Принудительно-освободительная. 75 лет назад СССР развязал войну против Финляндии

817

Чтобы вести артиллерийский огонь, советские солдаты должны были прорубывать в финских лесах просеки длиной до 200 м. Красноармейцам внушили, что они идут освобождать соседний народ от капиталистов. Но цветами освободителей никто не встречал.

Олег Шама

75 лет назад СССР развязал войну против ФинляндииВ августе 1939 года Советский Союз и Германия поделили Восточную Европу. По договору, подписанному Вячеславом Молотовым и Иоахимом Риббентропом – министрами иностранных дел обеих стран, союзники не только разделили между собой Польшу. Страны Прибалтики и Финляндия, например, оказались в так называемой зоне влияния СССР.

Позже, принудив Литву, Латвию и Эстонию подписать с Союзом договоры о ненападении, Кремль расположил на их территориях свои военные базы. В итоге прибалтийские государства, по сути, оказались аннексированы своим коммунистическим соседом.

Однако с Финляндией этот сценарий не сработал. Финны хотели сохранять нейтралитет во вспыхнувшей мировой войне, и присутствие советских войск на их землях с этим никак не вязалось.

Однако Москва не собиралась отступать. Кремль в конце 1930‑х мало чем отличался от нынешнего в том смысле, что искал “обоснования” для своих агрессивных действий в отношении соседей. Вот и тогда московские коммунисты решили, что, с точки зрения их понимания исторической справедливости, Финляндия должна подчиняться Союзу. Ведь с 1809 по 1917 год она была в составе Российской империи. Император Александр I отвоевал ее у Швеции в наказание за то, что Стокгольм не поддержал экономической блокады Англии во время наполеоновских войн – как раз в те несколько лет, когда Россия была союзницей Франции. Потом, после большевистского переворота в Петрограде, финны провозгласили независимость. В последовавшей затем тяжелой гражданской войне финские коммунисты потерпели поражение, их организации были запрещены в стране, а наиболее пылкие приверженцы большевизма эмигрировали в СССР. Финляндия стала независимым государством, но одновременно попала в кремлевские списки народов, которые необходимо было освобождать от капиталистов-угнетателей.

Вначале Кремль попытался развязать финский узел дипломатическим путем. Более года шли переговоры между Москвой и Хельсинки. Страна Советов требовала от своей капиталистической соседки отдать ей в аренду на 30 лет остров Ханко вблизи финской столицы и остров Рыбачий в Баренцевом море, а главное – отодвинуть на 60 км от Ленинграда границу на Карельском перешейке. Последний пункт стал еще и мощным оружием внутренней пропаганды – власти стращали советских граждан информацией о том, что передовой рубеж капитализма находится всего в 20 км от города Ленина, колыбели большевистской революции. “На расстоянии пушечного выстрела”,– писали тогда советские газеты.

Но финны упорствовали, и последний этап переговоров, пришедшийся на октябрь 1939 года, был провален.

Финская делегация покинула Москву, а 3 ноября Ленинградский военный округ был приведен в полную боевую готовность.

Подарок вождю

Повод к войне организовал спецотряд НКВД. 26 ноября со стороны финской границы у деревни Майнила раздались семь минометных выстрелов. Советское руководство тотчас сообщило о четырех убитых и девяти раненых красноармейцах. Финское военное командование предложило провести расследование случившегося. Однако в Москве не захотели в чем‑либо разбираться, а вручили финскому послу ноту протеста и разорвали дипломатические отношения.

Через четыре дня, 30 ноября, самолеты с красными звездами сбросили 600 бомб на Хельсинки. Город охватил пожар. Погиб 91 мирный житель.

В тот день 72‑летний маршал Карл Густав Маннергейм по обыкновению завтракал в хельсинкском ресторане Савойя. Услышав первые взрывы, маршал сразу отправился в президентский дворец. По прибытии он сходу получил полномочия главнокомандующего.

Маннергейм был старым воякой, много лет служившим в российской императорской армии. В 1917 году он вернулся на родину, где под его руководством был подавлен коммунистический мятеж. Швед, родившийся в Финляндии, он даже не говорил на финском, но был народным любимцем. Население о маршале отзывалось лестно: “В Хельсинки – правительство, а в Финляндии – Маннергейм”.

Несмотря на возраст, старый маршал вновь взялся за дело.

Вопреки кремлевской пропаганде, финны совсем не готовились к войне. Их армия состояла всего из 30 тыс. солдат и офицеров. Целых два десятилетия, начиная с 1920‑х, Финляндия, как и многие другие страны Европы, уверовав в созданную тогда Лигу Наций, последовательно сокращала военные расходы, надеясь на новую систему международной безопасности.

Однако претензии СССР настолько возмутили население страны, что в ополчение повалили добровольцы, среди которых были даже сторонники коммунистических идей. Маннергейм писал в мемуарах: “Листовки, которые вместе с бомбами разбрасывались [советскими самолетами] над столицей и обещали “испытывающему голод народу Финляндии хлеб”, не могли вызвать ничего, кроме смеха. По сути, эта пропаганда только укрепляла наш внутренний фронт”.

