Столетие Андрея Дмитриевича Сахарова (21.05.1921–14.12.1989) я отметил статьей 1 на страницах ТрВ-Наука, в названии которой есть слова «таинственный и загадочный». Эти слова я позаимствовал у Виталия Лазаревича Гинзбурга, сказавшего, что тот «был личностью исключительной, необыкновенной»: «Его обычными мерками не измеришь. <…> Я его знал 44 года. Но никак не могу претендовать на то, что понимаю его как следует. <…> Такая гигантская и многогранная фигура неизбежно в чем-то таинственна и для обыкновенных людей загадочна».
Мне довелось много общаться с В. Л., особенно плодотворно во время работы над биографией Сахарова, и однажды он выдал замечательную формулу: «Он был сделан из материала, из которого делаются великие физики». При этом нобелевский лауреат Гинзбург не считал великими физиками ни себя, ни своих учителей и нобелевских лауреатов И. Е. Тамма и Л. Д. Ландау.
Из дневника Андрея Сахарова, 27 апреля 1978 года:
«Я не добровольный жрец идеи, а просто человек с необычной судьбой. Я против всяческих самосожжений (и себя, и других, в том числе близких людей)».
(Сахаров А. Д. Дневники. Т. 1. — М.: Время, 2006, с. 674.)
Жизнь Андрея Сахарова невероятна во многих смыслах. Самая очевидная невероятность проявилась в том, что создатель страшно-мощного оружия стал лауреатом Нобелевской премии мира (причем первым российским лауреатом в этой номинации). Самая неочевидная — в сочетании почти несовместимых талантов. Талант физика-теоретика позволял сомневаться в самих основах физики, а талант инженера-изобретателя помогал воплощать эти основы в «железки», изумлявшие его коллег. А самая вопиющая невероятность состояла в том, что академик, трижды Герой Социалистического Труда, секретный лауреат Сталинской и Ленинской премий, нарушив границы неписанных строгих советских приличий, подготовил и в 1968 году отправил «в народ» и в Политбюро текст большой статьи «Размышления о прогрессе, мирном сосуществовании и интеллектуальной свободе», вскоре опубликованный в «главной капиталистической» газете New York Times.
Советским пропагандистам надлежало объяснить простым советским людям, что произошло с непростым советским физиком. И придумано было простое объяснение: физик сунулся в политику, ощутив свою научную бесплодность. В реальности всё было ровно наоборот — накануне своего поворотного публичного выступления, в 1966–1967 годах, Сахаров опубликовал две самые яркие свои чисто научные идеи — объяснение барионной асимметрии Вселенной и гравитации как упругости вакуума.
На страницах ТрВ-Наука я уже рассказывал 2, как проблема стратегической противоракетной обороны и неспособность советских политбюрократов понять ее опасность побудили Сахарова — одного из высших экспертов страны по стратегическому равновесию — переосмыслить свое понимание международной безопасности и поделиться им с миролюбивыми читателями.
Простой советский миф, однако, оказался весьма живуч, и до сих пор постсоветские журналисты с комсомольской отвагой выясняют, почему «академик бросил все научные достижения и ударился в диссидентство» и на что он «променял науку и обласканность властью».
Недавно я сообразил, что лучшее противоядие к этому мифу дает свидетельство человека, который встречался и беседовал с Сахаровым о науке именно тогда, когда тот заканчивал работу над своими «Размышлениями», — весной 1968 года.
Впоследствии этот человек — Владимир Петрович Карцев — работал в Институте истории естествознания и техники РАН, защитил докторскую диссертацию, стал профессором, членом Союзов писателей и журналистов, написал биографии Ньютона и Максвелла, был директором издательства «Мир», руководил издательскими делами ООН в Нью-Йорке.
Я вспомнил о наших беседах с Владимиром Петровичем, когда прочел его комментарий к моей недавней статье3 о Георгии Гамове на сайте ТрВ-Наука.
Итак, предлагаю вниманию читателей фрагмент моей книги об Андрее Сахарове, вышедшей в серии «ЖЗЛ».
