Кто такие консерваторы и чего они хотят
Андрей Тесля
Принято считать, что консерваторы — это националисты, которые выступают против будущего. Однако это совсем не так. Мы выбрали самые популярные и неоднозначные утверждения о консерватизме и попросили философа прокомментировать каждое. Итог — ликбез об одной из трех основных политических идеологий.
Консерватизм — это любовь к прошлому?
Как правило, консерватизм — это скептическая реакция на модерн, предполагающая несколько ключевых тезисов. Во-первых, важность сохранения или важность прошлого. Как правило, консерватизм апеллирует к понятиям традиции, обычаев и обыкновений, отсылает к некой логике преемственности.
Второй базовый тезис — скептическое отношение к разуму и рациональному. Для консерватизма характерно представление о том, что в перспективе разум не способен ухватить всю сложность реальности. Поэтому есть зазор между представлением об устройстве реальности и тем, как эта реальность изменяется. И эти изменения мы предвидеть не можем.
И в-третьих, консерватизму свойственна определенная антропологическая презумпция. Человек если и не зол «по природе», то во всяком случае он не добр. Он нуждается в сдержках, социальных рамках и нормах — не только для защиты от него других, но и для себя самого, чтобы иметь возможность преодолевать или ограничивать злое в себе. В этом смысле консерватизм прямо противостоит руссоизму.
Андрей Тесля, кандидат философских наук, старший научный сотрудник, научный руководитель Центра исследований русской мысли Института гуманитарных наук Балтийского федерального университета им. Иммануила Канта:
— Важно подчеркнуть, что любой вариант консерватизма является реактивной идеологией: он прежде всего реагирует на чужую повестку и обозначает несогласие. И поэтому консерватизм исторически достаточно изменчив, ведь это всегда в какой-то степени именно реакция.
Консерватизм существовал всегда?
«Раньше было лучше» и другие варианты традиционалистского мировоззрения существовали на всем пути человечества. Однако появление консерватизма как идеологии стало интеллектуальной и политической реакцией на Французскую революцию 1789 года. Тогда же сформировались две базовые версии идеологии: консерватизм Эдмунда Бёрка и консерватизм Жозефа де Местра.
Эдмунд Бёрк написал свои ключевые для этой темы тексты в 1790–1791 годах, через год после взятия Бастилии. Это консерватизм охранительного плана, который можно выразить формулировкой: «Нам есть что терять». Бёрк исходит из важной презумпции: социальная реальность хрупка, а результат наших действий может принципиально отличаться от любых сознательных намерений. И если мы трансформируем существующий порядок, то отыграть назад не получится: прошлое уже уничтожено, нам некуда возвращаться.
«Идея наследия обеспечивает неоспоримый принцип сохранения, как и неоспоримый принцип передачи, совсем не исключая принципа совершенствования»
Эдмунд Бёрк, «Размышления о французской революции», 1790
Бёрку присуще осторожно-опасливое отношение к любым большим проектам и преобразованиям. Это дополняется скептичным представлением о человеческой природе. О ней уже говорилось ранее: если перемены разрушат тонкую ткань социального, то на поверхность вырвутся сдерживаемые во многом рутиной и привычкой страсти и страхи. В дальнейшем бёрковская линия будет сочетаться с многообразными либеральными версиями, претворясь в либеральный консерватизм или консервативный либерализм.
Программный текст Жозефа де Местра «Рассуждения о Франции»выходит чуть позже, в 1796 году. В нем он сформулировал первые наброски так называемого радикального (реакционного) консерватизма. Тезис де Местра «революция не случайна» — это результат предшествующего порядка, а значит, нет смысла противостоять революции, пытаясь вернуться в 1788 год: «старый порядок»и породил революцию —1789 год сокрыт в 1788-м, 1778-м и далее. Нужно понять, в какой момент история пошла не так.
«Коснувшись королевского лба, красный колпак стер с него следы священного елея: обаяние исчезло; длительная профанация разрушила священное владычество национальных предрассудков»
Жозеф де Местр, «Рассуждения о Франции», 1796
Французский философ пришел к радикальному выводу: переломный момент в истории случился еще в XI–XII веке. Тогда европейцы стали забывать христианские принципы и разрушили христианский мир, который строился на основе единства двух властей: папы и императора. Результатом этого все углубляющегося заблуждения и забвения стал современный порядок. Фактически де Местр предлагает не менее радикальное преобразование реальности, чем революция, только, в отличие от революционных идей, нацеленных на будущее, его перемены в поисках идеала ищут вдохновения в прошлом.
