Стержень “России” №41 от 16 октября 1991 года- это безусловно расследования. Два из них: “Твердым ленинцам- твердая валюта” Александра Евлахова и “Кочующие музы” Александра Шереля- продолжение тем тайного финансирования коммунистических организаций в зарубежных странах и крайне запутанной истории перемещения культурных ценностей в годы и после второй мировой войны, начатых в выпуске газеты от 2 октября. Третье, проведенное Николаем Чемякиным, об обитателях поселка в Красноярском крае, названном автором “Рабополисом”.
«Твердым ленинцам- твердая валюта»
АЛЕКСАНДР ЕВЛАХОВ
Под таким заголовком «Россия» N39 опубликовала мою статью, в которой речь шла о ежегодном финансировании зарубежных компартий со стороны КПСС. Мы не собирались в ближайшее время возвращаться к этой теме. Однако последующие события вынудили нас изменить первоначальное решение.
Публикация «Правды» «Подбросили… скандал» от 11 октября к таковым, разумеется, не относится, ибо дезинформация на ее страницах, естественно, событием не являлась ни прежде, ни теперь. Пусть отношения с ней выясняют французские коллеги из телекомпании «ТФ-1», в передаче которых ни о какой «поддержке путча» в СССР со стороны ФКП (французской компартии) речи не шло. Или пусть эту малоинтересную задачу возьмет на себя пресс-секретарь Президента СССР А. Грачев, который, как явствует из текста его интервью, отнюдь не опроверг факт «материальной помощи» братским партиям, а лишь не согласился с тем, что ее размер составлял ежегодно 20 и более миллионов долларов. Оснований ставить под сомнение искренность представителя Президента у нaс нет, ибо, занимая должность заместителя заведующего Международным отделом ЦК КПСС только с конца 1988 года, он вполне мог этого и не знать.
Главное, что нас побудило вновь вернуться к проблемам, поднятым две недели назад, это сильный резонанс за рубежом, которого мы, признаться, не ожидали. Ведь факты «подкормки» международного коммунистического движения отнюдь не были тайной за семью печатями. Во всяком случае для Запада. К примеру, увидевшая свет в СССР в 1991 году книга Вальтера Кривицкого «Я был агентом Сталина», в которой достаточно подробно описывался механизм этой деятельности, вышла там давным-давно. Заявлял о подобных фактах после «бархатной революции» в Чехословакии и бывший идеолог КПЧ Васил Биляк. Правда, его утверждения на страницах «Независимой газеты» опроверг ныне покойный Н.Кручина.
Однако, как явствует из приводимой ниже расписки (Документ N1), утверждения В.Биляка были абсолютно справедливы.
Однако и этот документ являлся(по крайней мере для редакции) меньшей сенсацией, нежели упорное опровержение столь очевидного со стороны бессменных лидеров Французской компартии, Можно, конечно, «забыть» об упоминавшихся в предыдущей публикации 3 миллионах долларов, полученных ими в 1987 году, но имеющиеся в распоряжении редакции документы неопровержимо свидетельствуют – ежегодные двухмиллионные «стипендии» служили не столь уж слабой подпоркой ФКП.
Скорее всего здесь, видимо, до сих пор играет роль генетически присущий компартии фактор уверенности в том, что тайное никогда не станет явным. Эта самоуверенность и мешает лидерам ФКП сменить позицию отрицания и опровержения на более человеческую-покаяния и возвращения немалых средств нашей стране, которая переживает отнюдь не лучшие времена. Относится это и к многим десяткам других компартий, потреблявших валютные средства отнюдь не самого богатого народа.
Самоуверенность была едва ли не главной чертой и «старшей сестры»- КПСС. Она
имела все шансы оказаться далеко не безосновательной, если бы российское руководство во главе с Б.Ельциным после подавления путча проявило нерешительность и хотя бы на один день опоздало с изданием соответствующего Указа и опечатыванием помещений ЦК КПСС.
Судя по последующим событиям, ликвидация документов на Старой площади шла полным ходом, и лишь вследствие небрежности и страха осуществлявших этот процесс подлинники секретных рабочих тетрадей и некоторые другие документы удалось спасти для историков и политологов.
В них сохранилось практически все номера «Особых папок» (ОП), куда направлялись расписки зарубежных компартий в получении денег, документы КГБ об их вручении, постановления Политбюpо ЦК КПСС о размерах ежегодного «фонда помощи левым рабочим организациям».
Ниже мы приводим лишь некоторые из пластов подводной части айсберга комдвижения (Документ N2)-страницу из записей 1978 года, где указан номер «Особой папки» (2247 от 21 августа 1978 г.), в которую помещена расписка Плиссонье о получении 1 миллиона долларов для ФПК и разных сумм для иных партий. К слову сказать, документ уникальный. Именных расписок от этой партии в секретных тетрадях почти не упоминается, а после 1986 года между высшим руководством ФПК и КПСС судя по всему, была достигнута договоренность о том, что таковых вообще- не требуется, и в досье помещались лишь сообщения сотрудников КГБ о вручении причитавшихся средств.
