Сегодня как религия, так и наука стремительно маргинализируются, уходя на периферию общественной жизни. И их место все уверенней занимает новая сила. Россия – страна во всех отношениях особенная.
Это недавно подтвердил, например, президент РАН А. Сергеев, заявивший, что ряд важнейших «интегрирующих целей» развития нашего общества «возможно [достичь], если мы объединим усилия науки и усилия Русской православной церкви…»
Не будем касаться вопроса о том, выпадут ли, по мнению выдающегося физика, из коллективного созидательного процесса атеисты или приверженцы иных традиционных для России конфессий, – остановимся на соотношении науки и религии в современных обществах, теме самой по себе непростой.
Владимир Иноземцев
Фрагмент обложки журнала «Puck», Джозеф Кеплер, 1902
Последние несколько сот лет в евроцентричном мире были ознаменованы крайне сложными отношениями между верой и знанием. Хотя, начиная с раннего Средневековья, значительная часть европейских интеллектуалов формировалась в лоне Церкви или была ее служителями, а сами выдающиеся богословы прямо указывали, что «Священное учение есть наука» (St. Thomas Aquinas. Summa theologiae, Prima Parte, 2; 2), по мере социального прогресса религия и наука становились антиподами.
С одной стороны, этот процесс был обусловлен тем, что ученые постепенно подрывали традиционную христианскую картину мира – от обоснования утверждения о том, что Земля не находится в центре Вселенной, до открытия эволюционных процессов развития жизни. Прогресс человечества был невозможен без развития технологий, а оно шаг за шагом разрушало основы того мировоззрения, которое было сформулировано в годы расцвета Римской империи.
С другой стороны, что, на мой взгляд, было еще более важным, социальные мыслители рискнули отказать Церкви в определении норм общественного устройства с созданием теории естественного права. Появление человека в статусе создателя правовых норм на основе согласия с ему подобными радикально изменило место религии и Церкви в жизни христианских обществ (чего отчасти не случилось в мусульманских) и отодвинуло ее на обочину общественной жизни.
Современная наука слишком инструментализирована, чтобы даже отдаленно напоминать религиозный культ
Наука очевидно выиграла от подобной трансформации, тем более что секуляризация общества шла наиболее быстрыми темпами именно тогда, когда прогресс знания и технологий был наиболее заметен. XVIII и XIX века радикально изменили облик планеты, доказав, что именно рациональность и технологический прогресс являются теми факторами, которые определяют возможность доминирования над миром. Кроме того, духовное сословие в периоды революционных перемен повсеместно воспринималось как воплощение устаревшего социального порядка, а его праздный характер фокусировал на нем всю силу мести революционных сил – по большей части несправедливой и чрезвычайно жестокой. В какой-то мере можно говорить, что на этой длинной волне утверждения идей рационализма и прогресса наука и сама превратилась в некий объект поклонения: с начала ХХ столетия и до конца его второй трети имена великих ученых и инженеров с восторгом повторялись людьми в самых разных точках планеты. Однако в то же время стали появляться и первые признаки озабоченности общества происходящей «технотpонизацией», воплотившиеся в разного рода мрачных утопических образах будущего.
Сегодня, на мой взгляд, даже в самых успешных с точки зрения развития технологий обществах не приходится говорить о науке как о новой религии (хотя в последнее время такие разговоры приходится слышать, например, в контексте обсуждения фанатичной борьбы за спасение Земли от климатических изменений, сторонники которой используют научные аргументы в качестве своеобразного «символа веры»). Причина такого положения вполне понятна: сама современная наука слишком инструментализирована, чтобы даже отдаленно напоминать религиозный культ. В то время как научное знание искореняло религиозные предрассудки, мир казался относительно легко постижимым, а величайшие открытия либо быстро приходили в жизнь миллионов людей (паровая машина, бензиновый двигатель, электричество, радио, современные средства связи и обработки информации), либо символически изменяли облик мира (создание ядерного оружия, старт космической эры), либо казались постижимыми для среднеобразованного человека (теория относительности, принципы строения вещества, основы теории генетики и многое другое). Сегодня же знание стало столь специализированным и глубоким, что элементы универсализма практически полностью исчезли, а это превратило науку из своего рода культовой деятельности в ремесленную (в данной констатации, хочу подчеркнуть особо, нет ничего уничижительного).
