05.12.2012

В публикации «Год российской истории: что получили?»  ее автор Александр Евлахов заметил: «Мы постоянно хотим погордиться собственной историей там, где гордиться особенно нечего».  Незабвенный В.О.Ключевский когда-то с горечью писал:  «Отечественная история, в сущности, не учит ничему. Она только наказывает за не выученные уроки». Позвольте предложить тему для дискуссии: «Способны ли мы усваивать уроки истории?»

	Сергей Магарил, к.э.н. Ф-т социологии РГГУ

1. Воспроизводство «полицейщины»

Проявляя благонамеренную заботу о своих подданных, а также желая обеспечить порядок в городах, Петр I в регламенте Главному Магистрату (1721 г. янв. 16),  высказывает следующее воззрение на задачи полиции: «Полиция особенное свое состояние имеет, а именно: оная споспешествует в правах и правосудии, рождает добрые порядки и нравоучения, всем безопасность подает от разбойников, воров, насильников и обманщиков и сим подобных, непорядочное и непотребное житие отгоняет, и принуждает каждого к трудам и к честному промыслу, чинить добрых досмотрителей, тщательных и добрых служителей, города и в них улицы регулярно починяет, препятствует дороговизне, и приносит довольство во всем потребном к жизни человеческой, предостерегает все приключившиеся болезни, производит чистоту по улицам и в домах, запрещает излишество в домовых расходах и все явные погрешения, призирает нищих, бедных, бельных, увечных и прочих неимущих, защищает вдовиц, сирых и чужестранных по заповедям Божиим, воспитывает юных в целомудренной чистоте и честных науках; вкратце ж над всеми сими полиция есть душа гражданства и всех добрых порядков, и фундаментальной подпор человеческой безопасности и удобности». (1-е П. С. Зак. N 3708).[1] Однако российская действительность, мало считаясь с благими намерениями преобразователя, внесла свои коррективы: полиция – вместо гражданства.

Русский историк и религиозный философ Г.Флоровский (1893–1979), характеризуя правление Петра I, писал: «Полицейское государство не столько внешняя, сколько внутренняя реальность. Не столько строй, сколько стиль  жизни… “Полицеизм“ есть замысел построить и “регулярно сочинять” всю жизнь страны и народа, всю жизнь каждого отдельного обывателя ради его собственной и ради “общей пользы“  или “общего блага“.  “Полицейский” пафос есть пафос учредительный и попечительный».[2]

Посетивший Россию в конце 1830-х гг. А. де Кюстин, отметил обилие  мельчайших, ничтожных и совершенно излишних мер предосторожностей, считавшихся необходимыми, и которые свидетельствовали о том, что империя объята страхом. «Здесь… можно дышать, не иначе как с царского разрешения». «Русский государственный строй – это строгая военная дисциплина вместо гражданского управления, это перманентное военное положение, ставшее нормальным состоянием государства».[3]

По мнению американского историка Пайпса: «в начале 1880-х гг. в царской России наличествовали все элементы полицейского государства… Политика была объявлена вотчиной правительства и его высокопоставленных чиновников; вмешательство в нее со стороны неуполномоченных на то лиц, т.е. частных граждан, являлось преступлением и наказывалось в соответствии с законом».[4]

В 1906 г. Макс Вебер, внимательно наблюдая за событиями в Российской империи, опубликовал статью «Переход России к псевдоконституционализму», в которой отметил: «При ознакомлении с документами российской государственной жизни поражаешься, какой в них вложен огромный труд и как тщательно они бывают разработаны. Но они  всегда направлены к одной и той же цели – самосохранению полицейского режима. Объективная бессмысленность этой цели устрашает».[5] Промелькнуло одиннадцать лет…  и история наглядно продемонстрировала: полицейщина – не самый надежный интегратор социума – империя развалилась.

Что воздвигли революционеры-победители на обломках полицейской имперской государственности? Они возродили еще более жестокую и беспощадную советскую полицейщину в форме диктатуры. И, всего 74 г. спустя,  история вновь подтвердила – полицейское государство недолговечно. Невозможно вообразить: Советский Союз – вторая сверхдержава – развалился в условиях мирного времени, в отсутствии критически значимых внешних угроз, защищенный мощнейшим ракетно-ядерным потенциалом и обладая всей полнотой государственного суверенитета.

