Председатель правления «Роснано» Анатолий Чубайс рассказал «Интерфаксу» о том, какие шаги предпримет компания для того, чтобы успешно продать 10% своих акций инвесторам в наступившем году.
– ОАО «Роснано» в этом году готовится к существенному изменения своего статуса – госкомпания рассчитывает продать 10% акций инвесторам. О том, какие шаги «Роснано» предстоит предпринять, чтобы успешно провести private placement и дальше идти по пути привлечения внешнего капитала, «Интерфаксу» рассказал председатель правления компании Анатолий Чубайс.
– Правительство РФ согласилось с предложением «Роснано» о приватизации 10% акций компании. Вы по-прежнему планируете private placement на 2012 год, какие ваши ожидания от этой сделки?
– Сам по себе это шаг для нас очень важен. Мы были созданы как госкорпорация, и нас наделили большим объемом исходного финансирования. В этом смысле можно было ничего особенного не делать, а просто истратить эти деньги и доложить, что они проинвестированы. Мы предложили правительству и получили поддержку на принципиально иную стратегию. Суть ее в том, что неправильно просто вложить государственные средства и остановится, а правильно – выстроить стратегию компании так, чтобы научиться привлекать новые, уже не государственные деньги и получать доходы от них, создавая основу для постоянного реинвестирования. Тогда вся концепция работы «Роснано» будет не ограниченной по времени – получили деньги, вложили и ждем, а наоборот, она превращается в постоянно действующий инструмент, который создает наноиндустрию.
Это очень масштабный разворот в сути бизнес-стратегии компании. Именно в рамках этого разворота лежат такие принципиальные вещи, как преобразование госкорпорации в ОАО, получение кредитов, и самое главное – выход на рынок капитала. Именно выход на рынок капитала становится одним из центральных элементов этой стратегии. Private placement в 2012 году – это первый шаг на рынок капитала. Подчеркну, что он первый, но явно не последний. Мы и в дальнейшем намерены привлекать частные средства, а это означает, что у нас будет появляться и увеличиваться доля частных акционеров в «Роснано», и сокращаться – доля государства. Те 10% акций, которые планируется разместить в этом году – это вроде бы немного. Но это такой прыжок в воду, в которой мы еще не плавали.
Мы провели тендер и отобрали банковский консорциум – Merrill Lynch и ВТБ Капитал, для сопровождения сделки по продаже 10% «Роснано». И мы хотели бы, чтобы в рамках этого первого размещения акций соблюсти несколько балансов. В частности, баланс зарубежных и российских участников. Неслучайно в консорциуме ML – один из самых авторитетных в мире инвестбанков, и ВТБ Капитал – один из самых авторитетных российских инвестбанков. То есть один отвечает за мир, другой – за Россию. В Давосе я встречался с президентом ML, и именно эту задачу обсуждал – они нам нужны в первую очередь для того, чтобы помочь найти международных инвесторов с самой высокой репутацией. Другая пропорция – между суверенными структурами, связанными с государствами, и полностью частными инвесторами. Мы бы хотели, чтобы среди наших акционеров в будущем оказались авторитетные, мирового класса международные или национальные финансовые структуры, связанные с государственными деньгами, и в то же время – совсем частные деньги, не зависящие ни от каких правительств. Возможна еще одна пропорция – баланс между финансовыми организациями и технологическими структурами. Есть еще две-три возможных конфигурации, о которых пока рано говорить.
Словом, этот 10%-ный шаг, не будучи гигантским, тем не менее, для нас очень важен, потому что задает сразу же несколько пропорций, и впервые выводит нас на тот путь, по которому мы должны продолжать двигаться в 2013, 2014, 2015 годах.
– Понимают ли потенциальные инвесторы бизнес «Роснано», ведь прямых аналогов в мире у компании нет? Как они реагируют, когда компания рассказывает о себе? Дадут ли они высокую оценку компании при размещении?