Андрей Тесля, кандидат философских наук, старший научный сотрудник, научный руководитель Центра исследований русской мысли Института гуманитарных наук Балтийского федерального университета им. Иммануила Канта:
— Консервативный взгляд всегда исходит из предположения, что, каким бы ни было текущее положение вещей, всегда возможен худший вариант. Если вы думаете, что хуже быть не может, значит, у вас плохо с фантазией. Хуже может быть всегда.
Консерватизм отрицает прогресс?
Консерватизм отрицает не прогресс чего-либо конкретного, но идеологию «прогресса». Для консерваторов чуждо представление о том, что новое — это обязательно благо, что ход времени сам по себе приближает нас к лучшему состоянию. Историческое развитие ничего не гарантирует, и консерватизм не готов ждать счастья от движения вперед.
При этом если оценивать консервативные течения XIX–XX веков, мы увидим, что зачастую консерватизм выступает с позиции защиты достижений предыдущего прогресса. И если новые тенденции угрожают достижениям прошлого, консерватизм стремится защитить то, что уже принесло благо обществу.
Радикальным версиям, как, например, и христианскому консерватизму в целом, свойственно базовое понимание реальности как мира, лежащего во зле. Поэтому они приходят к выводу: нельзя надеяться на прогресс, который возникает в результате человеческих действий.
«Не по заслугам, a по незаслуженной и милосердной благодати он [человек] избавляется от зла».
Августин, «О граде Божием», ХIV: 26.
Есть современное выражение: сама по себе машина ездит только под откос. Подобным образом христианский консерватизм видит человеческий прогресс: если мы следуем исключительно своим собственным представлениям, своим страстям и вожделениям, то мы влечемся ко злу и пребываем в несвободе.
Консерватизм не может способствовать развитию общества?
Вполне может: он защищает то, что уже сделано. Консерватизм выступает критиком различных рациональных планов перемен, он постоянно напоминает о разрыве между планами, которые мы строим, и тем, как они будут воплощены.
С одной стороны, история творится людьми: они строят будущее, исходя из своих страстей, интересов и рациональных планов. С другой — результат, который они получают, как правило, не входит в их намерения. Никто не собирался строить модерн — и консерватизм постоянно напоминает о зазоре между намерением и результатом, который неустраним.
Консерватизм — это синоним национализма?
В первой половине XIX века, когда консерватизм только появился, бо́льшая часть консерваторов находилась в радикальной оппозиции к национализму. Национализм — дитя Французской революции, почти все либералы были националистами, а национализм и либерализм практически синонимичны. А консерватизм защищает старый порядок, следовательно, он выступает против народного суверенитета, и для него национализм — главный враг.
Ключевая фигура перемен — канцлер Германской империи Отто фон Бисмарк. Его политика, вслед за политикой Наполеона III, показала всей Европе, как консерватизм может перехватить националистическую повестку — объединение Германии явилось не делом буржуазной революции, как надеялись в 1848 году, а плодом политики прусского королевства. Немецкий канцлер показал, что национализм для консерваторов не онтологический враг, а возможный союзник, его можно использовать в рамках консервативной идеологии.
Как следствие, к началу XX века национализм перестает быть тесно связанным с либерализмом. Теперь национализм может быть присущ консервативной или, например, социалистической идеологии. Во второй половине ХХ века либерализм в значительной степени расходится с национализмом, и последний входит намного более плотно, чем в какой-либо из предшествующих периодов, в круг консервативной мысли.
У России есть два непохожих прошлых — советское и дореволюционное, а значит, и не может быть единого консерватизма?
В России существуют три базовых версии консерватизма. Первая — это условно советский консерватизм, который связан с социальным государством и имперским величием. Образ Советского Союза работает не как конкретная историческая отсылка, а как оппозиция существующим переменам. С его помощью защищают социальные блага: бесплатную медицину, образование, пенсионное обеспечение и прочие элементы, присущие социальному государству, которые неолиберальный порядок стремится минимизировать.
В парадигме второго варианта консерватизма советское время мыслится как некое «повреждение». По мнению представителей этого направления, советский период не является русской историей: всё советское воспринимают как антирусское, а период в 70 лет — это исторический вывих.
Третий вариант пытается объединить советский и имперский периоды в единую историю. Ведь СССР был великой державой, а это уже сочетается с имперским, досоветским мышлением. Приверженцы этого направления говорят о единой истории империи, о сложностях и трагизме истории. По их мнению, современная Россия снимает этот конфликт, заканчивает Гражданскую войну и окончательно примиряет белых и красных.
Все это ложится на тезис, который регулярно возникает в публичном поле последнее время: «Россия — хранительница консервативных ценностей современной Европы». Однако, если картографировать российское консервативное пространство, оказывается, что в нем нет единства. И даже нет единых черт, которые присущи всем российским консерваторам.
Среди современных известных политиков немало приверженцев консервативных ценностей?
Консерватизм, либерализм, социализм — все они были характерны для XIX — первой половины XX века. В последние десятилетия большие идеологии распадаются.
В качестве примера можно вспомнить немецкую политику. Традиционно она строилась на двух больших партиях: консерваторах ХДС/ХСС и либералах СДПГ. Однако в какой-то момент в Германии появилась большая коалиция ХСС/ХДС-СДПГ — это выглядело как «лево-право-центристский синтез». Двумерная политическая схема больше не работает.
Большие идеологии появились в XIX веке как инструменты массовой мобилизации. Но сейчас массы и массовая политика современности уходят, а от большой тройки остались только идеологические фрагменты и маркеры. Поэтому, описывая современных политиков, трудно использовать рамку консерватизма как определенной идеологии. Но можно говорить об элементах консервативной риторики или идеологических ходах, которые отсылают к репертуару консервативных идеологий.
Современный мир меняется так быстро, что консерватизму в нем уже нет места?
Напротив, быстрые перемены порождают консервативный запрос, ведь всегда есть что сохранить. Это не означает, что консервативное сопротивление — это сопротивление переменам как таковым: трудно найти консерватора, который отстаивал бы неизменность вещей в эпоху победившего историзма. Консервативное сопротивление — это, во-первых, всегда сопротивление каким-то конкретным переменам. Во-вторых, оно может противиться той скорости, с которой эти перемены происходят, — ставить вопрос о цене изменений, о том, кто будет расплачиваться за перемены, а кто окажется их выгодоприобретателем.
Одно из самых известных проявлений консерватизма последних лет связано с культурой хипстеров. Фермерская еда, мелкие хозяйства, ручная работа и лавки — это бытовой консерватизм и во многом консервативная идеология. В то же время описать хипстеров как сугубо консерваторов не получится, в политическом смысле они не были едины.
По мере того как консерватизм побеждает на политическом поприще, у него сокращается социальная поддержка. Можно сказать, что консерватизм во многом построен на стабилизации существующего порядка. Но если ему удается справляться с этой стабилизирующей ролью, он сам готовит себе могильщика. Когда социальный мир справляется с тревогой и беспокойством, когда он начинает восприниматься как само собой разумеющееся, общество становится готово к экспериментам. Теперь люди думают, что у реальности есть запас прочности, а значит, пора меняться.
Что читать о консерватизме
Исайя Берлин. Философия свободы. Европа / Пер. с англ.; предисл. Александра Эткинда. — М.: Новое литературное обозрение, 2001, 2014.
Анджей Валицкий. В кругу консервативной утопии. Структура и метаморфозы русского славянофильства / Пер. с польск. Константина Душенко, послесл. Андрея Тесли. — М.: Новое литературное обозрение, 2019.
Карл Манхейм. Идеология и утопия // Избранное. Диагноз нашего времени. — М.: Юристъ, 1994.
Майкл Оукшот. Рационализм в политике и другие статьи / Пер. с англ. — М.: Идея-Пресс, 2002.
Алексей Руткевич. Что такое консерватизм? — М.: Университетская книга, 1999.
Алексей Руткевич. Консерваторы XX века. — М: Изд-во РУДН, 2006.
Карл Шмитт. Политический романтизм / Пер. с нем. Юрия Коринца под ред. Бориса Скуратова, послесл. Александра Филиппова. — М.: Праксис, 2015.
ИСТОЧНИК: Пост наука https://postnauka.ru/longreads/156943