Нобелевская премия мира в 2023 году присуждена Наргес Мохаммади. Эта иранская журналистка и правозащитница пишет прежде всего о женских тюрьмах. Конечно, ее работа выходит далеко за пределы Ближнего Востока — тюремные унижения известны в большинстве стран. Тюрьма — место, где легко объявить реформу, но довести ее до конца почти невозможно. Можно отменить отдельные формы заключения, например изнуряющую каторгу, но им на смену приходят новые.
Вспомним эпизод из «Братьев Карамазовых» Достоевского: Иван поселяется в комнате Смердякова, как бы в тюрьме, и после разговора со Смердяковым начинает верить в виновность Дмитрия. Хотя Смердяков всем тоном разговора выдавал, что братья не виноваты, такая тюремная жизнь в комнате с ветхими обоями не позволяла расслышать тон, но только произвести «математическую» комбинацию. Так работает институт тюрьмы: он воспроизводит насилие с почти математической точностью, даже если время требует реформ.
Сразу вспоминается проект Мишеля Фуко «Группа информации по тюрьмам», в котором впервые был поставлен вопрос о пытках заключенных не как об эксцессах, но как о системе. Союзницей Фуко в этой группе стала психиатр Эдит Роз, рассказавшая на заседаниях о карательной психиатрии. Несмотря на то, что регламент закрытой больницы вроде бы давал полную власть врачу, на самом деле в ней осуществлялась санитарная власть — беспредельная власть фантомной телесности. Например, больных привязывали к кроватям даже когда в этом не было необходимости: просто потому, что тело больного с точки зрения санитаров должно было быть зафиксировано, быть доступно операциям, в том числе угрозам и избиениям. Также, хотя Роз прописывала лучшие лекарства своим пациентам, они часто не доходили до них — санитары считали, что больные пока «наказаны» и могут обойтись без всего.
Главная книга Мохаммади «Белые пытки» (2022) — ряд глубинных интервью с женщинами-заключенными, выполненных по всем правилам качественных социологических исследований. Мохаммади в своей книге делит тюрьмы не на суровые и мягкие, но на тюрьмы с преимущественно совместным и с преимущественно одиночным заключением. Нам иногда кажется под влиянием беллетристики, что одиночное заключение более тревожное, но не истязающее: телесное уходит из сферы нашего внимания, остаются только мечты и страхи. Но, как показывает Мохаммади, длительное одиночное заключение — вероятно, худший вид телесного насилия. Здесь отказывает в медицинской помощи не отдельные грубые санитары, а сама система. На многих примерах Мохаммади показывает, почему смерть женщины-заключенной в тюремной камере — не реализация какого-то прагматического замысла, не казнь, но следствие самого устройства «белых пыток». Дать женщине лекарство означает признать ее субъектом, начать с ней разговор и, следовательно, признать, что ее слово может оказаться сильнее слова тех, кто ее арестовал. Поэтому выгоднее вообще не лечить заключенных вопреки рекомендациям тюремных врачей.
Вся биография Мохаммади — история несвободы. Например, в студенческие годы она, изучая физику, увлекалась альпинизмом, но ей, феминистке, запретили участвовать в восхождениях. Когда даже в рамках досуга твое тело оказывается под контролем, о каких правах можно говорить? Тебе не дадут стать борцом за права, потому что с самого начала сказали, что у тебя нет права на свое тело. Там, где нет юридического права на альпинизм для феминистки, не просто разрушена студенческая мечта, а уничтожены права бороться за права. Мохаммади долгое время работала помощницей Ширин Эбади, иранской правозащитницы, юриста, лауреата Нобелевской премии 2003 года. Так она приобретала опыт противостояния насилию, ломающего судьбы людей и отнимающего возможность жить по правде.
Страх перед вольным словом охватывает не только тюремных служащих, но и следователей — они лгут родственникам о местонахождении арестованных женщин, а самим этим женщинам могут сказать, что их муж или ребенок якобы уже погиб, и не надо о нем думать. Опять-таки, это не просто способ прагматического шантажа, способ сломать заключенную и заставить ее в чем-то признаться. Это работа системы, в которой заключенная ничего не должна видеть, слышать, говорить, должна слиться с белыми стенами своей камеры. Таково всеобщее «наведение порядка», а не отдельные действия следователей или тюремного начальства.
Ни одна из тринадцати женщин, которых опрашивала Мохаммади, не совершала преступлений — они были арестованы за политическую деятельность или по подозрению в подготовке политических выступлений. Но что это за политика? Сама Мохаммади оказалась за решеткой, а лучше сказать — в белом бетонном мешке, — в 2016 году за создание движения против смертной казни и взятые ею интервью. Хотя целью этого движения было просто собрать сведения о неоправданных приговорах, возможных судебных ошибках и добиться поэтапной, а не мгновенной отмены смертной казни, суд расценил эту деятельность как опасную для всей системы следствия. Отсидев четыре года из шестнадцати, Мохаммади вышла на свободу, но сейчас она снова в окружении белых стен.
Мохаммади — настоящий социальный мыслитель. Ее книгу можно сопоставить, например, с недавно вышедшей по-русски книгой американского исследователя Судхира Венкатеша «Главарь банды на день» (2008). Этот социолог индийского происхождения, внедрившись в банду нищих районов Чикаго, выяснял, почему социальные программы не способствуют уменьшению насилия. Оказалось, что как раз вроде бы улучшение условий быта оборачивается своеобразным одиночным заключением в квартирах и уже беспредельным насилием: каждый оказывается уязвим не только перед криминальными действиями вроде вовлечения в наркоторговлю, но и перед любым моральным давлением. Постоянные анонимные сделки, например конвейер проституции, мешают человеку покинуть тюрьму своего быта. Дети, привыкая жить под дулом пистолета, воспроизводят насилие уже как нечто привычное. Только Венкатеш может бороться за права человека, снимая фильмы и выступая в университетах по всему миру, а Мохаммади сейчас лишена такой возможности.
Слова на фронтоне дельфийского храма «Познай себя» означали, вероятно, что к оракулу нужно приходить только со своими просьбами, а не болтать о чужом. Сократ понял эти слова как внутреннее требование. Наргес Мохаммади показывает, как можно познать друг друга, демонстрирует мужество перед чашей цикуты, которая может достаться каждой арестованной женщине. Вероятно, только так можно провести реформу тюрем во всех странах мира — превратить их из учреждений анонимной гнетущей власти в лабораторию. В этой лаборатории заключенный поймет, что он может сделать для того, чтобы права других людей не были незаметно для них отняты.
Александр Марков, профессор РГГУ
ИСТОЧНИК: Троицкий вариант https://www.trv-science.ru/2023/10/narges-mohammadi-cikuta-odinochnogo-zaklyucheniya/