сталина, то арийском мундире Гитлера: когда надо — отстегнут, когда надо- пристегнут …
Калев невольно тогда обиделся, философски предложив мне приехать нему в гости лет через пять-семь : вот тогда и посмотришь на нашу «пуговичную» жизнь и со своей сравнишь.
Я тоже простил Калеву его невинное надо мной издевательство. Вряд ли стоит и через пять, и через пятьдесят лет приезжать в Эстонию, чтобы сравнивать тамошний уровень жизни с российским, и дома расстройств хватает. Разве что гордым званием гражданина великой державы остается утешаться.
Ленин, несмотря на все остальные свои поступки, довольно толково, на мой взгляд, написал о патриотизме больших и малых народов. И о национальной гордости великороссов тоже. Москвич и таллиннец, принадлежащие к этническому большинству своих республик, могут горячо и беззаветно любить каждый свою родину, но эстонец, я уверен, куда более «национально раним», чем русский, растворенный среди десятков миллионов соплеменников. Я не говорю сейчас о крайнем, экстремистском мировоззрении членов какой-нибудь «Радикальной русской партии». Есть еще теория о государствах – интровертах и государствах — экстравертах. Иллюстрируется просто: если «Великая Россия» или «Великая Германия» звучит хоть и двусмысленно и устрашающе, но все же географически и исторически мотивированно, то «Великая Буркина Фасо» или «Великий Бенин» воспринимается как нонсенс, а титул « Великая Румыния» и «Великая Сербия» несет в себе некий оттенок иронии.
Наверное, народам больших стран и впрямь присуще некое имперское сознание: синдром державы, испокон веку собиравшей себя из своих национальных лоскутков и собиравшей вокруг себя лоскутки чужие. А те, кого «собирали», кто волею истории так или иначе играл неприятную и непрестижную роль «пуговицы» на хозяйском френче, вырастили «взамен» внутри себя гигантскую фобию, граничащую тем не менее с раболепным преклонением перед силой и величием. Эстонец Калев Вилгатс искренне расстроился, узнав, что лидер одной великой державы Клинтон ничего не возразил лидеру другой великой державы Ельцину, — когда тот пригрозил остановить вывод войск из Прибалтики в качестве наказания местных властей за их «недемократические провинности». Но, может быть, не стоило так уж расстраиваться? Вернее, не стоило питать излишние надежды. Когда в политические карты играют великие державы, того и гляди — «сбросят с рук» маленькие страны в качестве прикупа.
Американцы грустно шутят: политика не бывает моральной и аморальной, она попросту находится вне плоскости морали. Безусловно, для США весьма важна поддержка независимых прибалтийских стран, но когда на одной чаше весов оказываются интересы, к примеру, Таллинна, а на другой — интересы Москвы, то Вышгород оказывается легче Кремля. Особенно когда звезды на Спасской башне потеряли уже свой коммунистический отблеск и стали напоминать эмблему американских военно-воздушных сил.
Маленький — он маленький и есть, пусть и свободолюбивый. Вся беда в том, что даже полностью суверенному маленькому не прожить без большого. «Отвратительно находиться в зависимости от кого- либо, сказал английский фантаст Джон Уиндем, но еще хуже, когда зависеть не от кого».
Правоту этих циничных слов подтверждает новейшая история человечества. Закончился социалистический период в развитии стран Восточной Европы — и провисли они между небом и землей, между Западом и Востоком, между Россией и Германией. Антимосковский маятник чуть не сломал исторические «ходики» так здорово его занесло прочь от России. Но не зря уверяли скептики: географию не перехитрить. В законах политики, очевидно, есть что-то сопоставимое с законами движения небесных светил — меньшее втягивается в орбиту влияния большего. И когда с какой — то планетой случается коллапс, и она разваливается на ворох мелких астероидов, все ее прежние невольные спутники, не успев обрадоваться нечаянной свободе, почти сразу оказываются в сфере притяжения другого супергиганта. Второй версальской системы не будет — ведь складывающийся после окончания «холодной войны» евро- и миропорядок построен на принципиально иных характеристиках. Но как раз в иных этом ином новом политическом измерении великим державам не прожить друг без друга, а уж странам поменьше без стран побольше — тем более.