Финны выставили против советской группировки, насчитывавшей 500 тыс. человек, свое 260‑тысячное войско. Они имели в боевом состоянии всего 30 танков против 2 тыс. советских и чуть более 100 самолетов против 2,5 тыс. краснозвездных авиамашин. Вооружаться финской пехоте пришлось в основном сохранившимися еще с царских времен винтовками Мосина. Большинство солдат прибывали на фронт без формы – ее просто не было. Но это никого не остановило – финны услышали призыв Маннергейма: “Мы воюем за свой дом, веру и отчизну”.

Противник сражался за иное. Советское руководство сформулировало свою задачу так: “Освободим финский народ от гнета капиталистов”. СССР планировал занять Финляндию за три недели, к 21 декабря – дню рождения вождя народов Иосифа Сталина.

Уже через несколько дней войны, с первыми захваченными финскими деревнями руководству Красной армии стало понятно, что “освобождать” некого.

В донесениях, которые готовили спецслужбы о настроениях солдат на фронте, можно прочесть такие пересказы разговоров бойцов: “Красноармеец Харитонов: “Ведя борьбу за освобождение финского народа, его мы не видели. По внутренней отделке домов видно, что финский народ жил богаче, лучше, чем наши колхозники. Зачем мешать их самостоятельности?” Красноармеец Курицин: “Зачем мы освобождаем финнов? Они и так хорошо живут”.

Не встретили же советские солдаты “угнетенных” финских крестьян потому, что те восприняли буквально рекомендации своего правительства покинуть приграничную территорию. Многие к тому же сжигали свои дома, чтобы они не достались врагу.

На второй день войны, 1 декабря, советская пресса сообщила, что в “освобожденном” дачном поселке Терийоки приступило к работе правительство новой Финляндии. Его возглавил Отто Куусинен, финский коммунист, которого Маннергейм называл одним из руководителей большевистского мятежа 1918 года. На следующий день этот лидер подписал договор о взаимопомощи и дружбе с Советским Союзом, тем самым “легализовав” агрессию Кремля.

Миссии Куусинена предшествовала некоторая подготовительная работа. Еще в октябре 1939‑го СССР в строжайшей секретности начал создавать Финскую Народную Армию (ФНА), набирая туда советских финнов, а также этнически близких к ним карелов. Это формирование должно было стать своеобразной визиткой советской Финляндии и пройти на победном параде в Хельсинки. Поэтому в последующих боях “народоармейцы” участия практически не принимали. Да и армии особой не вышло – набралось чуть более тысячи солдат-финнов и карелов из числа советских граждан. А из пленных вступать в ее ряды не пожелал никто. И потому ряды ФНА пополнили белорусами. Тогда военные в СССР тихо шутили: “На финские мины пойдут минские финны”.

Спасительный рубеж

Уже с самого начала война, которая виделась Кремлю несложной кампанией, превратилась в кошмар. Произошло это, как только наступающие натолкнулись на ошеломившее их рукотворное препятствие.

От Финского залива до Ладожского озера, в 50 км от реки Сестра, которая служила границей между СССР и Финляндией, начинались несколько линий хорошо замаскированных дотов. Строительство укреплений длиной в 140 км начал еще в 1920‑х еще один бывший офицер русской армии – Оскар Энкель, тогдашний начальник финского генштаба, действовавший под руководством все того же Маннергейма. Уже после войны, чтобы оправдать огромные потери, советская пропаганда назвала оборонные сооружения линией Маннергейма и всячески подчеркивала ее мощь и неприступность. На самом деле финны не возвели чего‑то грандиозного, а всего лишь мастерски использовали ландшафт для того, чтобы спрятать в лесах и каменистых холмах огневые точки, и хорошо пристреляли их в местах возможного вторжения врага. На равнинных участках в несколько рядов выложили куски гранитных скал – это должно было помешать танкам противника.

Самыми инновационными для финской обороны были десять так называемых дотов-миллионников – на строительство каждого правительство выделило по 1 млн марок. Вместе с содержанием армии они “съели” четверть бюджета государства. Доты уходили на 10‑метровую глубину. На их нижних уровнях находились казармы и прочие вспомогательные помещения. Когда эти укрепления красноармейцы все же заняли, они были поражены, что на боевом объекте имелось центральное отопление и электричество. Но таких двух-трехуровневых дотов было всего десять – основу линии составили обычные полевые укрепления.

Тайны из этой “стройки века” финны не делали – можно было, например, свободно фотографироваться на фоне возводимых объектов. Поэтому уже к 1937 году у высшего советского руководства имелся достаточно подробный атлас этих оборонных сооружений. Однако с ним не ознакомили командиров, которым предстояло брать линию. Расплата за безрассудство не заставила себя долго ждать.

