Одессу есть за что уважать. За архитектурные ансамбли, за море, за её историю, а главное – за её способности в любые времена рождать «музыкантов, шахматистов, художников, певцов, жуликов, и бандитов, так ярко живущих по обе стороны среднего образования», – написал Михаил Жванецкий.
Илья Буркун
Есть юмор, вызывающий смех, а есть шутки, вызывающие сострадание. М.Жванецкий
В 1934 год, в этом замечательном городе родились и два друга. 28 января 1934 года – Аркадий Бортник, а через пять недель в этом же году, 6 марта родился Михаил Жванецкий.
После окончания войны они впервые встретились 6 ноября 1945 года в одесской мужской школе №118. Всегда вспоминали 6 ноября – день, ставший знаковым в их судьбе. А тогда случайная встреча переросла в дружбу двух совершенно разных людей длиною в жизнь. И только смерть М.М. Жванецкого 6 ноября 2020 года её прервала.
Вот и не верь в конспирологию цифры – 6… Но вернемся в реальность. О дружбе длиною в жизнь, об удивительной грани человеческого таланта – умении дружить, в память о Михаиле Михайловиче Жванецком ко дню его рождения – 6 марта 2021 года, опубликованы эти воспоминания.
*
Из интервью с Михаилом Жванецким. «Вопрос: Вы много встречали людей умнее вас? Ответ: Наверное, умнее меня Андрей Битов, Фазиль Искандер, если говорить по писательской линии. Умнее меня Аркадий Бортник, мой товарищ, Додик Лурье, о котором я писал….».
Об уме своего самого близкого друга Михаил Жванецкий писал не однажды. Маленькая миниатюра, посвящённая Аркадию Бортнику написанная в 1973 году.
Аркадий и комар
Мой друг, Аркадий, очень умён.
Золотая голова и руки.
Взял шесть комаров и штангенциркуль.
Измерил штангелем размах крыльев — 5 мм.
И стал делать сетку.
Горизонтально сетку не натягивал.
Только вертикально.
Через 5 мм.
Комар брассом не летит, только баттерфляем.
Комар от рождения вираж не закладывает.
Комар не может сложить крылья, пролезть,
а потом расправить.
Чего проще…
Но комар, как всякий кровососущий, туп.
А мой друг Аркадий умен и добр.
Поэтому дома они теперь не встречаются. Только на улице.
В 1941 году покидавшие Одессу под бомбёжками, выжившие после самой страшной войны, голодавшие в эвакуации, одиннадцатилетними пацанами они встретились в 1945. Встретились в пятом классе 118-й школы на ул. Преображенской (тогда она называлась ул. Советской Армии). В 1976 году ученики этого класса решили отметить юбилейную дату – 25 лет окончания школы.
Инициатором был Аркадия Бортник. На стенгазете, выпущенной Аркадием, он написал:
Нам сегодня 25!
Много это или мало?
Как хотелось бы опять,
Всё начать сначала.
Но жизнь невозможно повернуть вспять. Остаются только воспоминания. Четверть века, для юноши – мало, впереди вся жизнь, для пожилого – очень много, когда близок закат. А для них, пятидесятилетних, ставших инженерами и учёными, моряками и военными, мастерами и исследователями, жизнь продолжалась. И словно в дереве кольцами откладывались: события, имена, даты, находки, потери, открытия. Ничто не проходит бесследно. Встретившись, вспоминали об этом, рассказывали о себе.
На таких встречах, уже стало традицией – читал свои новые произведения Михаил Жванецкий. Друзья первые его слушатели. И в этот вечер он прочел написанную к этой дате удивительную миниатюру «Учитель», о Борисе Ефимовиче Друккере – преподавателе русского языка. Легенда Одессы, подаривший несмышлёным мальчишкам его русский язык, давший многим из них путёвку в жизнь. Миниатюра, облетевшая мир, – памятник и благодарность Великому Педагогу.
Рассказ парадоксален в своём сюжете, что всегда отличало творчество Михаила Жванецкого. Гротеск и сарказм вначале, неожиданный поворот в финале. Слова безмерной признательности, щемящей грусти, дань благодарности необыкновенному человеку и учителю за великий, чистый, острый русский язык. Вслушайтесь в эти щемящие душу строки:
Друккер, говорящий со страшным акцентом, преподаватель русского языка и литературы в старших классах, орущий, кричащий на нас с седьмого класса по последний день, ненавидимый нами самодур и деспот, лысый, в очках, которые в лоб летели любому из нас. Ходил размашисто, кланяясь в такт шагам. Бешено презирал все предметы, кроме своего.
– Бортник, вы ударник, он не стахановец, он ударник. Он кошмарный ударник по своим родителям и по моей голове. И если вас не примут в институт, то не потому, о чем вы думаете, кстати, «потому, о чем» – вместе или раздельно? Что ты скажешь? Получи два и думай дальше.
– Этот мальчик имеет на редкость задумчивый вид. О чем вы думаете, Лурье? Как написать «стеклянный, оловянный, деревянный»? Вы думаете о шахматах: шах – мат. Вы мне – шах, я вам – мат. Это будет моя партия, я вам обещаю. И вы проиграете жизнь за вашей проклятой доской.
– Повернись. Я тебе дал пять. О чем ты с ним говоришь? Он же не знает слова «стреляный». Не дай бог, вы найдете общий язык. Пусть он гибнет один.
– Внимание! Вчера приходила мама Жванецкого. Он переживает: я ему дал два. Он имел мужество сказать маме. Так я тебе дам еще два, чтоб ты исправил ту и плакал над этой. Посмотри на свой диктант. Красным я отмечал ошибки. Это кровавая, простреленная в шести местах тетрадь. Но я тебе дал три с плюсом, тебе и маме.
– Сейчас, как и всегда, я вам буду читать сочинение Григорьянца. Вы будете плакать над ним, как плакал я.
– Мусюк, ты будешь смотреть в окно после моей гибели, а сейчас смотри на меня до боли, до слез, до отвращения!
Борис Ефимович Друккер! Его брат, литературный критик, был арестован в 48-м или в 47-м. Мы это знали. От этого нам было тоже противно: брат врага народа.
Борис Ефимович Друккер, имевший в классе любимчиков и прощавший им всё, кроме ошибок в диктанте.
Борис Ефимович Друккер, никогда не проверявший тетради. Он для этого брал двух отличников, а уж они тайно кое-кому исправляли ошибки, и он, видимо, это знал.
Борис Ефимович Друккер брызгал слюной сквозь беззубый рот – какая жуткая, специфическая внешность.
Почему он преподавал русскую литературу? Каким он был противным, Борис Ефимович Друккер, умерший в пятьдесят девять лет в 66-м году. И никто из нас не мог идти за гробом – мы уже все разъехались.