Хоть русские, как спешит предостеречь статистика, и начали уже вымирать, в родной стране их еще осталось достаточно. Может быть, поэтому на глаза не наворачивается слеза, когда я вижу, как поднимается на флагштоке трехцветный флаг моей Отчизны. А может, потому что семидесятилетний интернационализм вытравил из моей исторической памяти, как и из памяти многих моих соотечественников, то чувство патриотизма, которым, как говорят, сильна была Россия. Не знаю. Но не раз имел возможность убедиться, что у новообращенных в подлинную независимость соседей любование символами суверенитета превращено в национальный вид спорта. Половина — это уж точно эстонцев держит в квартирах или подъездах бело — сине — черные знамена, венгры завели привычку «раскрашивать» под флаг цветочные клумбы, а в Румынии даже танцовщицы в варьете чуть ли не заворачиваются в полотнища милой каждому истинному патриоту расцветки.
Но практика показывает: независимость в одиночку или даже в компании столь же молодых независимостей не выживает. Восточная Европа похоронила не один и не два плана и политической, и экономической региональной интеграции. А поскольку Запад, где любят произносить красивые слова, в действительности не очень спешит поделиться с младшими братьями по демократии не то что последней, но даже какой-нибудь одной из своих многочисленных рубах, то на внешнеполитическом горизонте восточноевропейских столиц снова замаячила Россия. Фигурально выражаясь, допускаю, что кое — кто в Праге уже жалеет о том, что поторопились переименовать станцию метро «Московская», присвоив ей некое историческое название.
И вот оно, начинается. В Москву приезжает с официальным визитом министр иностранных дел Чехии, и пражская пресса с обидой замечает, что его приезда как — то никто не заметил. Только что вернулся из России домой председатель Совета Министров Болгарии Любен Беров — тоже в отличие от прошлых времен не обласканный кремлевскими властями. Болгарские газеты отреагировали бурей эмоций. «Наша страна уже неинтересна для России», я цитирую «Отечественный вестник». Визит ясно показал, что время безмятежной и нерушимой дружбы не только прошло, но уже и забыто». Причины балканские коллеги ищут не только в имперских амбициях Кремля, но и в том, что новые государственные мужи из Софии в последние годы проводили целенаправленную антироссийскую политику.
Но, судя по всему, в российском МИДе тоже не уделяют особого внимания бывшим союзникам. Ситуацию мне разъяснил с присущим для нашей дипломатии прагматизмом один из руководителей министерства. Загибайте пальцы. Кто нам может оказать финансовую помощь Бонн или Будапешт? Раз. С кем выгоднее торговать с Римом или с Бухарестом? Два. Какая страноведческая ориентация у «верхушки» нашей дипломатии? Три. А кто вообще заваривает политическую кашу в Европе и в мире Варшава или все — таки Вашингтон? Четыре. Можно при желании досчитать и до десяти.
Остроумный украинский президент как — то сказал, что для Киева сосуществовать с Москвой — все равно что спать в кровати со слоном. Поясняю: слон — это Россия, кровать- это СНГ. Тоже, наверное, не больно пока мягкое ложе.
Но вся беда в том, что из слона заяц никак не получится, как его ни перевоспитывай. Это, как говорит Брем, спокойное и мудрое животное. Хотя, конечно, способное по шалости ли, по глупости или со злости кого — то и придавить к стене.
От тертого министра до твердого рубля
Юрий БЕЛЯВСКИЙ
Среди всеобщей изнурительной борьбы за власть создается впечатление, что единственный из носителей власти, который за нее не борется, — это российское правительство. Да и что ж за власть бороться, когда ее следует исполнять. И надо сказать, при всех претензиях к качеству исполнения правительство в пример остальным пытается это делать.
Думаю, главным здесь является то обстоятельство, что наш Президент нашел наконец — то самого подходящего для себя премьера. (Подчеркиваю, речь в данном случае идет о Президенте, а не о России). Для начала Президент и премьер — люди практически одной человеческой популяции, из числа крепких русских мужиков, достаточно решительных, тертых жизнью и реально представляющих, с какой страной и каким человеческим материалом им приходится иметь дело. Отсюда скорее всего и происходит общее отношение к реформам, которые за отведенное ему время премьер, с одной стороны, умудрился не угробить, но с другой — не особенно стремился продвигать вглубь и вширь.