– Мы, действительно, довольно нетипичная структура, прямых аналогов нет. Мало того, коварство ситуации состоит в том, что, с точки зрения этого типа бизнеса, мы находимся еще на очень ранней стадии. Проинвестировать-то мы много куда проинвестировали, и с удовольствием расскажем инвесторам, сколько именно, куда и почему. Где очень успешно и многообещающе, а где – не очень. Ничего, естественно, скрывать не будем. Но при всем при этом – у нас пока нет выходов из проектов. То есть, у нас пока нет проектов, которые бы мы выбрали, вложили деньги, построили завод, и вышли из него, вернув деньги. Их просто физически нет, потому что еще рано. Возможно, в 2012 году появятся, но только самые первые, и, возможно, не типовые. А для инвестора самое главное – это демонстрация того, что вложенные деньги вернутся. Собственно, сложность финансовой конструкции, которую мы должны решить этим private placement, состоит в том, что находясь на очень ранней стадии, мы должны, тем не менее, привлечь инвесторов.
Вы спрашиваете, как потенциальные инвесторы реагируют. Я пока, по понятным причинам, не готов называть конкретные организации, хотя веду очень серьезный диалог, и в России, и за рубежом. В Давосе было несколько важных встреч. Могу сказать три вещи. Первое – есть целый ряд очень авторитетных организаций, которые заинтересовались. Второе – есть те, кого я считал очень естественными потенциальными нашими акционерами, но сказали – нет, не хотим, неинтересно. Российские, прежде всего. Третье – мое общее ощущение, что при всей сложности и необычности этой задачи, она может быть решена, и решена в этом году.
– Правильно ли мы понимаем, что средства от размещения пойдут не в бюджет, а в компанию?
– У меня был очень подробный разговор на эту тему с председателем правительства. Его позиция, как я ее понимаю, такова: для правительства «Роснано» – это не инструмент пополнения бюджета, а инструмент создания наноиндустрии. Мы ценны тем, что способны создать десятки бизнесов в наноиндустрии России. Собственно, основной KPI «Роснано» и Фонда инфраструктурных программ (выделен из состава «Роснано») – это объем наноиндустрии в 900 млрд рублей в 2015 году. Именно поэтому правительство готово, если увидит, что мы решаем эту задачу, снижать свою долю. И именно поэтому речь идет не о cash-out, а cash-in. То есть о том, что доход от выходов из проектов мы должны реинвестировать заново для создания наноиндустрии в России.
– Компания, идущая к публичности, предпринимает ряд стандартных шагов – создает комитеты при совете директоров, приглашает в него независимых участников и т.д. Какие в этом направлении планы у «Роснано»?
-Как раз на ближайшем совете директоров будет рассмотрен вопрос о создании комитета по стратегии. Комитет по кадрам и вознаграждениям у нас уже есть. Вопрос о независимых директорах возникнет, наверное, все-таки чуть позже, пока мы еще на 100% госкомпания.
Но все это – половина дела. Вторая половина – это содержание работы самого «Роснано». Мы сейчас видим, что внутри компании необходимо осуществить очень серьезные и болезненные преобразования, если мы всерьез хотим быть готовыми к привлечению инвесторов. Дело в том, что появление частных инвесторов – это не просто деньги, которые мы получили и инвестировали. Это совсем другой стиль работы компании в целом. Я хорошо представляю себе, что требования частных инвесторов к менеджменту, в том числе, к председателю правления будут гораздо более жесткими, чем требования государства. Они касаются ряда направлений, из которых про два я сейчас готов сказать.
Первое – характер нашего портфеля. Он должен быть высокоэффективным, но таковым пока еще, к сожалению, не является. Наш портфель производственных проектов – а их на сегодняшний день у нас 132 – он точно должен быть существенно реструктурирован, если мы всерьез хотим идти по пути привлечения частных инвесторов. Либо они от нас этого потребуют в совсем жесткой форме, либо мы сумеем его преобразовать, готовясь к приходу частных инвесторов. Мы выбрали второй вариант. Поэтому мы готовим предложения по реструктуризации собственного портфеля. То, куда мы вкладываем деньги, – это и есть суть бизнеса «Роснано». И эту суть надо будет существенно изменить с учетом того, что появятся частные инвесторы в нашем уставном капитале.
Второй блок – это наши собственные затраты. Они у нас неконкурентоспособны по отношению к глобальным лидерам в этой сфере. Хотя прямого аналога у нас нет, тем не менее, в мире существуют десятки признанных мирового класса компаний – крупнейшие фонды прямых инвестиций, которые вкладывают в инновационные бизнесы. В России нам вроде бы не с кем конкурировать, но это же совсем неправильный подход. Если ты строишь инновационную экономику в таком местечковом виде, то это абсолютно безнадежно. Ясно, что она должна быть глобально конкурентоспособна, иначе это бессмысленно. И мы как «Роснано» должны быть глобально конкурентоспособны, либо все это бессмысленно. Именно поэтому наши затраты неприемлемы по отношению к нашим конкурентам, и именно поэтому в 2012 году нам придется осуществить ряд очень серьезных и жестких мер, связанных с сокращением собственных затрат.
