Так озаглавленная публикация в «России» №35 от2-8 сентября 1992 года-авторский дебют на ее страницах доктора экономических наук Александра Лившица, тогда еще не обладавшего высокой степенью популярности. Встретившись с ним в редакции, мы отметили два обстоятельства: с ним было невероятно интересно беседовать и принесенный им текст можно было, не редактируя, сразу ставить в номер.
Александр ЛИФШИЦ
Не время сжигать деньги
«Открытая инфляция серьезно искажаем регулирующие функции рынка. Подавленная инфляция разрушает — их полностью»
Фридрих фон ХАЙЕК
Что мы о ней знаем? Есть действия правительства и наши сложные ощущения, ими порождаемые. Имеются сообщения о намерениях. Наиболее основательное- отправленный в МВФ Меморандум, где указывается, что собирается делать правительство России в 1992 г. Иной раз, правда, предлагают не обращать на него особого внимания дескать, экспортный товар в единичном исполнении. Сомневаюсь, однако, что в МВФ держат людей, которым можно навешивать лапшу на доверчиво подстав ленные уши. Да и само правительство, в общем — то, пытается ориентироваться по карте, представленной в Меморандуме.
А вот программы хотя бы среднесрочного расписания движения долго не было. За это ругали. По — моему, зря. Начавшиеся в январе перемены слишком глубоки, чтобы предвидеть то, что известно одному Богу. Сколько уже было радующих глаз и оживленно обсуждавшихся программ, которые так и остались на бумаге. Правительство поступило правильно, ограничившись поначалу лишь разметкой стратегических направлений и действуя по обстановке. Обвиняют правительство еще и в ошибочной очередности ходов, мол, либерализацию цен затеяли до приватизации и масштабной демонополизации экономики. Если даже сейчас поезд приватизации идет со скоростью самоката, то в условиях планового ценообразования его вообще бы не удалось сдвинуть с места. Зачем, спрашивается, брать собственность, когда цены на твою продукцию диктует кто — то другой? То же можно сказать и о демонополизации.
Нынешние российские власти сделали верный, «рыночный» выбор, посчитав своей главной задачей сдерживание инфляции. Цель конкретна, измерима, проверяема. Уже одним этим они выгодно отличаются от предыдущих правительств, обещавших «поднять» и «ускорить», планировавших выплавку и надои, бравших на себя гораздо больше того, что в состоянии совершить, и в конце концов, вынужденных либо врать, либо оправдываться объективными обстоятельствами. Наше хозяйство действительно страдает от тяжелого инфляционного недуга, и преодолеть его без помощи государства еще нигде не удавалось.
Cpaзy oговоримся: болезнь в принципе неизлечима хотя бы потому, что современная экономика инфляционна по самой своей конструкции. Инфляция напрочь исключена только там, где бюджет всегда находится в равновесии, отсутствуют любые структурные аномалии, а все сбережения автоматически превращаются в инвестиции, причем размеры сберегаемого полностью удовлетворяют тех, кто собирается вложить капитал. Неинфляционная экономика должна сплошь состоять из эдаких жизнерадостных здоровяков, имеющих сугубо рыночные ценовые ожидания, то есть рассматривающих всякое повышение цен как признак их неминуемого снижения в ближайшем будущем. Нужно бы еще отнять у государства монополию на регулирование предложения центральных денег (рублей, долларов и т.п.). В противном случае всегда остается вероятность того, что монополия будет использована во вред, обернется инфляцией. Вполне очевидно, что такая сумма качеств мало похожа на реальную экономику. А это значит, что полное искоренение инфляции линия горизонта, отдаляющаяся по мере приближения к ней.
Инфляция, заметим, неизбирательна, косит без разбора, нанося ущерб всем социальным группам. Бедные и граждане со средним достатком неизбежно теряют часть реальных доходов. С большой скоростью идет имущественное размежевание. На наших глазах общество раскололось на людей, которые проходят мимо коммерческих магазинов, даже не пытаясь туда заглядывать, тех , кто заходит в них только посмотреть на товары, и соотечественников, совершающих там покупки.
Страдают предприниматели, поскольку, сталкиваясь с хронической острой нехваткой сбережений (это настоящее проклятие инфляционной экономики) и дорогим кредитом, вынуждены отказываться от долгосрочных производственных инвестиций и заниматься только быстроокупаемым краткосрочным бизнесом. В тяжелое положение попадает государственная бюрократия. Ведь в ее распоряжении находятся инструменты (налоги, бюджетные расходы, ставка по кредитам Центрального банка и т.д.), которые имеют денежную меру. А раз так, то эффективность их применения снижается настолько, наколько падают в цене сами деньги. Бывает, что безостановочная инфляция делает экономику совершенно неуправляемой, оставляя государственных чиновников, вообще говоря, просто не у дел.
«Ничего у них не вышло, — утверждают критики правительства. — Наоборот, довели дело до гиперинфляции». Вышло или нет — о том речь впереди. Что же касается гиперинфляции, то не надо пугать население, дергать и без того ослабленные нервы . Признак гиперинфляции вовсе не громадные цены и зарплаты. На банковских счетах итальянцев и японцев значатся числа с таким количеством нулей, до которого нам еще далеко. И что же? Как — то не приходилось слышать о приступах массового отчаяния, панических ожиданиях неминуемой экономической катастрофы, издевательских поношениях «деревянных» иен и лир. Конечно, когда за детскую обувь требуют 500 рублей, ощущаешь позорное бессилие и сухость во рту. Физиономия торговца станет куда противнее, если цена поднимется до 1000 рублей. Но пока товар идет за деньги, жить еще можно. Самое худшее происходит там, где обувь не отдают ни за какие деньги, выменивая ее на мыло или соль. Гиперинфляция опускает ценность денег ниже затрат на их выпуск, а затем выносит их из экономики по причине полной ненадобности. Хозяйство лишается объединяющего денежного стержня и распадается, возвращая людей на столетия назад. Остается лишь сжигать деньги в кострах и греться в ожидании рассвета, когда станут ясно различимыми лица бездарных и ненавистных правителей.