Первые атаки на полосу укреплений Красная армия провела без какой‑либо разведки – настолько Кремль был уверен в успешной молниеносности войны.

Советские маршалы вообще считали, что долго бои не продлятся и потому, начав кампанию зимой, не удосужились обмундировать солдат по погоде. В морозы на тепло одетых финнов советские бойцы шли в кирзовых сапогах, обмотанных ветошью, в тонких шинелях и буденовках. Реки форсировали чаще всего с помощью надувных лодок, которые лопались от одной пули, оставляя “освободителей” в декабрьской воде.

В результате шапкозакидательских настроений, плохой организации командования и снабжения советских войск слабо укрепленная линия на несколько месяцев стала для Красной армии непреодолимой. Сыграла свою роль и высокая мотивация финнов – они героически защищались. Как позже написал об этом сам Маннергейм: “Прочность [линии] являлась результатом стойкости и мужества наших солдат, а никак не результатом мощности сооружений”.

Лучшим доказательством этого служила ситуация на других участках фронта, где никаких линий Маннергейма не было. Речь о среднем отрезке советско-финской границы, севернее Карельского перешейка. Там на ключевой финский город Суомуссалве в начале декабря выдвинулась 163‑я стрелковая дивизия Красной армии. Ее части шли по узкой дороге, на которой колонна войск растянулась на десятки километров. Немногочисленные финские отряды со скромным вооружением, но на лыжах и со знанием местности, раздробили дивизию и стали целенаправленно ее уничтожать. Кому из красноармейцев не посчастливилось погибнуть от пуль, пришлось умирать от холода и голода – несмотря на то, что грузовики с хлебом и тушенкой были в колонне, советские солдаты боялись выходить из импровизированных убежищ под угрозой огня со стороны финских снайперов и замерзали. К своим дивизия вышла без трети личного состава и лишившись почти всей техники и тяжелого вооружения.

На подмогу попавшим в “котел” командование отправило стоявшую в Житомире 44‑ю дивизию генерала Алексея Виноградова. Ее судьба оказалась еще хуже – финны отрезали и почти полностью уничтожили формирование. После того как комдив вывел выживших солдат из окружения, его расстреляли за трусость и невыполнение приказа перед строем личного состава.

Судьбу Виноградова разделил и Григорий Кондрашев, командир 18‑й дивизии, попавшей в окружение южнее, под карельским поселком Леметти.

Командование не позволяло части отступать. О том, что происходило в “котле”, можно судить по шифрограммам, отправленным комдивом в штаб в январе-феврале 1940 года. “Держались на лошадях. Теперь их нет – поели. Самолеты сбрасывают мало и нерегулярно. Продуктов нет, истощены. Бросили соль, но она рассыпалась. Народ истощен. Надо бросать сухари, концентраты, соль. Примите меры”. “Почему морите голодом? Дайте продуктов. Помогайте, выручайте, иначе погибнем все”. “Вы нас все время уговариваете, как маленьких детей. Обидно погибать, когда рядом стоит такая большая армия. Требуем немедленного разрешения на выход. Если это разрешение не будет дано, мы примем его сами или примут его красноармейцы”. Вскоре комдив таки решился на прорыв. Части пошли двумя колоннами, одну из которых финны полностью разбили. Вторая – около 1,2 тыс. человек – добралась до своих. Это все, что осталось от 15‑тысячной группировки.

Кондрашев тоже вышел, и его расстреляли за “изменнические действия, повлекшие тяжелые последствия”.

Цена победы

В середине февраля 1940‑го советским войскам удалось все‑таки прорвать линию Маннергейма и выйти к Выборгу, второму по значимости финскому городу. Путь на Хельсинки был открыт. Финское правительство попросило мира. В ночь на 13 марта его подписали в Москве на условиях СССР. Финляндия потеряла десятую часть своей территории, на которой находилась и линия Маннергейма.

За 105 дней войны советские войска потеряли 126 тыс. только убитыми. Финны – 25 тыс., что для страны, имевшей тогда население немногим более 3 млн человек, было серьезным уроном.

Война показала и отношение к погибшим с двух сторон. В первые дни боев Маннергейм распорядился: “Каждого погибшего солдата хоронить с воинскими почестями по месту призыва на специально выделенных для этого участках”. А вот приказ Андрея Жданова, руководителя Ленинградского обкома партии: “Категорически запрещается сообщать родственникам погибших военнослужащих о гибели их близких. Денежные переводы отправлять обратно от имени погибших”.

Сейчас многие финские и российские историки сходятся на том, что, если бы не упрямство Сталина в той войне, Финляндия не стала бы союзником Германии, когда та начала войну с СССР. Из-за агрессии против финнов Союз исключили из Лиги Наций, и он получил репутацию агрессора.

По-другому могла бы сложиться и судьба Ленинграда, полмиллиона жителей которого погибли от голода в блокаду, которую с севера обеспечивали именно финские войска.

Источник: Журнал «Новое время»

 

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *