Философия как учебная дисциплина утвердилась в системе высшего образования вполне уверенным образом. Даже аспиранты, прошедшие курс философской подготовки еще в университете до защиты диссертации обязаны преодолеть новый сходный барьер. В виде специального экзамена — «кандидатского минимума» по истории и философии науки. И раз уж это так, на одной из встреч с группой желающих покорить «минимум», я задал совершенно естественный для данной ситуации вопрос: так что же такое философия? И с «галерки» донеслось диссидентское: «Это экзамен, который надо сдать!»
Александр Крушанов
Мне это понятно. Когда-то и сам, будучи выпускником Московского авиационного института, отнюдь не мечтал посвятить свою жизнь именно философии. Чаяния были связаны со звездным небом, что естественно для моего поколения, в свое время вдохновленного прорывом нашей страны, а с ней и человечества, в космос. Но… не срослось. А далее так закрутилась жизнь, что вдруг оказался аспирантом Института философии РАН. И неожиданно для себя выяснил, что это и интересно, и серьезно! А потому новое занятие увлекло на всю жизнь, благодаря чему довелось размышлять и писать и о Вселенной, и о возможных внеземных цивилизациях, и о других интригующих и важных феноменах. Хотя, конечно, обычная философская работа совсем не связана с обращением обязательно и лишь к экзотичным темам и феноменам. Впрочем, как и в любом другом серьезном деле.
«Приобщаясь к философии, человек не только развивает свои творческие способности, но и обретает важнейший обобщенный и критически проработанный общественный опыт».
Наша профессиональная деятельность — отнюдь не сфера реализации чисто личного любопытства ее участников за государственный счет, как это может кому-то показаться. Разумеется, она поддерживается обществом в силу весьма понятных и общественно значимых причин. В этой связи я бы обратил внимание, например, на следующее.
Если обратиться к профессионально близкой мне теме взаимосвязи философии и науки, то замечу, что, на мой вкус, самое интересное в науке — быть участником свершения большого открытия. Такое бывает не часто, зато это крайне волнующий и трудный период — вызов. Ведь большое открытие означает переход науки к изучению области качественно новых явлений. История научного познания убеждает, что подобного рода переход возможен лишь при радикальной перестройке познавательной практики. Для понимания этого достаточно вспомнить, например, рождение квантово‑механических представлений или теории относительности Эйнштейна из классической науки.
Лидерам этих научных переворотов («научных революций») приходилось ломать голову над совершенно нетипичными, хотя вроде бы и очевидными вопросами. Чтобы понять, в чем дело, Эйнштейн — автор теории относительности — в период ее разработки с пользой читал философов, в том числе Дж. Беркли, Д. Юма, И. Канта. А когда разобрался, написал серию собственных работ по философии научного познания.
То же и в квантовой механике. Во всяком случае, один из «отцов» квантовой механики, В. Гейзенберг, также посчитал важным поделиться своими философско-методологическими размышлениями о том, как работает наука. И не попутно, но вполне основательным образом. В этом можно убедиться, если познакомиться с такими трудами ученого, как «Шаги за горизонт», «Физика и философия. Часть и целое», «Философские проблемы атомной физики»).
Понимаю, что лишь упоминания авторитетов в данном случае мало. Поэтому кратко поясню, в чем собственно состоит деятельность философов.
Обратимся для примера к классической механике — строгой в своих выводах и очень хорошо проверенной практикой.
Этой науке свойственны три фундаментальных закона.
В частности, второй закон механики: a = F/m (ускорение движения тела прямо пропорционально приложенному к телу усилию и обратно пропорционально массе тела). Это хорошо известно.
Однако внимательный человек в какой-то момент может осознать, что эта запись и ее объяснение существенно неполны. Все дело в том, что приведенная символьная запись и ее интерпретация фиксируют лишь часть содержания записи второго закона.
В более полном и более точном виде в данном случае следовало бы написать: «Во всех случаях при действии силы на некоторую массу вызванное таким образом ускорение будет прямо пропорционально приложенной силе и обратно пропорционально массе объекта».
Казалось бы, добавление содержания минимально, но, если подумать, оно весьма важно. Новая запись содержит утверждение, которое введено в классическую механику вообще-то без положенных на то оснований и обоснований, фактически скрытно.
Выполнить проверку абсолютно всех случаев невозможно, и такого в науке не делается, тем не менее второй закон все же неявно задан для всех возможных случаев?!
Это означает, конечно, что необходимо специальное исследование хотя бы того, как такого рода утверждения в строгой науке (каковой является и классическая механика) вообще возможны.
Наряду с этим приведенный типичный для науки пример задания законов демонстрирует то скрытое обстоятельство, что даже в строгой науке отнюдь не все суждения и смысловые компоненты заданы и присутствуют в явном виде. Некоторые из них составляют содержание своеобразного фонового знания, которое сопутствует размышлениям и познавательным процессам скрытно, хотя и значимо.
Очень важно и следующее. Как показывает специальное изучение фонового знания, в случае науки оно имеет весьма разветвленную и устойчивую структуру. И, что интересно, в составе такого знания можно обнаружить и выделить особый слой предельных, наиболее общих смыслов, на основе которых мышление или познание возводят все остальные концептуальные и смысловые конструкции.
Такой основополагающий слой знания получил название мировоззрения. В силу его особой фактической значимости со временем в обществе выделилась специальная — «философская» — деятельность, связанная с критическим анализом мировоззренческих идей и проблем. В результате такой рациональной, критической оценки и отработки совокупности мировоззренческих идей эпохи формируется теоретическое мировоззрение времени. Именно оно и излагается в традиционных вводных философских курсах и учебниках.
Систематическая философская работа обладает своими достоинствами. Во‑первых, таким образом аккумулируется опыт работы на весьма абстрактном мировоззренческом уровне. Вырабатывается навык уверенного и тонкого анализа понятийного содержания культуры и ее установок. На этой основе появляется возможность углубленного и масштабного анализа менее общих, не мировоззренческих, смыслов, феноменов и явлений, например, сущностных, принципиальных проблем научной познавательной деятельности.
Поделюсь тем, что, собственно, профессионально занимает лично меня сейчас. В этом случае надо было бы вести речь о целой группе тем. Но введу в курс двух из них.
Прежде всего я пытаюсь разобраться со статусом кибернетики. «Отец» этой науки Норберт Винер в своей книге «Кибернетика» представил изучаемые им процессы управления как характерные лишь для организмов и машин. Позже к этой картине добавилось распространение процессов управления, в том числе и на социальные системы. И на этом все остановилось.
И это странно, так как в настоящее время имеются, с одной стороны, науки, изучающие объекты лишь одной природы (биология, химия и другие) и, с другой, — науки, изучающие целую череду объектов разной природы (скажем, синергетика изучает закономерности самоорганизации, которые проявляются равным образом и в живой, и в неживой природе, и в социальных системах). А вот кибернетика пока обрела какой-то странный промежуточный статус — на мир неживой природы (камни, атомы…) она не распространяется.
В то же время кибернетика весьма сходна своим статусом с синергетикой. Жаль только, одного такого сходства мало. Управление понимается в кибернетике как целенаправленный процесс информационного воздействия одной системы на другую, которое осуществляется по схеме с обратной связью. Распространить это понимание и на мир неживой природы означало бы, что в камнях, атомах и других объектах этого мира должны быть и цели, и информационные воздействия, и обратные связи. Так что задача не из простых и требующая хорошего прояснения всех компонентов феномена управления. В то же время, в неорганическом мире обнаруживаются феномены, очень сходные с управлением в привычных нам системах. А если это так, то природа может оказаться куда как более сложным и активным объектом, чем это представляется современному естествознанию!
И немного о другом моем текущем проекте.
Хорошо известно, что название «биология» расшифровывается в том числе и просто, как «наука о жизни». Трудный момент, однако, состоит в том, что биологам не удалось понять, что же такое жизнь, и они в дополнение к традиционному изучению собственно живой природы занялись еще и изучением субстрата жизни, то есть высокомолекулярных соединений, из которых состоят тела живых организмов. Дело важное, продуктивное, и все же не связанное с изучением того, что такое жизнь.
Вывод: сложившейся работе пока присуща важная неполнота. Этого желательно, конечно, избежать, потому попытки объяснить жизнь, на мой взгляд, должны продолжаться.
Более того, мне представляется, что объяснить жизнь можно лишь за счет довольно радикального предположения, что жизнь — это форма существования духа в органических телах. Правда, в этом случае важно отчетливо понимать, что одного лишь экзотичного предположения мало! Чтобы не пребывать в царстве фантазий и самообмана, необходимо показать науке, что это за дух такой норовит осчастливить биологию и как науке работать с ним практически (если идея все же конструктивна).
К этой теме примыкает и другой известный, но так и не проясненный вопрос: каким это образом из безмозглых атомов в свое время сформировались такие мозговитые существа, как люди? Без прояснения данного вопроса так и остается неясным, как работает наше мышление и как устроен мир. Все это вопросы философского порядка.
В силу особой значимости науки ее философско-методологический анализ ведется вполне активным образом. В результате к настоящему времени появились весьма развитые сущностные представления о том, что такое наука и как она работает.
Казалось бы, зачем этим заниматься философам, если существуют собственно сами ученые и их постоянная деятельность по выработке нового обоснованного, надежного знания? Уж они-то, казалось бы, все знают о науке и о том, как она работает! Вот только такой авторитет, как А. Эйнштейн, относился к подобному познавательному опыту с заметной осторожностью: «если вы хотите узнать у физиков‑теоретиков что-нибудь о методах, которыми они пользуются, я советую вам твердо придерживаться следующего принципа: не слушайте, что они говорят, а лучше изучайте их работы». Может быть, именно поэтому обобщением опыта своей познавательной деятельности занимается отнюдь не так много ученых? Но, считаю, именно поэтому философские курсы, посвященные научному творчеству, входят в программы подготовки совсем не только философов!