А что воздвигает правящий класс постсоветской России? Уже в первом своем послании стране (05.11.2008) президент России Д.Медведев подверг резкой критике государственный аппарат,  который сам себе суд, сам себе партия, сам себе работодатель и издатель; и сам себе, в конечном счете, народ. Бюрократия, контролируя избирательный, а потому и политический процессы, суды, СМИ, бизнес, определяет важнейшие параметры существования общества, траекторию его дальнейшего движения. Претензии на тотальный контроль очевидны. Под заклинания о «сохранении политической стабильности», вместо «суверенной демократии» возникла «суверенная бюрократия». Как утверждал еще К. Шмитт, если государство сосредоточено преимущественно на вопросах стабильности и безопасности, оно неизбежно превращается в полицию.   Недаром президенту России Медведеву в 2011 г. пришлось вновь напомнить бюрократии: «Не следует слишком сильно затягивать гайки»…

В полном соответствии с пожеланием Б.Грызлова – спикера Государственной Думы, в нижней палате парламента России «нет места для политических дискуссий». Парламентские фракции, оппонирующие доминантной партии «Единая Россия», даже сложив вместе все свои голоса,  не могут без ее соизволения вставить и запятую в обсуждаемый законопроект. Тем самым Дума, формируя законодательство, утратила способность поддерживать в нем баланс разнонаправленных интересов больших социальных групп со всеми возможными малоприятными последствиями. Г-н Грызлов искренне не понимает: если парламент «не место для политических дискуссий», то они неизбежно – вопрос времени – выплеснутся, вначале, баррикадными боями на улицы городов, а затем и на поля сражений гражданской войны.

        События конца 2011 – первой половины 2012 гг. свидетельствуют: группы господства держат курс на воссоздание полицейщины. Наиболее отчетливо это сформулировал главный редактор «Независимой газета» К.Ремчуков. В ходе прямого эфира на радио «Эхо Москвы» он заявил: все 20 лет независимости Россия была очень несовершенным государством. Но мы не были государством полицейским. Сейчас Россия

подошла к вплотную к тому, чтобы превратиться в полицейское государство.[6]2. Почему элиты России не видят предвестий социальных катастроф?

В мае 1862 г. всего год после отмены крепостного права, в Петербурге и больших провинциальных городах появилась прокламация, озаглавленная «Молодая Россия».[7] Она начиналась словами: «Россия вступает в революционный период своего существования». Призывая революцию, «кровавую и неумолимую», идейные  предшественники радикал-революционеров начала ХХ в., писали: «Мы не страшимся ее, хотя и знаем, что прольется река крови, что погибнут, может быть, и невинные жертвы… Мы не испугаемся, если увидим, что для ниспровержения современного порядка приходится пролить втрое больше крови, чем пролито якобинцами в 1790-х годах… Скоро, скоро наступит день, когда мы распустим…знамя будущего, знамя красное и с громким криком: «Да здравствует социальная и демократическая республика русская!», – двинемся на Зимний дворец, истреблять живущих там… Мы издадим один крик: «В топоры!», и тогда, кто будет не с нами, тот будет против, кто против, тот наш враг, а врагов следует истреблять всеми способами… На сколько областей распадется земля русская – этого мы не знаем. Начнется война, потребуются рекруты, произведутся займы и Россия дойдет до банкротства. Тут-то и вспыхнет восстание, для которого будет достаточно незначительного повода!».

Текст прокламации содержит, едва ли не все, основные концептуальные положения грядущего  большевизма. Его исторические предшественники отчетливо сформулировали важнейшие элементы революционной стратегии, включая беспощадный террор, истребление правящей династии, войну, как основную предпосылку восстания, реки крови, распад России.

История засвидетельствовала: программа «Молодой России» была  грозным предостережением властям и образованному обществу России, свидетельствуя о назревании острейшего исторического вызова и политического кризиса. Однако, этот  вызов практически не был замечен и, тем более, должным образом осмыслен. Общество не осознавало зарождавшихся на его глазах предпосылок надвигавшейся социальной катастрофы и ничего не предприняло для ее предотвращения. Исторический финал известен – имперская государственность рухнула; в горниле гражданского конфликта погибли миллионы.