Гайдарономика отодвинула гиперинфляцию, признаки которой еще в декабре прошлого года были довольно ощутимы. Поменьше стал бартер, пореже встречаются объявления об обмене трусов на часы. Для того, чтобы это сделать, понадобился перевод инфляции в открытый режим- освобождение цен. Открытая инфляция — распространенное явление, изученное, что называется, вдоль и поперек. Если болезнь протекает именно в этой форме, то, как показывает мировой опыт, справиться с ней можно. Хотя, прямо скажем, наиболее эффективные, сильнодействующие препараты (денежные и бюджетные ограничения) весьма болезненны, особенно в социальном отношении. Подавленная инфляция, когда цены силой удерживаются на искусственных, нерыночных отметках, делает борьбу с ней совершенно безнадежным предприятием. Сколько лет планировали цены, столько и жили в условиях тотального товарного дефицита. Этот признак подавленной инфляции нам слишком знаком.
Роль либерализации цен, разумеется, не ограничивается одним только созданием плацдарма для наступления на инфляцию. Она должна была переориентировать инвестиционные потоки, направив их туда, где выпускаются товары, пользующиеся спросом, дать простор предпринимательству, активизировать внешнеэкономическую деятельность и повысить ее эффективность. Поскольку одновременно разворачивалось давление на спрос со стороны ЦБР и операции по выравниванию бюджета, предполагался структурный спад, за время которого планировалось оздоровить экономику, освободить ее от малоэффективных предприятий. Были и другие планы.
Трудно быть правительством в бедной стране
«О, если б знал, что так бывает, когда пускался на дебют …»
Борис ПАСТЕРНАК
Команда Е.Гайдара дебютировала на российской сцене с широко известной пьесой из классического репертуара, имевшей успех во многих странах мира. Удалось собрать талантливых актеров, найти классного постановщика. Было, однако, заранее ясно, что зритель больше привык к хоккею и с трудом поймет происходящее, гнилые подмостки едва держатся, оркестр в любой момент может сфальшивить, за кулисами все переругались, а из суфлерской будки вместо подсказок будут доноситься язвительные намеки и грубые завывания. Тем не менее премьера состоялась , вызвав, понятно, самые разноречивые оценки.
Е.Гайдар принял на баланс крайне запущенное хозяйство. Более того, из — за отсутствия полноценного рынка и достоверной информации никто не имел глубокого представления об истинном положении дел, о том, до какой степени дошли структурные диспропорции, сколько ценовой энергии накопилось в бурлящем котле инфляции и т д. Не менее важно, что, затеяв рыночные преобразования, правительство могло полагаться в основном на экономические, косвенные регуляторы. Иными словами, делать то, что положено в рыночной экономике, и не больше. А ведь все эти регуляторы насквозь противоречивы и других нет. Даже принося нечто положительное в одном секторе экономики, они неизбежно дают негативные эффекты в другом.
Возьмем, к примеру, денежную политику. С одной стороны, для того, чтобы обуздать инфляцию, необходимо убавить скорость нарастания денежной массы. Именно так и пытается действовать ЦБР, повышая норму обязательных резервов коммерческих банков и ставку по представляемым им кредитам. Уже сейчас она достигла 80 процентов и, не исключено, будет подниматься и впредь. А как иначе? Ведь кредит должен иметь какую — то цену. Иначе говоря, реальную ставку нужно непременно держать положительной, хотя бы ненамного превышаю щей сумму текущего темпа роста и уровня ценовых ожиданий. В противном случае будут брать взаймы в расчете на то, что расплачиваться придется уже обесцененными деньгами. Спрос на кредит возрастет, и в экономику войдет избыточный денежный поток.
С другой стороны, чем сильнее антиинфляционный нажим на совокупный спрос, тем труднее сбыть товар. Особенно остро это чувствуется в таких экономиках, как наша, где сохраняются монополизм, технологическая отсталость и узкая специализация. Когда человеку какая — то вещь не по карману, он не переключается на дешевую (такой зачастую не существует), а просто свертывает покупки. Тяготы производителя этим не ограничиваются. Высокая цена центрального кредита оборачивается дороговизной денег, предлагаемых коммерческими банками. Если к кредиту не подступиться, то непонятно, как финансировать не только развитие, но и то, что есть , скажем, оборотные средства.
Получается так: направо пойдешь спад производства, налево — ускорение инфляции. Куда поворачивать? Что ни сделай, будешь виноватым. Вольно, конечно, любуясь собственной прозорливостью, упрекать российское правительство в жестоком обращении с государственными предприятиями, а в случае снижения цены центрального кредита в потакании инфляционным настроениям. Но дело — то не в нем. Просто денежные регуляторы изначально противоречивы, и от этого не уйти.
Другой сюжет связан с налоговыми ставками. С одной стороны, понятно (и правительству, разумеется, тоже), большие налоги, особенно на прибыль, душат инвестиционные порывы, не дают экономике развиваться. И не дай Бог, если они вызовут сужение налоговой базы (суммы доходов, подлежащих налогообложению): тогда бюджет не спасут никакие ставки, пусть даже самые высокие. Налоги надо снижать, равно как и использовать разнообразные механизмы льготного налогообложения. С другой стороны, не менее очевидно, что налоговые стимулы срабатывают с изрядным запаздыванием. Даже в благоприятной экономической ситуации производство, продажи и доходы начинают меняться не скоро, нужна «раскачка», зависящая от структурных, технологических и прочих обстоятельств. А у нашего политика болит голова от текущих, повседневных забот, связанных с покрытием государственных расходов, необходимостью сокращения дефицита и т.п. Он бы и рад расслабить надетый на производство налоговый корсет, переключить внимание на подоходный налог с населения, да взять — то с него нечего. Если, допустим, в США федеральную казну наполняют не столько предприниматели, сколько большая часть граждан, представляющая собой наемных работников, а в России наоборот, тут меньше всего замешан капитализм вместе со своим марксистским приятелем — социализмом. Просто в одной стране экономика рыночная и богатая, в другой нерыночная и бедная. Наши власти забирают деньги у предпринимателей не от глупости, а от нищеты.