Отсутствие радикализма, подчеркнутая постепенность, пожалуй, более всего способствуют сейчас если и не экономической, то хотя бы по литической стабилизации жизни страны. Во всяком случае, сегодня правительство не является дополнительным раздражителем общественных страстей, и на том, как говорится, ему спасибо.
По этим же причинам не происходит и кадровая революция, намеки на которую неоднократно делались до и сразу после референдума. Введение в правительство двух новых первых вице — премьеров является, несомненно, фак том сугубо политическим. Причем если по поводу одного свежего персонажа — О. Сосковца — кое — что понятно и объяснимо, то назначение О. Лобова может комментироваться куда сложнее.
Ключ к пониманию появления О. Сосковца на вершинах российской власти лежит, как мне кажется, в двух обстоятельствах его предыдущей карьеры. Человек, успевший поработать в казахстанском правительстве назарбаевского призыва, да еще являющийся специалистом в такой интегрирующей для большинства бывших советских республик отрасли, как металлургия, — фигура, несомненно, подходящая для реализации экономического договора СНГ, заключение которого ( если оно, конечно, состоится) может оказаться крупнейшим достижением черномырдинского правительства
Лобов же в качестве концептуалиста нынешней российской экономики — фигура скорее всего проходная и временная, выгодная хотя бы тем, что в силу особых личных отношений с Президентом им же и легко устраняемая. Боюсь, что на долю О. Лобова, человека крепкого, преданного, но, увы, необремененного серьезными экономическими познаниями, выпадет задача тяжелая и неблагодарная.
Скорее всего ему будет дозволено осуществить некую сумму экономических действий внешне социально направленных, а по существу влекущих за собой невообразимый доселе инфляционный вал. (По аналогии вспомним действия деголлевского правительства в самом конце пятидесятых годов, когда оно намеренно «валило» старый Франк, чтобы народ воспринял некоторые ущемления, связанные с введением нового франка, как искупительную и выстраданную жертву) . И вот тогда — то на место Лобова придет долгожданный «спаситель экономики», проведет предельно жесткую денежную реформу, объявит «твердый» рубль и если не победит, то существенно приостановит инфляцию.
Будет ли это время гайдаровского ренессанса, прогнозировать не берусь, хотя отсутствие его в нынешнем правительстве объясняю только тем, что для этого пока просто не наступило подходящее время. Впрочем, возможность подобного развития экономических событий целиком и полностью зависит от политической развязки самого ближайшего времени. Сегодня, как бы мы старательно ни убеждали себя в том, что реформаторские процессы необратимы, судьба экономики вновь сугубо зависима от политики. В этом, может быть, и заключается самый страшный рок и самая тяжелая специфика нашего Отечества.
…Красно баял Руцкой
Михаил ПОПОВ
Несмотря на стремление устроителей придать мероприятию элементы неформальности, оно сильно напоминало незабвенные времена. Проходило оно в зале № 1 Дома союзов за закрытыми дверями которые надежно защищали от назойливых журналистов бравые ребята из личной охраны вице -президента . Названо же оно было так: «Совещание центристских сил ….
Пожалуй, все сказанное Руцким можно было бы свести к экзотическому словосочетанию: «Демократический патриотизм!» Так вот чего до сих пор не хватало многострадальной России!
«Демократический патриотизм!» Это ради него изнывала от духоты в четверг 20 мая в очаровательном платье лидер Социалистической партии трудящихся Л. Вартазарова в окружении двух известных мудрецов- А.Денисова и Р.Медведева. Вот из — за чего громил «ублюдочную российскую интеллигенцию» бывший культурный министр Н.Губенко, да так громил, что сидевший рядом «крутой демократ» Федор Бурлацкий все глубже втягивал голову в плечи.
«Демократический патриотизм» … Чтобы чудное слово стало явным делом присутствовавших, Руцкой тут же предложил провести до 25 мая партсобрания в своих ячейках и решить вопрос о форме участия или сотрудничества в рамках демпатриотического «Гражданского союза».
Чего хотел добиться вице — президент, собирая столь пестрый контингент?
Во – первых, безоговорочного признания своих единоличных лидерских притязаний в предполагаемой коалиции центристских сил.
Во — вторых, безусловной поддержки в борьбе с нынешним политическим режимом Б. Ельцина.
В — третьих, одобрения своей кандидатуры в качестве претендента на президентский пост . взамен Руцкой пообещал , что включит представителей тех партий, движений и организаций, которые обеспечат ему поддержку, в общий список кандидатов в парламент, в региональные и местные органы власти.
Уже к концу совещания стало ясно: «левые» отнюдь не склонны поощрять харизматические претензии вице — президента, памятуя как Руцкой и его Народная партия Свободная Россия прошедшей зимой фактически проигнорировали Конгресс левых сил.
Не проявили большого энтузиазма к созданию новой коалиции и представители депутатского корпуса. Скептическая улыбка не раз и не два появлялась во время выступления вице – президента на губах его активной сторонницы И. Виноградовой, координатора парламентской фракции НПСР. Похоже, блок «Демократический центр» и входящая в него фракция «Свободная Россия» доживают последние дни.
И у господ промышленников и предпринимателей, судя по всему, не осталось больших иллюзий по отношению к Руцкому. Лишило его окружение Президента доступа к различного рода бюджетным и внебюджетным фондам, и поэтому политическая дистанция между Руцким и Вольским будет расти по мере приближения конца пребывания на посту, теперь уже чисто формального, последнего вице — президента РФ.
Неутешительны дела Руцкого и с собственной партией, особенно в московской и петербургской организациях. Причина- систематический уход руководства партии от четких решений в период острых политических событий. А если учесть, что численность партии, по самым оптимистическим подсчетам, не превышает состава воздушной дивизии, то председатель НПСР просто-напросто очередной генерал без армии. Отсюда и пресловутый лозунг: «Демократический патриотизм!». Авось «анпиловцы» или «памятники» услышат да вдруг с площадей в Дом союзов побегут.
Как, с вашей точки зрения, должен теперь поступить А. Руцкой — уйти в отставку или оставаться на посту вице — президента?
Уйти 47,3
Остаться 24,0
Не знаю 23,3
Другой ответ 5,4
© Служба « Мнение » . 1993. Руководитель ГР . ПАШКОВ
Очередной розыгрыш Никиты Богословского
Он всех уверяет, что 22 мая ему исполнилось 80 лет
— Никита Владимирович, вам действительно исполнилось 80 лет?
— О чем это вы?! Вы что, шуток не понимаете?
— Ну и хорошо. А все — таки чем вы занимались до 1917 года?
— Был внуком камергера двора Его Императорского Величества Михаила Федоровича Поземковского. Дед славился при дворе своими шутками, говоря нынешним языком, хохмач был.
— Камергер — хохмач ?! Так это у вас от дедушки? А кому вы обязаны музыкальными склонностями?
— Мама была талантливой пианисткой. А ее родной брат был тенором-премьером в Мариинском театре, а потом в Париже.
— Так, значит, вас на музыкальную стезю вы вели родители?
— Точнее, бабушка. На родителей — то как раз произвела огромное впечатление загадочная запись в моем школьном аттестате: «Склонности к градостроительству и химии». С ума сойти! Химию я люто ненавидел. Ну а насчет «градостроительства, так это уж просто мистика какая — то. Спасибо, бабушка настояла, и меня отдали в музыкальную школу. Меня очень рано запихнули за рояль. Но, видя, как я ненавижу этот инструмент, смирились и разрешили мне на рояле вообще не играть. Я тут же, естественно, немедленно проникся к нему любовью и уже в 8 лет стал писать какие — то дикие импровизации. Смешно сказать, но они почему-то произвели некоторое впечатление на выдающегося композитора Александра Константиновича Глазунова. Он в моей жизни чуть не сыграл роковую роль. Где-то в 70-е годы я, последний ученик Глазунова, должен был сопровождать в самолете прах Александра Константиновича из Парижа в Ленинград для перезахоронения на Родине. Но задержался в Париже по уважительным причинам Самолет этот под Ленинградом разбился.