«Он выглядел совершенно счастливым»
Конечно же, Сахаров писал свои «Размышления…» вполне серьезно — как делал и всё остальное в своей жизни, — но при этом и с веселой интеллектуальной свободой, без которой вообще вряд ли можно сотворить что-нибудь по-настоящему стоящее. Во всяком случае, в теоретической физике.
Эту свободу можно увидеть, к примеру, в том, что в своем политическом сочинении он нашел место для астероидов, «повернутых при помощи ядерных взрывов на новые орбиты». Об астероидах он писал впервые в футурологической статье 1966 года — такая грандиозная возможность могла греть ему душу не только перспективами для космонавтики, но и тем, что нашлось бы мирное применение «изделиям», в которые он вложил столько своей изобретательности.
Другой штрих свободной манеры физика-теоретика запечатлелся в забавных сокращениях РРР и АМД для «русского революционного размаха» и «американской деловитости». Эти обозначения он употребил всего один раз, но, видимо, собирался поиграть ими более основательно.
Впрочем, не обязательно лишь по стилевым крохам судить о состоянии духа, в котором Сахаров готовил свое первое публицистическое выступление. Имеется еще и свидетельство очевидца, которому довелось общаться с Сахаровым в 1968 году, как раз в главные для него весенние месяцы, недели и даже дни того года.
Этот очевидец — Владимир Карцев, тогда молодой физик-инженер, написавший свою первую научно-популярную книжку об истории изучения магнетизма с глубокой древности до последних достижений науки 4. Одним из таких достижений стало рекордное магнитное поле, полученное в 1964 году при реализации идеи Сахарова 1951 года, — дюймовый магнит с таким полем мог бы удержать на весу такую махину, как «Титаник». Этому достижению, помимо научных публикаций, была посвящена и статья «Рекорды магнитных полей» в одной из главных газет страны5.
Молодой автор решил попросить «приоткрывшегося» академика написать предисловие к его книге. Письмо с этой просьбой послал на адрес Академии наук. Вскоре Сахаров позвонил ему и предложил принести рукопись.
Рассказывает В. П. Карцев: «Прошло около недели. Я уж решил, что никакого предисловия не будет. Звоню ему и спрашиваю: „Андрей Дмитриевич, может быть, вам нужна ‘рыба’ или что-то еще для подготовки…“ Он страшно, просто ужасно обиделся и сказал: „Я всегда сам пишу свои работы“. И написал»6.
Первое предисловие в жизни Сахаров, должно быть, писал с особым чувством, о котором говорит фраза: «Автор предисловия начал свою работу ученого-изобретателя с конструирования приборов магнитного контроля закалки, трещин и толщины немагнитных покрытий и убежден, что и сейчас, спустя четверть века, почти в любой области техники имеется неисчерпаемое поле деятельности для…»7 Но фразу эту, не закончив, вычеркнул, видимо, как слишком личную.
В коротком сахаровском предисловии самое интересное — как раз личность автора. Он не заботится о популярности, поминая «уравнение Шрёдингера — Паули» и «взаимодействие с нулевой массой» как нечто общеизвестное. Но даже не зная, что это такое, читатель получал представление о тех реальных людях, которые раскрывали тайны природы — тайны магнетизма. Раскрыли не все: в двухстраничное предисловие Сахаров уместил перечень из шести нерешенных проблем физики магнетизма. Но раскрыли нечто очень существенное. И автор предисловия не берет на себя роль свадебного генерала, приятного во всех отношениях.
«Судьба моя оказалась крупнее, чем моя личность. Я лишь старался быть на уровне собственной судьбы»
(Сахаров А. Д. Интервью газете «Молодежь Эстонии», 11 октября 1988 года // Сахаров А. Д. Тревога и надежда. Т. 2. — М.: Время, 2006, с. 230.)
