«Микроскопические прелести» Мартина Фробениуса Ледермюллера (1759—1763)

02.10.2023

649

Не удивительно, что в эпоху Просвещения увеличенные изображения вшей, блох, комнатных мух и других паразитов поражали своей новизной, но сейчас очень трудно понять, как эти картинки могли преподноситься тогдашним читателям в качестве приятного развлечения для разума и глаза. Благодаря микроскопу тщательно раскрашенные художником жала, челюсти, колюще-сосущие ротовые аппараты и другие досаждающие человеку органы насекомых предстают в трёхтомном труде Мартина Фробениуса Ледермюллера (Martin Frobenius Ledermüller) «Mikroskopische Gemüths- und Augen-Ergötzung» («Микроскопические прелести для разума и глаза») в виде грозных монстров.

Микроскоп был инструментом, который делал научные открытия очевидными, но в первую очередь он служил для того, чтобы удивлять, и Ледермюллер (1718—1769) — немецкий эрудит, врач и хранитель коллекции естественной истории маркграфа Бранденбургского — превозносит его изумительную способность иллюстрировать чудеса Божьего Творения и просто развлекать. Ледермюллер дал превосходные для того времени описания не только насекомых-паразитов, но и других организмов (растений, животных, человека, грибов, планктона), а также кристаллов. Этот текст сопровождают более 150 весьма любопытных цветных гравюр. Их автор — нюрнбергский издатель, художник и гравёр Адам Вольфганг Винтершмидт (Adam Wolfgang Winterschmidt).

Многие описания Ледермюллера пронизаны его собственным восторгом от того, что открылось ему благодаря микроскопу. Промывая песок, взятый с пляжа на Адриатическом побережье Римини, Ледермюллер обнаружил неопознанные «глобулы» (по его предположению, яйца улиток) и положил их под своё «Практическое стекло» (“Oeconomical Glass”):

«Именно так я открыл настоящий фейерверк на воде; то есть мои глобулы произвели на воду тот же эффект, какой производят подожжённые гранаты, с той лишь разницей, что вместо огненных искр они изрыгали только пары и частицы воды».

Такой же восторг вызывали у Ледермюллера и другие, самые разные чудеса природы — язык пчелы, рыбья икра, капля мочи, чешуйки крыльев насекомых. Изучив пятнышко на крыле бабочки, он заявил, что «ни один художник, каким бы искусным он ни был, никогда не сможет передать своей кистью красное сияние и огонь, исходящие от этого зеркала».

Очарование, вызываемое микроскопом, передавалось публике, в основном, посредством салонных демонстраций, на которых использовался новый, солнечный микроскоп, соединённый с камерой-обскурой. Солнечный микроскоп посредством зеркала, способного, вращаясь, направлять в окуляр солнечный свет, позволял получать улучшенное изображение и вкупе с камерой-обскурой превращал наблюдение, носившее ранее сугубо личный характер, в общественное событие. Таким путём в конце восемнадцатого века визуальная мощь микроскопии помогала решать как научные, так и социальные вопросы. Опираясь на микроскопические данные, Ледермюллер отверг теорию самозарождения; кроме того, он утверждал, что для молодых женщин микроскопия — весьма поучительное занятие. Иногда микроскопические наблюдения даже вдохновляли его претендовать на право давать новым видам названия:

«Среди болотных водных насекомых есть существо, во многом напоминающее гротескную фигуру Арлекина. Его чёрная голова, его пёстрое тело, его скачки, его подпрыгивания, его взмахи, его нелепые ужимки имеют много общего с этим комическим персонажем итальянского театра. Ибо порой оно стоит на голове или, вернее, на том красном языке или клапане, который появляется внизу; порой оно изумительно стоит на хвосте с двумя большими плавниками; порой оно всю дорогу спокойно удлиняет шаг, а потом вдруг, собравшись с силами, прыгает вперёд змеиным прыжком. Порой оно помещает себя в пелотон, злобно выглядывая из-за поднятого воротника, как Скапен, а затем совершает в воздухе прыжок; наконец, оно сгибается, как стянутый лук, и ползёт в этой позе по воде, как гусеница, зная, подобно рыбе, как сохранять равновесие на поверхности воды в той же мере, как и в глубине. Всё это побудило меня сравнить его с Арлекином и дать ему это имя».

Во всех трёх томах Ледермюллер вежливо соглашается с научными утверждениями многочисленных корреспондентов-аристократов, однако в конце последнего тома даёт гневную отповедь одному немецкому натуралисту, который указал ему на то, что он-де ошибочно принял яйцеклад самки комнатной мухи за репродуктивный орган самца. А художник Винтершмидт поддержал Ледермюллера своей последней в трёхтомнике гравюрой, на которой великолепно изобразил комнатную муху.

Ниже вы можете увидеть картинки из более позднего французского издания (1764—1768 годов) книги Ледермюллера, любезно предоставленного библиотеками Смитсоновского института (Smithsonian Libraries) и Библиотекой наследия биоразнообразия (Biodiversity Heritage Library).