Создатель фестиваля «Кинотавр» и продюсер Марк Рудинштейн рассказал, как он заработал 13 миллионов долларов в начале 90-х, с кем пил спирт в Бутырке и где делили кассу ельцинской предвыборной кампании.
Беседу вела Алена Городецкая
– Развлекательная жизнь в столице, да и во всей России, началась с вас и агентства Лисовского. Была ли конкуренция между вами тогда?
– Кто больше платил, к тому артисты и шли работать, а больше платил Лисовский. Но кроме него был только я, вот артисты от одного к другому и бегали – такая была конкуренция. К тому же Лисовский занимался всем промоушеном, а я только организацией концертов. К Московской олимпиаде было построено множество всевозможных дворцов спорта, и когда она сорвалась, потому что её бойкотировали многие страны, их пришлось как-то использовать. Вот и пригодились такие люди, как мы с Лисовским. Появились первые документы – что нам можно, что нельзя. Мы занимались концертами, у меня работали и Киркоров, и Добрынин, и Малежик, и Апина – все работали. И у него было не менее круто, но мы не замечали друг друга. Мы хорошо заработали тогда. Во всяком случае, у меня было по советским деньгам 13 миллионов долларов. Я тогда был богаче Березовского! Мы подружились с Лисовским немножко позже, когда я ушёл в кино, а он вообще ушёл из шоу-бизнеса. Мы с ним даже вместе участвовали в президентской ельцинской кампании. Когда он выдавал деньги, в его офисе встречались и Крутой, и директор Росконцерта, и глава Москонцерта, и мы приходили. Сейчас он сидит в сенате – неприкосновенный. Занимается курами и сельским хозяйством.
– Но в 80-е вы успели побывать под следствием, не жалеете?
– Во всяком случае, одним из своих инфарктов я обязан тюрьме. К началу следствия я работал директором с ансамблями «Добры молодцы» и «Пламя» – два года по популярности они уступали только Антонову и «Машине времени». Я проводил крупные концертные программы – «Утро Родины», «Зори тамбовские», «Сахалинские». И тут Андропов пришёл к власти, началась проверка Росконцерта – а у него были такие отчётности, что мама дорогая! Писались задним числом, иногда от балды, и когда началось уголовное расследование, это всё нам предъявили. Начали давить, выкручивать показания в даче взятки – а мы взятку не давали, просто в ресторан водили, что взяткой не являлось. Скоро в «Известиях» появилась статья, что нет, поход в ресторан с должностным лицом – это все-таки взятка. В результате проверки меня обвинили в растрате трех тысяч рублей за семь лет. Тут же начали склонять к сотрудничеству со следствием: давать показания против указанных следствием граждан. В итоге шесть лет я получил, и столько же шло следствие – это был ад. Благодаря ему проблемы я имел везде, вплоть до ЖЭКа и детского сада, квартиры лишился. Жена к тому моменту уже давно ушла от меня и даже вышла замуж, родители эмигрировали в Израиль – со мною рядом ни родственников, никого не было. Хорошо помню день до заключения. Мне просто некуда было идти, и я провёл его в кино, потом сидел на вокзале – рядом со зданием суда у трёх вокзалов. На следующий день только меня забрали.В камере на 40 нар было 75 человек, я спал на полу прямо у туалета, как и остальные не попавшие на нары, по 4-5 дней спали на полу в ожидании очереди.
– Вас оправдали, насколько я знаю. А где вы сидели?
– Сначала в Бутырке месяц просидел. Потом меня перевели в Матросскую тишину. Я сидел в камере с бывшим министром транспорта Казахстана – русским, которому казахи дали пендаля. С нами ещё какое-то время сидел министр торговли из Воронежа – он умер у нас на глазах. Дядька хороший – жалко его было. Прибежала медсестра, его увезли, а она забыла на столе спирт. И мы с начальником транспорта, не сговариваясь, его тут же выпили. Сидел я год с 1986-го по 1987-й, написал обжалование – Кобзон прислал адвоката. Пришёл Горбачёв, и начало всё меняться, за то, за что меня судили – стали награждать. Когда у меня была апелляция, прокурор выступил в мою защиту, и меня оправдали. Адвокат, учитывая такой итог, даже денег не взял. После апелляции прихожу в камеру и говорю соседу своему, что я свободен – он аж заплакал. Был четверг, и я решил, что в понедельник меня выпустят. Наступил понедельник, вторник, среда, снова четверг – тишина – объявляю голодовку. Приходит начальник тюрьмы, а мы с ним дружили, он знал, что я руковожу концертной деятельностью, и говорит: «Марк, ну нет документов из Верховного суда, понимаешь? Как только придут, я тебя отпущу тут же!» Оказывается, заболела секретарь в Верховном суде и некому их было напечатать – 18 дней!
– А что это за история со сжиганием концертных билетов, на которой некоторые сотрудники Росконцерта зарабатывали немалые деньги?