Ситуация в российской экономике, включая распределение доходов, меняется быстро. Сейчас она такова, что сохранение налогового угнетения производителей далее нетерпимо. Государство подняло налоги, полагая, по — видимому, что для включения налоговых стимуляторов надо сначала обеспечить высоту спуска. Если так, то операция прошла успешно. Теперь пора приступить к самому снижению. Ну и, конечно, поставить как надо подоходное налогообложение, создав службы, действительно способные развернуть его в полном объеме. Нельзя больше мириться с положением, когда от уплаты налога не уклоняются разве что честные и ленивые.
Таких примеров можно привести сколько угодно. Хотя и сказанного, пожалуй, достаточно, чтобы разглядеть довольно узкие рамки, в которых приходится действовать российскому правительству. Не учитывать всего этого, требовать от него невозможного просто не корректно. Тем более что жесткие границы существуют не только в экономике. Не менее сильно давят политические обстоятельства. И тут нельзя не упомянуть VI Съезд народных депутатов, с которого, собственно, и начался поворот в экономической политике правительства России.
Наверное, он останется в памяти форумом, где работа исполнительной власти была подвергнута критике, беспрецедентной по остроте и тотальности. Любые попытки объясниться глушились дружным хором недовольных и мстительных. Отчетливо просматривалось принципиальное неприятие рыночных реформ по политическим и идеологическим мотивам, ощущалось давление региональных и отраслевых лоббистов, были заметны личные амбиции, а то и просто некомпетентность. Предлагалось, в частности, восстановить административный контроль над ценами и государственную монополию внешней торговли, провести денежную реформу конфискационного типа, существенно снизить налоги при одновременном увеличении бюджетных расходов, индексировать оборотные средства и банковские вклады, силой удешевить кредит.
Идеи такого рода, мягко говоря, неоригинальны и едва ли представляют интерес для экономиста. Лозунги непримиримой оппозиции совсем не то, что сей час нужно экономике России, бедствующей от инфляции, низкой эффективности, искривленной структуры производства и отчаянно пытающейся выкарабкаться на дорогу мирового экономического прогресса. Судя по всему, их авторы и нe pacсчитывали на практическую реализацию своих экономических замыслов. Хотели, видимо, другого — повалить правительство, растолкать конкурентов и занять такое место в политической диспозиции, откуда уже рукой подать и до Президента. Принципиально важно: несмотря на солидную подготовку, противники реформ так и не сумели представить Съезду целостную концепцию экономических преобразований, которую можно было бы расценить как альтернативу правительственной или хотя бы поставить рядом с ней.
Все это, однако, вовсе не означает, что Съезд оказался малоценным, чисто политическим мероприятием, не принесшим полезной информации тем, кто взялся двигать рыночную реформу. Ситуация действительно изменилась. Вступая в пору зрелости, представительная власть России никому не намерена уступать свои полномочия. Даже если предположить, что на смену нынешнему депутатскому корпусу придет новый, его позиция станет, вероятно, еще более жесткой. И, случится это вне зависимости от расклада политических сил. Добавим, что было много не только страстного, но и дельного. Не все непристойное по форме непригодно по содержанию. Многие из отмеченных ниже недоработок правительства были зафиксированы именно на VI Съезде.
Тем не менее приходится констатировать наличие влиятельных парламентских группировок, в принципе отвергающих рыночные отношения, недостаточный уровень некоторых законов, в которых идеологические симпатии потеснили здравый смысл, внепарламентское давление со стороны реваншистских сил, слабую социальную базу реформ. Обнаружились псевдодемократы, победившие на выборах благодаря рыночным лозунгам, но дрогнувшие, когда дошло до дела, испугавшиеся черновой работы. Все это не могло не сказаться на качестве гайдарономики. Если посмотреть внимательно, то можно увидеть на ней немало отпечатков политических компромиссов.
Консерваторы на ударной вахте
«Сильный политик порой становится сильным экономистом. Сильный экономист сильным политиком не бывает никогда». Личное наблюдение
Каковы же первые реальные результаты гайдарономики? Российское правительство сделало начальные шаги к либерализации цен, совершив то, что рано или поздно все равно пришлось бы делать. Удалось немного отодвинуть экономику от пропасти гиперинфляции. Население получило какое — то представление о рынке, хотя, прямо скажем, без особой охоты, к тому же сразу попало на практические занятия, а экзамены сдавало экстерном. Правительство проявило подлинную страсть по отношению к национальной валюте, развернув активные операции по ее спасению и укреплению курса. Приступило к ликвидации бюджетного дефицита. Вообще говоря, не так уж мало для молодого правительства, если учитывать кризис экономики и общества в целом. Драма администрации Е.Гайдара состоит в том, что требуют много и быстро, а экономическая ситуация вынуждает принимать решения, которые сегодня дают мало хорошего, обещая улучшение лишь в отдаленной перспективе. Таков удел любого консервативного кабинета: сначала с упоением ругают, потом пылко благодарят.
Правительству, конечно, многое не удалось. Не сумели предвидеть мощность ценового взрыва, последовавшего в первые месяцы перехода к открытой инфляции. Это стало одной из главных причин острой нехватки денежной наличности, усугубленной неэффективностью и неповоротливостью отечественной банковской системы. Уже потом пошли обычные в подобных случаях разборки внутри высших структур государственной власти, поиски виноватого. Более того, дефицит наличности, как и любой другой, породил особую разновидность теневого хозяйства- торговлю деньгами из — под полы и коррупцию, небывалую по масштабам и наглости, когда требуют мзду за скоростное оформление платежных документов и прочие рутинные банковские операции. Как мы хорошо знаем, раз появившись, дефицит всегда плодит людей, заинтересованных в его воспроизводстве и углублении. Казалось бы, нехитрая техническая проблема мгновенно обрела внушительные политические габариты, поставив под сомнение само продолжение хозяйственной реформы. В неустойчивой экономике просчеты в мелочах не допустимы- этот урок должен быть прочно усвоен российской властью.