Масштабное столкновение веры/религии и просвещения/науки, которое было центральным вектором европейской истории XVI–XIX столетий, привело не столько к победе одной из сторон, сколько к десакрализации обеих. Последние десятилетия стали временем огромного увеличения не только числа неверующих людей, но и количества банально необразованных. В первом случае причиной, скорее всего, стала утрата традиционной связи религии с этикой по мере секуляризации нравственной доктрины и развития гражданского общества, ставящего в центр мироздания человека. Во втором важнейшим фактором выступали и выступают растущая непостижимость современного горизонта научного поиска и прогрессирующая инструментализация научных достижений. Ни в религиозной, ни в научной сфере подавляющее большинство людей не могут вообразить себя в роли актора, в то время как роль потребителя мало кого вдохновляет. Свечка в храме, поставленная пару раз в год, и дежурные слова о важности свободы научного поиска – это практически все, что большинство современных жителей евроцентричного мира готовы себе позволить.
Наиболее очевидным бенефициаром смертельной схватки веры и рационализма стала гуманистическая правовая культура, начавшая формироваться на заре эпохи Просвещения и сумевшая как сочетать в себе элементы религии и науки, так и со всей возможной решимостью отвергать принципы и той, и другой.
Взяв от христианства идею равенства всех человеков, эта культура «забыла» о том, что такое равенство трактовалось отцами Церкви как равенство перед Господом, – результатом явились предпосылки современного демократического общества, носителем власти в котором выступают люди, свободные в своем политическом выборе. Взяв от науки принцип рационализма, она сделала своей высшей целью минимизацию зла, приносимого одними членами общества другим, – итогом стало формирование правовых максим, которые не могут быть оспорены даже в ходе реализации демократических процедур. И по мере того, как религия сдавала свои позиции нравственного эталона, а наука даже не стремилась их перехватить, доктрина естественных прав (или, в ее современном воплощении, прав человека) быстро превратилась в новый источник норм поведения. В данном своем качестве она сыграла неоценимую положительную роль – не меньшую, на мой взгляд, чем внесшая в историю идеи целеполагания и прогресса христианская доктрина в Средние века и чем заложившая основы рационального освоения и преобразования мира наука в Новое время, – но в то же время она довольно быстро прошла путь, аналогичный пути от веры к церкви и от служения знанию к научным иерархиям.
Коснемся популярной темы «базового дохода»: и христианская религия, учившая, что «в поте лица своего будешь ты добывать хлеб свой», и традиционная экономическая наука здесь «отдыхают»
Сегодня наиболее передовые общества действительно находятся на некоем распутьи – и нельзя не заметить, что и религия, и наука выступают в лучшем случае на отдаленной периферии главных дискурсов, но никак не задают тон. Возьмем вопрос о различных сексуальных ориентациях. Борьба за одинаковые права представителей любой из них является, на мой взгляд, воплощением самой благой идеи из всех существовавших: все люди совершенно равны (и следует заметить, что речь тут идет действительно о равенстве, а не, как в случае с мультикультурализмом, о коллективных преференциях). Религия в этом споре с бóльшим или с меньшим упорством защищает «традиционные» ценности; наука же методично изобретает все новые методы обеспечения комфортного существования тех, кто их не разделяет. Результат легко предсказать: привычные семейные отношения будут разрушены с такой же неотвратимостью, с какой были разрушены античные политические системы.
