Оксфордский и Кэмбриджский университеты преставляют собой конгломерат факультетов (departments) и колледжей. Последние являются полуавтономными образованиями, управляемыми собраниями полноправных членов (fellows). Студент, поступающий в Оксфорд или Кэмбридж подает документы не в университет вообще, а в какой то определенный колледж. В колледжах студенты живут и посещают семинарские занятия (tutorials), проводимые членами колледжа; лекции же по избранному ими предмету проводятся централизованно. Например, студент, поступивший “читать” (так и говорят, не “изучать”, а “читать”) физику в Брэйзенос колледж, ходил на лекции на физический факультет вместе со студентами всех других колледжей. Экзамены тоже проводятся централизованно.
Социальная жизнь как студентов, так и профессуры вращается вокруг колледжей. Fellows получают часть своей зарплаты в виде ланчей и обедов в своем колледже. За вино приходится платить, хотя колледжи имеют прекрасные погреба и, как правило, fellows могут приобрести вино за ту цену, за которую оно было куплено колледжем (м.б. 10 или 15 лет назад). Обеды происходят в общем зале (холле), преподаватели сидят за высоким столом (high table) , студенты за низким (low table, разница 5 см). На все обеды, экзамены и собрания колледжа необходимо надевать академическую мантию. Во время десерта (если таковой следует за обедом) она снимается. На торжественные обеды (например, рождественский) необходимо надевать смокинг и бабочку, они так и называются black tie, хотя бабочка и не обязана быть черной.
Оксфорд и Кэмбридж –очень старые университеты; первые колледжи возникли в Оксфорде в ХIII веке. Это были просто большие дома, где совместно жили образованные монахи, учившие приходящих студентов за плату. Постепенно возникла единая структура –университет. В лексиконе Оксфорда остались забавные выражения, напоминающие о его прошлом. Вот например, когда студента изгоняют, официальная формулировка звучит, как to send down to rusticate, т.е. буквально, послать «омужичиваться», сидеть в деревне вдали от культуры и просвещения. Или, когда аспирант успешно выдерживает кандидатский экзамен, ему дается (даруется) a leave to supplicate, т.е. буквально, «разрешение умолять» о присуждении ему искомой степени доктора философии.
Кое что из давней истории Оксфорда. Его почетным доктором стал русский император Александр I (за победу над Наполеоном), а также прусский фельдмаршал Блюхер. Последний при этом пошутил: «Они меня сделали доктором, а Гнейзенау (его начальник штаба) надо было сделать хотя бы аптекарем».
Ну вот, теперь можно рассказать про Брэйзенос. Brasenose буквально означает «бронзовый нос»; колледж, основанный 500 лет назад на деньги некого рыцаря и епископа Линкольншира, получил свое название от дверной колотушки, исполненной в форме львиной морды. Юмористический журнал колледжа назывался Brazen Nose, т.е. «наглый нос», что очень похоже. Колледж расположен в самом центре Оксфорда, рядом со знаменитой Radcliffe Camera – творением великого английского архитектора Кристофера Рена. Как собственно учебное заведение Брэйзенос особой славы не снискал. Известных его выпускников можно пересчитать по пальцам. Во-первых, это сэр Элиас Ашмоль, основатель первого в Европе музея. Ashmolean museum был основан в XVII веке и до сих пор является одной из главных достопримечательностей Оксфорда. Ашмоль закончил Бразенос по интересной специальности – алхимия и астрология. Зарабатывал он, однако, не этим, а другой не востребованной ныне наукой –геральдикой. Другим известным выпускником Брэйзеноса был главнокомандующий британской армией в Первой Мировой войне фельдмаршал Хэйг. Про него, впрочем, говорили, что «he was bright below the end of his boots”. Нынешний британский премьер Давид Камерон – тоже «вышел из бронзового носа».
Если Брэйзенос и не был чем-то чрезвычайным в академическом отношении, он все-таки и не был особенно плох. Талантливой британской молодежи, как бы плохо ее в школе не учили, все равно некуда идти, кроме как в Оксбридж, так что хорошие студенты все равно будут. Для меня колледж был возможностью встретить множество интересных людей, о некоторых из которых (Пайерлс, Кюрти, Берлин), я уже рассказал.
