По неофициальным данным, в Москве учится порядка 60 тысяч детей-мигрантов. Официальной статистики в России нет. Как нет и государственных программ адаптации или занятий по русскому языку. Бывший директор Интеграционного центра для детей беженцев и мигрантов «Такие же дети» Анна Тер-Саакова рассказала «Мелу» о трудностях, которые приходится преодолеть детям-мигрантам, чтобы попасть в российскую школу и в ней прижиться.
Бегут в Россию по разным причинам. Например, в случае с Демократической Республикой Конго, визы оттуда в нашу страну гораздо дешевле, чем в государства Западной Европы. В Конго давно идёт гражданская война, людей убивают прямо на улице. Тем, кто решается уехать, просто некогда подробно разузнать, что их ждёт в России. Среди них беременные женщины, которые не хотят рожать под пулями. Они надеются, что в России у них будут хотя бы минимальные социальные льготы — здравоохранение или образование.
Убегая от ужасов войны, они попадают в гораздо худшее положение, потому что в России у них нет никаких прав или гарантий
Приходится начинать всё с нуля. У беженца нет возможности самостоятельно оформить все необходимые документы, хотя бы по причине незнания русского языка. Он не понимает, что сделать и куда обратиться, чтобы хоть немного улучшить своё положение, и рискует оказаться на чёрном рынке труда.
Легче устроиться тем, кто едет в Россию и имеет здесь связи. Например, сильная община сложилась у афганских беженцев — они вообще хорошо интегрированы в местное сообщество и достаточно быстро учат русский язык. Как правило, здесь их уже ждут знакомые. Они помогают обустроиться на первых порах, создать хотя бы минимальные условия для нормальной жизни. Отправить детей в школу в России сложно любым беженцам, но зачастую выходцам из стран Африки это сделать просто невозможно из-за ряда формальных причин.
В 2016 году в Москве оставалось всего две школы русского языка, где мигранты могли бы учить его наравне с другими общеобразовательными предметами.
Статистики, сколько детей посещали курсы русского языка как иностранного, а также школы русского языка по всей России, в публичном доступе нет. У правозащитников есть данные за 2014- 2015 учебный год. Тогда бесплатные курсы в школах русского языка в Москве посещали всего 262 ребёнка, ещё 327 занимались на курсах «русский язык как иностранный», организованных в нескольких общеобразовательных школах.
По подсчётам правозащитников, в 2016 году в Москве могли проживать более трёх миллионов иностраных граждан.
В школу — только через суд
Отсутствие доступа к образованию у детей — отдельная проблема. В Москве и области при подаче заявления на поступление в школу необходимо указывать адрес регистрации ребёнка. Причём теперь его нельзя заменить адресом регистрации родителей: он сразу же сверяется с базой данных, и если ребёнок не зарегистрирован именно в Москве или Подмосковье, заявление невозможно даже отправить. Часто у беженцев и мигрантов нет регистрации, и школы автоматически записывают детей в разряд «нелегалов». Хотя у них может быть на руках пакет необходимых документов, которые подтверждают легальность пребывания на территории России.
Само требование регистрации противоречит Конституции, которая гарантирует всем право на образование
Но больше всего ужасает лёгкость, с которой детей, как и взрослых, начинают называть «нелегалами». Всё же нелегальным может быть действие, но уж никак не человек. К счастью, в школах появляются те, кто разделяет такую точку зрения, поэтому сейчас детей зачисляют в классы чаще.
Нашим коллегам из комитета «Гражданское содействие» часто удаётся устроить детей в школу только через суд. Но если случай и не такой критический, зачисление даже пяти-семи детей — очень трудоёмкое занятие. Летом мы даже сделали памятку об этом и перевели её на пять языков для родителей, которые могут просто не понимать, как взаимодействовать со школой.
«В 2010–2011 годах не менее 10% детей трудовых мигрантов, проживающих в России, не посещали школу. Это от 30 до 60 тысяч детей. Согласно опросам, в 2012 году вне учебного процесса могли оказаться до 25% детей трудовых мигрантов».