(Документ№3)-страница из записей о вручении валюты для компартий с депозита N1 Внешэкономбанка и их передачи сотрудникам КГБ для тайной транспортировки за границу.
Наконец, (Документ N4) второй экземпляр Постановления Политбюро (NП-95/21 от 21 XI 1987 г.) о размерах фонда на 1988г. Он, судя по всему, должен был быть уничтожен, однако в целях экономии времени, требующегося для его переписывания в рабочую тетрадь, был просто вклеен в нее на стр.74.
Следует сказать, наконец, и о реакции КГБ СССР на статью в «России». Публикуя его мнение от имени начальника Центра общественных связей А.Карбаинова (Документ N5), мы с удовлетворением отмечаем, что он «не исключает в прошлом использования ряда служб КГБ» для «тайных oпераций по финансированию компартий ряда западных стран» (кстати, отнюдь не только западных). Это, безусловно, шаг вперед по сравнению с тем, что утверждал в телепрограмме «Взгляд» бывший начальник ПГУ КГБ СССР Л.Шебаршин, проявивший явную забывчивость в отношении им же подписанных документов, копиями которых мы располагаем.
Вместе с тем мы не можем согласиться с характеристикой нашей статьи как «преждевременной публикации не проверенных до конца материалов», ибо эта оценка базируется на реакции самой ФКП, а не на имеющихся документах. Кстати сказать, реакция следственной группы Прокуратуры РСФСР была диаметрально противоположной. Статья в «России» одним из ее следователей, занимающимся данной проблемой, была оценена «взвешенной», «соответствующей действительности», хотя и несколько опережающей следствие.
Хотим подчеркнуть, что мы согласны со следователем и по-прежнему воздерживаемся от упоминания конкретных фамилий должностных лиц, осуществлявших записи. Одновременно хотим уточнить: мы прекрасно сознаем, что сотрудники ЦК КПСС и КГБ СССР, бывшего «вооруженным отрядом партии», действовали не по собственной инициативе и не могут нести за это ответственность. Более того, мы абсолютно уверены в том, что многие из них сегодня будут рады помочь в устранении некоторых из имеющихся «белых пятен» длившейся не одно десятилетие истории; выражаем благодарность тем, кто это уже сделал.
О том, что интерес к подлинным фактам необычайно велик, свидетельствуют десятки звонков в «Россию» журналистов самых разных стран. Однако редакция при всем уважении к коллегам не может выполнять роль справочной службы и удовлетворить интерес к поистине необъятной информации относительно финансирования компартий. В силу этих обстоятельств нами рассматриваются предложения, в том числе из-за рубежа, о подготовке и издании в кратчайший срок книги, раскрывающей тайные страницы существования международного коммунистического движения.
Продолжение последует
«В случае, если речь идет о подлинных документах, следует сделать вывод о том, что действительно впервые имеется доказательство финансирования со стороны КПСС зарубежных коммунистических партий. Однако ни один из документов не позволяет утверждать в бесспорной и неопровержимой форме, что ФКП действительно получала суммы, которые ей направлял Кремль. Ни один из документов не позволяет поставить под сомнение опровержения руководства ФКП». «Фигаро», 11 октября
—
«Никогда с момента своего создания в 1920 году Французской коммунистической партии не приходилось оправдываться в связи со столь серьезными обвинениями. Документы, небольшая выдержка из которых была опубликована газетой «Россия», свидетельствуют о том, что Коммунистическая партия бывшего Советского Союза тайно и щедро финансировала свои филиалы международного коммунистического аппарата, в первых рядах которого была ФКП Жоржа Марше. .Неужели шпионские службы иностранной державы тайно снабжали деньгами французскую политическую партию? Если эти факты вдруг подтвердятся, против руководства ФКП может быть возбуждено уголовное дело. Ведь, кроме закона, запрещающего финансирование партий из-за рубежа, существует статья уголовного кодекса, предусматривающего от 10 до 20 лет тюремного заключения для всякого, кто «поддерживает с агентами иностранной разведки связи, способные повредить военной и дипломатической ситуации Франции или ее коренным экономическим интересам». …Дело о финансировании Советским Союзом международных коммунистических агентов только начинается. В ближайшем будущем другие досье должны всплыть в Москве. И ФКП окончательно запутается в своей лжи, по-прежнему выдвигая старые оправдания, которые впервые прозвучали после второй мировой войны и с которыми вчера еще можно было познакомиться на страницах газеты «Юманите», вплоть до того момента, когда мировая печать опубликовала разоблачения еженедельника «Россия».