Вспоминает Карцев: «Он очень лихо меня поддел с Лениным. Пытаясь оправдать кажущуюся необъяснимость магнитных явлений, я упомянул в книге известный ленинский тезис о „неисчерпаемости“ электрона. И тут я просто физически ошибся, было просто физическое непонимание, и он меня поправил как физик».
Сахаров в предисловии заметил, что в свойствах магнитных материалов «нет принципиальных неясностей, и, быть может, зря автор напоминает о неисчерпаемости свойств электрона». Но физик проявил и понимание жанра, отметив, что «в книге есть и юмор, и темперамент, необходимые популяризатору».
Они встречались несколько раз. Карцев запомнил его «энергичным, с улыбкой очень лучистой, приятной» и безо всякого высокомерия: «Я был поражен, что какой-то кандидатик… а он — очень серьезно и с некоторой такой завистью и уважением… Сказал, что завидует мне, что я могу писать, что он тоже хочет заняться всерьез популяризацией науки… Я был в его доме недалеко от Курчатовского института. Там были его дети, жена… Дом производил какое-то солнечное, светлое впечатление. Очень светлое, приподнятое настроение, оптимистическое. Никакой тени печали, разочарования. Он выглядел совершенно счастливым человеком».
В одну из встреч Сахаров показал ему свою политическую работу 1968 года.
«А на своей книге я написал: „Дорогому Андрею Дмитриевичу с пожеланием осуществления всех его начинаний“, имея в виду несколько вещей, в том числе его политические изыскания и его желание заняться популяризацией науки. Я думал, что эти размышления он писал для себя. Не знал, что это пойдет так широко».
В. П. Карцев сохранил подаренный ему тогда Сахаровым экземпляр популярной статьи «Симметрия Вселенной» с надписью: «В. Карцеву в знак уважения и дружбы от автора. 30/ IV 68 А. Сахаров».
Самое примечательное здесь — дата.
Всего несколько дней после того, как Сахаров закончил свои «Размышления…»: «В последнюю пятницу апреля я прилетел [из совершенно секретного ядерного центра в Сарове, закрытом и стертом тогда с карт. — Г. Г.] в Москву на майские праздники, уже имея в портфеле перепечатанную рукопись».
Как это понять? Накануне серьезнейшего политического шага человек с энтузиазмом говорит и пишет о популяризации физики, с радостью дарит оттиск своей популярной статьи о космологии, перечисляет нерешенные проблемы физики магнетизма? Вдобавок тогда же, в мае 1968 года, он взял на отзыв диссертационную работу Б. Л. Альтшулера по теории гравитации.
Понять это можно так, что работы Сахарова по космологии, письмо Суслову о противоракетной обороне, первые популярные статьи по физике8 и «Размышления…» — разные составляющие единого творческого подъема, который судьба ему подарила в 1966–1968 годах. Успешное возвращение в теоретическую физику укрепило его уверенность в себе и стало одной из предпосылок его публицистического выступления. Нет только оснований думать, что он собирался переключиться на это дело целиком, — у него были и другие, не менее интересные задачи.
Геннадий Горелик
1 trv-science.ru/2021/05/saxarov-tainstvennyj-i-zagadochnyj/
2 trv-science.ru/protivoraketnaya-oborona-i-prava-cheloveka/
3 trv-science.ru/2024/02/vot-primer-sovetskij-paren-gamov/
4 Карцев В. Трактат о притяжении, или История Геркулесова камня-магнита от Синдбада-морехода до термоядерных электростанций, содержащая любопытные факты, разъяснения, рассуждения и многочисленные иллюстрации. — М.: Советская Россия, 1968.
5 Известия, 29 апреля 1966 года.
6 Здесь и далее — цитаты из моего интервью с В. П. Карцевым 13 января 1997 года.
7 Личный архив В. П. Карцева.
8 Самая высокая температура // Природа, 1966, №11; Симметрия Вселенной // Научная мысль. Вестник АПН, 1967, вып. 1.
ИСТОЧНИК: Троицкий вариант https://www.trv-science.ru/2024/03/ochevidnaya-neveroyatnost-sakharova/