Первые заявления правительства и текст Меморандума давали основания полагать, что бюджетному дефициту объявлен натуральный джихад. Планировались молниеносное наступление и быстрая победа. Действительно, при любом способе покрытия дефицит дает сильные инфляционные импульсы, а потому саму постановку задачи можно только приветствовать. Но вот сроки … Они так и остались на бумаге. И, как ни странно, может быть, это к лучшему. Неуступчивость правительства, стремление одолеть дефицит любой ценой могли обернуться большой бедой.
Дело в том, что за всеми бюджетными статьями кроются обязательства государства перед экономикой страны и населяющими ее людьми. Государства, а не правительства. Независимо от того, были эти обязательства обоснованными или нет, ответственная исполнительная власть не вправе внезапно рвать связь времен. Народ же не виноват в том, что раньше, оказывается, политика была плохой, а теперь стала хорошей. Значительная часть населения по — прежнему бесконечно далека от вершин политической власти, ей, что Рыжков, что Павлов, что Гайдар, все едино. Наверху люди видят государство и хотят от него стабильности, верности слову. Нехорошо, если сегодняшние политики предстанут временщиками, которые перечеркивают обещания предшественников и отказываются платить по старым счетам.
Неоправданный антидефицитный фанатизм может вызвать скверные экономические эффекты. Когда, например, начинается широкомасштабная отмена дотаций, трудно избежать роста безработицы. Но, лишаясь рабочего места, человек теряет заработок, а бюджет – часть подоходного налога. Одновременно увеличивать ассигнования, направляя их на содержание безработного и членов его семьи. Неизвестно еще, каким будет конечный результат. Не исключено даже, что ненужная поспешность при ликвидации бюджетного дефицита обернется его увеличением. Мгновенное исцеление государственных финансов в огромной стране, где спад производства переплетается с инфляцией, было бы достойно «Книги ре кордов Гиннесса». Но все — таки устранение дефицита не волевой акт, а процесс, требующий определенного времени и тщательной подготовки. Нужен план восстановления бюджетного равновесия, выполняемый в лучших традициях директивной экономики. Вот тут — то и понадобятся решительность и твердость, которых вроде бы российским реформаторам не занимать
Правительство не смогло предугадать, чем закончится для производства соединение освобождения цен с антиинфляционным давлением на спрос, хотя, на верное, этого все равно никто бы не сумел сделать. Думали, что неминуемый спад будет структурным, а он оказался общим, когда на грани финансового краха очутились не только хронически убыточные предприятия, но и те, что совсем недавно стояли устойчиво, давали нужные людям товары. Государственная экономика, как выяснилось, не похожа на пластилин, остается хрупкой только нажали, сразу образовались кризисы неплатежей, для прорыва которых нужны деньги, и немалые, исчисляемые сотнями миллиардов рублей. А непростительно запоздали с принятием законов о банкротстве и залоговом праве, не сумели вовремя развернуть соответствующую инфраструктурную приватизацию в пустопорожних разговорах насчет идеологических принципов, пострадавшие предприятия гурьбой рванулись к породившему их государству и потребовали немедленной поддержки. Как только стало туго предприятия мигом забыли о своей «независимости», опустили руки и давай власти бить челом: «Выручай! Не дай пропасть!» Проволочными реформами привели в государственные банкроты- значит, имеют все основания на помощь. Этим, наверное, объясняется их повышенная агрессивность: не столько просят, сколько угрожают. Выручать придется, в основном за счет бюджета, что не стыкуется с антиинфляционными планами кабинета реформ. Есть претензии и к тем, кто формировал имидж правительства, если они, действительно существуют; лучше всех понимая собственные ошибки, российские реформаторы очень не любят их признавать. Конечно, важнее сообщать телезрителям и МВФ новости по поводу курса рубля, нежели о невыполненных обещаниях бюджетного дефицита, поддержке российского бизнеса и многое другое. Совершенно недопустимо выдавать достигнутое за намеченное. А это делалось не раз, когда, например сообщения о все более высоком дефиците федерального бюджета сопровождались уверениями, что, оказывается, это и предполагалось, все идет как надо. Но ведь у нас есть память, Меморандум всегда под рукой …
Нашему правительству, в теперешние тяжелые времена уместно было бы шокировать население сосредоточенностью кабинета реформ. Надо быть пооткровеннее информируя не только о том, что удалось, но и о том, что не удалось и почему. Только тогда станут возможны упреждающие ходы, позволяющие перехватить инициативу, лишить парламентскую оппозицию наиболее выгодных моментов, перетянуть на свою общественное мнение.
Гайдарономика страдает медлительностью. Правительство не сделало пока России всего, что могло; не дорабатывает. Речь идет о государственном экспансионизме в восстановлении командно- карательной системы. Почему-то шарахаются от широко известных мер государственного регулирования, подчеркнем, охотно применяемых в странах, где экономическая обстановка благоприятнее нашей. Вызывает недоумение пренебрежение государственными целевыми программами: целевыми программами, обращенными к конверсии, укреплению потенциала российской промышленности, привлечению иностранных инвестиций и т.д. Программирование применяется во многих странах, например, во Франции. Не исключен вариант власти хотят стать более «либеральны» нежели, скажем, французские и экономика должна быть по крайней мере не слабее той, что во Франции, но этого пока не предвидится.
Совершенно непонятны меры, побуждающие правительство заняться программой поддержки малого предпринимательства. Молчит Антимонопольный комитет, равнодушно взирает как новоявленные негосударственные монополии расправляются с производителями и малым бизнесом. Процветает коррупция, труднодоступны недвижимость и кредит.