Как и каждый уважающий себя колледж, Бронзовый Нос имел герб. Герб этот был укреплен метра на 4 выше high table и поддерживался двумя геральдическими животными: львом (символ Англии) и единорогом (символом Шотландии). Шотландцы – гордый народ и, конечно, не потерпели бы, если бы с единорогом было что-то не так. Поэтому неизвестный скульптор, вырезая из дерева сего зверя, позаботился, чтобы все было так – и детородный орган единорога был виден издалека. В один прекрасный день на этом деревянном члене появился презерватив (в самом деле, хоть он и деревянный, but you cannot be too careful, как говорят англичане). Возмущенный принципал колледжа отдал батлеру краткий приказ: «убери это!» и батлер в порыве усердия («заставь дурака Богу молиться…») оторвал весь член. Говорят, что на реставрационные работы ушло много денег. Но, впрочем, попытки отъема денег у колледжа, связанные с членом единорога, имели место и в дальнейшем. Я помню, как одна художница подала в колледж заявление, прося предоставить ей стипендию, которая позволила бы ей этого единорога нарисовать. Заявление было подано через одного из fellows и рассматривалось на заседании управляющего совета. Получив отказ, дама удовольствовалась самим этим fellow, развела его с женой и увезла в свое chateau во Франции.
Еще пару историй под рубрикой «их нравы».
1. Человек Невидимка.
Вы – ненавистник пролетариата, – сказала женщина. Да, я не люблю пролетариат, – горестно ответил Филипп Филлиппыч. (М. Булгаков. Собачье сердце.)
Студенты Оксфорда, с мозгами основательно промытыми газетой Gardian, полагают себя людьми несправедливо привелигированными, а потому не особенно сопротивляются, если пролетариат взимает с них определенную мзду. Впрочем, британская полиция и судебные органы тоже, в общем молчаливо полагают, что с обездоленными массами нужно делиться и не спешат на помощь жертвам ограблений, коих они, по закону, должны были бы защищать. Приведенная ниже история может послужить иллюстрацией к этим тезисам.
Географически Бронзовый Нос разделен на две части. А именно, у него есть annex, где проживают студенты 4го курса и аспиранты. У warden’а (сторожа) этого аннекса был универсальный ключ от всех дверей. Он держал ключ на своем столе в привратницкой, прикрепив его, для безопасности, к большому полену, рассуждая, что ворам полено, конечно, трудно будет унести. В один прекрасный день в аннекс зашел некто и осведомился у привратника о вакансии садовника. Получив вежливый отказ, некто пошел своей дорогой, а привратник проследовал в близлежащий паб, оставив полено с прикрепленным к нему ключом на столе. Вернувшись из паба, он, как и следовало ожидать, нашел полено на месте, но вот ключа на нем не оказалось. Ну кто же в Англии будет звонить в полицию (да и зачем?).
Была пятница. События не заставили себя ждать. Некто, вооруженный универсальным ключом, начал грабить студенческие комнаты, вынимая, в основном чипы из компьютеров. Беззащитные девушки, в предчувствии надвигающейся ночи, ожидали неминуемого изнасилования. В полицию никто не позвонил. Неизвестного никто не видел.
Настала суббота. Грабеж продолжался. В эту субботу был внеплановый семинар по экономике, и встревоженные студенты рассказали о происходящем своему тьютору. Тьютор пытался добраться до dean’а (ответственный за дисциплину), но тот уже был у себя на даче (не в Крыму) «incommunicado”.
Воскресенье. Все отдыхают. Грабеж идет.
Понедельник. Появляется dean и стремительно принимает решение: звонить в полицию. Полиция появляется, устанавливает пост у ворот аннекса. Никого не видит. Грабеж идет.
Вторник. Отчаявшийся dean принимает решение менять замки. В то время, как команда слесарей работает в одном конце здания, грабители работают в другой, при приближении обе стороны раскланиваются и история обретает свой конец.
Очевидно, что грабитель был человеком-невидимкой. Вот только как он этого добился, техническими ли средствами, как это произошло в одноименном романе Герберта Уэллса, или при помощи газеты Gardian, объяснившей английским студентам, что грабить награбленное только справедливо, не знаю. Неужели все-таки второе. Нет, не могу поверить.
2. Борьба за равноправие полов.