Мы собрались сегодня, когда нам – по сорок. «Так выпьем за Бориса Ефимовича, за светлую и вечную память о нем», – сказали закончившие разные институты, а все равно ставшие писателями, поэтами, потому что это в нас неистребимо, от этого нельзя убежать. «Встанем в память о нем, – сказали фотографы и инженеры, подполковники и моряки, которые до сих пор пишут без единой ошибки. – Вечная память и почитание. Спасибо судьбе за знакомство с ним, за личность, за истрепанные нервы его, за – его язык, ставший нашим. И во веки веков. Аминь!»
А мне посчастливилось записать интервью с Михаилом Жванецким, прилетевшим в Австралию в 2003 году. Он тогда вспоминал о школьных годах:
— Со школьных лет нас было семеро – Аркадий Бортник, Толя Мильтейн, Марк Гризоцкий, Додик Лурье, Володя Сапожников, Боря Вайнштейн. Мы вместе с 5-го класса. Нет уже Бори Вайнштейна и Володи Сапожникова. Остальные все в разных странах. Аркадий Бортник живет здесь, в Мельбурне, Лурье в Иерусалиме, Гризоцкий в Оттаве, я в Москве, только Толя Мильштейн остался в родном городе.
Вот такая судьба, как и судьба очень многих. В записной книжке у меня осталось 4-5 одесских номера. Новых друзей завести я не могу. C 90-х – главное событие этих лет — чем мы жили, прежде всего — отъезд наших друзей. Очень тяжело переживается. Теперь, чтобы встретиться и поговорить с Аркадием, я лечу через все континенты. Уезжали не потому, что не нравился климат или президент. Уезжают потому, что им не нравятся окружающие, казалось бы, такие же люди. Но, как и во всём цивилизованном мире, хочется пожить среди австралийцев, или шведов, или американцев. И задача, тех, кто выехал…
Я сейчас скажу формулу. Внимание: «Постараться помочь той стране, откуда мы уехали, и не навредить той, куда мы приехали!»
К сожалению, прав был Михаил Жванецкий, отъезд из страны оказался главным событием тех лет для многих из нас. «Наша страна – родина талантов, а наша Родина – их кладбище» – напишет он. И большинство из его друзей, покинули Одессу. Перебрался в Москву и Жванецкий. Но, став жителем московской колонии одесситов – «Одеколон», (говорят, это название придумал Леонид Утёсов), он оставался предан Одессе, ежегодно возвращаясь в родной город.
«В Одессу – это на родину, к своим. Сейчас многие на Родину, к чужим приезжают и стараются там жить. Ну что для меня Украина, если живу здесь июль – август – сентябрь – октябрь. Пока не сравняется погода. Когда сравняется – перелетаю».
Переехав в Москву, Михаил Жванецкий забрал к себе свою маму, Раису Яковлевну Жванецкую. Они были очень близки. Мудрая, тактичная, врач по профессии, первый его критик и наставник. Всю жизнь мама была всегда рядом. Михаил Михайлович её обожал. Это ей принадлежит знаменитая фраза: «Миша, не сиди просто так, думай что-то». Когда Раиса Яковлевна ушла из жизни, Михаил Жванецкий выполнил её завещание, перевез в Одессу, где она похоронена рядом с его отцом.
Почтить память Раисы Яковлевны Жванецкой пришли друзья, соседи. На знаменитой лестнице в его доме, на Старопортофранковской 133, рядом со Жванецким: Венера Умарова, Аркадий и Нина Бортник, Гарик Волк, литературный секретарь Олег Сташкевич, Роман Карцев, Виктор Ильченко, школьные друзья.
Свою преданность и любовь к Одессе Михаил Жванецкий пронёс через всю свою жизнь. И любимый город отвечал ему тем же. До конца своих дней Жванецкий возглавлял Всемирный Клуб Одесситов. Удостоен звания – «почётный гражданин Одессы». В 2009 году бывший Комсомольский бульвар был переименован в бульвар Жванецкого.
На аллее Славы, на улице Ланжероновской, под символом города – якорем – заложили капсулу с обращением Михаила Жванецкого к будущим одесситам. Торжественное открытие новой достопримечательности – Аллеи Звезд, состоялось второго сентября 2014 года, в день рождения Одессы и одной из первых на ней появилась звезда Жванецкого. Во дворе Литературного музея ещё при жизни установлен памятник Великому Одесситу. Земляки его называют: «Ты одессит, Мишка…»
И даже любимец писателя – кот Моррис с его знаменитым портфелем увековечены в бронзе, украшают окно Всемирного клуба одесситов.
Городские власти, в знак признательности его заслуг выделили участок земли в престижной Аркадии, где Михаил Михайлович реализовал мечту своего детства, построил уютный дом. «Я мечтаю иметь маленькую комнату и окно, наполовину наполненное морем». Мечта сбылась, мимо окон его дома корабли уходили в дальнее плаванье. А он, сидя в своём кабинете, за письменным столом, под шум прибоя, написал большинство своих шедевров с тем, чтобы осенью, зимой и весной разносить их по всему миру.
Ежегодно, заканчивая своё пребывание в Одессе, Михаил Михайлович с Наташей приглашали друзей, где на веранде своего дома он читал новые произведения.
В трагический день, когда Великий Одессит шагнул в вечность, Одесса – единственный город в мире, приспустив государственные флаги, объявила траур, почтив память Великого земляка.
Все годы жизни в Одессе, ближайший друг писателя, Аркадий Бортник был главным организатором их встреч, связующим звеном. И по сложившейся традиции друзья собирались у него на даче, на 10 станции Большого фонтана.
Здесь на даче Михаил Жванецкий познакомил своего друга с будущей женой Наташей Суворовой.
На этой исторической даче рождались и многие репризы Жванецкого. И часто, когда он читал свои произведения, жители соседних домов подходили к окнам Аркадия, становясь участниками необычного концерта. Когда Жванецкий заканчивал чтение, аплодировали друзья, а из открытых окон в комнату врывались аплодисменты соседей.
И встреча выпускников в 1976 году, начавшись в школе, закончилась традиционным застольем. На стене висела подготовленная Аркадием стенгазета. Надпись от редактора гласила: «Выходит раз в 25 лет». И лозунг: «Жванецким можешь ты не быть, но на банкете быть обязан».
Одесские дачи – это особый мир, которому Михаил Жванецкий посвятил отдельную книгу. Она так и называется – «Одесские дачи». В интернете легко можно найти запись, где автор читает этот живой, тёплый, рассказ.
Слушая его голос под любимую джазовую композицию, можно ощутить запахи, услышать звуки, почувствовать тепло летнего августовского одесского вечера, увидеть звёздное небо над головой и проникнуться настроением удивительного города у Чёрного моря. Смех и грусть, слёзы и любовь…
А ещё мы узнаем секрет рождения уникального таланта из уст автора. Вот несколько выдержек из этого поразительного рассказа:
«В этой небольшой книжке собраны голоса. Именно голоса, потому что кроме Одессы недвижимой, есть Одесса движимая. Она покрыла земной шар. Четвёртая станция Большого Фонтана оказалась в Австралии, я в Москве и Одессе. Эти голоса во мне. Целую всех и очень тщательно тебя. Ключи под ковриком. Джазовая импровизация. Одесские дачи – это скученные фанерные, пропахшие жареным, такой же город, рядом с настоящим. Слева жарят рыбу, справа варят борщ. Впереди едят семечки, сзади почти готов шашлык. Что у тебя с рукой, почему ты не наливаешь, а ты сидишь посредине, не просто рядом, а просто посредине, не просто за кустом, а за листиком, и не просто в метре, а в сантиметре, и твой нос нависает над чужим борщом…»
— Я хочу Вас угостить сливами. Прекрасные сливы, Миша!