Политика обретает желаемую эффективность, а правительство устойчивость, когда располагает доверием граждан. В глазах людей авторитетно только то правительство, которое знает, чего оно хочет, способно решать неподвластные вам проблемы и на деле добивается своего. Действительно, ведь конечные результаты любых правительственных мер зависят от того, как отреагируют производители и потребители, будут они двигаться туда, куда их зовут, или нет. Если, скажем, обещают снижение темпа инфляции, и субъекты экономики убеждены, что именно так оно и случится, то к правительственному прогнозу начинают подстраиваться планы производства и потребления. Когда веры нет, субъекты действуют по — своему, идут наперекор замыслам властных структур, сопротивляются, и вся политика утрачивает эффективность. Проблема доверия вырастает до громадных размеров там, где бушует инфляция. Остается уповать на мудрость правителей. В такой ситуации едва ли будут доверять доброй власти, обеспокоенной лишь своевременной раздачей денежных компенсаций. Ведь люди быстро понимают, что их, в сущности, обманывают, поскольку любые денежные добавки неминуемо уносятся растущими ценами, а инфляция остается, и конца ей не видно.
Левые, социалистически ориентированные правительства, озабоченные проблемами равенства и справедливости хороши в здоровой экономике, когда есть что делить. Инфляционную они могут лишь окончательно загубить. Тут им делать нечего. В периоды инфляций наступает пора консервативных администраций, преисполненных решимости справиться с бедой и умеющих это делать. Так что само явление правительства Е.Гайдара, никогда не скрывавшего своей консервативной, антиинфляционной ориентации, было весьма своевременным. Оно, конечно, отчаянно нуждается в общественной поддержке, но ее не заслужить, постоянно укрываясь за широкой спиной президента.
Немалые резервы кроются в социальной политике, структурном и инвестиционном регулировании, во многих других областях. Невостребованный потенциал хозяйственной реформы, как видно, достаточно велик. Его-то и надо пустить в ход в нынешней, крайне тяжелой экономической обстановке. А это значит, что созрели условия для существенной коррекции экономической политики российского правительства.
Что за поворотом?
«Что он нам несет: Пропасть или взлет?»
Андрей МАКАРЕВИЧ
Признаки поворота уже вполне очевидны. Из-за острейшего кризиса наличности пришлось идти на беспрецедентную эмиссию. Обещаны дополнительные социальные платежи, повышение заработков тех кого содержит бюджет, дотации, связанные с подорожанием энергоносителей, налоговые послабления. Предполагается провести ревизию предприятий, вконец обессилевших из-за взаимных неплатежей, отобрать реально значимое (любое, впрочем, будет доказываться что без него — крышка), провести к ним широкие банковские шланги, обеспечив таким способом искусственное кредитное питание. Такое, правда, бывало и раньше. А потому госсектор воспримет кормление как должное и неизвестно, ответит ли благодарностью в виде увеличения производства и продаж или захочет провисеть на шлангах всю оставшуюся жизнь. Если добавить хаотические разбрасывания денег, продиктованные профсоюзным шантажом , давлением парламентских лоббистов , желанием политиков поднять свой рейтинг и т.п., то окажется: анонсированный бюджет и прочие антиинфляционные затеи приходится откладывать до лучших времен.
Особенно впечатляющим свидетельством реальных изменений в политике являются решения по поводу цен на энергоносители. Рано или поздно их надо было принимать: в разлившемся после января море свободных цен остров энергоресурсов, продававшихся по плановым, искусственно низким ценам, выглядит несуразно. Может быть, еще в начале марта надо было повыше поднять ценовую волну либерализации и отмучиться сразу. Но прошлого не вернешь. И правительству пришлось планировать эту болезненную операцию. Несмотря на то, что в Меморандуме кабинет обязался освободить цены на энергоносители еще до 20 апреля (кроме электроэнергии), был избран некий промежуточный вариант. Полной либерализации предпочли регулируемое повышение цен.
Январь испугал многих: немало экономистов предлагало вообще не трогать цены на энергоресурсы. Мол, с огромным трудом удалось достичь хрупкого макроэкономического равновесия, возвести постройку, возле которой и дышать — то боязно. А поскольку правительство тянет руку к основанию, собираясь заменить один кубик другим, все может быстро рассыпаться. Экстремисты — рыночники, напротив, призывали власти не поступаться принципами, выполнять обещанное МВФ, полностью освобождать цены.
Думаю, все же, что Е.Гайдар и его сподвижники, присмотревшись к реальности, выбрали разумное решение. Они не стали упираться , чуть отступили от сугубо рыночной философии , признав , что в нынешней экономической ситуации либерализация цен на энергоресурсы может обернуться подлинной катастрофой . Лучше отдать немного, чем потерять все. Ведь даже принятый сравнительно мягкий вариант в ближайшее время сулит одни убытки и лишь потом, будем надеяться, даст позитивные эффекты.
Уже сейчас ясно, что дорогие энергоносители больно ударят по инвестициям во всех отраслях. Топливно-энергетический комплекс, наверное, немного разбогатеет. Но денег станет больше, в основном, на банковских счетах, а не в карманах и в производстве. У ТЭКа теперь будет много должников, но от этого приятного события еще, ох, как далеко до peaльных инвестиций в добычу и переработку. И даже такое благоденствие едва ли затянется, поскольку скоро последует ответный ценовой удар со стороны покупателей энергоресурсов.
Реализация правительственных мер даст несколько инфляционных импульсов. Один из них, не самый сильный, пройдет через энергопотребление. Другой, куда более мощный, последует от бюджетного дефицита. Дело в том, что никак не удастся избежать дотаций транспорту, сельскому и жилищно- коммунальному хозяйству, проявляющим высокую чувствительность к ценам на топливо. Индекс цен повысится, вероятно, в 2-4 раза. И это без учета реакции государств СНГ, потребляющих немало российских энергоносителей. А она, не стоит питать иллюзий, будет адекватной.
Таким образом, есть основания утверждать, что первая фаза финансовой стабилизации близка к завершению. Ее возможности в сущности исчерпаны. Как ко всему этому относиться? Ощутимы панические настроения: идет откат, сдача позиций. Надо было, мол, стоять насмерть, продолжать линию на ограничение спроса, гнуть до упора. До какого, спрашивается, упора? Он ведь уже осязаем: гибнет государственная монополизированная промышленность, что неприемлемо по экономическим, социальным, политическим и иным причинам. Если к непрерывно растущим ценам и задержкам с выдачей зарплаты добавится еще расставание с рабочим местом, когда и задерживать-то будет нечего, благосостояние человека сплющится настолько, что жить станет уже совсем невмоготу.