«Котидьен де Пари», 8 октября
«В доверительных беседах представители Демократической партии левых сил, в целом воспринявшие сообщения газеты «Россия» спокойно, указывают, что это отнюдь не новость, поскольку «все знают, что действительно в 50-х годах ИКП получала помощь от КПСС». Верно и то, указывают в штаб-квартире ДПЛС, что экономические связи с Москвой свертывались по мере того, как слабли политические. И, как хорошо известно, они окончательно были прерваны в 70-х годах, когда на посту Генерального секретаря был Э.Берлингуэр. Ключевым моментом был закон о финансировании политических партий в Италии, принятый весной 1974 года. Именно тогда Берлингуэр принял решение закрыть некоторые посреднические финансовые общества, которые переводили в фонд ИКП деньги, полученные в качестве «комиссионных» за практически любую сделку между итальянскими предприятиями, связанными с компартией, и Советским Союзом».
«Репубблика», 11 октября
Кочующие музы
(окончание)
Александр Шерель
Аннексии и контрибуции
Пример для размышлений: переговоры между Грецией и Великобританией о возвращении из Британского музея мраморных скульптур греческого Парфенона продолжаются уже более 150 лет, и до сих пор конца не видно, несмотря на вмешательство авторитетных международных организаций.
Вoобще, проблема возвращения культурных ценностей рассматривается далеко не однозначно. Ряд стран открыто или в завуалированной форме выступают против передачи произведений искусства в страны их происхождения. Предлагается ввести срок давности, после которого ценности официально становились бы собственностью нового владельца. Многие считают, что нецелесообразно разрушать уже сложившиеся музейные коллекции, являющиеся национальным достоянием отдельной страны, и т.д. В 1983 году в Англии в Палате лордов обсуждался закон сформулированный еще в 1963 году), который, в частности, гласит:
Передача (или продажа) объекта объектов культуры возможна если:
1(а) объект является копией другого такого же объекта…
(в) с точки зрения владельцев объект непригоден для коллекций музея и может быть передан (продан, подарен) без ущерба…
В общем, на тебе, Боже, что нам негоже..
Судьба всякой мало-мальски заметной художественной коллекции, покинувшей место своего рождения, это, как правило, сложнейший клубок обстоятельств, развязать который очень трудно. Только один, по-моему очень показательный – пример: история коллекции Казимира Малевича, находящейся сейчас в Амстердаме в Штеделиксмузеуме. (Историю эту подробно исcледовал Е.Ковтун из Русского музея в Санкт-Петербурге вместе со своими зарубежными коллегами).
С марта по сентябрь 1927 в Берлине работала выставка современного искусства для участия в которой был приглашен и Малевич. Казимир Северинович приехал в Германию, пробыл там некоторое время, a 5 июня поехал домой с твердым намерением вернуться в Берлин к закрытию экспозиции. Хранителем своих работ он попросил стать архитектора Гуго Херринга, человека близкого ему и по личным качествам и по профессиональным привязанностям. Херринг принял на себя эти обязанности, разумеется только на короткий срок, до возвращения автора.
А Малевич в Германию больше не приехал- помешали разные обстоятельства. Выставка закрылась, картины Малевича упаковали в ящики и передали на хранение известной немецкой фирме Густава Шнауэра, специализирующейся на перевозке произведений искусства. Херринг обязался платить за хранение, Но из-за стесненных финансовых обстоятельств сразу после закрытия выставки был вынужден продать одну картин (по мнению исследователей это было «Утро после вьюги в деревне», которая сейчас висит в музее Соломона Р. Гуггенхейма в Нью Йорке
Часть картин время от времени вытаскивали из ящиков, выставляли на различных экспозициях в Берлине, в Вене. В начале 30-х годов коллекция почти полностью попала в Ганновер, в нынешний Ланесмузеум.
А в 1935 году Казимир Малевич умер, и картины его с формальной юридической точки зрения потеряли хозяина.
В начале второй мировой войны Херринг перевез коллекцию снова в Берлин, но к тому времени не хватало уже то ли двенадцати, то ли пятнадцати работ. Исчезли они безвозвратно. В 1943 году контейнер с картинами Малевича перевезли в имение Херринга на юг Германии, и там он дожидался конца войны.
В 50-е годы с подачи известного художника и скульптора Наума Габо коллекцией заинтересовался директор Амстердамского городского музея Сандберг. Херринг в это время жил очень трудно, чтобы не сказать бедно, и в 1957 году согласился на передачу картин и гуашей Малевича голландцам- на двенадцать лет.
Контейнер доставили в Амстердам и в самом начале 1957 года, после вернисажа в Амстердаме экспозиция отправилась в турне по странам Европы и Америки.
В мае 1958 года Гуго Херринг умер, и соглашение между ним и голландским музеем потеряло всякий смысл. Сандберг весьма логично использовал ситуацию: он сумел убедить городские власти Амстердама выплатить наследникам немецкого архитектора сумму, полагающуюся по соглашению за 10 лет, и таким образом получил возможность принять коллекцию – 27 картин, 7 гуашей- на постоянное хранение в Штеделиксмузеум.