— Я извиняюсь. Это я угощаю Вас сливами. Корни на моей стороне, если я Вам перекрою корни, Людмила Алексеевна…
— Интересно, как это Вы перекроете корни?
— А я их перестану поливать, если я перестану поливать, то вы почувствуете. Я поливаю Вам на повидло, на наливочку. Это мои слёзы, мой пот, я поливаю…
— Да, но сливы же на моей стороне…
— А корни, на моей…
— Ну и кушайте свои корни.
— Если я скушаю корни, Вы будете кушать ствол.
— Слушайте, почему Вы конфронтируете?
— Я не конфронтирую. Просто совесть надо иметь.
— Что совесть, Танина собака, кормится у нас. Так что, я должна её отравить? А этот рыжий мерзавец, этот Тимофей. Ворует рыбу, развращает всех кошек. Так что, я должна его кастрировать? А Анька с Пашкой лезут по ночам к нам через забор и такое творят, такое творят…. Корни у всех есть, а плоды у меня…
…Я всё это делаю мысленно, для писания нужны страдания. Что напишет счастливый? Это будет Лебедев-Кумач. Я сделал всё, чтобы хорошо писать, а слова уже не нужны. Я заморожен. Ещё чуть-чуть, я упаду и разобьюсь. Мой звук уходит, а моё слово, кстати, беззвучным быть не может. Все мои шутки между словами, всё моё дыхание между словами. Вот, как на бумаге раздвинуть слова. Я многоточиями исписал всю книгу. И всё-таки непонятно, плоско. Нет тишины, дыхания, не начинает работать мысль читателя, и даже моя. Даже на плёнке пауза пропадает. Они не видят, что происходит во мне между словами. Я не хочу быть болтливым, но как, как научиться писать паузы? Люди пишут песни, стихи, рассказы. Возьмитесь. Я хочу, чтобы под моё чтение люди танцевали».
Удивительно, как мысли Жванецкого перекликаются с мыслями Мандельштама, когда он писал о творчестве Зощенко, словно предвосхищая появление Михаила Жванецкого: «…для меня в бублике ценна дырка. А как же быть с бубличным тестом? Бублик можно слопать, а дырка останется. Настоящий труд – это брюссельское кружево, в нем главное – то, на чем держится узор: воздух, проколы, прогулы». И далее, говоря о Зощенко: «Вот у кого прогулы дышат, вот у кого брюссельское кружево живет«. Воздух, многоточие, проколы – наследство Зощенко, перешедшее к Жванецкому, которое он во многом приумножил. И, говоря языком Зощенко, свои миниатюры, рассказы, эссе, Михаил Жванецкий плетет как брюссельские кружева.
Завершает книгу Михаил Михайлович словами:
«Всё, полная тишина, я хочу сказать…. Всё, всё, полная тишина, я прошу, полная тишина….Вот мы все здесь собрались…. В нашем городе…. Возле нашего моря… Я хочу, чтоб мы жили вечно. Чтоб мы никогда не расставались. Чтобы погода была –как на душе, чтоб на душе – как этот вечер…. И пусть мы живем…. А он все это опишет. И пусть то, что он опишет, понравится всем и будет жить вечно… Пусть это всегда будет с нами… как наша жизнь, как наша любовь…»
Перевёрнута предпоследняя страница одной из самых лиричных книг писателя и с нескрываемой грустью он заканчивает списком из личной записной книжечки, с именами и телефонами тех, с кем встречался, дружил. Одесситов, разъехавшихся по миру и многих уехавших туда, откуда уже не возвращаются.
«А они все уехали» – напишет он на последней странице:
Аркадий Бортник 25 45 68
Буркун Илья 44 61 64
Вайнштейн Борис 22 09 62
Волк Гаррик 25 38 92
Вика Шапошникова 25 75 05
Лурье Додик 26 41 22
Мусюк Изя 65 55 35
Макаревский Давид 24 76 87
Макаров Юра 65 30 19
Мордань Тамара 22 20 42
Призант Мила 2364 98
И остальные, чьи телефоны мне неизвестны…» М. Жванецкий.
Книга «Одесские дачи» – это Одесса Михаила Жванецкого – признание в любви к родному городу, монолог во многих лицах, наполненный светлой грустью о времени, которого не вернешь, о людях, которые уехали навсегда, и навсегда остались. Это описание Одессы и одесситов его голосом, его неповторимой интонацией. Но признание в любви, это не только умение видеть хорошее, но очень деликатно, с присущей писателю самоиронией, рассказать о том, что печалит и заботит, с мудрой улыбкой человека, который многое видел, многое знал, но не уставал радоваться жизни. И хотя текст написан прозой, смысл пролетает между словами со скоростью, свойственной только поэзии.
В 2006 году опубликовано подарочное издание М. Жванецкого книги «Одесские дачи». Очень маленький тираж, всего 1000 экземпляров. Из них: 30 именные и 100 – нумерованные. Среди именных – экземпляр Аркадия Бортника.
А пока вернемся в 90-е. В стране самое часто употребляемое слово – перестройка. Мир изменился в одночасье. В каком воспалённом мозгу могла возникнуть мысль, что больше не будет Генеральных секретарей, появится Президент страны, избранный народом и один из первых указов – запрет всеми ненавистной компартии. Казалось – решается будущее страны. Думали – всё изменится. Какие мы возлагали надежды на будущее. .
Прощаясь с Михаилом Михайловичем, журналист, общественный деятель, правозащитник Алла Гербер вспоминала об этом времени: «Помню, когда мы боролись за Ельцина, я была одной из тех, кто организовал митинг в его поддержку. Я старалась пригласить тех, кому поверят, кого послушают и что – то поймут. Пригласила Жванецкого и он пришёл, хотя чувствовал себя плохо, но ни секунды не сомневался. Пришёл и сказал замечательно. После него собирался выступить Ельцин. Очень переживал, был немного под шафе. Его выступление было явно неуместным. Я понимала, как ему было нелегко. Он честно пытался уйти из своего времени, родить в себе другого человека. После Жванецкого он прошел к микрофону. И вдруг Миша подходит к Ельцину и тихо говорит: «Борис Николаевич, мне кажется, Вам не надо выступать сейчас». И он послушался Жванецкого. Миша чуть не расплакался, он верил этому человеку и понимал, какую трагедию переживает Ельцин. К Мише прислушивались все. Он нам был нужен.
Всего год назад прошёл его юбилей. Зал полон, такое впечатление, что он переполнен Москвой. Двери в фойе были открыты, и в них стоял народ.