— С кем еще вы общались в незапамятные времена?
-С царем .
— Естественно, с кем же еще вам и общаться — то было?
-А вот нянька моя Марфушка была доверчивей, чем вы. Она выглянула в окно и сказала: «Смотри, Никита, царь едет». Царь был шикарный: огромный, усатый, на белом коне, а на голове сияющая каска с плюмажем.
— А вокруг охрана на мотоциклах.
— Нет, ни охраны, ни мотоциклов тогда еще не было. Но впечатление на меня царь произвел огромное … Правда, потом оказалось, что это был не царь, а командир кавалергардского полка. Но все равно есть что вспомнить.
— Вы ведь были знакомы не только с царем, но даже и с Леонидом Осиповичем Утесовым?
— Мы познакомились с ним на дне рождения его дочери Диты Утесовой. Я даже тогда написал и подарил ей вальс «Дита». Там еще были дядя Володя Маяковский, дядя Миша Зощенко. Они на нас не произвели впечатления. А вот дядя Володя Горовиц оказался хорош тем, что мы катались на нем верхом. Но в полном восторге мы были от папы моей подружки Диты. Он, правда, уже старый был лет под двадцать пять. Но зато показывал нам замечательные фокусы и умел стоять на голове. Согласитесь, не каждый папа умеет стоять на голове. То есть в Утесова я влюбился сразу. Когда мне было уже лет четырнадцать, Я написал сочинение «Дядя Оболей» про дворника, поливающего двор. И оркестр дяди Лёди его исполнял. Недавно вышла пластинка: на одной ее стороне мои пес ни исполняет Лемешев, на другой — Утесов. Я думаю, что популярностью моих песен я обязан Леониду Осиповичу Утесову не меньше, чем себе.
— А Марку Бернесу?
-Ну уж Бернесу — то, конечно! Мы с Марком сдружились еще в 1939 году на кинофильме «Истребители». Помните «В далекий край товарищ улетает»? Ах, какой он там был красивый! Мы с Марком настолько срослись, что придумали некий свой «язык», который никто, кроме нас, не понимал, а мы покатывались от хохота. Впрочем, мы не упускали случая и друг над другом покатываться от хохота. Однажды я весьма опасно «покатился».
Как — то я прилетел в Киев и прямо от портье в гостинице позвонил Марку в его шикарный номер женским голосом: «Марик, кошечка моя, скорей раздевайся, я к тебе уже поднимаюсь!». Марк прореагировал как — то странно.
Оказалось, что это был не Марк. Он уже съехал, и в этом номере поселился руководитель КГБ товарищ Серов … Когда — то потом я на каком — то приеме напомнил об этом случае товарищу Серову. Тот захохотал и сказал: «А я вас тогда так ждал!» Слава Богу, не дождался.
Марк обожал розыгрыши и знал этом деле толк. У нас с ним в номере гостиницы каждый день после киносъемок собиралась компания. И вела себя, скажем так, шумновато. А рядом два бухгалтера из Винницы, они приехали в Киев сдавать отчет. Бухгалтеры стучали нам в стену, совершенно справедливо жаловались на нас. Надо сказать, на доели не только мы им, но и они нам. Как — то в полночь Марк позвонил им в номер и представился администратором гостиницы: «У меня к вам просьба как к членам партии. Приехали иностранцы, и ваш номер на одну ночь нужен для них. Возьмите вещи и переночуйте внизу, в Красном зале. Вам там уже постелено». И вот среди ночи они заявляются в пижамах, с чемоданами в торжественный Красный зал. А там сидит вся местная киевская знать и банкетным образом чествует заезжую знаменитость. Эффект был неописуемый! Как вам проделки этого сорванца Бернеса?
— Ну вы в этом деле тоже замечены.