Представляете, какой квалификации должны быть юристы, чтобы размотать весь этот клубок и определить законного владельца коллекции? Практика же показывает, что в подобные ситуации чаще всего вмешиваются политики, которым некогда или не хочется ждать, и они идут на широковещательные заявления, после которых ситуация обычно еще больше осложняется.
Вопрос о национальной и государственной принадлежности находящихся в ФРГ произведений искусства в течение многих лет считался руководством страны практически закрытым. В шестидесятые годы правительство с возмущением опровергло публикации прессы о «похищенном художественном достоянии» как домыслы, не имеющие под собой никакого юридического смысла. Правда, наиболее трезвые представители правительства и тогда уже не исключали возможности удовлетворения отдельных претензий, обоснованных судебными решениями.
С конкретным противодействием начать реальную практику в этой сфере мы сталкиваемся достаточно часто, Вот самый свежий пример (для большей объективности ссылаюсь на статью известного немецкого журналиста Рольфа Михаэлиса в «Цайт» от 22 марта 1991 г.). Он пишет о проекте, о котором мы в Москве знали и которому радовались: в Государственной библиотеке иностранной литературы известные наши ученые подготовили каталог коллекции немецких книг XV столетия- «более 10 старинных библий, 50 книг основателя немецкого языка Мартина Лютера» и т.п. Часть их попала в Москву в качестве военных трофеев, затем это собрание дополнялось раритетами из других советских библиотек. Институт Гете решил выступить посредником между московскими исследователями и немецкими издателями. Они довольно быстро, нашлись, но…
Остается тайной, почему этот проект развалился. Могу высказать лишь предположение, что вмешались некие немецкие чиновные инстанции, которых по какой-то неведомой мне причине это сближение точек зрения «в зоне трофейных ценностей» не устроило.
Такова практика, и часто она не зависит от наших добрых намерений. А это именно реальная практика, а не отдельные случаи.
Несколько лет назад московский профессор Александр Лесков, осматривая экспозицию музея древней истории во дворце Шарлоттенбург в Берлине, обратил внимание на несколько предметов археологической коллекции. Они были известны ему как часть пропавшей во время войны экспозиции Херсонского краеведческого музея. Лесков-человек, пользующийся международной известностью, его хорошо знают и в Германии, и когда он обратился к коллегам из музея, то и директор профессор Менгин, и его заместитель по науке Клаус Гольдман достаточно охотно пошли ему навстречу. Они рассказали Александру Михайловичу, что 110 экспонатов из Херсонского музея были в 1985 году… куплены Шарлоттенбургом; несколько из них выставлены для обозрения, остальные хранятся в фондах.
И далее произошло то, о чем можно только мечтать. Они предложили вернуть всю находящуюся в их распоряжении часть херсонской коллекции на Родину.
Устная договоренность с профессором была подтверждена письмами на имя министра Губенко и академика Лихачева.
А потом заколдобило. И пошли ссылки на всевозможные причины. Сначала предложили подождать до ратификации Договора о сотрудничестве между СССР и ФРГ, теперь говорят, надо ждать реализации этого договора…
А воз и ныне там. Как известно, кто хочет-делает, а кто не хочет- находит уважительные причины. СССР подписал множество разнообразных международных документов, касающихся защиты культурной собственности народов в условиях вооруженных конфликтов.
А вот наши партнеры по антигитлеровской коалиции подписывать их остерегаются. Например, к Гаагской конвенции 1954 года, участники которой обязуются – препятствовать вывозу культурных ценностей с оккупированной территории, ни Соединенное Королевство Великобритании, ни США не присоединились. Парижскую конвенцию 1970 года-плод многолетних усилий международного сообщества по защите и возвращению культурных ценностей-к 1989 году ратифицировало 61 государство. Англии и Франции в их числе нет. США поставили свою подпись. Но потом специальный закон, подписанный президентом и единодушно одобренный сенатом, резко ограничил применение этого документа.
А между тем есть и такие зарубежные источники, которые утверждают, что вывезенное из побежденной союзниками Германии «художественное имущество» распределилось следующим образом: 20 процентов-Англия, Франция и СССР; 80 процентов-США. Излюбленную запальчивыми публицистами фразу- «страной, которая вывезла из Германии больше всего материальных и культурных ценностей, был Советский Союз» хорошо бы аргументировать цифрами, а не эмоциями.
И вообще -на личном сходстве Сталина и Гитлера, на социальной и психологической близости созданных ими режимов нельзя базировать выводы о конкретных результатах войны.
Иначе рождаются унизительные глупости в государственном масштабе вроде той, что записана в статье 16-й «Договора о добрососедстве, партнерстве и сотрудничестве между СССР и ФРГ», в которой стороны согласились, что «пропавшие или незаконно вывезенные (выделено нами. А.Ш.) культурные ценности, находящиеся на их территории, должны возвращаться владельцам или их наследникам».
Таким образом, страна, осуществившая агрессию, и страна, защищавшаяся от агрессии, уравниваются в плане моральной ответственности.