Quem deus vult perdere, dementat prius.(«Метаморфозы», Овидий).
К моему прибытию в Оксфорд перемена пола была еще сравнительно новым явлением. Пионером этого движения в Оксфорде был (именно был) Jan Morris. В те мрачные времена многие колледжи не допускали женщин и в правилах (statutes) того колледжа, членом которого состоял сей джентлемен было записано «женщина не может стать членом (fellow) колледжа». Находчивый джентлемен, однако, ударился оземь, обернулся красной девицей, явился в колледж и заявил «а не написано, что член колледжа не может стать женщиной». Неприступная доселе крепость пала, т. к. врата были открыты изнутри.
Однако, другие крепости взять оказалось посложнее. В Оксфорде и Кэмбридже издавна существовали не только мужские, но и чисто женские колледжи. И вот, когда один из добрых молодцев, обернувшись красной девицей, пошел наниматься в такой колледж, его с негодованием отвергли, как самозванца.
Пример Морриса вдохновил некое количество оксфордских завхозов. Надо сказать, что на этот пост нанимаются в основном отставные армейские бригадиры (в России этот чин был упразднен, кажется, еще Александром I, но в Британии до сих пор существует). Намучились, наверное, бедняги, всю жизнь в армии лямку тянуть, думают, ах, была не была, стану своим детям тетей, хоть на старость лет поживу, как человек. Не читали, наверное, нашего поэта Некрасова: «Доля, ты долюшка, долюшка женская, вряд ли труднее сыскать».
Кстати, вернусь к первой поверженной крепости. Колледж этот является самым богатым в Оксфорде и носит странное название «Всех душ», если полностью, то «Всех душ в мире почивших» (All Souls Faithfully Departed). Впрочем, это название ныне не употребляется. Женщин там не терпели, делая исключение для королевы-матери, для которой, на случай ее приезда, содержались отдельные покои. Читатель постарше, наверное, уже догадался, что колледж сей являлся не только бастионом женоненавистничества, но также и гомосексуализма. Это сейчас гомосексуалист лучший друг феминиста (пролетарии всех стран, соединяйтесь!), а я еще застал гомосексуалистов старого закала, которые женщин на дух не выносили. Так как Оксфорд был и остается центром классической учености, то неудивительно, что, подражая древним грекам, его профессура практиковала «педагогическую педерастию» (за определением отсылаю читателя в Википедию). Во всяком случае, мой аспирант, нанимаясь на работу в All Souls предусмотрительно сбрил бороду, а получив работу, побыстрее женился.
3. Монархия и монархисты.
Встанешь утром, оглянешься на отчизну,
Хряпнешь водки, хрустнешь огурцом,
И, как Тютчева, потянет к монархизму
И к монарху с человеческим лицом (Т. Шаов)
Эту историю рассказал мне мой друг-математик, проживающий ныне в городе Париже. В начале 90х годов он сидел в Кэмбридже в Институте Исаака Ньютона («назови мне такую обитель, я такого угла не видал, где бы сеятель наш и хранитель, где бы русский мужик не стонал»). К ним в институт приехал муж королевы Филипп, герцог Эдинбургский. Всех, конечно, выстроили в ряд, герцог подходит «Здорово, молодцы, вы откуда?», – «Из России, вашбродь!» «А, Россия, знаю, был в Киеве на конном заводе». Смотр кончился, герцог удалился, через некоторое время в институт пришло от него письмо такого примерно содержания. «В Кэмбридже посетил Институт Исаака Ньютона и конный завод. Институту выражаю благодарность за отличную работу, работу конного завода нахожу неудовлетворительной». Слава Богу, не попросил Институт оказать шефскую помощь конному заводу.
4. Молодежь тоже стоит за старину.
Утверждение о том, что Оксбридж является гнездом традиций – трюизм. Считается также, что оплотом традиций выступают одни старики. Нижеследующая история показывает, что это не всегда так.