Он и страна, человек, который принадлежит всем: олигарху и президенту, крестьянам и рабочим. Он был мудр, нам этого не хватает. Великолепный Ребе, Великий учёный еврей. Когда я его видела, я всегда волновалась. Его мысль билась как сердце, это было остро, смешно, зло… Он сострадал нашей стране, нашему отечеству, неразумному, не сумевшему стать мудрее».
И вновь поворот истории, когда вторично, в 2008 году баллотируется Путин. Михаил Жванецкий обращается к нему. Его смелый призыв тогда прозвучал на всю страну в программе «Дежурный по стране»: «Ты первый на 4 года, если пригодишься народу своему, будешь ещё четыре года. Больше нельзя, так как начнешь нас угнетать, может быть, сам того не желая».
Смелость Жванецкого – особая смелость. Он прекрасно понимал, что преступает и что ему за это грозит, но не мог молчать. С грустной иронией он позднее напишет: «Очень противно быть пророком. Неприятно видеть, как твои самые жуткие предсказания сбываются». Чем всё закончилось, мы хорошо знаем…
В 1992 г. сын Аркадия, Борис Бортник принимает решение об отъезде. Страшное потрясение для родителей. Они в отчаянии, единственный сын с женой и любимыми внуками покидают Одессу. Михаил Жванецкий видел, как страдают близкие друзья. Чем можно им помочь?… В один из дней в квартире Бортника раздался звонок. Аркадий открывает дверь, на пороге курьер, протягивает конверт – распишитесь. Немая сцена. С удивлением он открывает конверт. В нем два авиабилета в Израиль и обратно, на имя Аркадия и его супруги Нины. Михаил Михайлович подарил друзьям путешествие, чтобы смягчить разлуку с сыном.
А через 4 года Аркадий с Ниной уже сами летят в Австралию. В Мельбурне их встречает Борис с семьей. Жванецкий напишет тогда:«Не тем путём идёшь, Аркадий. Ты всегда делаешь, что говоришь, но никогда не говоришь, что делаешь. Он был хорош, хотя искал чего-то большего. И он уехал, и там преуспел».
А Аркадий, поселившись в Мельбурне, получил квартиру от государства. Гостиная, две спальни, оборудованная кухня, комната для стирки с встроенными шкафами. В одной из спален Аркадий оборудовал небольшую мастерскую и продолжает заниматься любимым делом – ремонтом бытовой техники.
В гостиной, как напоминание о друге, висит уникальная фотография, подаренная Жванецким в свой день рождения в далёком 1976 году. На ней история их дружбы в автографах разных лет Михаила Жванецкого
Первая запись: «Дорогим, Аркадию и Нине от ещё не старого друга от школьных лет до наших дней 6.11. 1976 г.».
Следующая запись в этот же день, но уже в другой год: «Я опять здесь в свой день рождения, 6 марта, но в 1ч. 56 мин. ночи. С моими самыми дорогими друзьями Аркадием и Ниной 06. 03. 1982 г.».
Третий автограф Михаил Жванецкий написал 06.03.1996 году, перед их вылетом в Австралию. Специально прилетел в Одессу попрощаться с друзьями. И вот сегодня утро 06.03. 1996 года. Год на грани. Дай Вам бог счастья и точного адреса. Главное, где Вас искать. Целую и желаю счастья, Ваш навсегда. Михаил Жванецкий».
Наконец, последний исторический автограф уже в Австралии, в 2000 году:« Дорогие Аркадий и Нина! 25 лет назад нам было хуже, и мы были хуже! Будьте счастливы. Оставляю место для следующей записи. Ваш Михаил Жванецкий. 06. 03. 2000 года».
Больше они не встречались. Только частые телефонные разговоры и поздравления с днями рождения, переписка с появлением интернета. Ежемесячная виртуальная встреча с другом в передаче «Дежурный по стране». Чем старше они становятся, тем чаще печальные сообщения о покинувших этот мир друзьях и близких. 20 марта 2016 года ушла из жизни супруга Аркадия, Нина. 6 ноября 2020 года не стало Михаила Жванецкого.
В этот день, ранним утром, у меня раздался неожиданный звонок. Звонил Аркадий. Обычно утром он никогда не звонил, ходил на прогулку, созванивались вечерами. «Привет», – раздался его голос – и долгая пауза, я почувствовал необъяснимую тревогу. И словно обухом по голове: «Умер Миша»… Дальше он говорить не мог. В трубке слышал лишь приглушённое рыдание…
Кто же такой Аркадий Бортник, которого так любил Жванецкий, с кем длилась дружба 75 лет, кто занимал столь значимое место в его жизни, к чьим советам он прислушивался.
Оба – дети войны. “Пока не грохнула война. Дальше – поезд, Средняя Азия, школа, Победа, возвращение в Одессу”, – напишет Михаил Жванецкий.
Семью Аркадия война застала в Одессе. Отец работал на заводе «Автозапчасти» начальником транспортного цеха. Хотя завод, обслуживал советский «Автопром», но автомобилей было мало и заводской транспорт представляли подводы запряжённые лошадьми.
С начала июля 1941 г. Одессу бомбили ежедневно. При первых звуках воздушной тревоги мама хватала шестилетнего Аркадия, брала в руку маленький фибровый чемоданчик, и они бежали в подвал. Кто-то со свечой, счастливчики обладали керосиновой лампой. В полумраке подземелья от неровного света на стенах появлялись уродливые тени.
И, когда взрагивала земля от разрывов бомб, колыхался огонь свечей и тени, пляшущие в полумраке на стене, вызывали ужас не только у детей.
А линия фронта всё ближе приближалась к городу. Началась эвакуация предприятий. Администрация завода принимает решение, подводами транспортного цеха вывозить членов семей. Мама с маленьким Аркадием с вечера, погрузив в подводу вещи, с ещё с одной семьёй должны были покинуть город раним утром. Судьба распорядилась иначе. Ночью у Аркадия поднялась температура, к утру +40, начался бред. Врач, осмотрев ребёнка, ставит страшный диагноз: «Дифтерит, ни о каком отъезде не может быть и речи. Если сейчас уедете, потеряете сына». Пришлось остаться.
Позже они узнают, что немцы высадили десант, перерезав дорогу отступающим. Заводчане покинувшие город, в большинстве были убиты. Такая же участь могла постичь и Аркадия с беременной мамой. Его болезнь спасла им жизнь. К этому времени Одесса с суши полностью окружена. Единственной дорогой жизни для одесситов оставалось море. Демонтированное заводское оборудование грузили на судно. Вместе с заводом эвакуировали и оставшихся членов семьей. Дед, отец мамы, уезжать категорически отказался, заявив: «Я воевал в первой мировой, видел немцев, это интеллигентные люди». Они с бабушкой погибли в гетто, на Слободке.