Интересно, как этот дипломатический реприманд должны воспринимать в семьях убитых, умерших, замученных? А ведь их даже по малодостоверному «официальному» счету под 30 миллионов…
Рубенс или колбаса?
Оценить этот психологический барьер не так уже просто, как может показаться. Когда у нас произносят вслух сумму, в которую оцениваются вывезенные из нашей страны художественные сокровища, или ориентировочные аукционные цены предметов искусства, которые хранятся в наших «трофейных» коллекциях, то в любой аудитории от зала заседаний в Белом Доме России до районного клуба- кто-нибудь, но обязательно восклицает:
– Это же сколько продовольствия можно купить, сколько домов построить…
При нынешнем сегодняшнем голодном житье-бытье очень соблазнительно поменять одного Рубенса на несколько вагонов колбасы и даже на целый жилой квартал. К сожалению, мы так привыкли к понятию «временное», мы так любим прощать себе любые исторически значимые глупости «требованиями момента», что не только потеряли вкус к бесценному и духовному, но и перестали воспринимать само понятие вечности, как реалистическую категорию в искусстве.
Мы разучились смотреть на картину или на скульптуру, как на принадлежность духовной сути человека, не имеющую временных границ. А между тем именно эту слабость наши западные партнеры усекли очень быстро. И теперь недели не проходит, чтобы на рабочий стол министра культуры СССР Николая Губенко не попадало очередное предложение типа «Вы нам что-нибудь из бывших «трофеев», а мы вам-поставки мяса или Дворец культуры, у вас ведь на такое строительство все равно денег нет». Парадоксально, но на отказ чаще всего обижаются даже не западные партнеры, а свои же- ходатаи и радетели,-только не поймешь сразу, за что они ратуют: за славу Отечества или за валютные комиссионные?
Что делать – «период первоначального накопления капитала» подгоняет… Тут уже не до нравственности…
Пока еще и сам министр, и его ближайшее окружение стойко держатся убеждения, что обмен произведениями искусства может и должен происходить только по принципу аналога художественной ценности. Не денежной, а именно художественной в результате тщательной и компетентной экспертизы по каждому конкретному объекту обмена.
-Я понимаю и принимаю обмен Дюрера на Кранаха, Гойю на Эль Греко,-говорит Губенко,-но я никогда не соглашусь на то, чтобы взамен рисунков «старых голландцев» нам прислали банки, пусть даже с самой высококачественной тушенкой. Как бы в этой самой тушенке ни нуждались наши сограждане! Кстати, именно по этой причине никак не складывается наш диалог с музеем из города Бремена, хотя кое-кто из моих коллег ищет причину в моей чиновничьей неприступности…
Вторая группа барьеров-технологического свойства. Мы ведь на самом деле плохо знаем, где что лежит у нас самих. Недоверие многих лет, наслоившееся на идеологические, дипломатические и политические зигзаги в нашей жизни, ставят под сомнение многие, казалось бы, достоверные сведения о художественных утратах.
В прошлом году Министерство культуры СССР попросило руководителей местных управлений культуры, директоров музеев и заповедников прислать уточненную информацию о потерях военного времени. Среди десятков ответных телеграмм, телефонограмм, телексов и писем не было ни одного, автор которого не просил бы дополнительного времени для дополнительного изучения вопроса. И это у нас в условиях централизованного государственного учета.
Ну а если говорить о плодотворном диалоге с немцами, то нельзя не учитывать, что в такой стране, как Германия, с ее децентрализацией и частной собственностью значительно тяжелее собрать необходимую информацию… Если советские культурные ценности вывезены или проданы союзникам, то для немцев будет очень нелегко их потребовать обратно.
Тут мне хочется сослаться на мнение известного немецкого общественного деятеля и культуролога Катинки Диттрих. Больше года она живет и работает в Москве директором Немецкого культурного центра- филиала Института Гете. И на практике доказала, как много даже в нынешних трудных условиях можно сделать, чтобы мы с немцами не только лучше узнали друг друга, но- и это гораздо важнее- доверяли друг другу.
Разумеется, проблема «художественных трофеев» глубоко интересует Катинку Диттрих, она писала о них и в нашей прессе, и вот в одном из разговоров я спросил, как она лично оценивает взаимную информированность сторон в этом вопросе. И услышал в ответ: «По-моему, она чрезвычайно мала. Ну а как может быть иначе, если в обеих странах это часто было предметом сугубо секретным? В одном случае- секретом государственным или ведомственным, в другом секретом хранителя. Для немецкой стороны существует дополнительная проблема: Западная Германия не знает совсем или плохо осведомлена о том, что находится на территории бывшей ГДР и что оттуда вывезено. Откровенно говоря, я думаю, что сегодня нет даже более или менее полной ясности ни о том, что привезено в Германию в годы войны, ни о том, что вывезено из нее после 1945 года. Выходили отдельные каталоги, но они вряд ли достаточно полны. Сразу после войны были определены четыре зоны оккупации- ценности вывозились четырьмя союзниками. Восстановление Германии происходило в децентрализованной форме. Во многом именно в силу этого там значительно труднее собрать информацию о том, что случилось с культурными ценностями в хаосе первых послевоенных лет: попали они в частные коллекции, в собственность отдельных фирм, региональные общенациональные инстанции или к соучастникам антигитлеровской коалиции.