Одной из старейших традиций Оксбриджа является посвящение в клуб регби. Новичок, без различия пола и звания, должен(должна) снять публично трусы в колледжском баре. Наш новый dean, человек несколько старомодных нравов, поднял вопрос о «соблюдении должных стандартов в колледжском баре» на заседании управляющего совета. Оказалось, что никто из членов об этих элевксинских мистериях не знал (ведь мы и о тех, древних мистериях ничего толком не знаем, так что в таком неведении, конечно, ничего удивительного нет). Было решено взять за эталон городские пивные, где такие посвящения, кажется, еще не были распространены. На следующий день был обед для студентов-отличников и меня посадили рядом с какой-то очень милой девушкой. Чтобы завязать разговор, я спросил, что она думает о происходящем в колледжском баре. В какое же волнение привел ее этот светский вопрос! «О, только не касайтесь старых традиций регби клуба», -воскликнула фея. Вот и говорите после этого, что за традиции стоят одни старики.
5. Удовольствие священника (Parsons Pleasure).
Через Оксфорд протекают две реки: Темза и Червелл. Последняя речка протекает через университетский парк и на ней с давних времен был нудистский пляж. Называлось это место, по понятным причинам, Parsons Pleasure (ну в том смысле, что хоть посмотреть можно). Ко времени моего прибытия в Оксфорд это все уже была история и никто там не купался.
Вернемся к Бронзовому Носу.
В мое время там было довольно много оригинальных людей, кое-кто умер, кое-кто ушел, есть и те, что остались. Не выстраивая их по степеням оригинальности, пишу наугад.
1. Келарь
Без этой должности не обходится ни один колледж. Келарь (cellararius) – это fellow, ответственный за подвал, т.е. за покупку вин. Работа эта очень ответственная, предполагает частые встречи с виноделами и дегустации. Согнувшись под бременем трудов, наш келарь призвал на помощь колледжского капеллана, человека с весьма утонченным вкусом, чей нос был словно вылеплен природой для вдыхания ароматов плодов лозы виноградной. Нос этот не был длинным, отнюдь, тут не в длине дело…Впрочем, тут мой дар описания уже бессилен.
Поддавать при такой работе, казалось бы, нельзя, но все равно поддавали.
И еще пару штрихов к портрету келаря. Он был женат на итальянке и говорили, что на брачной церемонии она была обернута в итальянский флаг (на голое тело, естественно). Официальной специальностью келаря была французкая литература; при мне он получил орден от французского правительства за укрепление культурных связей между Британией и Францией. Клянусь Вакхом, связи были очень крепкие!
2. Казначей (bursar).
Этому человеку, как я узнал на одном из заседаний управляющего совета, ничто человеческое было не чуждо. Дело было так. Обсуждался вопрос о принятии им каких-то новых обязательств, bursar, как водится в таких случаях, покинул зал заседаний, оставив защищать свои интересы своего приятеля (сообщника?)- адвоката. Из его речи я узнал, что казначей наш получал от колледжа не зарплату, а стипендию («the stipend of the bursar is 70000 pounds”, дело было в 1998г), а также узнал, что за новые свои обязанности bursar, being very human хочет получать деньги. Вот мы все, не будучи так human, довольствуемся туманом и запахом тайги, а bursar имеет извинительную человеческую слабость к деньгам, которую, конечно же, надо удовлетворить.
Мудрость нашего казначея не поддается описанию. Он не искал славы оратора и мертвая скука, производимая его отчетами о финансовом положении колледжа делала анализ невозможным и тем душила всякую возможную критику в зародыше. Наши девушки говорили мне, что он масон. Не знаю, но эконом был он глубокий, на всем экономил, ни одного завтрака в колледже не пропускал.
Помимо свойственной людям слабости к деньгам, была у нашего казначея слабость к искусству кино («главным из исскуств для нас является кино», сказал некогда Владимир Ильич Ленин, и до bursar’а его слова, видимо, дошли). В Оксфорде все время что-нибудь снимали и bursar распоряжался распределением мест и времени съемок. Не знаю, какую он за это получал стипендию, но в виде чаевых он требовал эпизодических ролей. Вот входит, допустим, инспектор Морс в какой-нибудь оксфордский паб, а там в уголке уже наш bursar с кружечкой…
3. Монархист.
Никогда в жизни мне не доводилось встречать человека, более преданного монархической идее, чем наш покойный преподаватель германской литературы Раймонд Лукас. Его познания в области генеалогии аристократических родов обрывались только на границах Кавказа, где, как известно, каждый второй – князь. Нечего и говорить, что он знал всех русских великих князей и не только великих. Каждые каникулы Лукас устремлялся на какую-нибудь аристократическую свадьбу в Европе. Время от времени он приводил своих знакомых князей и графов в колледж на обед.
