Сегодня все мы являемся свидетелями гибели мифа XX столетия – о том, что «правовое государство» – самый надежный защитник интересов рядовых граждан. Практика эпохи глобализации свидетельствует о том, что чем более высоким и многоэтажным оказывается государственный небоскреб, тем меньше он реагирует на движение «социальных микробов» – граждан у своего подножья и тем больше зависит от глобальных ветров, обдувающих его вершину. «Докричаться» до такого небоскреба снизу – невозможно по определению.
Даниил Коцюбинский
И наоборот – чем менее вертикально вытянута и массивна государственная постройка, чем она ближе, условно говоря, к формату греческого полиса, а не Римской империи, тем больше у граждан шансов не только быть услышанными властью, но поставить ее от себя в жесткую зависимость.
Из этой логики вытекает мысль о том, что чем большим оказывается удельный вес «одноэтажных» государств, тем больше шансов у глобальной мировой экономики выйти из деструктивной фазы анархических колебаний, сопровождающихся суперобогащением суперменьшинства и одновременной эрозией среднего класса, – и нащупать путь для устойчивого развития в XXI столетии.
Иными словами, регионалистский вызов традиционной национальной государственности не только не противоречит глобальным трендам современности, но прямо с ними коррелирует.
Феномен взаимопроникновения и взаимной комплементарности глобального и локального (регионального) Роланд Робертсон еще в 1990-е годы обозначил термином «глокализация».
Яркий пример успешно развивающегося процесса глокализации – объединенная Европа, где транснациональная интеграция происходит на фоне регионализации («деволюции») национальных государств. При этом дискурс о «Европе регионов» с самого начала существования Евросоюза находится в перманентном конкурентном диалоге с дискурсом о «Европе наций» и постепенно отвоевывает у него все новые позиции.
О «кризисе национальной идентичности», который развивается в странах Запада, в середине 2000-х, незадолго до своей кончины, говорил в интервью газете Le Figaro и патриарх мировой политологии Сэмюэль Хантингтон.
Этот кризис, переживший на протяжении последних 20 лет периоды подъема и спада, в последнее время опять обострился во многих странах.
С конца 2011 года вновь активизировались разговоры о создании на севере Италии независимого государства Падания, идею которого отстаивает Лига Севера.
В апреле 2012 года была предпринята попытка сбора подписей за отделение области Ломбардия и присоединения ее к Швейцарии. Пример североитальянского сепаратизма, к слову, ярко демонстрирует, что у сецессионизма могут быть не только этно-конфессиональные (что, конечно, встречается чаще), но и чисто гражданские корни.
Не утихают дискуссии о возможном распаде Бельгии на Фландрию и Валлонию. По-прежнему актуальны темы гипотетической сецессии Корсики, Страны Басков и Северной Ирландии. Несколько лет назад каталонцы (вскоре после того, как такого же признания добились граждане канадской провинции Квебек) официального утвердили себя в качестве «нации».
На карте Европы в начале XXI века появились еще два «одноэтажных» государства регионального типа: Черногория и Косово. На 2014 год Шотландской национальной партией, находящейся в этой стране у власти, намечено проведение референдума о государственной независимости (Лондон, впрочем, настаивает на том, чтобы этот референдум прошел еще раньше – в 2013 году).
Дыхание перманентной деволюции ощущается и за океаном.
Правда, в США распространению регионализма препятствует, помимо всего прочего, мессианская доминанта, давно ставшая базовым элементом национальной американской ментальности.
Суть американского мессианства еще в феврале 1941 года сформулировал издатель журнала Time Генри Льюс – Henry Luce, – заявивший о том, что «Америка должна быть старшим братом всех наций в братстве людей» и что «американский опыт – это универсальный ключ к будущему». Мессианское восприятие USA и представление о современности как о «Веке Америки» эффективно способствуют державному сплочению американских штатов и патриотической лояльности граждан.