Уходили из Одессы в дождливую промозглую осеннюю ночь. Тревожные гудки парохода. Корабль переполнен, люди разместились в кают-компании, в коридорах нижних палуб. Уходили с погашенными огнями. И только корабельные прожектора освещали фарватер. Лучи с трудом пробивались сквозь плотный туман, освещая черную воду залива. Вдоль бортов стояли матросы с длинными шестами в руках. Концы шестов обмотаны ветошью. Они всматривались в темноту, пытаясь разглядеть плавающие в воде морские мины. И обнаружив их, шестами осторожно отводили от бортов корабля. Неосторожное движение – и мог произойти взрыв.
Покинув Одессу, через сутки пароход причалил в порту г. Мариуполь. Пассажирских вагонов не хватало, комплектовали товарные составы, оборудовали нарами. В порту царил хаос. Отец занят погрузкой оборудования, Аркадий оставался с мамой. Оставив его возле вагона в ожидании посадки, мама решила сбегать за кипятком. Посадка началась во время её отсутствия. Когда вернулась, ни на перроне, ни в вагоне Аркадия не было. На последнем месяце беременности женщина металась по причалам, по путям, разыскивая сына. Можно представить, какой ужас она пережила. Тем временем объявили об отправлении поезда. Силой отец и сотрудники завода заставили мать Аркадия сесть в уходящий состав.
В дороге от волнения у неё начались схватки. Мать высадили из поезда на одной из станций, отправили в местную больницу. Отцу Аркадия разрешили её сопровождать. Роды были сложными. Выписали только через месяц.
А маленький, перепуганный Аркадий долго бродил по вокзалу, искал маму. Кто-то из взрослых, увидев плачущего мальчика, отвёл его в вокзальное отделение милиции. В это же время отправляли на Восток один из детских домом. С ним уехал и Аркадий. Семье повезло. Завод «Автозапчасть» направили в г. Чкалов. Туда же прибыл и детский дом, где находился Аркадий. Родители после рождения второго сына добрались до Чкалова. Рассылали запросы о поиске старшего сына, и уже потеряли уже всякую надежду, когда пришёл ответ. Оказалось, Аркадий находился в нескольких кварталах от их места жительства.
Отец световой день занят на заводе. Когда закончили наладку, его призвали на фронт. Заканчивался 1941 год. Мама осталась с двумя детьми. Им выделили маленькую комнатку, без удобств. Печка – буржуйка, дымоход выходил в форточку окна. Туалет во дворе, воду приносили из колонки. Главным водоносом был маленький Аркадий. Особенно тяжело было зимой, когда и колонка, и всё вокруг покрывалось льдом. Он долго не мог приспособиться к коромыслу, на котором носил два ведра.
Закончился декретный отпуск у мамы и она вынуждена была выйти на работу. Она была единственнная кормилица в семье, получающая хлебные карточки. Аркадий пошёл в первый класс. Утром в школу, возвращался к двум часам. Мама работала во вторую смену. На его попечении оставался маленький Миша. Школьные военные годы запомнились холодом и голодом – есть хотелось всегда. Мама давала Аркадию в школу бутылочку. В ней почти на донышке было немного молока, которое она получала как кормящая мать, и маленький кусочек хлеба. Молоко и завёрнутый в бумажку хлеб он носил в авоське. (Авоська – сумка тех времен, сплетённая из хлопчатобумажных нитей. Складывалась в небольшой комок. Обычно её носили всегда в кармане – авось пригодится. Отсюда и название). В школе дедовщина. В первый же день старшие школьники отобрали его скудный обед да ещё дали подзатыльник. Было очень обидно. Выросший на улицах одесской Молдаванки, он рано научился давать сдачи. На следующий день, когда к нему вновь подошёл хулиган, Аркадий размахнувшись авоськой с бутылкой, ударил обидчика по голове. Вызвали мать, хотели исключить из школы, но больше его не обижали. Четвёртый класс закончил с отличием и получил похвальную грамоту.
Одессу освободили в апреле 1944 года. В родной город они вернулись летом 1945-го. Квартира Бортников была занята. Освобождать никто не собирался. Только в 1947 году, когда отец пришел с войны, после судебного разбирательства, квартиру вернули законным хозяевам. А пока они поселились в квартире погибших дедушки и бабушки. Им повезло, так как прежние жильцы – полицаи, занявшие их квартиру, бежали вместе с румынами.
В сентябре 1945-го Аркадий пошёл в 5 класс. Детей мало, в их классе всего 10 учеников. Администрация города принимает решение объединить несколько школ. Класс Аркадия переводят в школу №118. Ученики не очень рады. Школа рядом с домом, маленький класс, привыкли друг к другу. Всем классом ходили с жалобой в Районо, ничего не помогло. Мог ли Аркадий предположить, что перевод в новую школу окажется судьбоносным, изменившим всю его жизнь. Именно тогда состоялась встреча Аркадия Бортника с будущим писателем Михаилом Жванецким. Это произошло 6 ноября 1945 года.
Как и все советские дети, они были пионерами, комсомольцами. Аркадий избирался старостой, комсоргом. Три человека в классе шли на золотую медаль. Жванецкий, Бортник, Кравцов. Увы, шли, шли, но дошли не все. Медаль получил только Кравцов. С горестным юмором об этом напишет Михаил Жванецкий: «Я вырос в смертельной борьбе за существование. Откуда этот юмор? Где его почва? Везде – от окончания школы до поступления в институт. Учителя предупреждали: парень идет на медаль. Шел, шел, шел, потом: нет, он еврей, – и где-то в 10-м классе я перестал идти на медаль. Ни черта не получилось – еврей! Потом опять еврей, и снова еврей – все время я натыкался на это лбом, у меня не было того – самого главного… Я всегда говорил: «А вы могли бы в этой стране прожить евреем?». Когда вижу антисемита, мне хочется спросить: «Ты что, завидуешь?». Я же не вылезал из конкурентной борьбы. То подожгут, то не дадут, то обидят, то вообще задавят. Одно, другое, третье – и все время ты сглатываешь, сглатываешь… Сейчас я закончу формулировкой: неважно, кем ты был, – важно, кем стал.
И дальше продолжает – Что движет евреем – чувство опасности. Что защищает еврея – чувство юмора. Еврей – это болезнь или образ жизни? Еврей – это подробность. Это бензин страны. Свобода расширила понятие «еврей», сюда входят люди разных национальностей, мало-мальски интеллигентные и талантливые».
Перед уходом Михаил Жванецкий, вспоминая свою жизнь, подводит итог: «Вся штука в том, что ты стремишься в институт, в консерваторию, в скрипку, в науку, в спорт, лезешь наверх, напрягая все силы, чтобы доказать, что ты не еврей. И наступает момент, когда ты становишься не евреем, а Ойстрахом, Гилельсом, Плисецкой или Пеле. Но всегда будут люди выше или наравне с тобой, и для них ты опять еврей. И что тебе тут посоветовать, кроме как принять, наконец, это звание и умереть среди своих». И он принял это звание и стал МИХАИЛОМ ЖВАНЕЦКИМ, и умер среди своих…
Но вернемся к Аркадию. В его жизни были два увлечения. Первое – с шестилетнего возраста, когда родители подарили ему детский барабан. С тех пор он с ним уже не расставался. Помните реплику Бориса Друккера: «Он кошмарный ударник по своим родителям и по моей голове».