То же самое и с произведениями искусства, вывезенными из СССР. Первое, обо что мы спотыкаемся: никто точно не знает, в чьем владении государственном или частном -они находятся и как сохраняются, остались ли в Европе или вывезены за океан».
А между тем первое элементарное условие успешного решения задачи- двигаться друг к другу, а не ждать, пока партнер пройдет всю дорогу, и только тогда начинать движение самому. По мнению госпожи Диттрих, сейчас весьма актуально создание валютного фонда для выкупа художественных ценностей, в который внесут свой вклад разные страны. -Я не думаю,-говорит она, что ФРГ по закону обязана это делать, но с моральной точки зрения она является наследницей отцов. Что же, такому взгляду на проблему можно только радоваться. А очень хочется, чтобы на деле все это не ограничилось благими пожеланиями. Очень важно сейчас-шаг со стороны Германии, Вопрос – вести с немцами диалог о «трофейных сокровищах» или продолжать отмалчиваться этот вопрос не стоит, его решила жизнь. Проблема в том, как сделать такой диалог достаточно плодотворным.
Комплекс наиболее острых углов:
-необходим тщательный переучет потерь художественных ценностей Советским Союзом в 1941-45 гг. Для этого нужно прежде всего исследовать материалы Чрезвычайной Государственной Комиссии, хранящиеся в архивах, и соотнести описи утраченного, составленные сразу после освобождения того или иного района страны от оккупантов, с современным состоянием музейных и библиотечных фондов (в части утраченного);
-необходимо начать сбор материалов о местах хранения художественных ценностей, вывезенных из Советского Союза в Германию и другие страны;
– очень важно составить точные описи художественных произведений, книжных и нотных коллекций, возвращенных Советским Союзом Германской Демократической Республике в 1949-1989 гг. и Федеративной Республике в 60-90-е годы. А их-больше миллиона единиц хранения.
Все это ступени к полной инвентаризации художественных ценностей, вывезенных из Германии в СССР и находящихся в государственных и общественных музеях Советского Союза.
Параллельно можно вести разработку принципов и критериев, позволяющих формировать ценностные аналоги художественных произведений, предназначенных для возврата обеим сторонам. И в качестве непопулярной меры выскажу мысль о необходимости создания правовой основы для передачи в государственный фонд отдельных произведений, попавших в частные руки в виде «личных трофеев». Разумеется, речь идет о художественных ценностях общечеловеческого масштаба.
Аксиома -все это возможно лишь при создании авторитетного органа-Комиссии, которая должна быть наделена полномочиями, предоставленными ей Президентом СССР и Государственным советом страны. Идея сформировать такую комиссию при союзном или российском Верховном Советах – такая идея блуждает в авторитетных инстанциях и соответственно время от времени появляется в прессе, мне не кажется удачной. Ну, во-первых, как мы уже выяснили на практике, не всякий полковник или таксист, даже облеченный доверием избирателей, может успешно управлять государством. А разбираться в конкретных вопросах искусства и международных отношений не легче. Именно здесь дилетант мгновенно оказывается в глупом или смешном положении. Вон «Аргументы и факты» высказались- не упускать же горячую тему! – и… для начала спутали коллекцию золотых изделий с живописным полотном…
А во-вторых, речь идет о реальной власти: на запросы комиссии обязаны будут отвечать все без исключения ведомства и организации, имеющие какое-либо отношение к хранению, учету, транспортировке, экспонированию, реставрации, продаже художественных ценностей, вывезенных из Германии в СССР в качестве трофеев второй мировой войны, а также к учету и идентификации художественных ценностей, вывезенных из СССР в Германию и другие страны в 1941-45 гг. Без президентского мандата, подкрепленного решением Госсовета, не обойтись.
На первом этапе работы (в период ее организации) в состав комиссии, в число ее консультантов, очевидно, войдут советские специалисты. Но, конечно, очень быстро жизнь потребует, чтобы во всей ее работе и особенно в розысканиях самое активное участие приняли бы и эксперты из Германии.
Первые шаги напрашиваются сами собой: выставки трофейных коллекций различных музеев; организация открытого доступа к библиотечным фондам «репарационных» изданий; научные конференции искусствоведов, архивистов, юристов и финансистов по проблемам взаимного возврата художественных ценностей; издание каталогов художественных произведений, редких книг, нотных собраний, относящихся в обеих странах к разряду «трофейных». По крайней мере именно такие рабочие планы будущей Комиссии обозначены в документе, который уже ушел из кабинета Николая Губенко с Арбата, 35 в Кремль- Горбачеву и Ельцину.