– Объявлялся концерт с десятью именами ведущих артистов: скажем, Боярский, Пугачёва, Пресняков, Киркоров, Винокур, Лещенко. В последний момент выяснялось, что Боярский, например, заболел. Публике объявляли, что можно сдать билеты, но учитывая остальной состав артистов, никто этого не делал. Но организаторы все равно фиксировали, что тысяча билетов сдана, сжигали даже якобы эти «билеты» под опись. Сумасшедшие по тем временам деньги – 40 тысяч рублей!
– За всеми фестивалями, которые были организованы вами, не уследишь: «Кинотавр», «Кинотаврик», «Золотой овен», что ещё?
– Фестиваль в Юрмале и фестиваль в Светлогорске, «Золотой дюк» в Одессе – всё это было моё. Судьба взрослых фестивалей известна, а вот о «Кинотаврике» не часто услышишь.
– Расскажите о тамошней тусовке.
– Он вообще всегда шёл отдельно: «Кинотавр» – в июне, а этот – в ноябре. Про «Кинотаврик» писали очень много, первые 10 лет это был раскрученный фестиваль и остаётся старейшим фестивалем детского кино по сей день. И это не утренник в пионерском лагере, а профессиональный конкурс, который собирает таланты и кино, гости у него такие же, как на «Кинотавре». Сейчас фестиваль скукожился – мы поругались с Мединским, он просто вычеркнул его из графика и не даёт никаких денег на него. Я о нём неосторожно где-то высказался. Ну, как неосторожно – сказал, что страна, у которой такой министр культуры, не имеет будущего. Поэтому я у него сейчас и не прошу денег – ищу так же, как и искал. Сумасшедшие деньги вкладываются в передачи «Голос», «Стань звездой» и прочие. Я вынужден пока сидеть в тени, но все фестивали по сей день делает моя команда. У «Кинотавра» шесть человек основного состава – до сих пор работают. Директор фестиваля, главный бухгалтер фестиваля, начальник транспортного отдела, начальник расселения – всё это мои люди. Делают большой фестиваль, потом переходят на «Кинотаврик».
– Что дало 15 лет существования «Кинотаврика» детскому кино в России?
– 15 фестивалей – 30 человек, которые сегодня – актёры театра, кино, музыканты, певцы. Ведь мы же просеиваем сито. И если там два золотых кусочка обнаруживается – остальные получают счастье от общения с ними. Родители часто бывают недовольны тем, что дети не победили. Но ведь куда ценней, что они смогли пообщаться, скажем, с маленькими спиваковскими музыкантами, да и со взрослыми профессионалами. Они же общаются, учатся – мастер-классы, концерты, конкурсы разные. Я на спиваковских детей смотрю, и они такие же дети, как все, но какие-то другие. Они бегают так же, толкаются, но когда берут инструменты в руки, начинают петь – это передать невозможно.
– Вы тщеславный человек?
– Да. Я – Наполеон, но без шизы. Я маленького роста, меня до 30-40 лет не любили женщины, мои амбиции были связаны с тем, чтобы нравиться женщинам. Вот вообще основа мужчины – это любовь к женщине. Это его мускулатура. Я хотел, чтобы мне не приходилось вставать на цыпочки и кричать: «Я – Рудинштейн!», а чтобы все видели: «О, идет Рудинштейн!» Почему у Рязанова, Данелии, у многих других прекрасных режиссёров перестали получаться фильмы к концу жизни? Обмякла мускулатура! То же самое я на себе сейчас чувствую. А если это дело кончается – пора писать воспоминания.
– Так вы и написали, только многим, видимо, ваша откровенность не понравилась, так?
– Да, меня упрекают в том, что раскрыл негативные черты гениальных артистов, что для меня странно. Штука в том, что, может быть, они и не были бы артистами от Б-га, не будь в определенном смысле мерзавцами. Очень даже совместны гений и злодейство, и одно другого не оправдывает. О мертвых либо хорошо, либо ничего – так мы привыкли говорить? Так вот, Сократ сказал: «О мертвых либо ничего, либо правду».
– Я насчитала порядка 20 картин, в которых вы снимались, а есть же ещё и театральные постановки?
– Играю в театре и сейчас вот снимаюсь. С одной стороны, это, конечно, использование служебного положения. Во-первых, режиссёры считают, что если будет играть Рудинштейн, то они имеют гарантию попасть на фестиваль. А я такой гарантии не мог давать. Во-вторых, я часто играю роль «знакомого лица» – меня же все знают. В сериале «Торгсин» я все время появляюсь – главный бухгалтер Торгсина. Я не играю главную роль, но что-то там говорю, что-то делаю, такое лицо знакомое, словом. Непыльная работа и приятная, и зарплата хорошая, я, можно сказать, сам себе ее и выписал. Кино я ненавижу, признаться, я люблю на сцене резвиться. В «Театре луны» играю в спектакле по произведению Набокова «Камера обскура». Сам написал этот кусок на 30 минут – вытворяю, что хочу. Еще буду репетировать роль какого-то генерала, фээсбэшника. Сергей Проханов мне как-то сказал: «Ты и один можешь делать все, что хочешь». Уже 15 лет я это и делаю.
Источник: www.NewRezume.org