В 7 классе два друга, Жванецкий и Бортник, увлеклись гимнастикой. Записались в секцию спортзала «Труд». Добились результата, сдали на второй разряд. На городских соревнованиях представляли свою школу.
Но главным увлечением всей жизни Аркадия стала радиотехника. Он посещает кружок станции юных техников. Вначале примитивные радиоприёмники, радиоуправляемые самолёты. Затем более сложное. А тем временем звучит последний звонок. Медали не получил, но уже мог отремонтировать любой радиоприёмник. Заработал первые деньги на поход с подругой в кино, в кафе-мороженое.
И свой выбор Аркадий уже сделал – будет поступать в Одесский Институт связи. Первый экзамен – русская литература.Уроки легендарного Друккера не пропали зря. «Отлично» по сочинению, «отлично» по литературе. Следующий экзамен – письменная математика. Абитуриенты сидели по одному за столом. Всё шло хорошо, Аркадий легко справился с задачей и двумя примерами, уже собирался сдать экзаменационный лист, когда сосед, сидящий за ним, тронул его за плечо. Он обернулся: «В котором часу мы заканчиваем?» – спросил сосед. Аркадий не успел ответить, когда подошёл преподаватель, не говоря ни слова, написал на его экзаменационном листе: «разговаривал на экзамене». На следующий день вывешены результаты сданных экзаменов. Против своей фамилии он увидит — три. Когда Аркадий потребовал, чтобы ему показали экзаменационный лист, ему объяснили – вы допустили серьёзное нарушение, разговаривали на экзамене, результат понизили на два балла.
Оставалось ждать следующий год и повторить попытку. А пока решил устроиться на работу. Вскоре стал работать грузчиком на полставки, на Инструментальный завод. В свободное время продолжал ремонтировать радиотехнику. Об этом узнают сослуживцы. Появился дополнительный заработок.
Проходит год, Аркадий подает документы в Одесский политехнический институт. Готовился очень тщательно, ошибиться нельзя. На вступительных экзаменах обычно предлагали сочинения на три темы. Две по программе школьной литературы и одна – свободная. Аркадий готовит сочинение на вольную тему. Вызубрил наизусть, память позволяла это сделать. Первый экзамен – сочинение, он уверен в успехе. На следующий день, придя в институт, подходит к вывешенным результатам. Шок: Бортник – тройка! Обращается в приёмную комиссию, просит показать сочинение. Преподаватель, принимавший экзамен, заявляет: «Так написать десятиклассник не может, я убеждена, что вы его списали». С трудом сдерживая себя, он говорит: «Я готов в вашем присутствии написать сочинение, прямо сейчас». – «Не устраивайте цирк, здесь не глупее вас. Я принимаю экзамены не первый год, десятиклассник так написать сочинение не может».
В справочнике поступающих Аркадий прочёл о том, что продолжается набор документов в Киевский Политехнический институт. Через несколько дней он уже в Киеве. Самое удивительное, его зачисляют на заочное отделение по результатам только что сданных в Одессе экзаменов. Так он становится студентом.
Но, как пел Утёсов: «Любовь нечаянно нагрянет, когда её совсем не ждешь.» Первая настоящая любовь и на всю жизнь. Её зовут Нина. Свадьба, рождение сына, нужно содержать семью. К этому времени он уже полноценный работник. В центре Одессы открывается мастерская предприятия «Рембыттехника», нужны радиотехники.
Месячное испытание, и очень быстро Аркадий становится одним из лучших специалистов в городе. Все стараются попасть к мастеру Бортнику. О таких в народе с уважением говорили: Мастер золотые руки.
Первым освоил обслуживание слуховых аппаратов. Cтал единственным специалистом по всей Одесской области и Молдавии. Пробовали и другие, но все шли к Бортнику.
В стране начинают выпуск фотовспышек. Единственный таллинский завод-изготовитель заключил с Бортником договор на гарантийное обслуживание. В 1976 году завод в Таллине объявляют Всесоюзный конкурс среди профессионалов — мастеров по ремонту их изделий. В конкурсе участвовало более 3,5 тысячи человек. По итогам конкурса первое место решено было не присуждать, второе место и денежную премию получил Бортник.
Когда-то писатель Акунин сказал: «Каждый человек в чём-то талантлив. Но большинство, прожив свою жизнь, не подозревают, в чём их талант. И счастлив тот, кто сумел открыть свой талант. Тогда профессия приносит не только радость, а ещё, обеспечивает достойное существование».
К сожалению, таких счастливчиков не очень много. Но к ним смело можно отнести Аркадия Бортника.
Михаил Жванецкий любил приходить к Аркадию на работу. Мастера сидели в большом зале, каждый за своим рабочим местом. И только у друга был небольшой кабинет. Жванецкий садился у окна, наблюдал за тем, что делает Аркадий, внимательно слушал его телефонные беседы с клиентами и постоянно что-то записывая в свою записную книжку. Так под пером писателя родился портрет обаятельной фигуры – человека, обо всём имеющего свои суждения, неспособного никому ответить молчанием, отказом. Этакий энциклопедист нашей жизни, немного смешной своей добротой и домашней отвагой. Миниатюру, посвящённую своему другу, Жванецкий назвал: «Специалист».
Сам Жванецкий рассказывал, что диалог с одними ответами рождался в кабинете его друга, в Одессе на улице Чижикова.
В этой миниатюре проявилась ещё одна грань таланта большого писателя – когда в своём остроумии он легко выходит за пределы реальности, выступая в роли фантаста, рисуя образ не только первоклассного специалиста, но и человека с доброй, широкой душой.… Прочтите монолог, и Вы поймёте, с какой любовью, с каким уважением к другу он написан:
Специалист
– Бебеля, двадцать один, квартира три, – нет звука?.. А изображение?.. Нормальное… Хорошо… Я буду у вас с пяти до семи… Пожалуйста…
– Да, да… Слушаю… Плохо шьет?.. Строчку не дает?.. Немецкая… Свердлова, восемь, квартира сорок семь… Буду до пяти… Пожалуйста…
– Алло… да, я… Почему болит?.. А вы согревающий компресс на ночь… Нет, мой дорогой. Кто кого лечит?.. Я же вам оставил рецепт… Как – потеряли?! И что, температура поднялась?.. Тридцать восемь и три… Ничего без меня не принимайте. Только горчичники к ногам. Я буду у вас между шестью и восемью… Лежите спокойно.
– Да… Снова замолчал… А вы ему телеграмму давали?.. Я же вам продиктовал текст… Ну, пишите: «Надоедать не буду. Но хочу оградить тебя от неприятностей. Жду на вокзале у газетного киоска в двадцать часов. Наташа». Прибежит. Мужчины трусливы. Если позвонит, не разговаривайте. Все при встрече. Потом мне расскажете… Не за что…
– Алло… Это вы… Я вам неправильно предсказал. Вместо большой дороги в казенный дом следует читать: «Задуманное вами исполнится вскоре. Вас ожидает большая радость и спокойная жизнь, что вам будет в награду за пережитое. Насчет личных интересов можете не сомневаться. Они окончатся удачно, и в жизни вашей удачи будут продолжаться вплоть до преклонных лет…» Записали?.. Если что-нибудь будет неправильно, позвоните, уточним… Я думаю, все будет хорошо.