Совершенно очевидно, начинать надо без задержки, тогда еще что-то можно успеть. Иначе в развалинах старого государственного здания затеряются, а то и погибнут бесценные сокровища. Разворуют их. Что-что, а это у нас умеют под самыми убедительными официальными предлогами. Или без всяких предлогов украдут запросто..
P.S. 9 октября Президент М.С.Горбачев дал распоряжение о создании Комиссии, которая будет заниматься проблемами художественных ценностей, вывезенных из СССР в Германию и из Германии в СССР во время и после II мировой войны.
–Шерель Александр Аркадьевич 23 июня 1937, Москва — 5 апреля 2005, Москва. Сценарист, журналист, ведущий теле- и радиопрограмм, , доктор искусствоведения, профессор МГУ.
«В царство свободы» за миску похлебки
Николай Чемякин
Два дня я прожил у поселенцев колонии К-100/7 в Новом Проспихине Кежемского района Красноярского края, беседовал с ними, помылся в их баньке, потом вернулся в поселок Кодинский. Только расположился в гостинице, как в коридоре затопали сапоги и в номер вошел молодой младший лейтенант. -Я за вами. Зампорор хочет с вами побеседовать. -Какой зампорор? удивился я. -Заместитель по режимно-оперативной работе. Младший лейтенант был вежлив, немногословен, и в его тоне сквозила непоколебимая уверенность, что я обязан ехать, раз это нужно зампорору. Преодолев инстинктивный протест, я уселся в «уазик».
Зампорора майор Фарид Каимов был очень предупредителен. Он недавно вернулся из Москвы, где читал «Россию», купив ее за три рубля. Угостив чаем, сигаретами
«Мальборо», чуть напряженно поинтересовался, какой материал я собрал и о чем намерен писать. Майор, вытащив из папки приготовленные бумаги, стал показывать, какой трудный в Кежемском районе контингент поселенцев. Пятая часть из них осуждена за убийство, половина- повторно… Говорили мы долго и, подытоживая наш разговор, майор сказал:
-Конечно, перемены необходимы, демократизация, гласность нужны. Только вряд ли у нас это возможно. А куда денешься? Мы все живем за счет этого труда, за счет кубометров…
Будни «рабополиса»
Майор прав. Люди здесь принуждаются к труду без права выбора и практически за одно пропитание. Труд этот содержит целый слой людей, не только охранников и надсмотрщиков. За счет этого труда строят школы и клубы, платят зарплату учителям, речникам, врачам.
Поселения замысливались- как промежуточная ступень между тюрьмой (лагерем принудительного труда) и гражданской свободой. Предполагалось, что колонисты будут ограничены только в передвижении, но получат возможность жить в отдельных домах, порой с семьями, в каких-то пределах выбирать себе работу по склонностям и знаниям, воспитывать детей, отдыхать в отпуске. Недавно им разрешили поступать учиться заочно в пределах края.
Создатели колоний поселения не учли только одной маленькой детали: в стране победившего социализма вообще нет свободного гражданского общества. Все мы, хоть и в меньшей степени, чем заключенные, опутаны противоречивыми правилами и предписаниями, власть же, «начальство», перед нами ответственности не несет. С этим багажом противоречий и началось осуществление идеи адаптации уголовников в новом «рабополисе». На первое место сразу выдвинулся производственный план. Рабский труд-наименее непроизводительный, и вскоре у офицеров МВД сложилось твердое убеждение, что прежние леспромхозы оперировали дутыми, неправдоподобными цифрами заготовок и отправки древесины. Люди, работавшие здесь из материальных побуждений, достигали совершенно невероятной в условиях колонии производительности труда.
Наличие поселенцев оказало сильнейшее воздействие на оставшиееся в Кежемском районе свободное население. Взгляды подрастающего поколения, его песни, фольклор быстро приобрели лагерный оттенок. На мораль местного населения наличие полутора десятков тысяч молодых холостяков тоже оказывает мощное воздействие. Ведь в районе проживают примерно десять тысяч человек. Редко можно встретить женщину, не выходившую замуж несколько раз, а здешние девочки- школьницы очень рано расстаются с жизненными иллюзиями.
Куда же дели собак?
В «рабополисе» всегда было немало людей, живших своим трудом. Рабы исполняли только самую «черную» работу. Когда прошлой осенью по требованию жителей Старого Проспихина колония была выведена из поселка, все вначале радовались, что избавились от «темного элемента». Но тут же обнаружилось, что невозможно найти кочегаров в котельную, сантехников, возчиков, аcсенизаторов, даже плотников на мелкий ремонт. И сейчас вопрос о том, как будут зимовать жители поселка, висит в воздухе. Рабы же, простите, поселенцы вторую зиму проведут в кое- как утепленных палатках…
Со страхом ждут ангарской зимы и семьи офицеров и служащих К-100/7, живущие в Новом Проспихине. Минус 50 градусов температура для здешних мест обычная, стены же у новых домов толщиной всего в 20 сантиметров, нет печей, которые можно было б протопить, когда станет холодно.