Из того, что правительство России на время отложило решение антиинфляционных проблем, не надо делать трагедии. Уходит в прошлое, надеюсь, не сама реформа, а лишь ее первый этап. Еще никому не удавалось одолеть инфляцию в скоротечной схватке, путем решительного натиска. Обычно идет длительная позиционная война, где продвижения чередуются с отступлениями. В США, например, располагающих, в отличие от России, работоспособными рыночными механизмами и эффективной резервной системой, она растянулась на десятилетия. Там тоже, причем неоднократно, предпринимались попытки организовать и какое-то время удержать режим жестких денежных и бюджетных ограничений. Долго ничего не получалось, наплывали текущие проблемы и заслоняли антиинфляционные горизонты. Мало-мальски заметные результаты появились только в 80 — е годы, когда удалось как — то стабилизировать инфляционный процесс и установить над ним контроль. А мы еще ругаем Е.Гайдара за то, что во время первой удачной вахты он не сумел побить мировой антиинфляционный рекорд.
Есть и другая позиция: перелом наступил потому, что гайдарономика просто провалилась. И во многом из-за бездумного копирования американского опыта периода рейганомики.
Такая оценка, по — моему, несправедлива. Что касается опыта антиинфляционного регулирования, то он принадлежит не только США, но и Германии, Англии, Чили, Польше и другим странам. Рад бы узнать о существовании правительства, которое сумело справиться с инфляцией как — то иначе, не прибегая к ампутации части бюджетных расходов, повышению цены центрального кредита, жесточайшему контролю над динамикой денежной массы и т.п.
Судя по тому, что происходит, вряд ли можно избежать нового удара инфляции. По — видимому, он будет все же меньшей силы, нежели в начале этого года. Пока остается неясным, выдержит ли ценовой всплеск наша банковская система, не проявившая особой доблести в сражении с кризисами платежей и наличности. За время, которое уйдет на адаптацию к новым ценам, надо успеть развернуть государственное целевое программирование и провести глубокую институциональную реформу. Имеется в виду ускорение приватизации и демонополизации. Для того, чтобы совершить последнюю, правительство, похоже, собирается ввести внутреннюю конвертируемость рубля и пошире отворить ворота на наш скудный рынок любому, кто хочет тут что то вложить, продать или купить. Затем, вероятно, последует вторая фаза финансовой стабилизации, на сей раз уже без всяких послаблений. И только тогда можно будет двигаться дальше, подступаясь к самой важной проблеме — структурной перестройке производства.
Отметим важное обстоятельство. Отступая и уступая, пусть даже под влиянием объективных обстоятельств, правительство Е.Гайдара становится похожим на предыдущие, усредняется, теряет лицо. И чем больше изъятий и замен, тем проще будет сменить его каким — то другим. Для того, чтобы раздавать госзаказы, делить льготные кредиты и распределять дотации, совершенно необязательно быть Е.Гайдаром. Это умеют делать многие.(Что и покажет пришедшее ему на смену правительство В.Черномырдина. ред.)
Свернуть в сторону и суметь потом снова выйти на магистраль, удержать верный курс экономической реформы — совершив такое , Е.Гайдар проявит качества настоящего политика , опровергнет расхожее мнение , вынесенное в эпиграф. Магистраль, однако, явно нуждается в расширении. И тут не хватит всех перечисленных выше резервов .
Когда прояснится рассудок, помутненный социализмом …
«Русские долго запрягают, но быстро ездят»
Отто БИСМАРК
Российские реформаторы любят подчеркивать свою приверженность макроэкономическому регулированию, полагая, что наши потребители и производители ничем не отличаются от людей, живущих в других странах, и обладают теми же рыночными рефлексами. При этом обижаются, когда их упрекают в плохом знании жизни. А напрасно. Такую критику надо принимать, хотя бы отчасти. Ведь между правительственными регуляторами и политическими целями в этой стране находится не тот механизм, что в других государствах. Здесь своя микроэкономика, да и само хозяйственное поведение людей весьма своеобразно. Все еще довлеют, разумеется, советские экономические замашки, которые, однако, на глазах ослабевают, постепенно растворяются. Что же останется, когда они исчезнут вовсе? Поведение, убежден, будет рыночным, но все равно оно проявится в особых, национальных, российских формах. На это надо обращать внимание, учитывать при формировании политики, помаленьку помогать закладке основ собственного экономического устройства…
Обратимся снова к проблеме инфляции. Для того, чтобы поставить ее под контроль, правительству надо иметь представление о силе инфляционных ожиданий, в частности, ценовых. Иначе нет ясности со ставкой по кредитам Центрального банка, вероятной динамикой цен, размерами частных сбережений. Сюжет с ценовыми ожиданиями несложен и известен не только соотечественникам. Сталкиваясь с постоянным ростом цен, потребитель постепенно теряет оптимизм, проникается уверенностью, что так будет вечно и удешевления товаров уже никогда не дождаться. Стараясь действовать рассудительно, он нагнетает спрос в ущерб сбережениям. Накат спроса поднимает цены и, обнаружив это, гражданин от души радуется собственной мудрости: промедление с покупкой сегодня обернулось бы завтра переплатой. Растет убежденность в правильности такой модели потребительского поведения, а вместе с ней и цены. Выходит, следующее: чем умнее и расчетливее потребитель, тем хуже для него и народного хозяйства в целом, попадающего под колесо открытой инфляции. Как видно, экономикой сумасшедшего дома можно назвать не только нашу, но и любую другую, где идет неуправляемый инфляционный процесс. Российский рынок чутко реагирует на импульсы ажиотажного спроса, посылаемые ценовыми ожиданиями.