– Не повредит ли усиление фокуса на финансовой эффективности, возврате на вложенный капитал в связи с появлением частных инвесторов роли «Роснано» как института развития?
– У нас внутри компании было много копий сломано по этому поводу. Действительно, в общественном сознании существует явно не высказываемая, но явно заложенная внутри развилка – ты либо институт развития, либо эффективная компания. Она, в том числе видна и в вашем вопросе. То есть если ты институт развития – значит, должен по установленным процедурам давать деньги любым бизнесам, лишь бы они развивались. А если ты бизнес-компания – пять раз смотри на IRR, на издержки свои. И одно с другим является взаимоисключающим.
Мы для себя пришли к выводу, что это противопоставление неверно. Оно иногда создается с корыстными целями, иногда – бескорыстно, но оно, по сути, неверно. Мы считаем, что концепция института развития, основанного на бизнес-принципах, является единственной по-настоящему долгосрочной и выживающей. Мы в этом смысле не одиноки. Возьмите ЕБРР или IFC. Вы можете получить кредит в ЕБРР или IFC по ставке вдвое ниже рыночной? Нет, этого не будет. В то время как это – институты развития. Они просто работают на рыночных принципах изначально. И мы для себя, продумывая нашу стратегию, именно этот путь и избрали. Мы бы хотели в российских условиях создать модель, которая интегрирует и бизнес-принципы, и задачи института развития. Для этих целей и был учрежден Фонд инфраструктурных программ, создающий сегодня инфраструктуру не только для «Роснано», но и для других субъектов наноиндустрии.
Мы не собираемся финансировать неэффективные проекты. В то же время, те проекты, которые мы собираемся финансировать, мы будем финансировать на бизнес-условиях. Нам не кажется, что здесь нужно противопоставлять одно другому.
– В прошлом году «Роснано» впервые объявила о выходе из нескольких проектов, в которые, правда, компания не успела вложить деньги. Будут ли в этом году прецеденты закрытия уже проинвестированных проектов?
-Пока у меня окончательного ответа нет, но вопрос такой существует. Более того, нам абсолютно ясно, что и в этом году нам придется отказаться еще от части проектов. Но если в прошлом году мы закрыли шесть проектов, то в этом году нам точно придется закрыть около двух десятков. Окажутся ли среди них те, которые мы уже проинвестировали – я пока не знаю.
Но в принципе, считаю, нам неизбежно придется когда-то отказываться и от некоторых из проинвестированных проектов. Потому что особенно по высокотехнологичным проектам рано или поздно может возникать очень коварная менеджерская альтернатива. Все понимают, что проект «не пошел», но поскольку в него уже вложены средства, очень страшно назвать кошку – кошкой. И ты убеждаешь всех вокруг, что это тигренок, и из него когда-нибудь вырастет тигр. И вот мы ждем, ждем, а он не вырастает. Что это означает? Продолжают наращиваться бессмысленные затраты. В какой-то точке надо внятно сказать – нет эта история «не летает». Поэтому затраты списываем, если есть наша вина – наказывайте, но мы не будем продолжать инвестировать в бессмысленный проект. Рано или поздно такая ситуация может наступить по некоторым проектам и, возможно, это произойдет уже в 2012 году.
– В 2010 президент РФ Дмитрий Медведев поручил ведомствам разработать методики оценки эффективности расходования средств на инновационные проекты при проверках госорганами. Готовы ли критерии оценки эффективности инвестирования?
-Последняя точка еще не поставлена. Хотя подход, который заложен в эти правила, нам кажется абсолютно правильным, собственно, мы участвовали в его разработке – это оценка по портфелю в целом, а не по каждому проекту. Есть традиционный подход контрольного органа – у тебя есть проект, ты вложил деньги, а потом закрыл? Значит, у тебя нецелевое использование. Это абсолютно неприменимо к инновационной экономике. Оценивать надо не по отдельным проектам, а по портфелю.