— Не без того! Но я разыгрываю обычно исключительно друзей. И чем больше люблю, тем больше разыгрываю. Я обожаю Оскара Фельцмана. И как человека, и как композитора. Разыгрывать это доверчивое существо было просто трогательным занятием. Я ему как — то задолжал сто рублей. И посылал по почте каждый день по рублю. Оскар воспринимал это покорно и как должное. Один раз я взял пишущую машинку с иностранным шрифтом и, тыкая пальцами в первые попавшиеся буквы, отстучал «письмо». Понятным в нем было только несколько раз повторяющееся выражение 10 000 долларов. Послал его в зарубежном конверте на имя Оскара в иностранную комиссию Союза композиторов. Фельцмана вызвали и сказали, что этого языка в комиссии никто не знает. Возбужденный Оскар кинулся ко всем возможным переводчикам. Но, естественно, безуспешно. То есть 10 000 долларов уплывали от Оскара самым возмутительным образом. Причем он об этом рассказывал каждому встречному. Я его понимаю, я бы тоже на его месте расстроился. Я прекратил его муки, во всем сознавшись … Мой милый, трогательный Оскар хохотал так заливисто, словно это он меня разыграл, а не я его.
— А самый значительный человек в вашей жизни?
-Михаил Михайлович Зощенко. Вот его разыгрывать мне и в голову не приходило. Это был очень серьезный, очень глубокий человек. Посмотрите, это его дарственная надпись на книге: «О, мои грустные опыты! И зачем я захотел все знать? Вот теперь я не умру так спокойно, как надеялся». Видимо, он меня любил. Когда я заболел, он каждый день сидел возле меня в больничной палате. Он был молчаливый человек. А я в его присутствии становился очень многословным. Наверное, хотел тоже за умного сойти. Году, кажется, в 53-м мы с ним застряли минут на сорок в лифте. И он вдруг стал мне рассказывать о своей горестной жизни. Какого великого человека замучили!
— Никита Владимирович, вы знали столько знаменитых людей. Даже почти что с царем виделись. А со Сталиным приходилось общаться?
— Приходилось. Но через постановление ЦК ВКП (б) о кинофильме «Большая жизнь». Жданов предложил на политбюро признать мои песни в этом фильме «вертинщиной». Но Сталин не согласился: «Вертинского мы только что пустили обратно на родину. Не надо обижать старика. И предложил формулировку: «Песни, проникнутые кабацкой меланхолией и чуждые советским людям». Как вы понимаете, эта формулировка была утверждена. Речь шла о совершенно чуждых советским людям песнях «Спят курганы темные» и «Три года ты мне снилась».
— Крепите ли вы дружбу с народами мира ?
-Креплю. Франсис Лемарк, Жан Маре, Ив Монтан, Жаклин Франсуа, Жак Брель— все очень близкие мне люди. На великое горе, кого — то из них уже нет. А Лемарк и Филипп — Жерар — даже мои соавторы по многим совместным сочинениям.
— Вы, как я понимаю, по натуре человек общительный.
— Я в свое время зачем — то скопил целую коллекцию визитных карточек в результате знакомств и деловых встреч. В какой — то момент не поленился, подсчитал — 1112 штук.
— Вы войдете в историю как автор советских песен. Я это не в порядке упрека или поощрения говорю. Но что такое советская песня?
— Знаете, нигде в мире к жанру искусства или к деятелю искусства не присобачивают название государственного устройства. Ну не говорят же в Англии — песни монархических композиторов. Или — замечательный капиталистический композитор Бриттен. Все — таки, согласитесь, нам присуши некоторые странности.
— Как пишется вам сейчас?
— Сочиняю музыку исключительно для собственного удовольствия. Исполнителей песен почти не осталось, а к симфонической музыке у нас не очень склонны. Меня сейчас больше исполняют за рубежом. Недавно в Шанхае была исполнена моя 4-я симфония. Увлекся литературным творчеством. Изданы два моих романа. Пишу мемуары «Что было и чего не было».
-А чего не было?
-А того, чего не было.
— Что надо делать, чтобы почти 80 лет подряд писать песни?
-Ничего не надо делать. Просто жить и писать песни. Правда, чтобы жить, нужно немножко иронии. Могу открыть вам мой секрет. Понимаете, если у вас неприятность, то вы ведь через какое — то время будете смеяться над этой неприятностью. Я это дело не откладываю и смеюсь сразу. Отсюда и 80 лет
. Беседу вел Эдуард ГРАФОВ