Но ведь у нас есть еще свои, собственные соображения: опустошение прилавков идет как под страхом подорожания, так и из-за опасений, что товары исчезнут вовсе и надолго. Потребитель берет не один тюбик зубной пасты, а сразу десять. И когда паста действительно пропадает, уходит на дно, над которым громоздится толща ажиотажного спроса, потребитель удовлетворенно потирает руки: как же, отказавшись от покупки десяти тюбиков, сейчас ходил бы с нечищенными зубами
Это дефицитные инфляционные ожидания. Они уникальны и в рыночных экономиках практически не встречаются. В России же, наверное, такие ожидания сильны как нигде и, соединяясь с ценовыми, вызывают натуральную потребительскую паранойю. За ними стоит экономическая память нескольких поколений, живущих в условиях хронического товарного дефицита, и не представляющих себе ничего другого. Даже при успешном продвижении рыночной реформы дефицитные ожидания еще долго будут определять специфику российской инфляции. У того, чей разум помутнен реальным социализмом, страсть к необязательным покупкам едва ли слабее переживаний голодавшего, укрывающего под подушкой никому не нужные корки хлеба. Если этого не учитывать, то можно сильно просчитаться с оценками эффективности антиинфляционной политики.
Надо еще иметь в виду, что многие российские промышленники пока не умеют самостоятельно выбираться из тяжелых финансовых ситуаций. Предпочитают придавать экономическим проблемам политическое звучание, втаскивать их в парламент, там наезжать на правительство, добиваясь дотаций, аннулирования долгов, льготных кредитов, налоговых поблажек, то есть, толкая власть на путь инфляции. В таком поведении, конечно, много советского иждивенчества — навыки, обретенные за десятилетия государственной экономики, мгновенно не проходят. В ходе рыночных преобразований они претерпят существенные изменения. Но окончательно все равно не исчезнут.
Дело в том, что элементы государственного патернализма, более заметные, нежели в других странах, отвечают национальным экономическим традициям. В них не только советское, но и российское. И нашим правительствам, вырабатывающим антиинфляционные планы, надо заранее готовиться к тому, что и впредь некоторых производителей придется спасать, в той или иной форме снабжать деньгами. Хоть это теоретически неверно, плохо согласуется с мировой практикой, но делать — то все равно придется.
Если учитывать, что сейчас только формируется современная государственность, и впереди длительная политическая нестабильность, то можно предположить еще одну особенность российской инфляции. Речь идет об инфляционных методах, имеющих целью ослабить социально — политическое напряжение в определенных отраслях и регионах, повысить рейтинг того или иного политика, ублажить избирателей накануне выборов, референдумов и т. п. Политиканство? Несомненно. Ведь общество позволяет властям распоряжаться частью ресурсов совсем не для того, чтобы их пускали в ход ради решения конъюнктурных политических задач. Но, честно говоря, такое практикуется везде, и еще не известен настоящий политик, который бы в трудный момент не становился политиканом. Российские лидеры отличаются от других разве что манерой поведения: там предпочитают косвенные методы, здесь больше любят прямые и, подчеркнем, чисто инфляционные — деньги в руки. Тут есть, правда, и положительный момент. Если власти мечтают снискать расположение населения, страстно домогаются взаимности, то получается, что с мнением людей уже нельзя не считаться, их голоса имеют определенную ценность. Надо научиться распоряжаться ею так, чтобы держать правителей под контролем, не допуская грубых посягательств на наше благосостояние.
Другой сюжет — из области распределения доходов. Конечно, прежняя система в новых рыночных условиях совершенно неприемлема. Нам хорошо известно, чем на деле оборачивается социалистическая справедливость: зависть превращается в добродетель и возводится в ранг государственной политики, все население вовлекается в пристальное разглядывание содержимого чужих карманов, процветает уравниловка, убивающая стимулы к высокоэффективному труду, появляются теневые распределительные каналы, в том числе и доселе невиданные. И тем не менее большинство населения, с облегчением отрешаясь от прошлого, боится будущего, с большим трудом приспосабливается к необычным для себя рыночным критериям справедливости распре деления, крайне болезненно реагирует на нарастающее социальное расслоение. Тут еще инфляция, что называется, подливает масла в огонь. Она быстро разделила граждан по сортам, причем самой массовой оказалась последняя группа, представителям которой в принципе не доступны высококачественные товары и услуги. Дорожает и необходимое, что заставляет человека работать как животное за прокорм с той лишь разницей, что волу или лошади денег не платят, а еду дают сразу натурой.
Будем надеяться, что наступят времена стабильных цен и развитых рыночных отношений, которые избавят экономическую психологию среднего россиянина от следов развитого социализма. Но и тогда, убежден, она не станет подлинно рыночной, сопоставимой, скажем, с американской. И никогда такой не будет. Обязательно скажутся национальные традиции. Многие из них так и остались неподвластными тоталитарной системе, сумевшей только изменить их форму.
Например, соотечественники так же, как и граждане других стран, нетерпимы к доходам криминального характера, не честно нажитым деньгам. А вот отношение к легальным доходам неодинаковое. За границей справедливость обладания доходом обычно определяется его юридической неуязвимостью, соответствием действующим законам. В России на эти вещи всегда смотрели гораздо шире. Даже те состояния, что отличались абсолютной правовой безупречностью, зачастую признавались несправедливо составленными. Это вызывало брожение в умах, массовое недовольство, доходившее порой до открытого общественного противостояния. Ведь праведность — владения богатством проверялась еще отношением хозяина к работнику, желанием поделиться с бедными, происхождением богатства (сколочено своим трудом или, допустим, биржевыми спекуляциями), поведением хозяина на рынке (божеские или грабительские цены). Если вдуматься, то эти и многие другие нерыночные факторы действуют поныне, разве что в своеобразных советских формах. Они явно не влезают в универсальные теоретические схемы: если, скажем, грабительская цена отдаленно напоминает цену равновесия, то божеская, видимо, встречалась только у нас. С точки зрения мировой экономической теории и практики, указанные обстоятельства деформируют рыночную систему, снижают ее эффективность. Пусть так. Отсюда следует лишь, что в России механизмы рыночного распределения доходов вряд ли будут работать с американской безотказностью. Только и всего.