Идеальных людей в реальности нет. И прочный, удобный «костюм лесника», предназначенный тем, кто трудится в лесу, получают охотники и рыболовы из офицеров МВД. То же самое с тушенкой, сгущенкой, куревом. А ведь все это оплачивается трудом заключенных. И еще для сравнения: охрана от младшего сержанта до начальника отряда майора Рашида Мухаммедьянова получает зарплату в пределах 450-700 рублей. Плюс коэффициент, компенсации, надбавки. Осужденные же «чистыми» на руки-по 50-80 рублей, рабочие в лесу- по 150-160, но не все. Выкручиваться с питанием им удается только потому, что в столовой зоны готовят пищу из максимально дешевых продуктов. Поэтому собаки здесь пользуются большим спросом, бродячую не встретишь.
Готов совершить убийство…
– Здесь не принято давать отчет работнику, труд которого подневольный, а за отказ работать ШИЗО – «штрафной изолятор». Узника ШИЗО узнать легко- он острижен наголо. Частенько носит такую прическу Андрей Жерновой, бывший курсант речного училища. Своим напором и независимым характером Андрей быстро приобрел репутацию бунтаря. Да еще его недюжинная физическая сила, качество, далеко не лишнее в этих условиях.
– Мы здесь на положении обыкновенных рабов, с горечью говорит он.-Будешь спорить, укажешь на правила или технику безопасности, получишь ШИЗО. У вальщиков леса нет касок. Ни у кого в лесу нет индивидуальной аптечки, нас отправляют работать при сильном ветре, что строго запрещено. Шмалун из 28-й колонии отказался работать, его комлем ударило, так получил 15 суток. Или вали лес, или возврат. Славик Уматов до сих пор с перебитыми ногами по поселку ходит лесину повело ветром в обратную сторону. Кто и когда забо- тился о жизни и здоровье раба?..
Рассказал Андрей о двух краткосрочных забастовках, которые устраивали доведенные до отчаяния колонисты. Другой знакомый Гавхарбек Эрмашов говорил со мной наедине. Его хотят вытолкнуть с места повара и экспедитора, которое он занимал до сих пор. Чтобы подставить под нарушение, назначили дневальным по ШИЗО. Не желая попадаться, он отказался передать заключенным чай и сигареты. Его избили свои. А если б передал- возврат.
«Возврат» означает перевод с поселения обратно в зону строгого режима, которая находится в Киргизии, где кипит межнациональная вражда. В зоне же эти конфликты переходят в поножовщину. Чтобы не попасть назад, он готов совершить какое-нибудь преступление здесь, в Кежемском районе. Убийство, например. Он просил меня передать в прокуратуру его просьбу о переводе в 29-ю колонию. Сам он не пишет в прокуратуру официальную жалобу, т.к. боится, что его тогда убьют и спрячут в тайге. Пусть все идет, как идет- сказал другой поселенец, Люди терпят, смиряются, значит, это нормально.
А если терпеть перестанут?
Страшно подумать о последствиях всегда возможного восстания рабов. Оно не пощадит никого и ничего, будет пострашнее пугачевского. Пусть тогда Бог помилует семьи офицеров и служащих в поселках… В заключение замполит колонии Хакимзянов спросил меня о впечатлениях, справился о том, какие нужны перемены.
-А перемены нужны, мы все это видим, – добавил он. -Все общество сегодня меняется.
– Начало всему,-ответил я, – гласность и открытость. Почему осужденные не знают своих прав? Что им можно, что нельзя, нормы выработки и правила техники безопасности. Напечатайте положение о колониях поселения, а также все новые постановления об этом и раздайте всем.
О необходимости скорейшей отмены принудительного труда мы с замполитом не говорили, но идея не нова среди мыслящих офицеров. В колониях есть множество профессий, где люди могут как-то реализовать себя: лесозаготовители и строители, шоферы, трактористы, слесари, обслуживающий персонал и другие. Если организовать четкую и продуманную оплату труда, то вряд ли придется силой гнать людей на работу. Поселенцы имеют право построить себе жилье и завести кое-какую домашнюю скотину, этого хотят многие, почему бы это не разрешить? Тем более что это рекомендуется Положением о колониях поселения. И наконец элементарная человечность. Увы, среди офицеров немало людей, вынесших из зоны самые жестокие традиции времен Берии. Про одного из них, по фамилии Гурман, который сейчас дослуживает до пенсии на незначительных должностях, говорили мне многие. Таким садистам в колонии не место. Как бы ни повернулись события ближайших месяцев и лет, хочется верить, что права человека, присущие цивилизованному миру, победят и у нас.
Красноярск-Москва
Послесловие
Тюремный бунт в Красноярске в октябре 1991 года вошел в историю как самое крупное восстание осужденных в России. В нем приняли участие более 3000 заключенных из колонии 6. Сорокадневный бунт стал началом волны беспорядков по всей стране и привел к существенной демократизации тюремного режима.
—
—
—
— —
—
—
—
—
—-
—
—
—