– Да… Алло… С этим?.. Попробуйте сметану с пивом за четыре часа до. Полное отключение радио и телевидения. За три часа – чай с малиной и коньяком. Мюзик-холл с коньяком в антракте. Минут за двадцать – крепкий кофе с лимоном. Проветрите комнату и позвоните мне. Если не поможет, будем действовать током… Шестьсот вольт. Решающее средство… Всего доброго… В любое время…
– Замдиректора камвольного комбината?.. Минуточку!.. 298-18-23, с восьми до семнадцати… Пожалуйста.
– Да, да… В «Смене» сегодня «Люди и розы», сеансы в восемь, десять, двенадцать и так далее через каждые два часа… Пожалуйста…
– А-а! Арнольд Степанович!.. Откладывается у вас ревизия… Она нагрянет внезапно, восемнадцатого января, в десять утра… Будьте здоровы. Звоните…
– Да… Слушаю вас, товарищ… Нет, мой дорогой. Так перед людьми не выступают… А мы вот взгреем вас на коллегии. Тогда вы возьметесь за дело… Что значит – записочки посылают? А вы отвечайте… Ну, мой милый, вы за это зарплату получаете. Все!
– Шестнадцатый. Я – Таганрог. Посадку разрешаю… Ветер тринадцать боковой…
– Алло… Да… Пылесос «Ракета»? Бьет током?.. Провод не отсырел?.. Попробуйте просушить… Канатная, четырнадцать, квартира три… Буду у вас до трех…
– Натирку полов сейчас некому… Звоните в пятницу.
– Да-да… Не подошла?.. Ей тридцать пять… Вам пятьдесят пять, слава богу… Не читает газет… Что вы от нее хотите?.. Она не знает, где Лаос?.. Так объясните ей. Постойте… Вы просили… Вот у меня записано… Не старше тридцати пяти. Блондинку. Не больше одного, не старше десяти. С высшим. С удобствами. Не выше третьего этажа. Район Парка культуры… Ничего насчет газет… Ах, вы решили добавить… Надо заранее… Записывайте. Лесной проспект, восемнадцать, корпус три, квартира четырнадцать… Библиотекарша. Вся периодика – через нее.
– Что у вас?.. Ого!.. Завтра вводите новую камеру Вильсона… В Серпухове?.. Посчитайте заново эффект Броуди – Гладкова. Подставьте лямбда 2,8 вместо 3,1… Да. Должно сойтись… Держите меня в курсе…
– Нет, мальчик, амнистии в этом году не будет.
– У вас что?.. Пьеса… А вы попробуйте поменять концовку. Не грустно лег, а радостно вскочил… И не на кладбище, а в санатории… И позвоните мне… А сейчас, извините, у меня обед…
Он развернул бумажку. Прижал пальцем котлетку к кусочку черного хлеба и начал есть, глядя в пространство.»
В комнатке, где трудился Аркадий, висел прейскурант. На нем перечислялись услуги, которые он оказывал и их стоимость. Однажды, Жванецкий, взяв карандаш, написал на этом прейскуранте: «А сколько стоит – ПОГОВОРИТЬ?».
Ещё один смешной эпизод. В осенне-зимнее время друг приходил в верхней одежде. В помещении было тепло, одежду снимал. В комнате Аркадия не было вешалки, и куртку вешал на спинку стула. Несколько раз он просил забить гвоздь, на который можно было бы повесить куртку. Аркадий всё время забывал. Через некоторое время в его книге жалоб и предложений, Михаил Михайлович карандашом написал: «Несмотря на обращение к мастеру, гвоздь был вбит не был». После этого гвоздь был вбит.…
Жванецкий, вернувшись из Австралии, где он встретился с Аркадием в 2003 году, напишет: «Выражаю личное мнение о будущем, имея в виду что-то вроде конца ХХ века, начала ХХI века. Этим жарким летом мне показалось: дружба будет торжествовать повсеместно. Под этим будет пониматься что – то иное, чем сейчас, но в ней будут искать опору и утешение». До последних дней был поддержкой своему другу и находил опору в любознательном, мудром, доброжелательном товарище.
Нам, почитателям его таланта, Михаил Жванецкий оставил огромное наследие. Остроумную энциклопедию о нашей непростой жизни. Его единственным инструментом было слово и обладая великолепным чувством языка, играя словами, произнося привычную для нас фразу, после небольшой паузы он добавлял нечто такое, от чего зал взрывался, где бы он ни выступал.
«Ум и талант не всегда встречаются. А когда встречаются, появляется гений, которого хочется не только читать, но и спросить о чем – то» «Ты такой, какая женщина возле тебя». «Если каждому – по труду, то самым богатым должен быть Сизиф». «Что такое юмор? Что такое талант? Это очень просто. Это переживать за других».
«Не водите машину быстрее, чем летает ваш ангел-хранитель»
«Вначале было Слово…. Cудя по тому, как развивались события дальше, Слово было непечатным».
Обычно свои дни рождения Михаил Михайлович, проводил в компании друга. Когда он жил в Одессе – это было просто. Поселившись в Москве, Жванецкий либо прилетал на эти дни в Одессу, либо приглашал Аркадия с супругой в Москву, оплачивая перелёт и гостиницу.
На этих встречах знакомил с друзьями. Так он познакомился с Зиновием Гердтом. Гердт расспрашивал о Жванецком, об их дружбе, интересовался судьбой Аркадия. Неоднократно приглашал в кукольный театр «Образцова», где он работал.
«Я бы говорил только на русском, я слишком на него потратил много времени», – написал Михаил Михайлович и найдётся в мире очень мало тех, кто разговаривая на русском, не знает имени Михаила Жванецкого. В советское время бытовал штамп: «Писатели – инженеры человеческих душ». Но, согласитесь, трудно найти лучшего знатока наших душ, чем Михаил Жванецкий.
Во время Конгресса психологов СНГ он был приглашен почётным гостем, ему вручили золотую медаль «Лучший психолог страны».
«Я покрутился на симпозиуме, мне присвоили это звание, прицепили под аплодисменты медаль. Я очень горжусь этой медалью. Это единственная моя медаль. Они считают, что своими произведениями я способствую чему-то. Это их диагноз. Я не возражаю».
У всех Великих было своё время – время Пушкина, Достоевского, Гоголя, Чехова, Бабеля. А нам выпало счастье жить во времени Жванецкого. Довольно жестокое время, когда его творчество не признавали власть имущие, не публиковали его книг, не допускали на телевидение, запрещали выступать. И его, чьи произведения записанные на магнитофонной плёнке знала вся страна, изгоняли из своей родины – Одессы, из своей страны – Украины.