Однако философская работа значима не только в связи с научным познанием. Принципиальный момент, характеризующий работу мировоззренческого уровня, связан с тем, что в центре мировоззренческой тематики находятся человек, мир и их взаимосвязь. Так что философия, непосредственным образом связанная с мировоззренческой тематикой, столь же непосредственно связана с изучением человека, с осмыслением его природы. И это имеет принципиальное значение. Ведь, как это было однажды верно отмечено, человек лишь несколько часов в день работает по специальности, которой обучен. Но целый день и всю жизнь пребывает человеком, чему не учат вообще!
В то же время каждый из нас от рождения обладает огромным богатством — целой жизнью и личным созидательным потенциалом. Как жить в таких условиях, как распорядиться своей жизнью и творческим зарядом? Для чего создан человек? О том, что это крайне важные и трудные вопросы, свидетельствуют известные возрастные кризисы людей, вроде кризиса среднего возраста, когда человек вдруг осознает, что жизнь быстро движется вперед, оставляя все меньше возможностей и все чаще напоминая об уже потерянном впустую времени.
А вокруг — просто буйство советов и советчиков на тему, как надо прожить эту самую единственную и неповторимую жизнь.
Из радиоприемника вдруг может донестись ритмичное «Жить нужно в кайф!»
В противовес этому в фильме «Покровские ворота» утверждается совсем иное. Мастер золотые руки Савва Игнатьевич (свежий муж авторитарной Маргариты Павловны) собирается переехать в новую квартиру, одновременно пытаясь забрать с собой и первого мужа Маргариты Павловны — Льва Евгеньевича Хоботова.
Между героями происходит следующий диалог:
— Савва, скажи мне, Савва, дорогой мой! Когда-нибудь это кончится? Что же ты молчишь?
— Нехорошо!
— Что нехорошо?
— Не обижайся! Я тебе откровенно скажу: ты — выдающийся человек! Я тобой просто восхищаюсь! Я, откровенно говоря, просто не понимаю, откуда такая вот голова и что в нее только не напихано! Но скажу откровенно!
— Савва! Ты объясни, зачем тебе это нужно, чтоб я у вас жил? Тебе-то что за радость?
— Вот ведь — на всех языках говоришь, а по-русски не понимаешь! Живут не для радости, а для совести! Что делать, коли ты без нас пропадешь!
И позволю себе пример из своей профессиональной жизни. Однажды получаю письмо от незнакомого мне человека. В письме лишь один вопрос: правда ли, что человек живет, чтобы получать удовольствия?
Действительно, живые организмы сформированы так, что стремятся к получению удовольствий, получая их, например, от еды и прочего. Однако человек — совсем не животное, а потому для человека должно быть принципиально то, что удовольствия могут быть очень разного качества. Например, если проголодался, можно получить удовольствие и от весьма простой еды. Но совсем иной уровень удовольствия от изысканных блюд и напитков, бесед. А далее нельзя не вспомнить и то, что удовольствие можно получить, сделав нечто для себя любимого, а можно, сделав что-то хорошее для других людей! А еще есть несравненное удовольствие от творческой работы!
Наконец, нормальному человеку не забыть, что живет он не один, а потому нельзя не думать о заботах хотя бы круга самых близких людей, а вообще-то и всего своего социума. Так вместе с «чистым удовольствием» в жизни нормального человека появляется и нормальный элемент «должного». Потому философию волнует и то, на что ориентироваться в своей жизни обычному человеку.
Как бы там ни было, философия занята своим важным и внятным делом, порой оказываясь востребованной явным образом. Потому она и поддерживается обществом и государством. Приобщаясь к философии, человек не только развивает свои творческие способности, но и обретает важнейший обобщенный и критически проработанный общественный опыт.
От науки такая подпитка идет прежде всего в периоды больших когнитивных преобразований, и создающих запрос на философскую помощь, и дающих важнейший материал для развития уже созданной философии.
Похожим образом обстоит дело и с другими ситуациями в общественной жизни, и с другими областями философской работы (с историей философии, с социальной философией, этикой…).
Погружаться в философию систематически, наверное, всем и не стоит. Время дорого! Но в связи с философией важно помнить, что за нашими очень привычными и вроде очень ясными жизненными представлениями зачастую скрыто много неожиданного, но важного. Вопрошающему человеку это может даже просто не прийти в голову, но не ускользнет от подготовленного философа! Который сегодня занят и тем, чтобы такого рода ситуации были и известны, и изучены.
Хотя, говоря честно, при всем уважении к профессии вполне понимаю и ее возможности, и ее ограничения. Все ровно так, как в известной французской пословице: «Даже самая раскрасивая красавица может дать только то, что она может!» Но разве этого мало?!
Крушанов Александр Андреевич, доктор философских наук, Институт философии РАН.
На заглавном рисунке: «Чтение у Дидро» (оригинал G. Ripart: середина XVIII, копия E. Meissonier: середина XIX века)
ИСТОЧНИК: Знание-сила https://znanie-sila.su/magazine/04-2022/pravda-li-chto-filosofiya-eto-lish-ekzamen-kotoryj-nado-sdat