На мои глупые шутки о преимуществах демократии он безобидно отвечал: «Алексей, ну что же делать, если монархия лучше?» Он был холостяком и жил в колледже. По стенам его комнат висели фотографии и портреты разных коронованных особ прошлого, неважно, были ли они врагами Англии или нет. Монархия –универсальный принцип.
4. Философ.
В лице покойного Джона Фостера я, возможно впервые, встретился с настоящим профессиональным философом-мыслителем. Он был христианин, католик, в философском отношении последователь епископа Беркли (это тот, кого особенно не любил Владимир Ильич). Разговоры с ним были необычайно интересны и то, что он удостаивал меня своего знакомства и даже симпатии, для меня большая честь.
5. Архиепископ Кентерберийский (Robert Runcie).
Покойный Роберт Ранси состоял почетным членом нашего колледжа и иногда к нам заглядывал, чаще на ланч. Меня ему представили, наверное, как диковину, ну все-таки русский. (До меня за всю историю колледжа в нем работал лишь один наш соотечественник, остзейский барон Борис Умбегаун, прошедший долгий путь от Петрограда до Шанхая и побывавший во время войны в Бухенвальде. Он то и познакомил fellows с анекдотами Армянского радио. ) Архиепископу наши разговоры почему-то понравились. Человек он был совершенно очаровательный. Я однажды воспользовался его присутствием, чтобы заманить в Оксфорд хорошего физика, ныне, к сожалению, покойного Яна Когана (он умер в 45 лет, совсем молодым).
Дело было так. Ян тогда сидел в Принстоне, его вызвали в Оксфорд на интервью в конце ноября, в то время, когда в Америке празднуют День Благодарения, и деловая жизнь замирает. Ян, проявив чудеса находчивости и смекалки, как то достал разрешение на обратный въезд в Штаты и, совершенно запыхавшимся, явился в Оксфорд. Ко мне он сразу пристал с основным вопросом философии: «А сколько здесь платят?». Я же, вместо ответа на вопрос, повел его в свой колледж на ланч. По какому-то поводу давали вино, и наш tutor for admissions, будучи, как те интеллигенты старого времени, слегка поддат, нацедил Яну бокал со словами “a glass of wine will do him no harm”. Ян несколько размяк и основной вопрос философии перестал представляться ему таким уж неразрешимым. Окончательно он разрешился после ланча, когда мы пошли в преподавательскую пить кофе, и из соседней комнаты появился архиепископ. «А вот, Ян, и архиепископ Кентерберийский…»
6. Всего лишь недоразумение.
В колледже были аспиранты со всего света, среди них была и одна очень скромная и застенчивая японка, внучка адмирала Ямамото (тот, что организовал налет на Перл-Харбор). Она изучала законодательство и ее тьютор поделился со мной ее словами. По ее словам, ее семья всегда была очень англофильской и все происшедшее – только недоразумение.
7. Политики.
Переходить к этой публике как-то не очень хочется, но ради полноты картины надо сказать и о них несколько слов, ведь люди эти тоже были не серые. В нашем коледже были представлены деятели всех трех крупных политических партий Британии. Несмотря на разницу политических платформ, они замечательно ладили друг с другом. Наиболее лицемерным был лейборист, с виду несколько напоминавший Гиммлера, наибольшей сволочью, безусловно, – тори. Наибольшим снобом – либерал, он, кстати, выучил нынешнего премьера Камерона (не хочу сказать о последнем ничего плохого, может, – кристальной души человек).
8. Атаман Яйцкого казачьего войска.
Атаман сей присутствал в колледже только в виде пожертвования –большого серебряного кубка с выгравированной по подставке надписью по-русски: «Мы, Екатерина II, императрица всероссийская, даруем этот кубок атаману станицы Краснопевской Яицкого казачьего войска имярек за его верные службы 28 июня 1762 года». Надпись эту меня попросили перевести на английский; при словах «верные службы» раздался, конечно, общий хохот. Проза жизни была, я думаю, в том, что атаман послужил Екатерине в день переворота и помог ей стать императрицей, но «низких истин нам дороже нас возвышающий обман».
Источник: «Сноб»