Если правительство Е.Гайдара сохранит индифферентное отношение к российской специфике, будет и впредь полагаться исключительно на стандартные рыночные реакции, его ждут немалые неприятности. Подогреваемое инфляцией ощущение несправедливости происходящих перемен снижает благосостояние людей не меньше, чем потеря части реальных доходов, увеличивает число не довольных собственной жизнью, чье поведение во время очередных народных волеизъявлений совершенно непредсказуемо, усиливает социально — политическую нестабильность.
Отмеченное- важный повод для продолжения антиинфляционной политики. Любой шаг к стабилизации цен будет делать распределение более справедливым. Нужны правовые нормы и организационные механизмы, которые помогли бы проложить как можно больше каналов добровольного перераспределения доходов. Требуется незамедлительная принудительная приватизация торговли. Сограждане недоумевают, почему остаются государственные магазины, когда уже есть частные, подозревают, что тут дело нечисто, связано с извлечением несправедливых доходов. И они абсолютно правы. Необходимо еще сделать так, чтобы лишь часть бесплатных услуг, финансируемых федеральным и местным бюджетами, оставалась общедоступной. Пользование остальным стоило бы ограничить, предоставив только тем, кто докажет, что не в состоянии их купить. Рыночная экономика в России рано или поздно обретет свое лицо. Так бывало всегда: оставаясь рыночным, французское экономическое устройство отличается от японского, а последнее отнюдь не копирует американское. Судьба макроэкономической политики решается в национальной микроэкономике, которая несет на себе печать исторических традиций и часто не укладывается в рамки усредненных теоретических представлений. Успех гайдарономики во многом будет зависеть от понимания этих обстоятельств.
—
Александр Яковлевич Лившиц (1946-2013) родился в Берлине, в семье военнослужащего Советской Армии. В 1960 году поступил в Московский техникум автоматики и телемеханики. В 1971 году окончил Московский институт народного хозяйства им. Г.В. Плеханова (ныне Российский экономический университет) по специальности экономическая кибернетика. В 1974—1992 годах работал в Московском станкоинструментальном институте, где стал профессором и возглавил кафедру политэкономии. В апреле 1992 года Александр Лившиц стал заместителем руководителя Аналитического центра администрации президента. Со 2 марта 1994 года по 22 августа 1996 года — руководитель группы экспертов при президенте РФ — помощник президента по экономическим вопросам.
14 августа 1996 года Александр Лившиц был назначен министром финансов и заместителем председателя правительства. Обе должности занимал до 17 марта 1997 года. Затем стал заместителем главы администрации президента России. 30 июня 1997 года был назначен представителем президента в Национальном банковском совете. В августе 1998 года возглавил фонд «Экономическая политика». В 1999—2000 годах — министр, спецпредставитель президента Российской Федерации по делам индустриально развитых стран «Большой восьмерки». С 2000 по 2001 год Александр Лившиц был председателем правления ОАО «Банк «Российский кредит», одновременно являясь президентом Брюссельского международного банковского клуба. С 2001 года — директором по международным и специальным проектам в ОАО «Русский алюминий».
Скончался Александр Лившиц 26 апреля 2013 года в возрасте 66 лет от острой сердечной недостаточности.
Плюс ваучеризация всей страны
Юрий БЕЛЯВСКИЙ
Порядком подзатянувшаяся дискуссия о приватизации все — таки закончилась. Через месяц с не большим толпы сограждан с чеками на перевес экстренно начнут отламывать от монолита госсобственности свой персональный кусочек. Народится наконец новая генерация собственников, станет она стабилизирующим фактором общества, и будет отныне держава российская жить — поживать да добра наживать.
Так, видимо, предполагалось. На самом же деле ни одно из разнообразнейших событий последнего времени не породило и без того в замороченном обществе такого недоумения, как явление ваучеров народу.
Действительно, как минимум, не гуманно заставлять человека, всей своей предыдущей жизнью абсолютно не приученного к принятию самостоятельных экономических решений, напрягать голову по поводу того, как распорядиться свалившимися на него десятью тысячами.
Боюсь, что большинство из обнищавших сограждан долго мучиться не станут — сбудут свои чеки с рук первому же, кто пожелает их купить. И никакие инвестиционные фонды им для того не понадобятся. Пожалеют, конечно, что десять тысяч по нынешним временам сумма невеликая, но с паршивой овцы, как известно, хоть шерсти клок. И тут, между прочим, состоится акт, хоть и странноватой, но вполне социальной справедливости: богатые выкупят у бедных их долю государственной собственности. В результате, одни, как им и положено, станут еще богаче, а у других на пару месяцев появится на что выпить и чем закусить. Правда, на потребительский рынок хлынут сотни миллиардов по — прежнему ничем не обеспеченных рублей, способных снести этот шаткий рынок окончательно и породить такой скачок цен, какой пока что никому и не снился. Но это когда будет, а пока кушайте, дорогие соотечественники, кто же вам считает!
Хотя, если все — таки посчитать, то можно было бы придумать и нечто иное. Например, то, о чем в ходе вышеозначенной дискуссии неоднократно говорилось как зарубежными консультантами, так и отечественными советниками. Не раздавать все, что еще осталось, по копеечке, продать тем, кто может купить и знает, что с купленным делать. Не выбрасывать деньги на жалкий рынок, а собрать их в мощный бюджет. И спокойно осуществлять ту же самую, столь любезную нашему российскому сердцу, справедливость посредством продуманных и планомерных социальных программ, помогая сирым и убогим, заботясь о культуре, укрепляя здравоохранение и достойно просвещая народ. А при наполненном бюджете ставшее богатым правительство вполне могло бы позволить себе снизить налоги с предпринимателей, дав таким образом побудительный импульс к расширению производства.
Однако, видимо, есть некая особая мудрость в том, чтобы раздать то, что семьдесят с лишним лет не имело хозяинa, тeм, кто совершенно явно хозяином и не станет.
Наш народ, переживший электрификацию, коллективизацию, индустриализацию, и от приватизации, конечно, не умрет. Только вот пойдет ли ему в плюс ваучер, небрежно и походя брошенный в его прохудившуюся шапку просто так, на бедность?
—
—