И, тем не менее, регионалистские тренды ощущаются и в США. Помимо совсем мелких сепаратистских групп, существующих в разных штатах (в Новой Англии, на Юге и т.д.), в США есть сепаратистские силы, которые следует признать заметными политическими феноменами.
На протяжении десятилетий функционирует Партия независимости Аляски (ее представитель в 1990 году был даже избран губернатором штата). Существует Движение за независимость Гавайских островов, а в 1998 году губернатор Гавайев призвал гавайцев и других жителей островов «выдвинуть план достижения Гавайями суверенности». Де-факто сепаратистские настроения проявляются в политической риторике и действиях индейцев – native Americans, в весьма специфической гражданской активности мормонов Юты etc.
Но ярче всего дух американского регионализма проявляется в штате Техас. Здесь тема независимости перманентно присутствует в сознании не только политических маргиналов, но и многих граждан, а слоган «Не связывайся с Техасом!» – «Don’t mess with Texas!» стал едва ли не общенациональным девизом штата, хотя, конечно, и не столь напряженным, как «Erin Go Bragh!» – «Ирландия навсегда!» или «Euskal Herria ez da salgai!» – «Страна Басков не продается!». Тем не менее, повышенный локально-патриотический градус Техаса порой вынуждает даже консервативных политиков этого штата апеллировать к антивашингтонским, сепаратистским чувствам сограждан.
В апреле 2009 года, например, губернатор Техаса Рик Перри, касаясь темы повышения налогов, сказал буквально следующее: «Техас – это уникальное место. Когда мы вошли в состав союза в 1845 году, одним из вопросов было то, что мы будем способны покинуть его, если мы так решим. Вы знаете, я мечтаю о том, чтобы Америка и, в частности, Вашингтон уделяли бы [нам] внимание. Мы имеем великий союз. И нет абсолютно никаких оснований для его распада. Но если Вашингтон будет продолжать «показывать нос» американскому народу, вы знаете, кто знает, что может из этого выйти?..».
Стоит добавить, что вскоре после этого – осенью 2010 года – Рик Перри был переизбран на следующий губернаторский срок. В данном случае политик рискнул пойти на поводу у радикальных регионалистских настроений жителей штата – и в итоге выиграл. Возможно, ему придал смелости пример киноактера Чака Норриса, который незадолго до того заявил, что готов выдвинуть свою кандидатуру на пост президента независимого Техаса.
Проведенный вскоре после выступления Перри опрос показал, что 31% техасцев признали за Техасом право на отделение. При этом поддержку немедленной сецессии выразили 25%. В этой связи не должна показаться такой уж опереточной немногочисленная акция техасских сепаратистов, которая прошла 6 марта 2011 года в Остине в память о 175-й годовщине провозглашения независимости Техаса от Мексики. Собравшиеся потребовали от законодательного собрания штата принять закон, который позволил бы вынести вопрос об отделении штата на референдум. Главной претензией к Вашингтону стали «совершенно невыносимые» налоги, которые вынужден платить этот один из самых экономически развитых американских штатов, 25 миллионов граждан которого, по данным The Economist, производят такой же по объему ВВП, какой создают 140 миллионов жителей огромной и богатой ресурсами России.
Однако совершенно очевидно, что тема «невыносимых налогов» сама по себе сепаратистский дискурс породить не в состоянии. Недовольство штата политикой центрального правительства вполне может быть осмыслено в традиционных партийно-оппозиционных категориях. Иными словами, вместо того, чтобы ставить вопрос об отделении, можно просто поддержать на следующих президентских и парламентских выборах кандидатов от оппозиционной партии, которые неизменно заявляют о своей готовности решить все наболевшие проблемы избирателей. Следовательно, переход оппозиционной дискуссии в сепаратистскою плоскость означает, что государство начинает «трещать изнутри».