И как бы ни относиться к великому Райкину, долгое время исполнявшему миниатюры Жванецкого, которые уже давно стали классикой жанра, нельзя было найти имени автора на его афишах. И только через год Райкин принял Жванецкого на работу завлитом. Но вскоре, выпустив отдельную программу по его произведениям, он увольняет Жванецкого из театра.
«Когда Райкин меня уволил с криком, с моим криком, с моими слезами, я переживал неделями, я спивался, валялся один и очень умная женщина, завотделом культуры, к сожалению, не помню ее фамилии, сказала мне: «Миша! Вы будете благословлять тот день, когда он вас уволил. Вы поймете, что он сделал это вовремя для Вас. Сейчас Вам 33, вы в расцвете сил, вы начинаете жизнь и вы станете знаменитым именно после этого». Так и случилось, в «возрасте Христа» он начал свой звёздный путь.
Очень точно об этих событиях написал Юрий Михайлик в эссе, посвящённом двум великим литераторам, – Иосифу Бродскому и Михаилу Жванецкому: «Не в обиду будь сказано великому артисту, в его исполнении смыслы миниатюр Жванецкого сдвигались, проскальзывали. Может быть, Райкин лучше своего автора понимал, с кем и с чем имеет дело, и, конечно, его поколение больше помнило поротой задницей… Может быть, как замечательный артист, привыкший к успеху, чем-то жертвовал в произведениях Жванецкого… Наверное, здесь была и тень извечного конфликта исполнителя и автора, артиста и писателя. Но о том, что Райкин большой артист, тогда все знали, а что Жванецкий – большой писатель, и по сю пору некоторые еще не догадываются. Они расстались – Жванецкий и Райкин. Жванецкий сохранил и тень обиды, и глубокое уважение к мастеру. Но перед ним уже лежала иная дорога».
А тогда Михаил Михайлович, остро реагирующий на несправедливость, грубость, фальшь, – выстоял, не сломался, не сдался. Именно в этот период он написал одно из своих крылатых выражений: «Отсутствие воспитания помогает говорить, наличие воспитания – помогает слушать». И он, воспитанный своими родителями, научился слушать. И то, что услышал переносил на бумагу, создавая необыкновенный мир – Михаила Жванецкого. И этот мир покрыл весь земной шар. От полюса до полюса, включая невесомость. (На вопрос «С кем бы хотели пообщаться?», – космонавты, находящиеся на орбите, ответили: c Михаилом Жванецким).
И никого уже не удивляло, что на концертах Жванецкого всегда аншлаг. И неважно, где он выступал – в Россие, Украине, Америке, Канаде, Израиле, Германии, Австралии или Швеции.
Именно в Швеции произошла самая потрясающая творческая встреча писателя с его поклонниками. Виновник события и возбудитель спокойствия не был Нобелевским лауреатом. Но именно ему предоставили один из главных залов страны – зал, где вручают самую престижную премию – Нобелевскую. Впервые в этой стране собралось вместе такое количество русских. Кассиры, продающие билеты, были в недоумении, наблюдая подобный ажиотаж. Вот как написала об этом собкор. «Комсомолки» Наталья Грачева: “Организатор концерта актриса Ирина Юнссон интеллигентно объяснила изумленным кассирам, что приехал не Ленин (хоть и в кепке), не великий русский певец и даже не танцор, а просто человек, которому есть что рассказать. И этим человеком был Михаил Михайлович Жванецкий«. О своих впечатлениях, об этом концерте он рассказал во время нашей встречи:
«Корреспонденты писали, что они впервые увидели, как много русских нелегалов живет в Швеции. Швеция очень строга к этому. Собрать 1000 человек русских посреди Стокгольма. Их можно было просто переписывать, и они имели бы большие неприятности. Прекрасный зал напоминает шкатулку. Снаружи он квадратный, из серого камня, как всё в Швеции, а входишь – красный бархат, шкатулка для драгоценностей, напоминающая ларец, где наши мамы хранили самое дорогое. Открываешь крышку, в бархате лежит что-то красивое. Я сам себе напоминал камушек на сцене, а публика сидела вокруг. Фотографии знаменитостей, королевская семья и Нобелевские лауреаты читают свои речи. Все во фраках. В уборной, где я переодевался, переодевались Иегуди Менухин, Стравинский, Стоковский – величайшие музыканты XX века. Первый автограф датирован 1908 годом. Оставил свой автограф и я. Не скрою, это огромное удовольствие. Так же, кстати, как и выступление в Карнеги-Холле в Нью-Йорке. Я переодевался в уборной, где готовился к выступлению Чайковский, великие музыканты мира. Но это я рассказал о зале. А вот успех концерта – это было здорово. Зрители из Хельсинки, Копенгагена, прибалтийских стран. Правда, там всё это рядом.»
«Как осмыслить, кем же был Жванецкий? Писателем-сатириком? Но о сатириках так не плачут. Так плачут о любимых», – написал писатель Евгений Деменок. Прощаясь с Михаилом Жванецким, Юрий Рост сказал: «Он нужен нам, как живой ориентир, как узкая тропа в тверди в топком болоте, как одинокое дерево».
В 50-е годы властителями дум в России были поэты. 80-е стали временем расцвета разговорного жанра, жанра юмора и сатиры. Всех не перечесть, кто блистал на эстраде, на телевидении. Но во все времена на небосводе талантов ярче всех сияла звезда Жванецкого. И для меня она никогда не погаснет… Живой ориентир, одинокое дерево, указывающее нам путь.
Юрий Михайлик сравнивая творчество Иосифа Бродского и Михаила Жванецкого, подчеркнул их особое историческом значении в русской литературе: «Такое сочетание имен, возможно, удивило бы их обладателей. Однако нам представляется, что существуют некоторые плоскости, где Иосиф Бродский и Михаил Жванецкий, на наш взгляд, соединимы определенно и естественно. Для начала ограничимся самоочевидным: история русской литературы ХХ века, богатая блистательными дарованиями, не сможет обойтись и без этих двух имен.»
И когда в 2019 году в Австралии, к юбилею поэта Юрия Михайлика готовился к изданию сборник его стихов, я обратился к Михаилу Жванецкому с просьбой написать для этой книги приветствие автору. Михаил Михайлович, к сожалению, уже был болен, тем не менее, отозвался на эту просьбу. Большую помощь в рождении письма, в отправке оригинала в Австралию, оказала супруга писателя, его личный секретарь – Наташа Жванецкая. Много дет Наташа вела страницу Михаила Жванецкого в фейсбуке, и ему это очень нравилось. У поклонников Жванецкого посты Наташи пользовалась огромным успехом.
Наталья Жванецкая, его супруга, гидролог по профессии. Познакомились они во Всемирном Клубе одесситов вначале 90-х. В 1995 году родился сын Дмитрий. Несмотря на разницу в возрасте, супруги прожили счастливую жизнь. В одном из интервью Наташа сказала, она никогда не замечала этой разницы благодаря детскому восприятию мира, которое Михаилу удалось всегда сохранять. И до последних дней Михаила Михайловича Наташа была рядом. Михаил Михаилович, часто говорил, что, наконец, нашел свой идеал женщины…