Или коснемся популярной темы «базового дохода»: и христианская религия, учившая, что «в поте лица своего будешь ты добывать хлеб свой», и традиционная экономическая наука здесь «отдыхают»; основной дискурс находится исключительно в рамках концепций прав человека, и его результат тоже не вызывает сомнений. Базовый доход в большинстве развитых стран будет введен, а творцы новых технологий обеспечат средства невиданного повышения производительности, которая сделает наделение нового праздного класса предметами первой необходимости менее накладным, чем его вовлечение в какую-либо полезную деятельность.
Конечно, если главный отечественный ученый и главный российский поп найдут точки взаимного интереса и сольются в едином творческом порыве, за них останется только порадоваться. Но проблема состоит в том, что они не способны ничего изменить в процессе формирования контуров будущего общества. Церковь и наука, я повторю, сегодня находятся на периферии общественных перемен в развитых странах. Первая может концентрировать ретроградную энергию, объединяя (что она всегда и делала) тех, кто не хочет перемен или боится их. Ее наивысшим успехом может быть переработка этой энергии в некие позитивные импульсы, корректирующие скорость и направление общественного прогресса, но в любом случае в такие, которые будут данный прогресс замедлять, но не смогут ему воспрепятствовать. Вторая будет использовать нескончаемые любопытство и энергию поиска (что она тоже делала многие столетия), консолидируя тех, кто полагает развитие знания искупающим любые порождаемые им проблемы. Ее достижения будут проявляться в устранении материальных и технических препятствий для реализации самых смелых социальных экспериментов, хотя сами эти эксперименты будут ставить те, кто имеет к науке минимальное отношение. При этом я бы даже сказал, что именно «равноудаленность» религии и науки от социальных процессов выступает и будет выступать подтверждением современности того или иного общества.
Эпоха технотронных обществ не состоялась – и не признавать этого станет невозможно уже очень скоро, по мере того как нерациональные решения станут доминировать в общественной повестке дня
Мир XXI века – это мир перемен такого масштаба, которых человечество не знало в своей истории. Религия и наука в равной степени ответственны за такое положение вещей. Первая долгое время сдерживала общество в неких «рамках», которые с ходом времени стали настолько тесными, что теперь не размываются, а скорее взрываются так, как взрывается воздушный шар, проткнутый сразу в нескольких местах. Видимый подъем «консерватизма» и «традиционности» похож на естественное уплотнение оставшихся стенок шарика, из которого выпущен воздух: они намного толще и прочнее, чем у надутого шара, но они через несколько мгновений упадут на пол и будут рано или поздно сметены в мусорный бак. Вторая на протяжении нескольких веков накапливала свой огромный потенциал и сегодня выплескивает его на людей в экспоненциально нарастающих объемах и в таких формах, которые никто не в силах отвергнуть. Мгновенный обмен информацией по всему миру, увеличение продолжительности жизни на десятки лет, реализация утопического принципа «каждому по потребностям» – все это будет обеспечиваться по мере того, как общество сочтет данные новации необходимыми для собственного развития. На каждом новом витке попытки вмешательства и священников, и ученых в определение общесоциальной повестки дня будут смотреться столь же смешно, как попытка применить установления Трулльского собора в российском уголовном судопроизводстве или намекнуть свидетелям глобального потепления о недоказанности его прямой связи с экономической деятельностью человека.
Эпоха религиозных обществ кончилась или заканчивается; пятьдесят или сто лет на фоне тысячелетий человеческой истории – не срок, раньше или позже это станет очевидным. Эпоха технотронных обществ не состоялась – и не признавать этого станет невозможно уже очень скоро, по мере того как нерациональные решения станут доминировать в общественной повестке дня. Хорошо это или плохо, я не берусь судить, но новое состояние общества безусловно является воплощением свободы, к утверждению идеалов которой веками шло человечество. Процесс этот, вне зависимости от того, насколько он нам нравится или нет, столь объективен, что стремиться противостоять ему могут только безумцы, а остальным я бы советовал получить максимальное удовольствие от стремительного набора скорости, с которой мы отправляемся в неизвестное будущее.
Источник: Журнал «Сноб»