С особой остротой это обстоятельство стало очевидным, когда вслед за победой Барака Обамы на президентских выборах 2012 года во многих субъектах американской федерации начался массовый сбор подписей под письмами с требованием отделения этих штатов от США. «Анархия в США? Люди в 15 штатах подают петиции об отделении», «По меньшей мере 15 штатов ходатайствуют перед правительством США об отделении от страны» – такими алармистскими заголовками запестрели СМИ. Количество штатов, в которых пробудилась сепаратистская активность, довольно быстро увеличилось и к утру 13 ноября уже превысило 20.
В петициях, официально отправленных на сайт Белого Дома, содержится требование «мирно предоставить» тому или иному штату «возможность выйти из Соединенных Штатов Америки и создать свое собственное правительство и независимое государство».
И хотя пока что речь идет лишь о нескольких десятках тысячах подписей, ясно, что данное событие следует признать симптоматичным. То, что тема анархии и сепаратизма вышла на авансцену американской политики, разумеется, не случайно и вряд ли может быть объяснено лишь несогласием с бюджетно-налоговыми планами Белого Дома, о чем уже успели написать СМИ. Дело в том, что недовольство такого рода случалось в США и раньше, и не раз. Однако тема массовой сецессии как ответа на непопулярную финансовую политику Вашингтона стала актуальной впервые.
Таким образом, острейший моральный кризис «государства № 1», ярко проявившийся в связи с возникновением феномена Occupy Movement, имеет тенденцию к развитию и выходу на новый уровень, независимо от того, чем завершится данная инициатива радикально настроенных жителей нескольких штатов.
Особую значимость данной инициативе придает тот факт, что, помимо всего прочего, она, по сути, «сбрасывает с корабля современности» не только идею единого американского государства, но и двухпартийную политическую модель, являющуюся «двухцилиндровым мотором» всей американской политики. Среди «штатов-подписантов» – те, кто традиционно считается оплотом как демократов (Нью-Йорк), так и республиканцев (Техас). И это неудивительно – коль скоро ни одна из «системных» американских партий не пытается осмыслить идею радикальной децентрализации американского государственного устройства, ее сторонники утверждают свою Agenda явочным порядком, поперек всех традиционных партийных клише и матриц, развивая анархистскую линию, прочерченную активистами Occupy Movement. Возможно, сегодня мы являемся свидетелями начала обретения протестным движением в США регионалистской почвы под ногами.
Северный сосед США – Канада, судя по всему, также в ближайшем будущем вновь вступит в зону повышенной конституционной турбулентности. О своих сепаратистских планах в последнее время здесь опять заговорили граждане франкофонного штата Квебек.
С нескрываемой заинтересованностью они наблюдают за сепаратистской активностью шотландцев. Дважды – в 1980 и 1995 годах – в Квебеке уже проходил референдум о независимости. В последний раз сепаратистам не хватило для победы менее 1% голосов.
Так что если Шотландия в 2014 году отделится от Англии, то, вполне возможно, сработает «принцип домино», и вслед за Великобританией с политической карты мира исчезнет еще один член G8 – Канада…
Итак, можно сделать, как минимум, два промежуточных вывода.
Во-первых, вопреки распространенным «государственническим» стереотипам, регионализм (включая сепаратизм как крайнюю, или высшую его форму) не только не препятствует развитию глобальных интеграционных процессов, но является их актором и производной одновременно.
Во-вторых, региональная политика – в силу своей горизонтальной природы – способна сделать процесс глобализации более интерактивным, поставив его под эффективный контроль со стороны граждан. Региональный дом гораздо ближе к земле, чем национально-государственный билдинг. Чем более политически независим регион, тем крупнее политический масштаб каждого гражданина, тем слышнее его голос. И, следовательно, тем больше у современного общества шансов выйти из тупика прогрессирующей гражданской атомизации, в который оно стало загонять себя к началу второй декады XXI столетия.
Источник: Журнал «ИNАЧЕ»