Прошло сто лет. В 1970-е годы, в обстановке политической стабильности, под широковещательные и самодовольные разглагольствования околовластных «обществоведов» о неизбежно-грядущем коммунизме, Советский Союз уверенной поступью шел, как оказалось, навстречу «крупнейшей геополитической катастрофе ХХ века». Действительно, не поддается воображению: вторая сверхдержава распалась в условиях мирного времени, в отсутствии критически-значимых внешних угроз, защищенная мощнейшим ракетно-ядерным потенциалом и обладая всей полнотой государственного суверенитета.

На протяжении послевоенных десятилетий в создание систем отражения внешних угроз были вложены колоссальные ресурсы. Согласно оценкам руководителя Центра международной безопасности ИМЭМО РАН, чл-корр. РАН А.Арбатова, к концу своего существования СССР имел «четырехмиллионную армию… арсенал в 30 с лишним тысяч единиц ядерного оружия, более 2 тыс. стратегический ракет, 60 тыс. танков и почти 200 атомных подводных лодок (что было больше, чем у всего остального мира вместе взятого)».[8]

При этом в расчет совершенно не принимались внутренние проблемы и угрозы безопасности. К их отражению не готовились. Более того, правящая элита эти проблемы старательно игнорировала, требуя того же от российских ученых. Основная масса населения вновь, как и столетие назад, не осознавала надвигавшейся катастрофы. Исторический результат тождественен – советская государственность рухнула. В локальных конфликтах на постсоветском пространстве погибли сотни тысяч человек.

Обращает внимание: Российской империей управляли представители привилегированных групп общества; Советским Союзом – выходцы из внеэлитных слоев общества. Однако, тождество исторического результата –  распад государства, свидетельствует о едином социокультурном базисе обоих общественно-исторических проектов. Периодические крушения российской государственности – дважды в одном лишь ХХ в.– свидетельствуют о низком качестве стратегического национально-государственного управления и вынуждают задуматься о причинах последовательного сокращения жизненного цикла каждой следующей версии государства. Жизненный цикл Российской империи – 300 лет. Существование СССР ограничилось всего 74 г., и с момента его распада 20 лет уже прошло.

3. Какие процессы идут в постсоветской России?

Формирование социально-психологических установок (коллективных представлений) теснейшим образом связано с материально-ресурсной обеспеченностью и экономической независимостью членов социума. Российская «элита» существует в условиях избыточной материально-ресурсной обеспеченности; массовые слои в условиях ее крайней недостаточности.  В этих слоях фиксируются противоположные процессы социально-психологической самоорганизации.  Результаты модельных исследований, проведенных в ИПМ РАН свидетельствуют: идет прогрессирующий процесс разъединения общества на две социальные страты, отличающиеся не только уровнем доходов, но, что гораздо важнее – самим типом мышления. Эти страты все менее и менее способны понять друг друга, что сокращает возможность общенационального согласия. Современная ситуация в РФ напоминает послепетровскую Россию. Отчуждение привилегированных групп общества привело к полному размежеванию дворянского и крестьянского миров и к социальному взрыву начала ХХ в.[9]

Для оценки макросоциальных стратегий основных социальных групп российского общества, может быть использован параметр «социальное качество». Под социальным качеством понимается способность больших групп общества вносить вклад в его выживание, развитие, а потому и благополучие.

Анализ интегральных показателей этого параметра свидетельствует: макросоциальные стратегии основных групп современного российского общества вновь  направлены на его дезорганизацию, а потому и дезинтеграцию. 

Для бизнес-элит, в качестве  интегрального показателя социального качества принят массированный вывоз капитала из России в условиях предельной изношенности ее инфраструктуры и основных фондов. Кумулятивный вывоз капитала уже на рубеже 2000 г. оценивался почти в 1 трлн. долл.[10]

Массовые слои общества характеризует критически низкий уровень взаимного межличностного доверия – всего 24 %, при среднеевропейском уровне доверия 80 – 85 %.[11]  Это порождает политическую беспомощность – более 90 % россиян заявляют о том, что не могут влиять на решения властей, – и влечет отказ от политической ответственности за судьбу России – порядка 80 % респондентов снимают с себя ответственность за происходящее в стране.[12]

Интеллигенция России также не продемонстрировала необходимой политической культуры и способности действовать солидарно, чтобы блокировать разрушительные антисоциальные реформы и навязать правящей бюрократии политику национального развития. Более того, стремясь сохранить элементарно приемлемый уровень жизни и не в силах противостоять аморализму, транслируемому с верхних этажей социальной пирамиды, интеллигенция встала на путь негативной адаптации. Об этом свидетельствуют поборы в средней школе, в системе медицинского обслуживания, коррупция в судах и даже в высшей школе.

Отечественную бюрократию чрезвычайно выразительно характеризует масштаб коррупции, оцененный экспертами Генпрокуратуры, а затем и Совета Федерации в 240 млрд. долл. в год, что сопоставимо с доходами федерального бюджета.[13] Погромы и массовые беспорядки в Кондопоге  летом 2006 г. наглядно продемонстрировали: мздоимство чиновников исполнительных и правоохранительных органов ведет к распаду государственной власти. Если соотнести происшедшее в этом городке с данными прокуратуры, станет очевидно: причины событий в Кондопоге тиражируются на общенациональный уровень. И нет никаких оснований ожидать, что последствия будут иными.[14] Продажность государственного аппарата и национальные интересы России несовместны.

4. Провал социогуманитарного знания

Вышеизложенное свидетельствует о правоте классика: «отечественная история не учит ничему» и российское общество продолжает движение все по той же исторически бесперспективной колее.  Что тому причиной?  Ограниченная рациональность российской социо-гуманитарной интеллигенции.

Сошлюсь на известного социолога, академика Г.Осипова. Анализируя истоки системного кризиса России, он пишет: «К сожалению, российская социальная наука… оказалась не на высоте… Социальная наука: фальсифицирует прошлое (главным образом, историю);  мифологизирует настоящее (понуждает людей действовать во имя реализации несбыточных мифов, будь то сплошная коллективизация или сплошная приватизация, тотальное планирование или абсолютно свободный рынок); мистифицирует будущее (призывает жертвовать счастьем и нормальными условиями жизни ныне живущих во имя «построения» утопического счастливого будущего для отдаленных поколений)».[15]

Результаты массовой, в течение многих десятилетий, дерационализации национального сознания внушительны и печальны. Директор ИС РАН, чл.-корр. РАН Горшков утверждает: «Если модернизация в форме индустриализации 1930 – 1960 гг.  вывела СССР в число наиболее промышленно развитых стран, то социокультурная модернизация отстала от экономической – на целый век. В итоге,  в 70-е – начале 80-х гг. «захлебнулась» и технико-технологическая модернизация. Выполненные исследования свидетельствуют: среди населения современной России последовательные традиционалисты и тяготеющие к ним по большинству значимых ценностных ориентаций, составляют порядка  73 – 75 %».[16]

5. Сознание подданных

В российском обществе идут мощные процессы социального воспроизводства подданных. Память поколений о государственных репрессиях и стремление уберечь подрастающее поколение на случай ужесточения политического режима, – причина того, что лишь в 1 % современных российских семей считают важным воспитывать у детей демократические ценности, а формировать гражданственность и убеждения – менее чем в 7 % семей.[17]  Тем самым  массово  воспроизводятся такие характеристики человеческого потенциала,  которые препятствуют инновационно-демократической модернизации.

Известно: образ мысли определяет образ действий; массовый образ мысли определяет массовый образ действий. Народ живет так, как научился мыслить. Инновационно-демократическая модернизация нереальна без модернизации массового сознания. Но, для этого требуется немалое историческое время. Есть ли оно у России? Неочевидно. У Советского Союза его не хватило.

В связи с ограниченностью исторического времени целесообразно сосредоточиться на подготовке высокоинтеллектуальной и национально-ответственной элиты. За последние годы в адрес правящей элиты России слова доброго не было сказано ни на одной конференции или круглом столе. Но, вся она, поголовно, воспитана отечественной системой образования и, прежде всего, российской высшей школой. Мы несем ответственность за то, какую элиту продуцируют российские университеты. И потому, носители социо-гуманитарного знания,  обязаны насыщать свои университетские курсы актуальной общественно-политической проблематикой.

Недаром еще Сперанский утверждал: «Самые благотворные усилия политических перемен нередко сопровождаемы неудачами, когда образование гражданское не предуготовило к ним разум».  За прошедшие 200 лет мы не слишком преуспели. И потому, задача воспитания гражданственности – важнейший приоритет российской высшей школы. Система образования обязана воспитывать Граждан, а не подданных. Но, по данным социометрии, порядка 80 % выпускников российских ВУЗов – политически апатичны.[18] Однако исторический опыт свидетельствует: политическая апатия – это отложенная социальная агрессия.

6. Воспроизводство средневековых институттов

Положение существенно осложняется тем, что российское общество, в своем историческом движении, столкнулось с фундаментальной проблемой социального воспроизводства средневековых институтов.[19] При всех масштабных трансформациях последних 300 лет, в России неизменно воспроизводились и продолжают воспроизводиться:

– Социокультурный раскол – глубокие, часто непримиримые различия в ценностях, идеалах, коллективных предпочтениях, образах желаемого будущего, путях и способах достижения этого будущего,  породивший в ХХ в. такие формы национального самоистребления, как гражданская война, раскулачивание, гладомор, государственный террор.

Раскол продолжает свое существование и в начале XXI в.: в виде кричащей и продолжающей расти имущественной поляризации; решений судов, за редким исключением выносимых в пользу власть предержащих; глубоких социально-экономических различий регионов, а потому и различий жизненных шансов их жителей; аномально высокого уровня взаимного недоверия россиян; межэтнической напряженности; тлеющих межконфессиональных противоречий;  острого отчуждения населения от власти;  глубоких различий в уровне политической культуры урбанизированной части общества и его провинциальной, аграрной периферии; очевидных различий в неформальных, культурных нормах коренного населения и мигрантов; поощряемой властями православной клерикализации многоконфесионального общества…  Воспроизводство социокультурного раскола[20]  сохраняет предпосылки для нового старта механизмов национального самоистребления в случае, если ощутимо просядет эффективность систем массового жизнеобеспечения в результате падения цен мирового рынка на энергоносители;[21]

– Архаичная, в своей основе система ценностей, присущая сознанию традиционализма, наиболее яркое проявление которого – массовый правовой (политико-правовой) нигилизм;

– Массовый тип подданного – «а.а..башмачкина» – беспомощного, бесправного, социально-некомпетентного маленького человека; социального изолянта, – порождающего глубоко атомизированное общество;

– Неправовая, авторитарная государственность, не обеспечивающая в условиях XXI в. национальное развитие, а потому и межгосударственную конкурентоспособность России;

– Предельно коррумпированная, своекорыстная, неконтролируемая обществом, и потому всевластная бюрократия;

– Механизмы порождения собственности, прежде всего крупнейшей собственности,  непосредственно властью, путем раздачи государственных, общенациональных имуществ в частное владение;

– Зависимый суд, неспособный противостоять давлению власти, обслуживающий интересы власти и манипулируемый ею; суд, действующий по старомосковской формуле: «власть указала и суд присудил»;

– В качестве доминирующего фактора урегулирования конфликтов, как и во времена «Русской правды», все еще выступает принцип силы, а не принцип права.

Средневековые институты оказывают определяющее влияние на траекторию исторического движения российского социума, препятствуя его восходящему, поступательному развитию. А их неизбывное воспроизводство свидетельствует о недостаточной эффективности системы социо-гуманитарного образования, как важнейшего механизма рационализации общественного сознания, а потому и совершенствования социально-властных отношений. Эту фундаментальную проблему – неизбежно предстоит решать в ходе предстоящей национальной инновационно-демократической модернизации. Способна ли справиться ли с этой исторической задачей российская система образования?

Опасность заключается в том, что многоосновный (многосоставный) социокультурный раскол, постоянно воспроизводимый в течение столетий в российском обществе, демонстрирует   отсутствие базового консенсуса:

– по основополагающим ценностям;

– общенациональным перспективам;

– а также стратегиям и путям их достижения.

В обществе, существующем как вынужденное сожительство враждебных укладов (Ключевский), при отсутствии эффективных политико-правовых институтов сглаживания социальных противоречий, в ситуации острого дефицита жизненных ресурсов большинства населения, процессы самоистребления возникают с высокой вероятностью.

В таком обществе, ввиду базовых противоречий, крайне затруднены совместные действия. Отсутствие единодушия замещает государственное авторитарное принуждение (И.Яковенко), для реализации которого «элиты» и создают авторитарный режим.

Реалии России свидетельствуют: в стадиально-расколотом обществе, обществе низкой политической культуры, не освоившем идею права, как цивилизующую социо-культурную инновацию, создание столь необходимых  политико-правовых институтов маловероятно в порядке низовой самоорганизации и требует целенаправленных, солидарных усилий политических и интеллектуальных элит.