Из доклада «Всеобщее право не для каждого. Доступ к школьному образованию для детей беженцев и трудовых мигрантов в России» комитета «Гражданское содействие»
Частая позиция: «Он тупой, потому что не знает русского»
В России пока нет системы преподавания русского языка детям-инофонам с опытом миграции. Когда ребёнок попадает в российскую школу, его не тестируют на знание русского языка. Из-за стресса после переезда ребёнок может молчать в школе месяцами, не понимая ничего. А если он находит человека, говорящего на своём родном языке, и начинает общаться с ним, то может услышать в свой адрес: «Что, объединились?». Хотя дети просто ищут кого-то, с кем можно поговорить. Это никак нельзя считать отказом от интеграции.
В Германии, например, дети учатся в отдельной группе на протяжении года (в «приветственном классе»), прежде чем объединиться с «местными» детьми. Во Франции есть тесты более чем на сорока языках, которые проверяют уровень когнитивных способностей в целом, а не уровень знания языка. Эти тесты выявляют, насколько хорошо ребенок знает свой родной язык: если школа видит, какие именно темы ребёнок знает хорошо, то через них будет проще объяснить ему и французский.
Занятия по подготовке к обучению в обычном классе рассчитаны в основном на год. Полугода ребёнку должно хватить, чтобы освоить самый базовый уровень языка. Во Франции, например, есть ещё и курс изучения конкретных школьных терминов, которые используются на уроках математики или литературы.
В Западной Европе уже стали обычными интеграционные программы в рамках школьной системы. Но чтобы хотя бы подступиться к их созданию в России, нужно сначала понять, кто учится в школах, какие у детей потребности. Нужно определиться с тем, как правильно называть детей с разным опытом миграции и уровнем русского языка.
В России позиция иногда такая: «Он тупой, он не знает русского!» — даже если ребёнок говорит на четырёх других языках. Конечно, это не единственный вариант реакции. Есть школы, которые создают свои программы, сами ищут на это финансирование и ресурсы. Есть и учителя, которые дополнительно занимаются с детьми — в школе или даже дома: им больно смотреть на детей, которые хотят, но не могут учиться просто потому, что ничего не понимают. К сожалению, у большинства учителей не хватает сил на дополнительную работу из-за и без того высокой нагрузки. Мне кажется, школа и не должна решать эту проблему самостоятельно без системной поддержки государства.
Исследователи Казанского федерального университета опросили около ста учителей в Татарстане:
- 100% не хотели бы, чтобы в их классе учились дети мигрантов, поскольку «общая успеваемость в классе, где учатся такие дети, резко снижается»;
- 65% «не желают соседствовать с представителями Кавказа, Средней Азии, Украины и других государств».
Школы не понимают, кого считать мигрантами
По неофициальным оценкам, в Москве и области около 40 000 — 60 000 детей беженцев и трудовых мигрантов. Получить точную статистику по детям с опытом миграции, которым нужна дополнительная языковая или психологическая поддержка, мы не можем, так как нет чёткого принципа подсчёта. Существуют разные точки зрения, которые не всегда сходятся.
Мы даже не знаем, сколько в российских школах учится детей, для которых русский язык — неродной.
Пока школы страдают от непонимания, как им учить детей-инофонов, на официальном уровне проблемы вроде бы и не существует
Многие не видят различия между детьми-инофонами, которые плохо или пока совсем не знают русского языка, и местными детьми с нерусскими фамилиями. Коллеги из Подмосковья предоставили нам статистику, что, по их подсчётам, в школах Московской области учатся порядка 34 тысяч детей с неродным русским языком. У нас сразу возникло к ней много вопросов. Кого в школах считают «детьми с неродным русским»? Если школам формально запрещено делить детей на «говорящих по-русски» и «инофонов», то каким образом в принципе появилась эта статистика?
В прошлом году в одной из подмосковных школ социологи из Высшей школы экономики попросили собрать фокус-группу из детей, у которых был опыт миграции в Россию, — внутреннюю миграцию они не рассматривали. Им привели девочку, у которой один из родителей был из Вьетнама, но сама она родилась в Подмосковье и никакой необходимости в интеграции не испытывала. В подобной же ситуации оказываются дети из Чечни и Дагестана. Был случай, когда школа отказалась принимать ребёнка с грузинской фамилией, который родился в Москве в профессорской семье. Руководство ссылалось на то, что у него «нерусская фамилия, и он наверняка не знает русского языка».
Источник: Мел